«Парни, теперь у вас есть мы». Русский вольник побеждал Кормье и крышевал ловцов янтаря
Алексей Крупняков — спортсмен с необычной судьбой. Уроженец Калининграда устал ждать шанса в сборной России и принял гражданство Кыргызстана, в составе этой сборной завоевал бронзовые медали чемпионата мира и принял участие в Олимпийских играх в Афинах и Пекине. Во время борцовской карьеры Крупняков дважды встретился с Даниэлем Кормье и в одной из схваток разгромно победил. А спустя много лет после этого Крупняков попал в тюрьму по статье о вымогательстве денег из ловцов янтаря. Об этом и много другом Алексей рассказал в большом интервью «СЭ».
«Знаю, кого из известных борцов «омолодили» в свидетельстве о рождении»
— Вы родились в Калининграде. Как получилось, что стали выступать за сборную Кыргызстана? Все-таки между этими пунктами 5 тысяч километров.
— Да, ровно пять тысяч. Ситуация такая: я боролся за Россию до 2002 года. В сборной нашей очень много спортсменов хорошего уровня, и тренеры по своему усмотрению, личному убеждению принимают решение: поедет тот или иной спортсмен. Два-три раза взяли других ребят, кто-то лоббировал свои интересы. Я не буду утверждать, но складывается мнение. Вообще у нас в сборной России русских ребят, к сожалению, очень мало, практически нет. В основном у нас борется Северный Кавказ. Сейчас отхожу немножко от заданного вопроса. Это вопрос такой интересный, хотелось бы его поднять.
Почему я оказался именно в Кыргызстане? Пару раз меня не повезли на соревнования, и я затаил не то чтобы обиду, немножко напрягся, скажем так. Я подумал, что можно всю жизнь быть перспективным, сидеть в тройке на России и потом не посмотреть мир. А любой спортсмен стремится выступить на чемпионатах Европы, Азии, мира и Олимпийских играх. И я понял, что моя мечта под угрозой. Приняли решение заявиться за другую республику. Именно Кыргызстан, потому что уже были отношения с этой республикой. Мой старший товарищ, Костя Александров, он боролся за Кыргызстан в 100 кг на Олимпиаде, стал пятым в свое время. Отец с ними сам переговоры вел. Я тогда был в топе в России, и будущее в России тоже было нормальное, не безнадежное. Они обрадовались этому предложению, через три дня паспорт был готов уже.
Я начал выступать за Кыргызстан, но вопрос в России я, естественно, решал. У меня были договоренности, что первые пару лет я не выступаю там, где сборная России. А это как раз был 2002 год, Азиатские игры. Я не боролся там, где Россия, так что все было в елочку. Начал бороться за Кыргызстан и ни капли не жалею.
— Вы сказали, что Россия по большей части представлена борцами из Северного Кавказа. На ваш взгляд, неправильно, что мало русских ребят?
— Где русские богатыри? Хочется спросить (улыбается). И себя самого, и вообще. В принципе на Северном Кавказе борьба — это такой вид спорта, куда ребенка сначала отдают, а если не получилось, потом уже в другие виды спорта. Большая конкуренция и уровень высокий, но это не значит, что совсем русских ребят нет. Приведу пример. Вот наш русский парень борется, выигрывает чемпионат области, едет на зону России в Питер, там тоже всех рвет, балл никому не отдает, реально красавчик. Потом едет на первенство России по своему возрасту... До сих пор проблема существует с нечестными тренерами, которые своих спортсменов «омолаживают». Берут, делают свидетельство о рождении, там еще паспортов не было, нам с 18 лет паспорта давали (до 1997 года выдавали паспорт с 16 лет. - Прим. «СЭ»). Смысл в том, что на два-четыре года ребята делали себе возраст, «омолаживались». В таком возрасте, когда тебе 14 лет, это прямо существенно.
