Газета Спорт-Экспресс № 259 (3346) от 19 ноября 2003 года, интернет-версия - Полоса 5, Материал 1

РУССКИЙ БУНТ

"ПИСЬМО 14-ти". ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Вчера "СЭ" опубликовал первую часть материала, посвященного грустной дате в истории российского футбола. Десять лет назад, 17 ноября 1993 года, группа игроков сборной России подписала открытое письмо с требованием об отставке главного тренера Павла Садырина. Напомним: конфликт привел к тому, что страна потеряла талантливую команду, которой было по силам завоевать медали чемпионата мира в США. Сегодня - вторая, заключительная часть публикации.

Игорь РАБИНЕР

БЫШОВЕЦ

В один из дней ближе к концу января 1994 года в миланской квартире Игоря Шалимова зазвонил телефон. На связи был Бышовец:

- Игорь, в сборную мне, уже ясно, дороги нет. Зато есть хорошее предложение от Федерации футбола Южной Кореи. Но я не могу его принять, не получив твоего согласия и добро от остальных ребят, с которыми мы идем вместе. Если вы скажете мне "нет", я не поеду. Вы имеете на это право, потому что может так получиться, что я с Кореей сыграю на чемпионате мира, а вы с Россией - нет. Но у нас разные ситуации. Вы на контрактах, а я без работы. Как мне быть?

Такие же звонки, по словам Бышовца, он сделал и другим "отказникам". Шалимов факт и содержание этого разговора в беседе с корреспондентом "СЭ" подтвердил. Естественно, виртуальная корейская "виза" от бунтовщиков была тренеру выписана.

2 февраля 1994 года олимпийский чемпион Сеула-88 Бышовец отправился на место своего триумфа, где ему предложили пост технического советника федерации, а в перспективе главного тренера сборной. Которым он и стал 23 июля, подписав самый крупный на тот момент контракт из отечественных тренеров. Крупнее даже, чем у Валерия Лобановского в Кувейте. Бышовец с Лобановским были давними оппонентами, и это контрактное превосходство, по рассказу его агента из "Совинтерспорта" Владимира Абрамова в книге "Футбол. Деньги. Еще раз деньги", имело для Анатолия Федоровича особое значение.

- Перед чемпионатом мира-86 в Мексике была такая же история, - напоминает Бышовец. - Игроки также пришли к руководству и попросили заменить Малофеева на Лобановского. Но тогда в отличие от 93-го их просьбу федерация выполнила. Чем две эти ситуации отличаются, мне невдомек.

- Когда поняли, что шансов возглавить сборную России у вас нет?

- После звонка Тарпищева. Он так и сказал мне: "Ничего не выйдет". Я переспросил: "Ну что, я тогда уезжаю?" Ответ был таким: "Наверное, да. Надо ехать".

Правда, сам Тарпищев трактует тот разговор несколько иначе:

- Полагаю, это сам Бышовец сделал вывод, что шансов нет. Я просто сказал, что вопрос с тренером при любом варианте должна и будет решать федерация футбола. Мол, что-либо ей навязывать никто права не имеет. Я отлично это понимал, поскольку сам работал старшим тренером на протяжении 25 лет, и очень не любил, когда начиналось вмешательство сверху.

Я не мог не поинтересоваться у Тарпищева, был ли в курсе сложившейся ситуации Борис Ельцин.

- Конечно, был. Первый президент России сказал тогда: да, мол, есть конфликт, но не стоит рубить сплеча, сторонам надо постараться найти общий язык. Ельцин, человек спортивный, не был сторонником смены тренера сборной. Но просил найти золотую середину. Она найдена так и не была, игроки в сборную не вернулись. Убежден, что по вине РФС, поставившего вопрос так: кто хочет, пусть возвращается, а без остальных обойдемся...

Колосков, кстати, признает: давления со стороны государственных структур на него не было. Хотя он его ждал. "Я вообще удивляюсь, как удержался на посту, - признается президент РФС. - Тогда ведь был такой административный ресурс..." Добавляет, правда, что когда-то учился вместе с Тарпищевым и знает его больше 30 лет. Эти давние отношения, с его точки зрения, тогда и не дали конфликту перерасти в полномасштабное противостояние. "Критикует он меня, правда, постоянно, - жалуется Колосков. - Наверное, склад характера такой".

