Газета Спорт-Экспресс № 265 (5438) от 23 ноября 2010 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

24 ноября 2010

24 ноября 2010 | Фигурное катание

ФИГУРНОЕ КАТАНИЕ

СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Николай МОРОЗОВ: «РАБОТАТЬ С ЯПОНЦАМИ ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО»

Как бы и в какой стране ни складывалась карьера Николая Морозова, он неизменно привлекает к себе внимание. В тренерском послужном списке - олимпийская победа Шизуки Аракавы в Турине, золото чемпионатов мира танцоров Шэ-Линн Бурн и Виктора Краатца в 2001-м и Мики Андо - в 2007-м. В числе выдающихся хореографических достижений - «Зима» Алексея Ягудина, «Очи черные» Саши Коэн, «Хип-хоп» Дайсуке Такахаси, «Огни большого города» Нобунари Оды. В свое время удивил тем, что безо всякого сожаления расстался с Такахаси после того, как сделал ученика серебряным призером чемпионата мира, а в конце прошлого сезона - и с Одой. Принял решение перебраться из Америки в Россию и... осел в латвийском Даугавпилсе. Вывел Мики Андо в финал нынешнего «Гран-при» с лучшим женским результатом, но не скрывает при этом, что наиболее удачные программы поставил в этом сезоне вовсе не ей, а своему французскому ученику Флорану Амодио, который не входит даже в первую десятку Европы.

В качестве кредо предпочитает фразу: «Когда все складывается легко, мне становится неинтересно работать».

* * *

Победа на этапе «Гран-при» в Москве далась Андо и Морозову колоссальными усилиями. Уже после приезда в столицу, когда вся группа российского специалиста готовилась к соревнованиям, тренируясь на стадионе «Москвич», японская фигуристка столкнулась в прыжке с 18-летним парнем, серьезно повредив спину. После короткой программы она занимала пятое место, и было непонятно, сумеет ли Андо продолжить выступление...

- Ну вот, теперь придется срочно менять планы и лететь в Японию. Я ведь совершенно не рассчитывал на то, что Мики попадет в финал «Гран-при», - первое, что сказал Морозов, когда мы начали беседовать.

- Год назад мы в этом же самом коридоре говорили, помнится, о том, каким должно быть мужское фигурное катание и каким оно будет - на Олимпиаде в Ванкувере. Вы, как мне показалось, тогда вообще не допускали, что Евгений Плющенко может проиграть. А что могли бы сказать сейчас по поводу его олимпийского поражения?

- Что он и на самом деле не должен был проиграть. В произвольной программе все получилось достаточно справедливо, а вот в короткой программе Жене, на мой взгляд, немного недодали. Обсуждать фигурное катание с позиции «кто лучше катается» не имеет смысла. У Плющенко один стиль, у Эвана Лайсачека - совсем другой. У каждого, соответственно, свои преимущества. Но не забывайте о том, что в Ванкувере Плющенко дважды прыгал четверной. Сначала в короткой программе, затем - в произвольной. Этот прыжок отнимает очень много сил. Поэтому я и сказал, что готов согласиться с тем, что Плющенко проиграл произвольный прокат, но никогда не соглашусь с его оценками в короткой программе. Для того, чтобы пойти на Олимпийских играх на прыжок в четыре оборота, нужно обладать большим мужеством. Это риск совершенно особого уровня.

- Получается, что, когда тот или иной турнир выигрывает фигурист, не владеющий четверным прыжком, у вас, как у тренера, это вызывает внутренний протест?

- Нет, тем более, что в фигурном катании это происходило достаточно много раз. Сейчас, кстати, с изменением судейских «расценок» на прыжки ситуация в мужском катании изменилась. На каждом из этапов «Гран-при» нынешнего сезона набиралось по несколько человек, кто пробовал прыгать четыре оборота. Если прыжок полностью докручен, то он приносит достаточно много очков даже при падении фигуриста. Как это получилось на этапе в Москве с моим же спортсменом Хавьером Фернандесом, например. Он получил за неудачно приземленный четверной 7,73, а это больше, чем стоит удачно сделанный тройной лутц.

- Что сейчас в вашем понимании должно заключаться в формулировке «хорошая программа»?

- Она, безусловно, должна быть построена на совокупности определенных вещей: скольжения, шагов, перемещений по площадке, музыки... Уже нельзя делать упор только на прыжки или же только на работу ног. А ведь и ту, и другую крайность в мужском фигурном катании мы видели неоднократно. Тому же Такахаси, было дело, поставили за компоненты 8,5, при том что на протяжении произвольной программы он семь раз упал. Ненормально, когда Патрик Чан безо всякого труда выигрывает турнир, упав три раза, как это было на этапе «Гран-при» в Канаде.

- По протоколам соревнований этого года я заметила, что подавляющее большинство мужских программ стало строиться по определенному шаблону - с пятью прыжковыми элементами во второй половине программы.

