Дмитрий Билозерчев: "В России моя помощь никому не нужна"
СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ
В этом году ему 50 и уже почти половину своей жизни он живет в США, куда уехал в январе 1994-го скорее от отчаяния. От невозможности создать собственный гимнастический международный центр, в котором мечтал собрать всех величайших гимнастов распавшегося СССР. Осел Билозерчев тогда в Портленде, неподалеку от Сиэтла, открыл свой клуб, стал работать. Потом как-то и вовсе пропал из поля зрения. С момента нашего с ним последнего разговора прошло почти 19 лет...
ТРЕНЕРСКАЯ РЕПУТАЦИЯ У МЕНЯ ОЧЕНЬ ВЫСОКАЯ
На телефонный звонок Дмитрий ответил, находясь в Ирландии. Сразу пояснил:
– Я здесь по приглашению одного из гимнастических клубов Дублина. Провожу двухнедельный семинар.
– А кто занимается в Портленде вашим клубом?
– Так клуба давно уже нет, я его продал. Дело в том, что незадолго до Олимпийских игр в Афинах мне предложили довольно интересный пятилетний контракт в университете Огайо. Вот мы с женой и приняли такое решение. Не стали продавать только дом, потому что знали, что вернемся обратно. В Огайо тогда при университете имелся очень неплохой гимнастический клуб, которому понадобился высококвалифицированный тренер. Кстати, один из наших парней стал в Афинах олимпийским чемпионом.
– Кто именно?
– Пол Хэм – он выиграл многоборье и стал вторым на перекладине. Я тренировал его и его брата-близнеца Моргана, который тоже был в той олимпийской команде и получил командное серебро. Несколько лет спустя еще один мой студент, Радж Бхавсар, выступал в составе американской сборной на Играх в Пекине и выиграл бронзу. Но после тех Игр мой контракт закончился, и мы вернулись обратно в Орегон. Собственный зал я открывать уже не стал. Не хотелось все заново с нуля начинать. К тому же у меня в то время довольно серьезно тренировался сын.
– Алексей подавал, насколько знаю, большие надежды.
– Да. Был чемпионом США в молодежном первенстве, выступал на Панамериканских играх. А в 2012-м не попал в олимпийскую сборную – остался запасным, хотя еще за год до тех игр обыгрывал абсолютно всех парней, которые вошли в сборную. Вот и не захотел продолжать тренироваться еще четыре года – уехал в Лос-Анджелес.
– Не пытались отговорить сына от ухода из гимнастики?
– Не видел смысла. В Америке всегда существовала определенная политика, которая не очень позволяла слишком высоко подняться не "своим" спортсменам. До молодежного уровня – ради бога. А вот выше уже проблематично – не подпускают. То же самое касается тренеров. Всех устраивает, когда высококлассный иностранный специалист консультирует или работает на вторых ролях в клубе. Но стать тренером сборной для иностранца почти невозможно.
Глядя на все это со стороны на протяжении многих лет, я, собственно, и пришел к решению не иметь личных спортсменов, а заняться консультационной деятельностью.
– Приглашений получаете много?
– Очень. Тренерская репутация у меня в Америке очень высокая, резюме есть и в Международной федерации гимнастики, все знают, что я много лет успешно работал и с мальчиками, и с девочками, в том числе с теми, кто в разное время выступал на Олимпийских играх. Та же Карли Паттерсон, например, начинала у нас в зале в Портленде, потом мы передали ее Александру Александрову, и уже от него она попала в гимнастическую академию Валерия Люкина к Евгению Марченко и стала у него в 2004-м олимпийской чемпионкой.
Сейчас моя работа сводится в основном к тому, чтобы поставить тому или иному спортсмену базовую подготовку, составить комбинации, подсказать тренеру, на что нужно обращать особое внимание. В последнее время я много работаю с чужими спортсменами, тренеры которых вынуждены уезжать на тот или иной сбор или соревнования. Или, бывает, основной тренер просто не справляется с количеством спортсменов и нужна помощь. Значит, еду и помогаю.
– Как-то у меня совсем не укладывается в голове, что вы с вашими былыми амбициями перестали стремиться к личному результату и смирились с тем, что под вашей работой подписывается кто-то другой.
– Просто за много лет привык к этому. Когда Алешка закончил тренироваться, я, разумеется, стал думать, что делать дальше. Позвонил в Россию Андрею Родионенко, сказал, что если могу чем-то помочь, с удовольствием поработал бы в сборной. Родионенко меня выслушал, сказал: "Да, конечно, я обязательно тебе позвоню". На этом все и кончилось. Я же, соответственно, сделал вывод, что в России моя помощь никому не нужна.