...Казалось, с отъездом в Корею Бышовца тренерский вопрос с повестки дня окончательно снят. Но в тени по-прежнему оставалась самая загадочная фигура во всей этой истории.

РОМАНЦЕВ

Противоположностей, как известно, больше двух быть не может. Но когда спрашиваешь о роли главного тренера "Спартака" в событиях 93-го - 94-го, версий слышишь как минимум три, а может, даже четыре. И все - взаимоисключающие.

Юрий Семин:

- Хорошо помню, что руководство "Спартака" не очень корректно себя повело, когда в конце января мы вылетали в США на две товарищеские игры. У нас были разговоры с игроками, и выяснилось, что их не отпускают. Никого. Мы не настаивали, поскольку спартаковцы находились в сложной ситуации: им еще не выплатили всех денег за Лигу чемпионов, и если бы они пошли поперек воли начальства, последствия для них могли оказаться плачевными. От сборной отказывались даже те люди, которых туда никто не приглашал, например, Писарев. То есть было видно, что ведется соответствующая работа. Когда "Спартак" прибыл в Москву со сборов, Никита Симонян проявил инициативу и, взяв с собой Садырина, поехал в Сокольники на переговоры с Романцевым. Я ехать отказался - видел, что люди настроены против сборной.

И, несмотря на весь свой авторитет, ничего Никита Павлович тогда не добился.

Спартаковцы, за исключением Карпина, вернутся в сборную дружно, но еще нескоро лишь к 20 апреля, на товарищеский матч с турками в Стамбуле. Дюжиной дней ранее Колосков созвонится с Романцевым и узнает, что восемь из девяти спартаковских кандидатов в сборную написали заявления с пожеланием играть в национальной команде (не будучи уверенным уже ни в чем, РФС такие бумаги тогда требовал от каждого).

Случайных перемен в столь массовом порядке не бывает. Тем более что, по словам Игнатьева, во время тех самых переговоров с Симоняном Романцев всячески давал понять, что давить на своих игроков права не имеет и каждый будет принимать решение сам. Вроде бы только что все отказывались - и вдруг согласились. Почему? Шалимов полагает:

- В какой-то момент Романцев стал рассуждать как президент "Спартака" и понял, что поездка его игроков на чемпионат мира - в интересах клуба. Потому что способна поднять цены на игроков на мировом рынке.

Определенный свет на загадочную перемену в настроении игроков "Спартака" проливает Сергей Юран:

- Мне спартаковцы рассказали, что в какой-то момент Романцев поговорил с ребятами, подписавшими письмо. И сказал: те, кто уже выступает в Европе и имеет хорошие контракты, от отказа ехать на чемпионат мира не так много потеряют. А вам, помимо того, что такой турнир бывает у футболиста раз в жизни, надо еще и семьи кормить. В общем, трезво и рассудительно дал им понять, что они должны ехать в Америку.

- А зимой почему не говорил ничего подобного?

- Как большой мастер, он выждал паузу, чтобы игроки успокоились. Прежде чем в чем-либо их убеждать, Романцеву нужно было почувствовать настроение футболистов. Он вообще предпочитал ничего не делать сгоряча.

Третья версия - собственно спартаковца, Валерия Карпина. По иронии судьбы, как раз того, кто сопротивлялся возвращению в сборную до последнего. И вернулся туда лишь 20 мая, последним из "отказников".

- Позиция Романцева была простой: каждый должен решать сам, - говорит Карпин. - Он и не запрещал играть в сборной, и не отправлял туда. Лично мне Олег Иванович то ли в апреле, то ли в мае, когда я оставался последним, сказал: "Шанс поехать на чемпионат мира выпадает не каждому. Решай сам". И хоть я уже было вычеркнул себя из чемпионата мира, Онопко с Пятницким сумели меня переубедить. К тому времени я понял, что все равно в руководстве сборной ничего уже не поменяется.

- А до того надеялись, что главным тренером сборной может стать именно Романцев?

- Да, надеялся.

Свидетельство Карпина, непосредственного участника внутриспартаковских событий, заслуживает, мне кажется, наибольшего доверия. Тем более что разговоры о возможном назначении Романцева тогда действительно ходили повсюду. Толковали о том, что Колосков беседовал с главным тренером "Спартака" не только о его игроках, но и о нем самом. Достоверно, однако, об этом известно не было. И вот тут-то мы подходим к четвертой версии. Ее автор - Бышовец.