Сейчас ситуация продолжается, я знаю. И я не обвиняю ребят с Кавказа, абсолютно нет. Наши тоже так делают. Все, кто это делает, все поступают нечестно. Я считаю, это преступление. Они выходят против такого «закошенного» спортсмена, проигрывают. Раз проиграют, два, на третий он просто не поедет, скажет: не получается, давай-ка я лучше буду IT-технологиями [заниматься].
Мой посыл ребятам, которые проигрывают: нужно просто потерпеть немножко. Не бросать, а именно потерпеть лет до 18-20, когда все выравнивается, когда уже неважно, когда чем ты моложе — тем ты сильнее. А многие ребята не выдерживают и бросают этот спорт. Поэтому я здесь вижу две причины. Первая — на Кавказе в принципе больше люди борьбой занимаются, а вторая — вот эти преступления, которые заставляют людей бросать этот спорт. Надо терпеть, до 18-20 лет не бросать. Пусть ты проигрываешь сейчас — но потом выиграешь.
— То есть может быть такое, что кто-то из ныне известных и титулованных спортсменов переписан на пару лет?
— Я знаю таких ребят.
— Но вы не скажете, кто это?
— Нет, конечно, не скажу. Это мои друзья сейчас уже. Но вы удивитесь, когда узнаете. Прям удивитесь.
«На ОИ в Пекине поздоровался с Кормье, он пару шагов сделал и сознание потерял»
— В 2005 году вы взяли бронзу на чемпионате мира в Будапеште. При этом во втором раунде вы победили будущего двойного чемпиона UFC Даниэля Кормье. Для вас Кормье — самый значимый соперник в карьере?
— Даниэль Кормье — очень хороший спортсмен, но значимым его точно не назовешь. Я боролся со всеми ребятами топовыми: с братьями Сайтиевыми, Махарбеком Хадарцевым, Хаджимурадом Гацаловым. Поэтому Кормье в борьбе обычный. Таких на чемпионате мира... Представьте, вы на чемпионате мира боретесь — у вас пять встреч до обеда. Пять схваток! Там куда ни плюнешь — везде то ли чемпион мира, чемпион Европы, чемпион Азии. Кормье — он хороший спортсмен, но никакой не выдающийся в плане борьбы. Да, он добился там в UFC — молодец, уважаю, красавчик. В вольной борьбе он может думать. Думающий спортсмен — это сразу напряг. Он думает прежде, чем что-то сделать.
— Вы, можно сказать, разгромили Кормье. Как оценили бы уровень Даниэля в тот момент?
— Счет был 12-2, остановили досрочно. У него очень хороший уровень был, это не проходной спортсмен был. Я могу сказать, скорее всего, он меня недооценил. Думает: что там, Кыргызстан? В 96 кг у нас редко там [хорошо выступали]. Вообще, в Кыргызстане в основном ребята до 74 кг, до 85 кг очень сильные. А в тяжах, полутяжелом весе, к сожалению, не такие серьезные спортсмены, нужно еще поработать с ними. Поэтому он [Кормье] наверняка подумал: «Да что там, кыргыз какой-то» (смеется).
— А каким был Даниэль в то время как личность? Вы общались до или после схваток?
— На такой уровень забираются ребята не глупые, все с характером. А он интересный человек, такой хохмач. Веселый, жизнерадостный парень. Мы с ним в столовой встречались, обменивались фразами. Он приятный человек в общении, смешной, постоянно шутит. На Олимпиаде в 2008 году короткое общение случилось у нас с ним. Мы стояли, взвешивались, он не согнал вес, полкилограмма было лишних. Он не смог согнать, сознание прямо потерял. Я помню, что мы поздоровались, он пару шагов сделал и упал без сознания. Жалко было его.
— Перед Пекином не было мысли о том, что надо с ним еще раз встретиться, поквитаться за поражение, повести по личными встречам 2-1?
