Газета Спорт-Экспресс № 39 (4018) от 21 февраля 2006 года, интернет-версия - Полоса 13, Материал 1

ГРАЦИЯ КАМИКАДЗЕ

OVAL LINGOTTO ТРУДИТСЯ

Коллеги сказали, что я привез с собой снег. С одной стороны, чепуха, конечно, потому что люди не могут возить погоду. С другой стороны, у нас в горах, в Чезане и Праджелато, снег валит уже дней пять по весьма напряженному графику. А здесь, в Турине, он перестал быть дождем как раз в момент моей высадки из поезда на вокзале Порто Ново. Дождь превратился в снежные комья размером с листья деревьев. При приближении к конькобежной арене Oval Lingotto они набились за шиворот и в капюшон куртки. Мокрым ногам остро захотелось в тепло туринского дворца.

Хотя "дворец" для здешнего конькобежного овала - слишком громкое название. Вот у нас в Крылатском действительно дворец - огромный и монументальный. А здесь это скорее ангар. Крепко сработанный, обшитый стеклопакетами и металлическими панелями, довольно привлекательный снаружи и вмещающий восемь с половиной тысяч зрителей. Спроектировать и построить его на месте бывших цехов концерна FIAT итальянцам помогали англичане. Перед ними явно стояла задача не переборщить. Ведь после Игр конькобежный стадион в Линготто будет переделан так, чтобы его трибуны вмещали всего две тысячи. Храм коньков с плоской рифленой крышей и внутренним каркасом из толстых труб станет всего лишь местом тренировок и редких соревнований, привлекающих весьма скромное количество туринцев.

Но так еще только будет. А пока Oval Lingotto трудится в полную силу, зарабатывая славу одной из самых продуманных и организованных арен Олимпиады. В воскресенье здесь состоялись очередные соревнования конькобежной программы Игр, наиболее смотрибельные, пожалуй, из всех - женские забеги на 1000 метров.

РАДИ НЕСКОЛЬКИХ МГНОВЕНИЙ

Дело в том, что красота коньков с трибуны для современного технократизированного зрителя может показаться менее яркой, чем при просмотре забегов по телевизору. Потому что на экране всегда есть изображения главных действующих лиц крупным планом, есть стартер и тренеры, есть выхваченные камерой из толпы лица фанатов и самое главное - есть секунды в углу экрана, на которые молятся и зрители, и участники. На стадионе они тоже есть. Два больших табло отображают опережения и отставания достаточно полно и точно, а третье еще и дублирует цифры телевизионной картинкой. Но на все это мало кто смотрит, потому что отличия от телепросмотра в таком случае будут сведены к минимуму, хотя люди за этими самыми отличиями, собственно, и пришли на каток. А на что же они смотрят тогда? Вопрос не праздный.

Конькобежный овал низкий и вытянутый. Где бы ты ни расположился, все равно сидишь рядом с 400-метровой в длину и 12-метровой в ширину ледяной дорожкой. И видишь быстро проносящихся мимо бегунов. Они стремительно приближаются по прямой, заходят на вираж, заложив руку за спину, и так же быстро удаляются в противоположный конец катка. Зритель, усевшийся чуть поодаль от места старта, видит главных действующих лиц считаные секунды. И именно это, как ни странно, доставляет ему наслаждение.

На длинных пяти- и десятикилометровых дистанциях случается перебор. Конькобежцы бегут по овалу слишком долго и выглядят слишком нудно, стремясь сохранить темп, спланированный тренерами. Публика вынуждена разогревать себя шумом и криками, ей не хватает зрительского драйва. На "пятисотке", напротив, все заканчивается чересчур быстро. Спортсмены взрываются на полминуты и финишируют, стремясь обогнать друг друга хотя бы на конек и опережая камеры, с жуткой скоростью перемещающиеся вдоль дорожек. То есть отсылают болельщиков все к тем же табло, определяющим победителя.