- Не скрою: вскоре после появления "письма 14-ти" я пытался понять истинную позицию Романцева - человека, который заявил, что у спартаковцев есть честь, - говорит Бышовец. - Если бы мы оказались вместе, то ситуация была бы спасена и способствовала оздоровлению нашего футбола. Но Романцев дал понять, что его интересует только "Спартак". "Ты хочешь быть главным тренером сборной?" - спрашиваю его. - "Нет, не хочу". - "А если предложу тебе сотрудничество на паритетных началах - я дорабатываю чемпионат мира, а потом сборную принимаешь ты?" Романцев вновь отказался: он делал вид, что сборная его вообще не интересует.

Но, знаете, Олег Иванович совсем не так прост, как хотел казаться! Спартаковцы отнюдь не случайно в приказном порядке вернулись в команду, а летом 94-го, уже после чемпионата, Романцев вовсе не неожиданно возглавил сборную. Полагаю, компромисса с президентом РФС на эту тему он достиг еще раньше - просто тогда этот компромисс не был озвучен. Ценой их соглашения стал позор в Америке. И только опозорившись в 2002-м году в Японии, он понял, что я был прав...

Верить ли умозаключению Бышовца, пусть каждый решает сам. Но после разговоров в футбольных кругах о том, что в прошлом году договоренность с Валерием Газзаевым о приходе в сборную у Колоскова была еще за несколько месяцев до "романцевского" ЧМ-2002, абсолютной фантастикой такой сценарий не кажется.

ВОЗВРАЩЕНЦЫ

Их, отказавшихся от своей подписи и вернувшихся в сборную, оказалось семеро. Четыре спартаковца (Иванов к тому времени перешел в "Динамо", впрочем, его в сборную и не вызывали) плюс три легионера. Но если к белому флагу первых "отказники", зная авторитарный нрав Романцева, отнеслись снисходительно, то вторым, как говорится, мало не показалось. Их посчитали настоящими, полновесными предателями.

Бышовец говорит:

- Из трех легионеров, вернувшихся в сборную, игровые соображения волновали, полагаю, только Мостового, который всей своей карьерой доказал, что является настоящим профессионалом. Его, к слову, я когда-то несправедливо не взял на Олимпиаду в Сеул, и хоть мы тогда и победили, Мостовой, как и Колыванов, были достойны поездки в Корею. А другие предали даже не идею. Они предали своих друзей. В отличие от них у тех, кто не поехал в Америку, совесть должна быть чиста. Да, они могут жалеть, что пропустили чемпионат мира, но при этом остались порядочными людьми - перед собой и своими друзьями.

Если такое говорит тренер, что могли сказать вернувшимся куда менее воздержанные на язык игроки?

Первым, практически сразу, вернулся Саленко. Прежде чем стать автором рекорда мировых чемпионатов по количеству голов в одном матче, он во время пресс-конференции на Зубовской площади удостоился таких слов от Кирьякова: "Тогда в "Хилтоне" Саленко громче всех кричал: "Я снимал Садырина в "Зените", сниму и тут". Сегодня Бышовец эту фразу повторяет. Сам Саленко не раз уверял, что ничего подобного о человеке, пригласившем его в сборную, говорить не мог. Как было на самом деле, вьмснить, понятное дело, невозможно.

Но стоит ли гнаться за "жареными" фразами, если и без них есть возможность разобраться, почему тот или иной игрок отступил от первоначального слова?

Любопытную историю о Саленко рассказал генсек РФС Владимир Радионов, возглавлявший золотую молодежную сборную СССР 90-го года:

- Вызвал я однажды Саленко на матч со сборной Турции в Симферополе. И вдруг после игры подходят ко мне ребята:

"Знаете, у нас к вам очень большая просьба. Не вызывайте больше Саленко". Команда отторгла человека, и я не мог пойти против ее мнения. Олег был достаточно чванливым парнем, а у нас сложилась команда, которая далеко не каждого принимала.