- Ну, да. Те, кто поумнее, исходят из того, что такая программа может принести больше баллов, и сразу начинают думать о том, как нужно тренироваться, чтобы все это «выкатать». Но хватает и таких, кто ставит прыжки во вторую половину лишь потому, что так делают другие. А сумеют это сделать или нет - это уж как получится.

- А как нужно тренироваться, чтобы все выкатать? Это требует от фигуриста каких-то особенных качеств?

- Нет, просто отнимает больше времени. Это никакая не сверхзадача, кстати. Леша Ягудин в свое время прыгал пять тройных во второй половине программы, при том что катать программу ему приходилось порой в пять утра.

- Но ведь был и другой пример: все то время, что существует новая система, тот же Плющенко старался выполнить подавляющее большинство прыжков в начале программы, потому что иначе у него не хватало сил довести выступление до конца, не теряя скорости.

- Уверен, что, если бы Женя изначально ставил перед собой задачу прыгнуть в Ванкувере пять прыжков во второй половине программы, он бы их прыгнул. Другое дело, что у него было не так много времени на подготовку к Играм. Поэтому, думаю, он и не стал неоправданно рисковать.

* * *

- Отвечая на вопросы журналистов в микст-зоне, вы сказали, что вам неинтересно готовить спортсмена лишь для того, чтобы на мировом первенстве он вошел в десятку сильнейших...

- Поясню, что имел в виду: неоднократно приходилось наблюдать, как российский спортсмен занимает, скажем, десятое место, что, естественно, не является никаким выдающимся достижением, но при этом он абсолютно счастлив, что выиграл у другого российского спортсмена. Вот это мне совершенно неинтересно. Мне хотелось бы, чтобы мои фигуристы думали не о том, чтобы состязаться между собой, а были способны бороться за медали.

- Сколько всего спортсменов в вашей группе?

- Четыре мальчика и две девочки.

- И японская танцевальная пара?

- Да. Я вообще люблю работать с танцорами. Все-таки сам танцевал с детства.

- Не так давно я прочитала высказывание японского хореографа о том, что в Японии практически исключена вероятность появления сильных танцевальных пар в силу того, что традиции национальной культуры никогда не поощряли публичного проявления чувств между мужчиной и женщиной.

- То, о чем вы сказали, безусловно, дает о себе знать, но при этом во всем, что касается спорта, японцы очень быстро научились стремиться к результату. Если танцы начнут приносить победы и медали, они, поверьте, тут же станут очень популярными, невзирая ни на какие традиции. Как стало безумно популярным фигурное катание в целом.

- После победы Шизуки Аракавы на Олимпийских играх в Турине появление в Японии талантливых юных фигуристов приобрело характер эпидемии. Но ведь для этого в стране должны в достаточном количестве иметься незаурядные тренеры, традиции, школы. Откуда они взялись за столь непродолжительный срок?

- За счет родительского фанатизма, как ни странно. Родители смотрят все соревнования по телевизору, досконально разбирают увиденное, переносят на лед, тренируя собственных детей... Самый смешной из национальных чемпионатов, где мне приходилось бывать, это японский.

- Почему?

- Потому что только там можно увидеть спортсмена, который, например, прекрасно прыгает тройной аксель, но не имеет ни малейшего понятия, как прыгать тройной тулуп. Это примерно то же самое, что уметь есть вилкой, но не знать, для чего существует ложка.

* * *

- Год назад у вас в группе уже не тренировался Дайсуке Такахаси, но оставался Нобунари Ода. После неудачного выступления на чемпионате мира в Турине Ода тоже ушел к другому тренеру. Почему?

- Это было нашим обоюдным решением - расстаться. Я ведь уже говорил вам: работать с японцами очень тяжело.

- Так вам же нравится, когда тяжело?

- Нравится, когда речь идет о спортсменах. А не о тех, кто их окружает. Я, допустим, составляю спортсмену план тренировок, покидаю его на месяц, а, вернувшись, выясняю, что весь этот месяц он занимался общефизической подготовкой, потому что так решила японская федерация фигурного катания.

Несмотря на то, что мы с Одой расстались, у нас сохранились прекрасные отношения. Самое сложное в работе с японскими спортсменами - добиться того, чтобы они начали быть с тобой откровенными. В Ванкувере Нобу пришел ко мне за день до начала Олимпийских игр и чуть не плача сообщил, что позвонила из Японии его девушка, сказав, что беременна. Я, естественно, стал говорить, что ребенок - это здорово. И что не плакать нужно, а радоваться. Он же впал в ступор, потеряв способность думать о чем-то другом. Потому что ни о девушке, ни, естественно, о будущем ребенке не знала его мама и надо было как-то ей об этом сказать. Вот Нобунари и ломал голову, как сделать это, чтобы не «потерять лицо» и не обидеть маму. Потому что отношения между родителями и детьми в Японии - совершенно особая и очень сложная тема.

В результате этих переживаний Ода совершенно забыл о том, что надо тренироваться, настраиваться на борьбу. А потом, после неудачного выступления, он стал стремиться во чтобы то ни стало доказать всему миру, что неудача была случайна. С этими мыслями приехал на чемпионат мира в Турин и тоже все проиграл.