— Конечно, блин! Ждал, что я с ним встречусь. Я вообще там со всеми ждал встречи, но, к сожалению, меня как раз мой друг Георгий [Гогшелидзе] и остановил. В 2004-м на мире я у него выиграл, причем хорошо, а на Олимпиаде в первой встрече с минимальным преимуществом уступил. Я всем хотел отомстить, это в моем характере. Кому-то проиграешь, потом ходишь, гоняешь [мысли], смотришь схватки. Мне кажется, так должно быть. Мы не должны забывать, кому проигрываем.
«Во время боев по ММА в зале чувствуется присутствие смерти»
— В 2005 выходил материал «Комсомольской правды» о том, что Кыргызстан не заплатил вам за выступление на чемпионате мира. То есть даже не оплатил подготовку и перелет в Будапешт. Этот вопрос решили?
— Я читал эту статью. Откровенно говоря, вырвали из контекста все. Все там было хорошо. На тот момент, видимо, когда интервью давал, что-то там было неровно или я о чем-то переживал. Со мной более чем достойно разошлись люди и до сих пор поддерживают. Я последние два года ездил в Бишкек работать старшим тренером. Более чем братское отношение. Видимо, в такой момент у меня интервью взяли, когда чего-то ждал, накладки бывают. Мне прямо неудобно за эту статью становится. Какого черта? Надо всегда следить за своими словами. А сейчас я читаю, мне стыдно. Как бы ее убрать из интернета... Они мне и квартиру, и тачку, все было у меня.
— Квартиру в Бишкеке?
— Да, в Бишкеке квартира у меня была, за медаль как раз вручили. Потом BMW на киргизских номерах спонсор подарил. Я на ней потом здесь гонял, в Калининграде. Гаишники все уже узнавали.
— В 2010-м вы выиграли вторую бронзу чемпионата мира в Москве, а затем случилось отстранение за стероиды.
— Такая чушь, честно говоря. У меня болезнь одна — неспецифический язвенный колит. Это хроническая болезнь, я лечился на тот момент — принимал преднизолон. Преднизолон при своем раскладе дает картину, похожую на стероиды. Я, честно говоря, этого не учел. Просто я два года к этому моменту не тренировался уже — вещи собрал и поехал на чемпионат мира. Даже ребята мои из команды не ожидали — я приехал на метро в Москве. И я могу на чем угодно поклясться, что никаких препаратов запрещенных не принимал. Наоборот, я там лечился. Что у меня там в крови? Кроме виски с колой там ничего запрещенного не было. К сожалению, у меня не получилось объяснить антидопинговой комиссии наличие этого препарата, хотя я им прислал все документы, все справки, УЗИ. Я же не просто так принимал, я лечился.
— Вас отстранили на два года, и вы решили это время заполнить тем, что начали карьеру в ММА.
— Махаться, да (смеется). Я же тренировался, надо куда-то энергию девать.
— Как вообще пришли к тому, что стоит попробовать именно в смешанных единоборствах?
— Добрые друзья посоветовали (смеется). Тем более денежки и все остальное. Я понял, что могу это делать, у меня это хорошо получается. Не очень нравится, конечно, потому что здесь больше что-то такое звериное. Все-таки вольная борьба — это вид спорта благородный, не надо бить человека, который лежит. Мне прямо тяжело было готовиться по этому виду. Я товарища сбиваю [на тренировке], а потом начинаются проблемы: я его не могу добивать. Он лежит и мне уже говорит: «Алексей, ну, бей меня». А я не могу, говорю: «Как? Ты же друг мой. Я сейчас тебе попаду, сломаю что-нибудь». Я поэтому когда дрался, не сильно травмы наносил людям. Старался сбить, в партере обработать, задушить. Ну, у меня получается. Я ребят тут тренирую, Ахмад [Гасанов] вообще хорошо в «Хардкоре» выступил, сейчас за пояс будет драться.
— Вы тоже в ММА отлично начали: пять боев, пять побед, все — приемами в первом раунде. А чего не стали продолжать, раз так пошло?
