Газета Спорт-Экспресс № 132 (4111) от 14 июня 2006 года, интернет-версия - Полоса 14, Материал 4

Ирина ЛАШКО: "КОГДА МЕНЯ НАЗЫВАЛИ АВСТРАЛИЙКОЙ, ЭТО РЕЗАЛО СЛУХ"

Она выступала на четырех Олимпийских играх. В Сеуле-1988 - за Советский Союз, в Барселоне-1992 - за Объединенную команду, в Атланте-1996 - за Россию, в Афинах-2004 - за Австралию. Не попала на Игры-2000 в Сиднее, поэтому, собственно, и решилась поменять спортивное гражданство. Но уже тогда жила одной мыслью - вернуться на родину. И вернулась. После отборочного чемпионата страны, который в минувшие выходные завершился в подмосковной Электростали, Ирина Лашко завоевала право выступить в июле за Россию в Кубке мира и на чемпионате Европы.

-Ира, вы неоднократно говорили, что устали от прыжков и после Игр в Афинах, скорее всего, закончите выступать. Что заставило изменить решение?

- Перед Олимпиадой я действительно чувствовала, что очень устала. Работа была тяжелой, потому что мне хотелось выступить в Афинах хорошо. Приходилось постоянно уговаривать тренера, объяснять, что мне нужно тренироваться по два раза в день. Он же - человек пожилой и не очень здоровый - искренне не понимал: "Зачем? У тебя все нормально". А после Игр я почувствовала, что не могу вот так вот взять и все бросить. Отказаться от этого совершенно особенного ощущения физической удовлетворенности от ежедневной работы. Профессиональная привычка, что ли.

-С каким настроением вы покидали Афины? Не за седьмым же местом туда ехали?

- Какая сейчас разница? Не получилось. Честно скажу, когда настраивалась на последний прыжок, думала: вот сейчас ка-ак сделаю! Так хотела... Но сами понимаете, там - доли секунды... И - все.

Когда вернулась домой, в Мельбурн, полностью изолировала себя от мира прыжков в воду. Не следила ни за какими результатами, вообще за тем, что происходит в моем виде спорта. Прямо как между стартами, когда идешь спать: легла, заснула - и никаких мыслей. Отдыхала восемь месяцев. Кэрол, мой муж, работал, поэтому уехать из Мельбурна мы не могли. Зато ко мне постоянно приезжали друзья со всех концов света.

-Мужа это не раздражало?

- У нас в этом отношении никогда не было разногласий. Что бы я ни делала, Кэрол меня только поддерживал. Он очень любит моих друзей. Готов видеть их каждый день. Двери дома всегда нараспашку. Сколько раз бывало: просыпаемся утром, а двери настежь. Пять человек гостей в доме - это минимум. И никогда не знаешь, сколько их еще придет. Так что скучать не приходилось.

Многие, в том числе австралийская пресса, предполагали, что я после Афин уйду из спорта. Из Международной федерации плавания мне даже прислали специальную форму, чтобы я ее заполнила, если намерена официально закончить карьеру. Заполнять эту форму я не стала.

-И когда снова начали тренироваться?

- Месяцев через семь после Игр в Афинах на гастроли в Мельбурн приехал цирк Du Soleil. Там выступали наши акробаты, которые сразу стали зазывать меня к себе на тренировки. Мне так у них понравилось! Сумасшедший зал, оборудование. В один из таких дней меня прицепили к лонже, и я решила попробовать порепетировать вместе с артистами. Меня кидали с рук на руки - я крутила полтора сальто, два с половиной... Дошло до того, что меня всерьез стали уговаривать поработать в цирке. Я, естественно, отшутилась: мол, в моем возрасте поздно начинать цирковую карьеру. Но внутри словно что-то проснулось.

-И вы позвонили вашему австралийскому тренеру?

- Нет, ему звонить не стала. Питер все-таки человек в возрасте, его снова пришлось бы долго уговаривать. Да и нужно мне было больше, чем он мог дать. Поэтому я обратилась к Павлу Петровичу Плотникову. До приезда в Австралию он тренировал чемпиона мира-1988 по батуту Вадима Красношапку, потом уехал в Николаев, работал с прыгунами в воду. То есть человек той закалки и той системы, к которым я привыкла. Именно такое отношение к делу мне и было необходимо.