На "тысяче" все не так. Конькобежцы успевают показать себя зрителям на разгоне, в борьбе и на финише. Разрывы между ними достаточно велики, чтобы увидеть в этом интригу. Спортсмены пару раз меняются дорожками, то приближаясь, то отдаляясь от трибун. Наконец, на "тысяче" они успевают как следует устать, превращаясь к финишу не в небожителей в космических комбинезонах, а в обычных изможденных людей с высунутыми от усталости языками. Наверное, кто-то приходит на овал, чтобы увидеть и это в числе прочего. Но так бывает только на соревнованиях мужчин. Потому что женские забеги привлекательны совсем другими вещами.

ТЕРМИНАТОРШИ

Температура льда - минус 8,5 градуса. Температура воздуха - плюс 13,4. Куртки можно не снимать. Две основные дорожки - мраморного цвета и ослепительного блеска, который нельзя распознать в телевизоре. Внутренняя тренировочная дорожка голубая. По ней одновременно катаются люди, еще полные и уже лишившиеся надежд, радостные и убитые горем, ушедшие в себя и раздаривающие воздушные поцелуи трибунам. Люди интересной судьбы и - в случае женских соревнований - интересных пропорций.

36 самых быстрых конькобежек мира, стартовавшие в Линготто на "тысяче", - женщины очень разные, что особенно чувствовалось в микст-зоне, куда они выходили без своих беговых скафандров. Но на льду эти барышни подчинены своим, особым канонам конькобежной женской красоты, своей уникальной грации, характерной только для этого вида спорта. Нижняя часть их тел - могучая машина для ускорения без тормозов. Тренировки превратили ее в сплошную мышечную ткань, нанизанную на стальные тросы связок и сухожилий. Манекенщицы, обряди их в конькобежные костюмы, смотрелись бы просто нелепо со своими подиумными бедрышками. Их ноги нужны совсем для другого. А таз конькобежки - это тяговитый роторный механизм, приводящий в движение два шатунных поршня. Точка приложения всех усилий, концентрации всех эмоций и лет жизни, отданных спорту, - лезвие конька, отточенное, острое оружие для резки льда. Верхняя часть и плечевой пояс - придаток к двигателю. Их задача - все время находиться в плоскости, параллельной льду, и включать руки там, где прикажет мозг, то есть на поворотах и на финише.

Голову конькобежек покрывает капюшон, снижающий сопротивление воздуха, глаза защищают очки, позволяющие ясно видеть беговую дорожку. Довершают образ грозных воительниц, вышедших на бой со льдом и временем, их лица. Анни Фризингер, знаменитая немка, бежавшая в последнем забеге, подошла к старту в какой-то странной, отклоненной назад и выгнутой позе, гипнотизируя первые сто пятьдесят метров дистанции. Ее лицо было неподвижно-серым от сжатых под кожей мышц. Марианне Тиммер, будущая победительница, прелестная голландская блондинка, уже снявшая с себя боевой капюшон и очки, смотрела с тренировочной дорожки на свою соперницу с боязливой тоской. Фризингер в тот момент выглядела палачом ее надежд, камикадзе, не знающим пощады и жалости. А за несколько забегов до этого точно так же выглядела сама Тиммер, вряд ли отдавая себе в этом отчет.

Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы женский конькобежный спорт противопоставил себя тенденциям мировой моды. В жертву скорости были принесены внешний вид и фигура. В противовес обуви на каблуках, делающей любую женскую ножку еще прелестнее, ноги бегуний оканчиваются перпендикулярными коньками, не допускающими плавности в линиях силуэта. Сама поза для бега, подразумевающая вынос за скобки очень важной, сильно обтянутой и донельзя натренированной части тела, противоречит даже тициановским или кустодиевским канонам женской красоты, не говоря уже про современные голливудские и "плейбойские".