— Потому что бить человека по лицу я с детства не могу, как в той песне. Вообще семья была против, если честно. Какие бы деньги там ни платили, семья была против: «Будешь потом слюни пускать, лежать где-то». Вольная борьба — это благородный вид спорта, а здесь нужно прямо звереть. Там спортивной составляющей мне показалось недостаточно, мне больше нравится именно думать головой. Я совершенно не хочу обидеть ребят, которые занимаются этим видом спорта, тем более я сам сейчас причастен к этим моментам — потому что тренирую и готовлю этих парней. Но для себя я пока не вижу... Хотя не было еще прямо дикого предложения! Если оно поступит, то, глядишь, я и выскочу (улыбается).
— То есть готовы за хороший чек ворваться туда?
— Конечно! Я тренируюсь каждый день. За хороший чек — да, можно подумать.
— У вас почти все поединки прошли в Калининграде. На одном из турниров вы пересекались с Александром Волковым. Каким он был тогда?
— Очень худенький такой молодой человек, но у него уже тогда был стержень. Уже было видно, что парень заряжен. В глазах уже видно, что парень готов покорять вершины.
— ММА десять лет назад сильно отставали в развитии от того, что происходит сейчас. В плане организаторских моментов как вам ММА в то время?
— Мне понравилось. Тут на чемпионате мира борешься, пять встреч до обеда, а приезжаешь, и тебя только специалисты, твои друзья знают. А тут даже не самому сильному парню открутил шею за 30 секунд, и тебя потом все знают. Весь город ходит: «Какой ты молодец!» А ты даже не вспотел. Да, организация крутая, вовлеченность. Но у меня есть теория на этот счет, почему людей это привлекает. Потому что в зале чувствуется присутствие смерти прямо. Ведь когда человек теряет сознание, он может умереть от удара или удушения. Людей всегда это возбуждало, и поэтому они так на это реагируют. Люди такие кровожадные по сути. Везде, где опасно, где есть присутствие смерти, людей это будоражит, возбуждает.
«Было сказано: «Парни, если у вас никого нет, теперь есть мы. Будете платить по 10 тысяч»
— Когда вводишь вашу фамилию в поиске «Гугла», одна из первых ссылок ведет на сайт НТВ, на статью с заголовком «В Калининграде судят главаря банды, вымогавшей деньги у ловцов янтаря». В тексте речь о вас. Можете ли рассказать вашу версию этой истории?
— Моя версия? Дело не в том, что мне неприятно об этом говорить, — это же было и было. Люди приходили за поддержкой. Грубо говоря, приходит к тебе человек и говорит: «Алексей Игоревич, вы знаете, я работаю, добываю камень, янтарь. Работаю не совсем законно, и меня поэтому бандиты различные просто рекетируют, пытаются обложить данью. Можете поддержать, помочь?» Естественно, сначала знакомые начинают приходить, у нас город небольшой, все друг друга знают. Обратились одни люди, ты им помог, пошла молва. И начали помогать людям. Я хочу сразу обозначить, что мы никого не принуждали, а ситуация была такая, что мы реально помогали. Это работа прямо была. Все парни со мной были спортсмены, действующие причем. Как это обозвать — группировка, команда или частное охранное предприятие — как хочешь, так и назови, не знаю. Но средства массовой информации обозвали это ОПГ. Причем это же все не доказано, какое это ОПГ.
Когда обложили штрафами всех копателей, они начали в море нырять. Один из наших людей, который перешел на море, его как раз хотели обложить данью. На него просто наехали и сказали, чтобы он платил деньги. В итоге этот парень пришел и пожаловался. Все, мы поехали спокойненько, заодно кросс пробежать. Дернули первых попавшихся дайверов, хотели выяснить, кто там работает на этом побережье и обкладывает данью, чтобы этого нашего парня защитить. Разговор не задался, один подзатыльник, в итоге люди побежали, уже заряжены были, видимо. И все, заявление написали. Когда ты попадаешь в эти жернова правосудия, из них выкарабкаться очень сложно. Какие бы у тебя ни были заслуги, все забывают вообще.