Вот что интересно: в той молодежке, которая не приняла Саленко, были почти все, кто по доброй воле остался за бортом Америки-94, - Шалимов, Добровольский, Канчельскис, Кирьяков, Колыванов. Не здесь ли кроется мотив возвращения экс-киевлянина в сборную? Возвращения, с которым он, пожалуй, единственный, явно угадал.

Борис Игнатьев для наглядности решил сравнить психологию Саленко и Кирьякова. Оба играли у него в юниорской сборной Союза, так что нынешний помощник Юрия Семина в "Локомотиве" знает, о чем говорит:

- Кирьяков - человек очень коллективный, компанейский. Может, он как раз и не вернулся в сборную потому, что был слишком привязан к своим друзьям, думал: "Что про меня ребята скажут?" А Саленко по натуре - индивидуалист, как, кстати, и Юран. Идет по жизни своей колеёй, и ему все равно, что о нем будут думать другие. Посчитал первое решение поспешным - и ему не составило труда перейти из одной группы игроков в другую.

Следующим возвращением стал Юран. Широкой публике это стало известно 19 февраля 94-го из интервью "СЭ" - форвард не стал скрывать, что вернется в команду к мартовскому товарищескому матчу в Дублине. Но, как выяснилось из нашего разговора, Юран все для себя решил гораздо раньше:

- Жалею сейчас только о том, что сразу не разобрался в ситуации и не помог тренерскому составу остановить конфликт. Списать свое первое решение могу только на молодость. Будь мне 26 - 27 лет - никогда бы такого не сделал. И, наоборот, сделал бы все возможное, чтобы убедить остальных этого не делать...

- Когда же вы решили вернуться в сборную?

- После известной пресс-конференции на Зубовской площади вернулся в Лиссабон, пообщался с друзьями, которые гораздо старше меня. И где-то через неделю осознал, что наш отказ был большой ошибкой.

А потом, 11 января, в Лиссабоне был благотворительный матч в пользу Сережи Щербакова, и туда приехали, с одной стороны, Садырин с Игнатьевым, а с другой - Шалимов, Кирьяков, Мостовой, Кульков и я. Сели поговорить.

- Был шанс уладить весь конфликт?

- Шалимова было трудно переубедить. У него в друзьях ходил Тарпищев, да и Бышовец имел на него влияние. Игорь был на сто процентов уверен, что все под контролем президента России и Садырин уйдет в отставку. А вот тот же Василий Кульков, с которым мы играли вместе, тоже вроде бы все переосмыслил и был готов вернуться в сборную. Но его Шаля все-таки переубедил. Тогда я и сказал тренерам, что вернусь. Да, от Игоря услышал, что слово не держу. Но это какой-то детский сад - речь-то о чемпионате мира! Тем более что Садырин с Игнатьевым привезли в Лиссабон от Колоскова новый вариант контракта с РФС, где индивидуальные контракты игроков по бутсам допускались. Смысла продолжать бунт я не видел никакого. Над нами, говорил, и так вся Европа смеется.

По словам Юрана, тогда от него отвернулись многие. Даже Колыванов, с которым они всю жизнь прожили вместе в сборных. Когда они встретятся в новой сборной Романцева, бывшие "отказники" не будут замечать Сергея около полугода. Потом, правда, все "устаканится"...

Но и вернувшись в сборную, Юран счастья не обрел:

- Те ребята, которые вообще не отказывались играть, не очень нас там хотели видеть. И были за наше с Мостовым возвращение обижены на Садырина. Я чувствовал к себе, скажем так, прохладное отношение. И, думаю, Пал Федорыч на чемпионате мира решил посадить меня на скамейку, потому что боялся, что команда вообще развалится. Но я ни о чем не жалею. Все-таки был на чемпионате мира. И играл против бразильцев. Это история...

Многие, кстати, посчитали ошибкой, что "единожды предавших" приняли назад. Колосков, например, говорит:

- Я не очень понял Садырина, когда он начал "подписантов" частично возвращать в сборную. Не препятствовал этому, но внутренний протест был.

Был этот протест и у ряда игроков из числа тех, кто остался верен Садырину до конца. Против возвращений и возвращенцев, по рассказу футболистов, были Харин, Кузнецов, Бородюк, Попов.

Мостовой думал дольше всех и вернулся в начале мая. После чего на два года вдрызг рассорился со своим лучшим другом - Шалимовым.