Я давно хотела поработать с Плотниковым, но до Игр в Афинах мне было неловко уходить от Питера. Все-таки он очень много для меня сделал. А тут решилась.

Сначала, естественно, было тяжело. Первые полгода у меня жутко болело плечо. Не могла поднимать руку, прыгать в воду вниз головой. И никто из врачей не мог поставить правильный диагноз. В конце концов один доктор все-таки определил, что в верхнем отделе позвоночника зажат нерв. "Ну что, - говорит, - иди покупай петлю..."

Есть такое специальное устройство, в которое засовываешь голову и как бы вешаешься. Таким образом вытягивается позвоночник. Как только я стала это делать, начались дикие головные боли чуть ли не до потери зрения. Но пытаться заглушить эту боль таблетками было нельзя. Нужно, чтобы она прошла сама.

Параллельно выяснилось, что у меня давно и серьезно травмирован локоть. Тоже пришлось помучиться - четыре месяца специальную повязку носила. Потом еще руку обожгла сильно - в общем, все одно к одному. Но меня это не сильно расстраивало, потому что планы, которые я себе выстроила, позволяли не спешить с тренировками.

-А какие были планы?

- Грандиозные. Я ведь все четыре года, что выступала за Австралию, прыгала, по сути, за Россию. Не то чтобы хотела доказать, что со мной обошлись несправедливо, когда не взяли на Игры в Сидней. Просто было тяжело сознавать, что, несмотря на австралийскую форму, у меня больше нет ни страны, ни флага. Когда меня вызывали на снаряд и говорили: "Ирина Лашко, Австралия", это резало слух. Старалась не обращать внимание, убеждала себя: "Твое дело - прыжки", но помогало это плохо. Вся моя спортивная жизнь того периода была большим актерством.

Учиться пришлось многому. Как себя вести, как себя преподнести, как общаться с журналистами... И как от всего этого не сойти с ума. У людей ведь другой уклад, другие законы, другой язык... Первое время приходилось спрашивать Кэрола, как поступать в той или иной ситуации. Я ведь первые два года говорила по-английски не очень хорошо.

-Тем не менее, когда на чемпионате мира-2003 в Барселоне я попросила вас об интервью, вы заметили, что прежде должны поговорить с австралийскими журналистами.

- Ну а как иначе? Должны же быть соблюдены приличия. Но в то же время на пресс-конференциях я всегда говорила по-русски, если в зале присутствовал хотя бы один российский журналист.

Как бы то ни было, но все эти годы я знала, что рано или поздно снова буду выступать за Россию. Просто в тот момент смотрела на вещи реально и понимала, что раньше, чем через четыре года, это произойти не может.

-Загадывать на четыре года вперед, когда тебе 17, несколько проще, чем когда 33.

- А что такое 33? Что такое вообще возраст, время? Когда на своих первых Играх в Сеуле я, будучи 14-летней, заняла четвертое место и мой тренер Николай Мамин сказал мне, что не стоит расстраиваться, будет еще одна Олимпиада, мне казалось, что четыре года - какой-то совершенно немыслимый срок. А когда этих Олимпиад за спиной уже пять, понимаешь, что на самом деле время летит стремительно быстро.

Так что свои планы я выстраивала, как партию в шахматы. Каждый шаг был продуман до мелочей. Когда я поделилась своими соображениями с Плотниковым, он сказал: "Молодец, давно пора". И мы стали работать.

-Зачем же тогда в начале года вы заявились на отборочный чемпионат Австралии?

- Я же полтора года вообще не соревновалась, и хоть какой-нибудь старт был просто необходим. Забыть-то многое успела.

-Нервничали?

- Не то чтобы меня колотило, но была сама не своя. Заявилась я только на однометровый трамплин, и это тоже был тактический ход. В правилах отбора на Игры Содружества черным по белому написано, что, выступая на одном снаряде, человек почти не имеет шансов попасть в команду.

-Как отреагировал на ваши планы муж?