Я сначала уехал в Кыргызстан, думал, что все это решится издалека аккуратно. Но не получилось, мне пришлось вернуться. Я вернулся, здесь решал, в итоге мне пришлось посидеть в местах не столь отдаленных. Ну, я там тренировался каждый день, и все вокруг тренировались. Так что я ни о чем не жалею, это мне дало такой урок серьезный. Я начал жизнь ценить по-другому немножко. Версия моя простая: нас слишком много стало. Все говорили про нас, и, естественно, это многим людям не нравилось. И нас просто упрятали за решетку. Но сейчас все хорошо, все тренируются, все в порядке у всех.
— Писали, что ваши ребята требовали у дайверов по 10 тысяч рублей с человека. Это неправда?
— Нет, почему, частично правда. Просто чуть по-другому все было. Скажем так, ты дергаешь этих дайверов: «Где у вас тут крыша? Давайте, свяжитесь с ними». Они говорят: «У нас никого нет». Ты понимаешь, что это либо вранье, либо еще что-то. Тогда было сказано: «Парни, если у вас никого нет, теперь у вас есть мы. Будете платить по 10 тысяч». Это явилось основным доказательством. Понимаете, ни денег не было никаких, ни побоев никаких, вообще ничего. Просто взяли и назначили нас виновными. Я не говорю, что мы совсем не виновны. Конечно же, мы виноваты кое в чем, я этого не отрицаю. Но не настолько, как там описано. Прямо нарисовали Доктора Зло.
— Могли ли дайверы отказаться от вашей крыши?
— Хороший вопрос. Я прямо сейчас задумался (улыбается). Они нам вообще не нужны были, эти ребята. Нам их крыша нужна была, они нам нафиг вообще не упали. Конечно, они могли, но так говорить точно не стоило, типа нет у них крыши. Интересно сейчас смотреть на это: прошло уже шесть лет с того события, сейчас так смотришь на это улыбаешься, интересно. Думаешь, надо было по-другому сказать или сделать. Хорошо, что все закончилось. Главное, что все живы, здоровы, все стали мудрее гораздо. А тех, кто действительно виноват, их Бог накажет. Те, кто виноват, те знают.
— Как писали СМИ, когда вы вернулись, вас ждали оперативники прямо у трапа.
— Они такие кадры, такие молодцы, типа «в результате оперативно-разыскных мероприятий задержали...» Я им написал явку с повинной: «Эй, ребята, встречайте меня, я приезжаю». Сфотографировал билеты, выслал им. Попросил братишку — иди, сходи, отдай следователю, скажи, что я прилетаю. И вот они молодцы — я вообще не ожидал, когда спустился. Стоят такие с наручниками, ничего себе. И, кстати, вообще нормально там относились, с уважением, по-доброму. И в Москве ребята на уважении. Я говорю: «Парни, может, без наручников? Видите, явка с повинной». Они: «Да-да, Алексей, мы читали про вас». Тем более я подполковник, не просто так. Все, пожалуйста, вот вам нары, вот трехразовое питание. Я понял: если ты нормальный человек, везде выживешь.
«Сидели на зоне и смотрели сериал «Желтый глаз тигра»
— Писали, что вам грозит семь лет колонии. Какую в итоге выбрали меру пресечения?
— Ребята, дайверы, которым пришлось написать заявление, на них же давили там, они пришли, сказали, что претензий не имеем, ущерб полностью возмещен, хотя никакого ущерба не было. Ну, моральный ущерб возмещен. Плюс я был полностью в сознанке. Когда ребята все вышли, все отсидели, я один остался. В итоге я получил два с половиной года, но учитывая, что я провел в СИЗО семь месяцев, мне засчитали как десять — день за полтора. Вышел я условно-досрочно. В общем, я отсидел год и два месяца. Было непросто, но тренировки, режим — все это мне знакомо. Плюс ребята там оказались парни достойные. Там нечего делать, но если ты уже оказался, то надо уже распорядок делать под себя. Меня спорт вытаскивал.