- Я с самого начала придерживался мнения, что ничего у нас из этой затеи получиться не могло, - рассказывал Мостовой нынешним летом на встрече в "СЭ". - Подписал письмо лишь потому, что об этом просили друзья. А потом, когда стало окончательно ясно, что ничего не изменится, подумал: "Что же делать теперь? Надо ехать". К тому же не забывайте: у Игоря в жизни тогда было все нормально - он играл в Италии. А у меня ситуация оставалась неопределенной, и была небольшая надежда, что на чемпионате мира смогу показать себя. Хотя в глубине души я чувствовал, что играть не буду: тренер явно рассчитывал на других.

Шалимов рассказывает:

- Мост был моим лучшим другом. Когда играли за дубль, жил у меня дома, да и вообще мы были не разлей вода... Мне было тогда очень неприятно. Он мог бы по крайней мере позвонить. Вообще из всех, кто вернулся в сборную, позвонил только Карпин.

- Два года не разговаривали по вашей инициативе?

- Да.

- А как помирились?

- Общие друзья сказали: "Мост приехал. Хочешь пойти?" Пошел. К тому времени и я уже стал смотреть на ситуацию по-другому. Понимал, что на чемпионат мира надо было ехать. И разницу его ситуации с моей тоже понимал. Но надлом в отношениях все равно произошел. Сейчас мы просто хорошие знакомые и в отпуске с удовольствием общаемся. Мне приятно с ним встречаться - нас все-таки многое связывает. И юмор, и воспоминания... Но прежней дружбы уже нет.

САДЫРИН

Мог ли он все-таки уйти? Мог ли сдаться под напором людей, выразивших нежелание с ним работать? Бышовец вот, скажем, удивляется:

- Трудно понять тренера, которому игроки объявили, что не хотят с ним работать, а он остался. И даже принял обратно некоторых из тех, кто все это объявлял. Когда, например, в Донецке даже часть игроков не захотела со мной работать, я тут же ушел.

Интересно, что этот вопрос вызывает разночтения даже у ближайших соратников Садырина.

Игнатьев:

- Мы были рядом с ним и видели, чего ему это стоило. Если честно, несколько раз я Садырину говорил: "Да бросьте вы это дело, Федорыч! Зачем так себе нервы трепать?" Но он отвечал, что не бросит. Принципиально. "Я взялся за это дело, и мне не в чем себя упрекнуть. Мы решили задачу, и если я сделаю шаг к отступлению, управлять сборной будут игроки, которые не имеют представления о тренерском искусстве. Такого быть не должно".

Семин:

- Случались моменты, когда он хотел все бросить и уйти. Но были ведь, помимо тех, что подписали, и другие ребята, которые остались в ЕГО сборной. Ради них Садырин и не ушел - он так мне и говорил. "Футболисты мне поверили, как я могу их оставить? Бросить их было бы с моей стороны предательством". И он действительно верил, что мы сыграем хорошо...

...Нам с коллегой по "СЭ" Максимом Квятковским удалось побеседовать с Садыриным 30 мая 1994 года - прямо перед вылетом в Австрию на предчемпионатную подготовку. Он пророчил победу над бразильцами - 1:0 и гол Радченко. Но при этом был выжат как лимон. Говорил: "Я уже вообще ничего не чувствую и не боюсь. У меня все чувства в последние месяцы атрофировались... Если команда провалит чемпионат, уйду в отставку".

И он ушел. "Коня и трепетную лань" (то есть тех, кто из сборной не уходил, и тех, кто в нее вернулся) впрячь в одну упряжку оказалось невозможно. А тут еще и "группа смерти" - будущий чемпион Бразилия и бронзовый призер Швеция. И никудышная подготовка: тот самый таинственный менеджер-поляк, который когда-то не обеспечил встречу Шалимова с Колывановым в Польше, клятвенно обещал организовать россиянам пару классных спаррингов и обманул. Такие вот тогда были у РФС партнеры. В результате легионеры, по словам Галямина, за полтора месяца с момента окончания своих чемпионатов выходили на поле... дважды. На что можно было рассчитывать?

После ухода из сборной Садырин вознамерится, как было оговорено, вернуться в ЦСКА. Но туда уже назначат Тарханова. И он, потеряв столько сил и нервов, останется вообще без работы.