- Среди огромного количества поставленных вами программ всегда есть такие, которые запоминаются особо.

- Знаю. В этом сезоне такой для меня стала произвольная программа Флорана Амодио, которая, на мой взгляд, выразительнее «Хип-хопа» Такахаси раз в десять. Думаю, что это - лучшее, что есть на сегодняшний день в мужском одиночном катании с хореографической точки зрения.

- Судя по тому, что лучшая программа досталась не основной вашей спортсменке Мики Андо, а достаточно нераскрученному фигуристу, контролировать процесс создания выдающихся программ вы не в состоянии?

- Вы правы. Такие программы словно появляются сами собой. Должен случиться целый ряд совпадений: удачной музыки, настроения, возможностей спортсмена на тот момент, когда ты эту музыку ему предлагаешь. Андо - спортсменка более «прыжкового» плана. Поэтому подбор музыки для ее соревновательных программ несколько ограничен. Зато я поставил ей в этом сезоне очень интересные показательные номера. Сделал это специально - чтобы показать в Японии, где Мики довольно часто катается в шоу, что она ничуть не хуже Аракавы. А во многом заметно превосходит ее.

В соревновательном отношении сейчас у Андо не самый хороший период - из-за травмы спины.

- Той, что она получила при столкновении с Абзалом Ракимгалиевым в Москве?

- Да. Вот, кстати, еще один пример японской сдержанности: я видел, что Мики чудовищно больно, что спина постоянно ее беспокоит, что, отдыхая между тренировками, никак не может найти для себя удобное положение, но внешне она ничем не проявляла своих чувств, не жаловалась, не капризничала. Молчала весь день, сжав зубы. И лишь поздно вечером у нее вырвалось: «Не люблю Абзала».

* * *

- В этом году вы ставили программы Татьяне Волосожар и Максиму Транькову, на которых, как известно, российская федерация фигурного катания делает серьезную ставку. Была ли эта работа хоть в чем-то для вас особенной?

- Я руководствовался прежде всего тем, чтобы ребята смогли выкатать то, что я им придумаю. Чтобы это получилось чисто, с красивыми линиями, на хорошей скорости. Мы прослушали и обсудили множество вариантов различной музыки, прежде чем остановиться на «Ромео и Джульетте».

- Выбор обусловлен тем, что это произведение узнаваемо и популярно во всем мире?

- Скорее тем, что эта музыка предоставляет спортсменам возможность неограниченного роста. И, я бы сказал, изначально задает очень высокий уровень.

- При постановке программы вам приходится держать в голове, с кем именно спортсменам предстоит соперничать, как и чем можно заведомо «переплюнуть» конкурента еще до того, как начинаешь с ним соревноваться?

- О таких вещах я вообще никогда не задумываюсь. Ставлю программу так, как вижу ее применительно к тому или иному фигуристу. Стараюсь предусмотреть все мелочи, расставить элементы таким образом, чтобы человеку было прежде всего удобно кататься.

- С кем в этом плане было тяжелее всего работать?

- С Одой - в «Огнях большого города». Нобунари по своему характеру - спортсмен чистой воды. Ему постоянно хотелось двигаться вперед в плане сложности, скорости, навороченности шаговых дорожек, и при этом было абсолютно наплевать на образ. Порой у меня возникало ощущение, что понятие «понравиться публике» в сознании Оды вообще отсутствует. Это, я бы сказал, общая проблема японских спортсменов. Отсюда и задачи: прыгнуть в программе два тройных акселя или два каскада 3+3, или что-то еще. Единственный, до кого мне удалось в полной мере донести необходимость артистического самовыражения, был Такахаси. Так он пока и остается единственным из японских фигуристов, кто получает за компоненты по 8,5 балла.

Работать с японскими мальчиками тяжело еще и потому, что они редко отличаются какими-то выдающимися внешними данными. Когда спортсмен красив, ему что ни поставь - все хорошо смотрится. Хоть каждый день программы меняй.

- У вас уже сложилось четкое представление о своем постоянном месте дальнейшей работы?

- Нет. До настоящего момента мы все готовились к сезону в Латвии. Сейчас вот едем в Японию, где специально для Мики ее мама и агент организовали тренировочный сбор для подготовки к финалу «Гран-при». Ну а что будет потом, пока не хочу загадывать. В Америке у меня осталась дочь, так что связи с этой страной я, естественно, рвать не собираюсь. Сейчас вот дочка приезжает ко мне в Париж на заключительный этап «Гран-при», где будет кататься Амодио.

- Слышала, что в США у вас были совершенно роскошные условия для работы.

- Так оно и есть.

- Так зачем же уехали оттуда?

- Не знаю. Идея вернуться в Россию родилась на Играх в Ванкувере. Меня попросили об этом достаточно влиятельные люди. И я подумал: «А почему, собственно, нет?» В конце концов все, что я мог сделать, работая за пределами своей страны, я уже сделал.