А в Америке спрос по-прежнему велик. Желающих много, постоянно приходится куда-то ездить, в том числе и за границу. Очень много работаю со сборными командами, и если говорить в общем, свое честолюбие я конечно же удовлетворил: не у всякого тренера спортсмены выступают на Олимпийских играх, да еще и завоевывают там медали.
– Когда вы сами в последний раз были на Олимпийских играх?
– Ученик выступал в Пекине в 2008 году.
– Я спрашиваю не про ученика.
– Сам я никуда никогда не ездил.
– А хотелось бы?
– Да в принципе незачем. Я знаю всех спортсменов, знаю все их комбинации, многие европейские гимнасты тренируются в Америке, с американской молодежной сборной я был на сборе в Японии, где одновременно с нами японская команда готовилась к Олимпиаде. Не говорю уже о том, что абсолютно все, что происходит в гимнастическом мире, можно найти в интернете. А просто так ехать на Олимпиаду туристом... У меня и времени-то на это нет, да и дорого. К тому же когда одни спортсмены едут на одни Игры, другие продолжают готовиться к следующим, и с ними тоже кто-то должен работать. Именно так я довольно часто работаю в Лос-Анджелесе в зале у Артура Акопяна. У него там только девочек занимается сорок человек. И конечно же всем им удобно, когда тренироваться приходится с человеком, которого они давно знают и который знает их. Так что от невозможности ездить зрителем на Игры я не страдаю.
– Кроме Акопяна вы с кем-то из своей прошлой спортивной жизни общаетесь?
– Почти со всеми. Со многими ребятами постоянно встречаемся на американских соревнованиях, в летних лагерях. У Виталия Щербо, например, есть хорошие гимнасты молодежного уровня, с которыми мы периодически пересекаемся на сборах в Колорадо-Спрингс. С Люкиным почти не вижусь – он человек занятой и постоянно в разъездах. Но с мужскими тренерами, которые работают у Валеры в зале, я контактирую очень плотно. Основной приток гимнастов в молодежную сборную обеспечивают сейчас именно они.
Консультационная работа популярна в Америке еще и потому, что тренеры здесь достаточно разобщены. А тренер не может и не должен быть один. Он должен перенимать чужой опыт, делиться своим. Но возможности часто собираться на сборах, как это в свое время было в СССР, здесь нет.
ЖИВУ НАЛАЖЕННОЙ ЖИЗНЬЮ, НО ЭТО МЕНЯ ТЯГОТИТ
– Я хорошо помню, как сильно вы мечтали о том, чтобы построить в Америке свой зал. Сколько усилий приложили к тому, чтобы этот зал стал нормально работать. Неужели не жалко было продавать?
- Конечно, жалко. В то же самое время мне было очень интересно попасть в систему университетского спорта, увидеть, как работают гимнастические клубы там. Мы все это хорошенько обсудили дома и приняли решение в общем-то единогласно. В этом отношении жена всегда была для меня ближайшим соратником и другом.
Пытаться во что бы то ни стало сохранить зал, жертвуя всем остальным, мы с Ольгой тоже не видели смысла. У нас ведь кроме Алешки еще две дочери. Алисе 18, она заканчивает второй курс в колледже – очень хорошо училась в школе и поступила туда на два года раньше, чем это принято в США. Машке восемь. Занимается балетом.
– В Портленде есть балетная школа?
– Целых две – русская и американская. Мы сначала отдали дочь в русскую, но через полгода забрали – не понравилось.
– Почему?
– Потому что за полгода ребенка не научили ни одной хореографической позиции. А вот в американской школе, как ни странно, оказались очень хорошие педагоги. Все те годы, что Алексей серьезно тренировался, я почти все свое время отдавал ему. И в зале, и дома. А вот когда он решил закончить со спортом и уехал, я вдруг понял, что жизнь не может состоять из одной гимнастики. Что она гораздо шире и очень скоротечна. И что главное в ней – семья и близкие.
Безусловно, есть люди, которые готовы проводить в зале по двадцать часов, есть владельцы клубов, которые точно так же чуть ли не круглосуточно привязаны к своему бизнесу, но я не из их числа. Возможно, как раз потому, что все это в той или иной степени уже прошел. И совершенно сознательно решил проводить больше времени со своими детьми. Им я нужен гораздо больше, чем спортсменам.