Но в жизни есть закон: женщина не может перестать быть женщиной. И даже спорт зачастую не в силах это опровергнуть. Природа той же Тиммер, нашей Лобышевой, китаянки Ван, канадки Гроувз, многих других их соперниц и, разумеется, Светланы Журовой, оказалась сильнее потребности в трансформации тела ради побед. Им была подарена скорость и оставлена красота. Снимая после финиша капюшоны, распуская волосы, они не стесняются демонстрировать ее публике, проезжая мимо трибун. Если бы не этот момент, коньки были бы значительно скучнее. Но люди знают, что их ждет после схватки двух терминаторов на сверкающих лезвиях. У роботов обязательно обнаружится красивое человеческое лицо.

ОРАНЖЕВАЯ ДОБРОТА

Уникальность коньков вообще и олимпийских коньков в частности заключается еще в одном явлении. В голландцах. Мне доводилось бывать в Голландии зимой. И я не нашел там ответа на вопрос, который потом столь же безрезультатно задавал другим людям. Откуда в этой стране такая бешеная, невероятная любовь к конькам? Где кроются и куда уходят ее корни?

Дело в том, что в Голландии зимой тепло. Знаменитые каналы, о конькобежной славе которых, разумеется, доводилось слышать, замерзают чуть ли не раз в десять лет. И тогда на них действительно высыпает масса народу на коньках и конечках. Там до сих пор случаются сверхмарафонские гонки. Одна из них, кстати, подтолкнула к занятиям коньками участницу воскресных забегов Иреен Вюст, отец которой стартовал, но не сумел финишировать в 200-километровой (!) гонке, чем довел дочь до слез. Но на редко замерзающих каналах нельзя воспитать в беспредельной любви к конькам целую нацию! Где тренировались голландцы до появления современных конькобежных стадионов? А может, раньше там были более холодные зимы?

В Линготто голландцев было около трех четвертей зала. Оранжевое озеро растеклось по всем секторам, образовав участки повышенной концентрации. Выделялись группы в разных головных уборах - видимо, они приехали из разных городов. Но процент апельсинового в одежде любого голландца все равно зашкаливал за 80. С ними вместе приехал и бродил по залу полосатый диксиленд с трубами и тарелками, очень подкованный в музыкальном отношении, кстати.

В Шотландии есть футбольная "Тартановая армия" - безобиднейшая и предельно позитивно настроенная огромная группировка болельщиков. В Дании - ролиганы, добродушные пузатые викинги, которым за миролюбие и порядочность аплодируют жители всей футбольной Европы, куда ролиганы время от времени выбираются. Теперь я знаю, что нечто похожее существует и в голландских коньках. Люди в оранжевом превращают олимпийские посещения Oval Lingotto в настоящий карнавал. Им не сидится молча даже в перерыве. А если точнее - тем более в перерыве. Они играют друг с другом и с залом в какую-то увлекательную коллективную игру. Волнами их позитивизма накрывает любого, кто пришел на коньки, хотя главный заряд адресуется, конечно, участницам.

Едва в первом забеге стартовали две кореянки, не претендующие на места выше двадцатого, голландцы одарили их сумасшедшей порцией одобрительных воплей. Потом они хлопали всем стартующим и финиширующим, что-то пели и скандировали. А как только очередь доходила до своих, оранжевые устраивали на трибунах настоящую буффонаду. Тиммер их поддержка, казалось, просто приподнимает и несет надо льдом к золоту.

При этом с российской точки зрения куда более трогательными стали знаки внимания, оказанные голландцами Журовой. Та неспроста поехала приветствовать трибуны после финиша. Ее, разумеется, благодарили и наши болельщики, но их из-за не очень большого количества за голландцами было не видать. А вот те воздали нашей конькобежке должное. Ее приветствовали без того фанатизма, с которым поддерживали своих, но по-теплому, уважительно и с любовью. Журова отвечала взмахами рук и ослепительной улыбкой. Со стороны это напоминало эпизод светлого романа между одним человеком и группой не почитателей или поклонников, а равных ему людей.

Не дожидаясь последних забегов, рванул в микст-зону спросил Журову: "Неужели вы сказали сегодня трибунам "прощай"?"

- Нет, - улыбнулась олимпийская чемпионка. - Всего лишь "до свидания".