Александр Тихонов: "Помню солнце и то, как подкармливали туристов"

ЕСТЬ ТЕМА. 21 ШАГ ДО СОЧИ. ГРЕНОБЛЬ-1968
Ошибка советских тренеров, заслон мужским хромосомам и первый полет за 100 метров //
Владимир Белоусов: "Во время награждения было неуютно"

События Гренобля-1968 вспоминает единственный биатлонист, который четыре раза (1968, 1972, 1976, 1980) становился олимпийским чемпионом в эстафете.

– Первое воспоминание о той Олимпиаде – что я чувствовал себя в команде не совсем уверенно, был юниором, – говорит 67-летний Тихонов. – Плюс это была для меня первая поездка в капиталистическую страну. Готовились мы к тем Играм в местечке Ле-Брасcу и, когда переезжали в Гренобль, оставили все патроны в гараже отеля. Просто забыли о них. Естественно, в команде началась паника. Кто-то немедленно донес о случившемся руководству, но наш тогдашний главный тренер Александр Привалов сориентировался мгновенно. Сказал, что никаких причин для паники он вообще не видит, тем более что заранее запланировал на этом этапе работы холостой тренаж. Вот мы без малого неделю и работали без патронов.

Для меня тогда была очень важна его реакция. Наверное, в силу возраста было просто необходимо черпать уверенность у более старших и опытных. Думаю, Привалов и сам это чувствовал. Что бы он ни говорил команде, в конце обязательно поворачивался в мою сторону: "А тебя, молодой, все сказанное вдвойне касается! И холостой тренаж тебе вдвойне более полезен, чем кому бы то ни было!"

У Привалова было еще одно замечательное тренерское качество: по его виду было совершенно невозможно понять, что он волнуется. Эта уравновешенность невольно переходила на всю команду, придавала нам большую уверенность. Тем более что из всего штаба Александр Васильевич был самым титулованным в плане собственных спортивных достижений.

Саму Олимпиаду мы тогда прошли очень хорошо. Что касается моего выступления, сделать в 21 лет восемнадцать попаданий из двадцати и стать вторым в индивидуальной гонке (победил норвежец Магнар Сольберг. – прим. "СЭ") – очень хороший результат. Но из-за двух промахов было обидно.

Другой вопрос, что на тех Играх я совершенно зверски заболел – простудился. Сейчас-то об этом уже можно рассказать: когда один из руководителей команды увидел, что я уже совсем загибаюсь, а температура ползет к сорока, он пришел к нам в комнату с литровой банкой малинового варенья и бутылкой водки, вскипятил в другой банке кипяток, заварил эту малину, добавил меда и от души плеснул туда водки. И заставил все это выпить. У нас в комнате стояло восемь кроватей, со всех восьми собрали одеяла, навалили на меня. Через некоторое время снова меня вытащили, переодели, поменяли насквозь мокрые простыни и налили новую порцию водки и кипятка с малиной и медом. После этого я отключился.

Проснулся на следующий день, когда остальные давно уже ушли на стадион. Слабый, как котенок. Но у нас была икра, колбаска. Заварил чая, поел, причем аппетит рос с какой-то звериной скоростью. Я даже не ел, а жрал все подряд, что только смог найти.

Думаю, если бы не та болезнь, ногами я мог бы выиграть минуты четыре...

Кроме биатлонных соревнований ходил на хоккей. На моих глазах, помню, Вениамину Александрову сломали ключицу, и он уходил со льда с привязанной к деревяшке рукой. Великая плеяда была – Локтев, Александров, Альметов, Давыдов... Я счастливый человек, потому что видел их игру. Ну и Белоусова с Протопоповым, конечно, запомнились. Я ничего не понимал в фигурном катании, но до сих пор помню, как замирал весь зал, когда Олег и Людмила начинали скользить по льду. В те секунды я чувствовал такую невероятную гордость за всю нашу делегацию, не передать. К нам, кстати, очень хорошо на тех Играх относились. И как же там было красиво!

Биатлонный стадион располагался выше Гренобля – в тридцати километрах от города. Мы и жили там поблизости – в Отране. Красоты тот стадион был неописуемой. Я до сих пор не могу понять, почему французы не выставляют кандидатуру этого места на проведение крупных соревнований. Там всегда есть снег, причем много. Как только уходит солнце, становится очень холодно, поэтому трассы всегда в очень хорошем состоянии. Я, собственно, и простыл на тех Играх из-за этой особенности: днем гуляли по окрестностям вместе с лыжником Толей Наседкиным – он в Гренобле запасным был. На солнце снег начал подтаивать, и я промочил ноги. А когда солнце ушло, вмиг совершенно дико замерз.

Хотя запомнилось сильнее всего не это и даже не соревнования. А яркое, пронзительнейшее солнце, которое стояло над стадионом все дни, и бесконечные ряды изысканнейших французских вин и всевозможных сыров, которые предлагались в столовой. Мы подкармливали там всех наших туристов – таскали им из этой столовой громадные рюкзаки с едой. Денег-то в те годы ни у кого лишних не было…