- Примерно так же, как тренер. Кэрол и раньше не раз говорил, что представляет меня только под российским флагом. Он искренне влюблен в Россию. Много раз ездил со мной на соревнования, видел, что я преображаюсь, когда попадаю в атмосферу российской команды, что только там я чувствую себя по-настоящему счастливой.

-А что сказал ваш первый тренер Николай Мамин, с которым вы намеревались работать в России?

- Прежде чем ему позвонить, я написала письмо, в котором постаралась объяснить, что чувствую и чего хочу. Не знаю, как отреагировал он сам, но его жена, когда прочитала, заплакала. Потом мы разговаривали по телефону, я подтвердила, что настроена серьезно. Конечно, мое возвращение стало для Мамина большой неожиданностью. Ему было непросто принять решение. Многое ведь за эти годы изменилось. Когда я уже была готова вылететь в Россию и позвонила в Екатеринбург еще раз, Мамин первым делом спросил: "Ты не передумала?"

-Получается, вы были уверены, что Международная федерация плавания не будет возражать против повторной смены гражданства?

- Я туда тоже звонила. Долго не могла допроситься, чтобы к трубке позвали человека, который говорил бы по-английски, потом к телефону подошла какая-то женщина, и я, не называя своего имени, стала объяснять суть проблемы. Она перебила меня: "Насколько понимаю, речь идет об Ирине Лашко?" И сказала, что правила не запрещают спортсмену поменять гражданство еще раз и что я как человек, который имеет два паспорта и два года нигде не выступал, должна просто сделать выбор. То есть официально заново примкнуть либо к австралийской, либо к российской федерации прыжков в воду.

-Не боитесь, что, когда о вашем поступке узнают в Австралии, вся спортивная общественность набросится с осуждениями?

- Там вообще не принято кого-то осуждать, даже делать замечания. Каждый живет своей жизнью и распоряжается ею, как считает нужным.

-Но писать-то наверняка будут. Особенно будущей весной, когда в Мельбурне начнется чемпионат мира.

- Пусть пишут. На Западе, кстати, принято считать, что плохое паблисити даже лучше, чем хорошее. Потому что о тебе сразу начинают все говорить. И это ведь действительно так.

-В 2000-м вы расставались с главным тренером сборной Алексеем Евангуловым достаточно холодно. Вновь найти общий язык удалось быстро?

- Евангулов воспринял мое решение очень хорошо. О перспективах мы с ним не говорили, но я сразу сказала, что готова, если понадобится, прыгать даже синхрон.

-С вашей бывшей партнершей Юлией Пахалиной?

- Да. Но до чемпионата России у меня с ней разговора не было.

-Неужели не осталось обиды за то, что перед Играми-2000 Пахалина выбрала в партнерши Веру Ильину и вы именно поэтому лишились шанса поехать в Сидней?

- Я вообще человек не обидчивый. Быстро забываю обиды, быстро прощаю. Меня Кэрол иногда даже ругает за это. Но в той истории, если вспомнить, любое решение было палкой о двух концах. Винить Юлю в том, что она решила так, а не иначе, я не имею права.

-Насколько сильно отличается ваша теперешняя жизнь от австралийской?

- Тяжело было первые три дня в Екатеринбурге. Зашла в квартиру, а там - тишина. Даже растерялась: не знаю, где что лежит, за что схватиться. Вроде все свое, а вроде и нет. Помогли соседи. Картошечки принесли деревенской, меда. Рассказали, где что покупать.

-Вы не чувствуете дискомфорта из-за того, что в России не очень качественные продукты, вода...

- Наоборот, считаю, что у нас продукты лучше. На навозике-то на российском... А там ни абрикосы абрикосами не пахнут, ни яблоки яблоками.

-Насколько тщательно вы следите за своим питанием? Придерживаетесь какой-либо диеты?

- Скорее просто знаю, что нужно моему организму. Сложились определенные привычки. Хотя в целом ем все. Очень люблю русские молочные продукты. Кефир, ряженку...

-А у вас не возникает чувства вины перед мужем, перед ребенком из-за того, что уже много лет уделяете им далеко не столько времени, сколько хотелось бы?

- Уже нет. В нашей семье каждый занимается своим делом. Папа работает, дочка учится, мама прыгает. Я вообще пришла к выводу, что винить себя никогда и ни в чем не надо.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