— То есть психологически справлялись?
— Справлялся, да, но непросто было. Я человек домашний, привязан к семье сильно и к друзьям.
— Писали, что в вашей компании были борцы Матвей Борко, Александр Мосийчук и боксер Дмитрий Загребин. У них как сложилась судьба?
— Все нормально, я со всеми общаюсь, тренируюсь. Они меня встречали, есть видео. Все тренируются, у всех своя жизнь, у всех дети. У всех все хорошо сложилось. Все пацаны нашли себя, сделали правильные выводы из того, что произошло. Жалеть ни о чем не стоит — я ни капли не жалею, что так все сложилось.
— Ловля янтаря в Калининграде — такое развлечение, можно сказать. Сами этим занимались? Не в промышленном масштабе, а ради азарта.
— Нет, вообще никогда. Если бы вы видели, как они его добывают... Приезжаешь в Зеленоградск и не можешь понять: тут война, что ли? Люди идут в камуфляже строем в сторону определенных мест. Для них это вообще работа, они больше ничего не делают, просто вот так грабят... работают, зарабатывают на жизнь. И если там не совсем алкоголики и наркоманы, то ребята очень серьезные деньги на этом зарабатывают. Есть люди, которые с таким стажем там — под 30 лет добычи. И в эту деятельность так или иначе вовлечена вся область: кто-то покупает, кто-то продает, кто-то обрабатывает. Нет такого человека, который никак не связан с янтарем. Хоть как-то, но ты связан. Кто-то все это крышует. Я крышевал (смеется).
— Я когда писал вам пару месяцев назад, решил посмотреть сериал «Желтый глаз тигра», чтобы подготовиться. Слышали про такой сериал?
— Вы не представляете, мы сидели на зоне и этот фильм смотрели! Это было прикольно, я сижу впереди, и меня пацаны там [спрашивают]: «Алексей Игоревич, что там, так и было?» Ко мне как к профессионалу. Я [говорю]: «Да-да, пацаны, вот так было. А вот этого не было уже» (смеется). Я посмотрел тоже, было интересно. Конечно, там все чуть утрировано, но в целом так и было все.
— Таких ярких, прозрачных булыжников, как фильме, наверное, нереально найти?
— Где-то тут завалялось... Приезжайте, я вам подгоню. Янтарь — это же смола застывшая древняя. Немцы, говорят, иногда топили им печки.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Чем-то с теми, чем-то с другими. У меня есть направления, но все связано со спортом. Каждый день провожу в зале. У меня трое детей: дочка в Америке учится, в теннис играет, двое здесь.
— Хотите в тренерской карьере развиваться?
— Конечно, в тренерской. Может быть, это своя школа. Тренировать же по-разному можно. В Бишкеке у меня была детская группа, это была самая сложная группа. Детей тяжелее всего тренировать. Я пока не могу решиться на это, потому что это билет в один конец. Если я детей наберу, я уже привязан навсегда. А так у меня еще есть определенные планы и по бизнесу, и по миру подвигаться. У меня же паспорт есть киргизский, могу двигаться, перемещаться (смеется). А вообще жизнь — очень интересная штука. У меня такой период, я понимаю, что все двери открыты. Это может быть тренерская работа, может быть своя школа, может быть Америка, может — Кыргызстан. Меня приглашают, предлагают хорошие деньги. Но меня не оставляет желание выступить еще, побороться. Не знаю, это сумасшествие или порох чувствую какой-то несгоревший. Я понял, надо заниматься тем, что ты любишь и умеешь лучше всего, тогда толк будет.