«Шумиха была, будто Эскобара поймали». Мамед Халидов — о жесткой депрессии, произволе полиции и тяжелых 90-х

Мамед Халидов. Возраст: 40 лет. Страна: Польша. Весовая категория: до 83,9 кг. Победы: 34. Поражения: 7. Ничьи: 2.

В Европе немного стран, где смешанные единоборства действительно популярны. Одна из таких — Польша. В Польше есть свой мощный промоушен — KSW. И там многие годы главной звездой был человек, родившийся в СССР — Мамед Халидов. Мамед — чеченец, рос в Грозном и на Ставрополье, а в Польшу приехал в 17 лет — на учебу. Там начал заниматься ММА и в конце концов превратился в бойца мирового уровня. Сейчас Халидову 40 лет, 10 октября в Варшаве он проведет 44-й профессиональный бой в карьере — против чемпиона KSW в среднем весе Скотта Аскхэма. Это реванш — в декабре 2019-го Мамед проиграл британцу единогласным решением судей. Незадолго до ответного поединка Халидов дал большое интервью «СЭ».

«Мой мир изменился словно по щелчку. Раз — и все стало черно-белым»

— Ваши слова о прошлом поединке с Аскхэмом: «Тупо вышел драться». Почему так получилось?

— У меня не было никакого плана. Я завершал карьеру до боя с Аскхэмом, потом вернулся, а последние пять лет, после операции на шейных позвонках, не могу выступать на 100 процентов по состоянию здоровья. После второго поражения от Наркуна (1 декабря 2018 года. — Прим. «СЭ»), где было судейское решение... Бой был равным, я думаю, что Наркун его не выиграл. Так вот, после этого поражения я бросил перчатки и подумал: «Хватит». Потом возникли новые жизненные ситуации. Болельщики стали меня поддерживать, и я почувствовал, что нужно вернуться, но сказал лиге, что буду драться только с чемпионом — т. е. с Аскхэмом. Он всех нокаутировал, и я вышел без всякой тактики — думал, что мы будем драться. Как я сказал — тупо драться в стойке. А у него, оказывается, был другой план — он меня залежал.

Сейчас будет пять раундов, а не три. Посмотрим, насколько у меня остался порох в пороховнице, но я уверен, что могу выйти с ним на равных. Я знаю это. Возраст — не проблема, главное — голод.

— Вы говорили, что у вас были проблемы с психологией. Что произошло?

— В какой-то момент, через полтора месяца после операции (Халидов перенес операцию после победного боя с Бреттом Купером, который состоялся 6 декабря 2014 года. — Прим. «СЭ»), мой мир в один день изменился, как по щелчку. У меня были неврозы, депрессия. Я не понимал, почему мир просто — раз — и стал черно-белым.

— Что-то случилось?

— Нет, сказались все предыдущие события. Думаю, это бывает на нервной почве. Люди стесняются об этом говорить, но это жизнь. Когда со мной это случилось, я заметил, что это есть у каждого второго-третьего. Человек был веселым, его радовала каждая вещь, любая мелочь, но в один прекрасный день в мозге что-то переключилось. Я обратился к специалисту, лечусь, выхожу из этого состояния. Это сильно мешало бороться. Надо было противостоять не только сопернику, но и самому себе, бороться с бардаком в голове. Слава Богу, сейчас все хорошо.

— Получается, любой бой был для вас психологическим испытанием?

— Ты находишься словно в другом мире, постоянно как во сне. Бывало, я выходил на бой и не знал, где нахожусь. За 2-3 часа до поединка мне становилось плохо, я не знал, где я. У тебя нет контакта с внешним миром, ты просто выключаешься из реальности. Тот, кто с этим не сталкивался, не может себе этого представить.

— Диагноз — депрессия?

— Неврозы и депрессия, да. Лет 7-10 назад, когда я слышал слово «депрессия», думал: «Че за ??? Как можно не радоваться жизни? О чем вы?». Когда у человека, который всю жизнь радуется и смеется, в одни момент все выключается — это шок. Но это все по воле Всевышнего, все к лучшему. Я принял это, и моя жизнь изменилась к лучшему.

— Вы все это время работаете с психологом?

— Да, у меня один специалист, он мне помогает. Прежде всего, мне помогает религия. Лекарством не вылечиться, нужно разобраться в голове, понять смысл того, что происходит вокруг.

— Специалист, с которым вы работаете — религиозный человек?

— Нет, это просто специалист в своем деле. Он дает тебе таблеточку и говорит: «Это просто тебе поможет, а сам ты должен разобраться с собой». Таблетка облегчает, а ты лечишься. Вот и все.

— Сколько у вас боев в KSW по контракту?

— У меня нет контракта.

— Подписываетесь на один поединок?

— У нас уже много лет устный контракт. Мы долго работаем вместе, взаимное доверие на высшем уровне, находим общий язык и без контрактов.

«Сломали окно, закидали шумовыми гранатами — мне в двух местах кожу прожгли. Как будто бен Ладена захватывали»

11 июня 2019 года Халидова задержали в Польше по подозрению в нелегальном ввозе люксовых автомобилей из Чехии. В дом Мамеда ворвались спецназовцы. Халидова перевезли из Ольштына (север Польши) в Катовице (юг Польши), однако уже на следующий день отпустили.

— У вас же скоро будет суд?

— Нет, когда будет суд — неизвестно. Меня закинули в какую-то кашу... Есть международный аферист, который обманул множество людей, в том числе и меня. Ему сказали: «Этого сдашь — мы тебя отпустим, на него скидывай». Он с прокурором написал на меня целую криминальную историю. Таким образом они прославились на всю Польшу таким захватом, хотя на самом деле это надутый шарик, который лопнет в суде.