– Чем было продиктовано ваше желание вернуться в Россию? Действительно хотели бы поработать в российской гимнастике?
– Как бы тут объяснить... С одной стороны, гимнастика – это то, в чем я разбираюсь наиболее хорошо. Опыт в этом отношении я в Америке получил огромный. Здесь ведь все приходится делать самому. Я и занимался всем, когда у меня был свой зал. Организацией зала, организацией работы тренеров, составлением тренировочных программ, бюджетом. В Америке очень сложно пробиться – все это я тоже испытал на своей шкуре. Считаю, что в мужской гимнастике я для этой страны сделал очень многое. Но затевать новый зал, как я уже сказал, не вижу смысла: на это мне уже просто может не хватить сил. А сделать что-то большое и не для кого-нибудь, а для своей страны, все-таки еще хочется. Поработать с национальной сборной, например. Я абсолютно уверен в том, что мог бы помочь. Но это зависит не от меня.
Понятно, что в России сейчас непросто, но то, что сейчас происходит в нашей стране, привлекает меня все-таки больше, чем жизнь в США. Мне не нравится американское образование, уровень медицины с каждым годом тоже падает, как и квалификация людей в самых разных сферах, в общем, проблем очень много. Да, я востребован, живу давно налаженной жизнью, но все это меня тяготит.
– Вас не пугает даже тот факт, что в случае переезда детей придется насильственно вырывать из американской жизни?
– Наша семья очень далека от типичных американских семей. Дети воспитаны иначе, думают иначе, прекрасно говорят по-русски, Алиса вообще собирается сейчас на месяц поехать по студенческому обмену в Москву, гражданство мы сохранили российское. Хотя как тренер я, наверное, в России совсем неизвестен. Наверное, вообще уже немногие помнят, что был такой гимнаст.
– Ну почему же? И помнят, и интересуются, и переживают. Кстати, это правда, что на каком-то из начальных этапов своей американской жизни вы испытывали проблемы с алкоголем?
– Все свои проблемы с алкоголем я решил в 25 лет. Сейчас мне почти 50. Вот бросить курить не могу. Не получается.
АРКАЕВ БЫЛ ДЛЯ НАС КАРАБАСОМ-БАРАБАСОМ
- Выступления нынешних российских сборных вызывают у вас какие-то эмоции?
– Некоторые вещи мне кажутся странными. Например, я не понимаю, как можно не задумываться об элементарных вещах. Понятно, что пять раз подряд выиграть в многоборье чемпионат мира, как выиграл Кохей Учимура, может только великий гимнаст. В этом виде программы у него просто нет конкуренции. Но в остальном-то можно выигрывать у кого угодно. Просто тренироваться для этого нужно совершенно иначе.
– Хотите сказать, что русские гимнасты мало работают?
– Нет. Работают они много. Но работать можно по-разному. Можно штангу таскать с утра до вечера, можно землю целый день копать и стать заслуженным землекопом. Но нас, хотим мы того или нет, определяют по одному-единственному критерию: по тому, как мы выполняем на помосте свои комбинации. Для того чтобы комбинация выглядела хорошо, легко, была сложной и оценивалась с минимальными сбавками, нужно эту комбинацию соответственным образом натренировать. Оценки ставят именно за это. А не за то, что ты вышел на помост и попер на снаряд как танк, с мыслью – только не упасть. От этого и падаешь зачастую, да и выглядишь тоже как танк. Нет легкости. А это говорит о том, что количество комбинаций, которое спортсмены делают на тренировках, слишком мало.
Я просто знаю все цифры: сколько комбинаций гимнасты делают в Китае, в Японии, в США, в России. Если у нас это количество в три раза меньше, чем у гимнастов ведущих стран, и даже такую работу спортсмены считают тяжелой, то о чем мы вообще говорим? Российские гимнасты в этом отношении даже к аркаевским тренировочным цифрам не могут приблизиться. К той работе, что тридцать лет назад выполняли в сборной мы. И спросить ведь не у кого – все люди, которые знали, как надо работать, давно либо отошли от спорта, либо уехали из России. Тот же Родионенко может быть прекрасным руководителем. Но когда он в последний раз с настоящей мужской гимнастикой дело имел?
– Почему-то вспомнила Леонида Аркаева, которого, работая в сборной под его началом, все вы воспринимали как Карабаса-Барабаса.
