Газета Спорт-Экспресс от 18 декабря 1996 года, интернет-версия - Полоса 5, Материал 3

Яак САЛУМЕТС

ХОЧУ БЫТЬ ДИКТАТОРОМ, ЧТОБЫ ЗА ВСЕ ОТВЕЧАТЬ

Главный тренер сборной Эстонии Яак Салуметс - одна из самых видных фигур в эстонском баскетболе, причем не только в сегодняшнем. В 70-е годы Салуметс был лидером таллинского "Калева" и выступал за сборную вместе с чемпионами Олимпиады в Мюнхене

-В отличие от ваших соотечественников - Яака Липсо, Принта Гомсона, Анатолия Крикуна - вы ни разу не попали на Олимпийские игры.

- Мюнхен-72 - это была моя Олимпиада, мое время, я должен был там играть и завоевать золото. Но Кондрашин отцепил меня в последнюю секунду и взял Вольнова. Хотя весь сезон он говорил мне, что я поеду на Олимпиаду. Но потом, видимо, на него нажали, и вопрос решился уже не по спортивному, а по национальному признаку: вместо эстонца Салуметса на Олимпиаду поехал русский Вольнов.

-Это вы так думаете?

- Это мне сам Кондрашин сказал, уже после Олимпиады. И признался, что был не прав. Бог его за это наказал: после Мюнхена все игры с ленинградским "Спартаком" "Калев" выиграл. Ну может, одну проиграл из 12. Тем не менее Кондрашин был и останется для меня одним из лучших тренеров. Другое дело, что как человека я его не уважаю.

-Но вас ведь все-таки привлекали в сборную.

- Да, Кондрашин, дабы загладить свою вину, брал меня на турниры, и там я вел себя как хотел. После игры вечером уходил из гостиницы и возвращался, когда считал нужным.

-В итоге на чемпионат мира-74 вы не поехали.

- Незадолго до него на турнире в Югославии мы с Серегой Беловым решили принять в баре по рюмочке коньяка. Рюмочка оказалась очень большой, а в гостинице я столкнулся с Кондрашиным, и у нас состоялся "теплый" разговор, в котором я высказал все, что думаю по поводу моего отсутствия в Мюнхене. Кондрашин в ответ промолчал, а я на чемпионат мира не поехал.

-Почему из всей команды "академиков" знаменитого "Калева" тех лет именно вы стали тренером?

- Думаю, это судьба. Не скажу, чтобы я сильно стремился к этому, скорее наоборот. В 1979-м я ушел из баскетбола и дал себе годичную передышку. А потом понял, что не могу без этой игры, вернулся и начал тренировать девушек. Знаю, никто не верил, что из меня получится тренер, - ведь я был этаким эксцентриком, "плохим мальчиком". Но если я что-то делал, то делал на 100 процентов. Гулять - так гулять, работать - так работать. В этом отношении со мной было легко.

-А сейчас игрокам с вами легко? Как вы реагируете на возражения с их стороны?

- Я сначала стараюсь понять, почему человек возражает. Но вообще-то в игровых командных видах, когда начинается демократия - исчезает результат. Он появляется только при диктатуре, когда один человек отвечает за все, что происходит на площадке и за ее пределами. А молодежь сейчас обрадовалась - мол, свобода. Одни авторитеты ушли, к тем, что остались, никакого уважения... Впрочем, это проблема не только баскетбола, и не только спорта.

-У вас не бывает желания вновь выйти на площадку в составе ветеранов?

- Никакого. Мне жалко этих людей, потом они две недели, а то и больше, ходят по врачам. Я ведь человек азартный: если решу поиграть, сразу забуду о больном колене. А потом - снова лечиться, и еще не известен результат. И потом, зачем я буду делать то, что уже не могу делать как следует?

-Когда вы сами играли в баскетбол, вам не предлагали уехать за границу?

- Я сейчас скажу одну вещь, которую практически никогда никому не говорил. В 1973 году я выехал со сборной в Америку и там получил предложение из Испании. От очень хорошего клуба. Я мог стать первым советским легионером, и сумма, которую мне предлагали, была совсем не маленькая. Но слишком уж много людей могло пострадать из-за моего отъезда, в том числе жена, ее отец, занимавший высокий пост. Я очень долго думал, всю ночь. И все это время у подъезда меня ждала машина, на которой я должен был бы уехать в случае согласия. Я вышел с чемоданами из гостиницы последним и - сел в автобус, где меня ждала сборная...

-А внутри Союза приглашения были?

- Звали в ЦСКА, в "Динамо". Но чтобы там играть, нужно было надевать погоны, чего мне не хотелось. Это сейчас россияне спокойно играют в Риге, латыши - в Москве, американцы - в Саратове, а эстонцы - в Греции.

Впрочем, одну ошибку я все-таки совершил. В 1968 году мы стали чемпионами Европы среди юниоров: я, Саша Белов, Сидякин... В финале победили югославов (пять человек из них потом на Олимпиаде в Мехико выиграли в полуфинале у сборной СССР), а я набрал 40 очков. И "папа" Гомельский пригласил меня во взрослую сборную на первенство Европы. Он сказал: "Приходи, сразу возьму". Но мне в Таллине заморочили голову - мол, надо учиться. И я не поехал, о чем до сих пор жалею. Когда 19-летний мальчик отказывается от предложения великого Гомельского, он многое теряет. Если бы я согласился, то, думаю, попал бы в Мюнхен, так как к 72-му был бы уже старожилом сборной.

-У вас часто возникают конфликты с прессой?

- Если бы мне было все равно, что пишут и говорят о моих командах, я давно бы уже уехал. Предложений хватает - хороших предложений. Но пока у меня есть работа дома, пока она кому-то нужна, я не уеду. Знаю, моя персона многих раздражает, но это даже хорошо - заставляет работать. А пресса всегда будет бить и доводить до инфаркта. Сам-то я очень толстокожий. Могу быть вежливым, могу послать далеко-далеко. Но ведь у меня есть семья, и она тоже это все читает и слушает.

-У вас есть мечта?

- Вообще-то я реалист. Но есть.

-Какая?

- Не сказку. Это ведь моя мечта.

Владимир ГУРВИЧ

Таллин