Рассказывает Шамиль Тарпищев:

- У нас с Садыриным после всей этой истории остались нормальные отношения. Когда его убрали из ЦСКА, он пришел ко мне и говорит: "Как же так, меня выкинули отовсюду и сейчас в ЦСКА квартиру отбирают!" Я взял его за руку, повел в кабинет к министру обороны Павлу Грачеву и добился, чтобы квартиру в Москве ему оставили.

Тренером прежнего масштаба после пережитого Садырин стать уже не сможет. Максимум, чего добьется, - выйдет с "Зенитом" в высшую лигу. Но еще два отрезка в ЦСКА, как и один в "Рубине", окажутся безрадостными.

Летом 2001-го, за полгода до смерти Садырина, мы в канун матча ЦСКА со "Спартаком" разговаривали с тренером на базе в Ватутинках. О его страшном недуге догадывались многие (да и сам он, как рассказал мне Игнатьев, знал все), но в тот момент показалось, что выглядит он лучше, чем весной.

Я спросил Садырина:

- Вы хоть иногда вспоминаете о временах в сборной?

И услышал жесткое:

- Нет. Те два года я вычеркнул из своей жизни.

НЕПРИМИРИМЫЕ

Для того чтобы разрушить все и всяческие стереотипы, достаточно будет, думаю, одного абзаца. Эти слова произнес Дмитрий Галямин об Игоре Шалимове. Человек, не подписавший "письмо 14-ти", - о его инициаторе и вдохновителе:

- Я больше чем уверен: все, что делал тогда Шалимов, не имело никакого отношения к какой-то личной выгоде. Хорошо его зная, убежден: он действительно так думал. Может, по молодости и принимал горячие, необдуманные решения. Но никогда, послушайте, никогда, он не поступил бы вопреки своей совести. Все, кто действительно знают Игоря, вам это подтвердят.

Внимательно прочитайте эти строки одного из ваших кумиров, господа болельщики ЦСКА. Те, кто заодно с фанами "Зенита" в уходящем году встречали шалимовский "Уралан" оскорбительными плакатами и речевками, в которых обвиняли главного тренера элистинцев ни много ни мало в смерти Садырина.

В эмоциональном Борисе Игнатьеве, правда, до сих пор говорит обида за своего друга:

- Я этих болельщиков по-человечески понимаю. Федорыч не прожил того, что должен был. Ему, крепкому мужику, по сути, помогли раньше срока уйти из жизни. Я бы не хотел, чтобы Шалимов и иже с ним когда-нибудь оказались в такой ситуации, когда жизнь не в радость.

- Была даже такая наивная болельщицкая версия, что 6:0 "Локомотива" над "Ураланом" в последнем туре - это месть Семина и Игнатьева за Садырина...

- Да чушь - нам этот Шалимов был нужен, как рыбе зонтик. Потом, правда, тоже где-то услышали такое. Только посмеялись да подумали: Пашка, наверное, был бы рад...

Сам Семин высказывается значительно сдержаннее своего коллеги:

- Перетерпел тогда Паша очень много, но связывать с теми событиями его раннюю смерть не буду. А на Шалимова не обижаюсь, и отношение к нему - нормальное, футбольное. Они же очень глупые были тогда, не со зла все делали. Разгул демократии, всем все дозволено... Вот им и показалось, что они уехали на Запад, заработали какие-то небольшие деньги и теперь могут мир перевернуть. Увы, не нашлось человека, способного их остановить. Осталась только в глубине души трещина, что загублено большое дело. А то, что 6:0 над "Ураланом" были местью за Садырина, - глупость, конечно. Нам нужна была эта победа, чтобы быть честными перед собой и перед футболом.

Сам Шалимов не меньше удивляется "садыринской" версии результата матча "Локо" - "Уралан":

- Уверен: это бред. Они "порвали" нас - вот и все. Они и "Интер" 3:0 обыграли. "Локомотив" сейчас в большом порядке.

Хула поклонников ЦСКА и "Зенита" Шалимова не обижает:

- Я сам плакатов не видел, мне о них только потом сказали. Ничего страшного. Они - болельщики команд, с которыми Садырин работал и стал чемпионом Союза. Раз помнят спустя столько лет - значит, это было действительно громкое событие. Но я никогда не говорил ничего плохого о человеческих качествах Павла Федоровича - поэтому чувства вины перед ним у меня нет. Как человека я его уважал тогда, уважаю и сейчас. Это был сугубо профессиональный конфликт. Избежать которого в тот момент было вряд ли возможно.