– Так он и был для нас Карабасом-Барабасом. Просто со временем на многое начинаешь смотреть иначе. Аркаев был очень жестким человеком. Наверное, можно было в каких-то ситуациях быть помягче. Где-то поберечь спортсменов, дать им возможность немножко поумнеть, найти к ним немножко другой подход. Хотя кто знает: будь Аркаев помягче, добились бы мы таких результатов?
Я вот смотрю, например, на американскую гимнастику и вижу, что в ней вообще нет личностей такого масштаба – способных создать столь мощную гимнастическую машину и добиться от нее бесперебойной работы. В этом плане Аркаев – великий человек. Я получил огромнейший спортивный опыт, работая с ним. И очень ему за это благодарен.
– Тем не менее между вами случился очень большой конфликт, когда вы ушли из сборной и попытались работать самостоятельно.
– Возможно, всех этих стычек могло не быть, если бы после ухода из спорта у меня был какой-то перерыв, возможность отдохнуть, повзрослеть, отключиться хотя бы на время от спорта, поставить голову на место. Но что сейчас говорить об этом? По глупости мы все совершаем ошибки. Недолюбливаем личных тренеров, потому что они постоянно заставляют работать, а работать – это тяжело.
Я по-настоящему понял, насколько это важно, только став тренером. Пытаюсь постоянно объяснять это своим ученикам. Когда сам был в сборной, со мной ведь по большому счету никто и никогда не разговаривал по душам. Из нас делали солдат, и было не до разговоров. Не думаю, что тот же Аркаев когда-либо вообще задавался вопросом, что я за человек, хотя, если честно, мне он прощал многое из того, чего не прощал другим.
На первом месте у него всегда была дисциплина, держал он нас всех железной рукой и на самом деле огромное ему за это спасибо. Думаю, то же самое вам скажет любой гимнаст, кто под руководством Аркаева выступал за сборную. Но как же мы его тогда ненавидели...
– За счет чего, кстати, так сильны американки, что вопрос женской командной победы в гимнастике можно считать решенным до начала любых соревнований?
– Во-первых, сильный тренерский состав. Американцы сумели изменить в женской гимнастике всю систему подготовки, начиная с детского уровня. Увеличить количество занятий в школах и клубах, их продолжительность. В женской гимнастике гораздо более высокие бюджеты. Это, кстати, одна из причин, по которым многие сильные мужские иностранные тренеры, которые приезжали в США в поисках работы, очень быстро переключались на работу с девочками. Включая очень многих представителей российской мужской топ-гимнастики.
– Работая с девочками можно быстрее сделать результат?
– Не в этом дело. Все, как я уже сказал, упирается в финансы. Если у тебя в клубе более сотни девочек, ты можешь позволить себе приглашать ведущих специалистов, платить им высокие зарплаты, покупать хорошее оборудование. А что ты можешь себе позволить, если к тебе ходит заниматься десяток мальчиков? Поэтому мужская гимнастика в США – это люди, считающие за великое счастье ухватить на Олимпиаде какую-то медаль. И то тренеры продолжают уходить. Тот же Щербо, думаю, поработает еще какое-то время со своей молодежной командой, а потом плюнет и начнет тоже работать с девочками.
Понятно, что девочек высокого уровня в США много. Клубов в стране несколько тысяч, в каждом больше сотни занимающихся, много самых разнообразных соревнований, так что выбрать в нужный момент пять-шесть человек, способных бороться за победу на мировом уровне, не составляет никакой проблемы.
– Отсев в женской гимнастике в США велик?
– В том-то и дело, что нет никакого отсева. Все продолжают работать, платить за занятия, соответственно тренеру приходится продолжать заниматься со всеми спортсменками без исключения, в том числе не с самыми талантливыми, и это вынуждает постоянно учиться, постоянно ломать голову. Как, допустим, сделать результат с одним спортсменом, но при этом не обидеть других детей – чтобы все они продолжали заниматься? Я бы вообще сказал с высоты своего сегодняшнего опыта, что первые десять лет в тренерской профессии, будь ты хоть семи пядей во лбу, ты в Америке только постоянно учишься тому, как надо работать. Потом становится легче.
Дмитрий БИЛОЗЕРЧЕВ, родился 22 декабря 1966 года
Абсолютный чемпион Европы 1983 и 1985 гг. Абсолютный чемпион мира 1983 г. (три золотые медали на отдельных снарядах) и 1987 г. (три золотые медали на отдельных снарядах). Абсолютный чемпион Универсиады-85. Олимпийский чемпион в командном первенстве, на коне и кольцах. Бронзовый призер Игр в многоборье. Чемпион мира среди профессионалов.