Другой вопрос, что мы делали правильно, а что - нет. Сейчас, поработав тренером, я понял, что исправить проблемы нахрапом, за один день, невозможно. Нужно время, понимание и терпение.

Бывший главный оппонент "письма 14-ти" Колосков воспринимает антишалимовские выступления куда ближе к сердцу, чем сам их адресат:

- Считаю, что это недопустимо, в жесткой форме осуждаю такие проявления. Убежден, что ошибки нужно людям прощать. Тех, кто поднимал эти плакаты, я хотел бы спросить: в чем разница между вашим экстремизмом - и экстремизмом игроков, в 93-м году написавших это письмо? Их порыв я сегодня объясняю тем, что было такое время. И очень хорошо, что сегодня они правильно оценивают свои тогдашние действия. Если бы мы поддались на давление и поменяли тренера - представьте, какая в нашем футболе наступила бы анархия. Пример оказался бы заразительным...

Наконец, Бышовец высказывается на тему шалимовского эха коротко и ясно:

- Все знают, от чего умер Садырин. А потому обвинять Шалимова в его смерти - кощунственно.

НЕРАЗРЫВНАЯ СВЯЗЬ

Непримиримых становилось все меньше и меньше. И они все крепче держались друг за друга. Так вышло, что на одной чаше весов был чемпионат мира, а на другой - дружба. Оставшись с одним, они теряли другое. Пенять им было не на кого. В такое положение они поставили себя сами.

Их уговаривали. Только от Шалимова, уяснив в Лиссабоне его непреклонную позицию, отступились.

Игнатьев:

- Помню, уже незадолго до отъезда на чемпионат ходили мы по лужниковской набережной с Колывановым. Он говорил: "Я поехал бы. Понимаю, что мы все сделали неправильно. Но сейчас уже не могу. Это мои друзья. Я с ними вырос, всю жизнь вместе играли, кое-что сделали в футболе. Не могу их предать".

Радионов:

- Помню, как огорчил Андрей Канчельскис, который играл у меня в молодежной сборной. Мы встретились в Манчестере, куда приехали на жеребьевку чемпионата Европы-96. Был матч "МЮ" - "Эвертон", нас туда пригласили, и после игры мы с Андреем разговаривали. Они, представьте, друг другу так верили, что невозможно было эту связь разорвать! Ну что я, говорит, могу сделать, Владимир Вениаминович, мы же все решили!

В общем-то я уважаю эту позицию. Пошли на что-то вместе - и решили идти до конца. Хотя уже понимали, что путь заведет не туда. Игроки все равно остались для меня теми же мальчишками, которые выиграли молодежный чемпионат Европы. И знаю, что та команда для каждого из них осталась мечтой, в которую они хотели бы вернуться. Потому что им там было хорошо. Потому что они чувствовали, что вместе кого угодно обыграют, порвут, и для них нет непобедимых соперников. Все это осталось в них до сих пор, спросите у любого. Плакать хочется, когда вспоминаешь о той команде. И о том, что с ней потом стало...

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Игорь Шалимов смотрел чемпионат мира... в Америке. Там, где он и проходил. Друг по "Интеру" Никола Берти пригласил их с еще одним "интеристом" Альдо Сереной в Нью-Йорк, где у него была квартира, а "Скуадра адзурра", в состав которой Берти попал, там же проводила свои матчи ЧМ-94.

Шалимов бродил под небоскребами Манхэттена, глядел на веселые разноцветные толпы болельщиков из разных стран, расспрашивал Берти о новостях из итальянского лагеря. И вдруг его пронзила мысль, от которой было никуда не деться: "Я тоже мог здесь играть. Боже, что же мы наделали!"

Тогда он еще пытался эту мысль отогнать, уговорить себя, что все было сделано правильно. Но с каждым днем Игорь станет все отчетливее понимать, какую команду они тогда потеряли. Какую сборную.

Сборную, которая, по убеждению многих героев этого материала, стопроцентно могла быть в призерах чемпионата мира.