— Расскажите хронологию событий лета 2019 года.

— Я проснулся на утренний намаз, помолился, лег спать. Спать не мог, просто лежал. У меня прямо рядом с головой окно, видно ворота. Я не спал в 5 часов утра, услышал, что подъезжают машины, и тут залетели... Маски-шоу. Я даже не успел дверь открыть.

— Что было дальше?

— Я жене сказал, чтобы побежала к детям, чтобы они не испугались. Я быстро спустился вниз. Они сломали окно, закидали шумовыми гранатами — мне в двух местах кожу прожгли. Я сказал им, чтобы не паниковали, а то дети наверху. Я-то не паниковал, больше они. Как будто бен Ладена захватывали.

— Кто устроил все это дело?

— Это главная прокуратура. У них к нам изначально была неприязнь. К сожалению, тут кавказский менталитет неправильно понимают. Имею в виду — что мы держимся вместе, что у нас младшие уважают старших. Эта иерархия у нас существует давно, это наша культура. Когда они [спецслужбы] это видят, им кажется, что это какая-то мафия. В России-то знают культуру кавказцев, понимают, что, когда они встречаются, пьют чай, кушают вместе — это нормально. А тут думают, что в этом есть что-то криминальное. Это уже идет годами. Мы не вылазим из спортзала, тренируемся, делаем результаты. Если делаешь результат — за ним идет тяжелая работа, это не бывает просто. Мы слушали все эти сплетни [о неприязни спецслужб], нам было смешно, а в один прекрасный день появился повод и они [спецслужбы] меня подставили. Этого я не могу простить. Я выступаю за Польшу, за этот город — за Ольштын, я вкладываю все силы и делаю это с гордостью, потому что я люблю эту страну, здесь ко мне много симпатий, здесь у меня много друзей. То, что сделали службы, я считаю предательством, а предательство — хуже всего.

— Зачем им это понадобилось, если все чисто?

— Я же объясняю, это же громкое дело...

— Пропиарить себя?

— Конечно, а как еще? Только это. Сколько дел есть, здесь такое же. Залетели, сделали и тихо замяли. А здесь не получилось тихо замять. Ни замять, ни посадить человека. Не получилось, слава Богу. И не получится.

Ажиотаж был такой, будто Эскобара поймали! Вся Польша трубила. Мне смешно было, я в машине ехал — и по радио об этом постоянно говорили. Зашел в дорожное кафе, посмотрел на телевизор — и там тоже про меня. Подумал: «О, не знал, что я так популярен!». Эта паника, которую создали... Все думали: «Ничего себе, наделал дел человек!» Но прокурор обломался, потому что судья оказался нормальный — посмотрел на дело, посмотрел на прокурора и сказал: «Эй, пускай человек в суде будет доказывать свою правду! Ему не надо сидеть».

— Вы живете в Ольштыне, это север Польши. Вас же отвезли в Катовице, это совсем в другой стороне.

— Да, меня отвезли в Катовице. Тот аферист оттуда был. Надо понять, что здесь используют таких людей... После того, как он все на меня накатал, его выпустили. Хотя этот человек заслуживает того, чтобы его на 10 лет закрыли. Ужасный аферист. Когда полиция его поймала, они, ковыряя его телефон, увидели, что он имеет со мной какие-то дела. А он таких, как я, облапошил многих. Он, оказывается, левые машины продавал. Привозил их сюда, показывал мне их, предлагал. Они увидели, что у него есть мой контакт. Увидели имя «Мамед», и сразу: «Мы же говорили, что это бандит!». В итоге они 8-9 месяцев писали ересь, афериста выпустили, а ко мне залезли через неделю. А он на свободе. Человек сто обманул. Мне звонили, говорили: «Так эта тварь в суде сидела, он меня на столько-то обманул и сидит улыбается». Наступили какие-то странные времена. Таких отморозков используют, подставляют и сливают людей, делают результат, а их выпускают. Уверен, сейчас он опять что-нибудь наделает, его поймают, он кого-нибудь подставит, и его опять выпустят.

— Из-за таких историй спортсмены могут потерять спонсоров.

— Все просто улетели.

— И не вернулись?

— Нет. Они [польские спецслужбы] просто испачкали человека. Самое главное было — испачкать. Надо было это сделать. Ты стараешься, делаешь все, чтобы быть хорошим спортсменом — это моя цель была, моя мечта. Я думал: «Идешь в спортзал, занимаешься, выходишь, честно зарабатываешь деньги, платишь большие налоги...». А еще оказалось, что начальник следственного отдела Польши был дилером, и его тихо убрали. Он говорил, что за нами следили с 2013 или 2014 года. Он это в интервью сказал. У него спросили: «А почему вы за ними следили?». На что он ответил: «А потому что они на хороших машинах ездили, у них деньги были». Журналист ему сказал: «Так они же спортсмены, зарабатывают». А он: «У него есть второе лицо». И все, вот такой аргумент. Есть люди, которые не должны быть в таких органах. У них нечистые сердца, у них есть какие-то личные цели.

Я не говорю обо всех польских полицейских. Не обобщаю. Но есть люди, которые находятся не на своем месте.

Вернусь к тому, почему у них не получилось меня посадить. Мои болельщики — а это сотни тысяч людей — меня поддерживают. Меня поддерживает народ. Если какую-то брехню на кого-то повесить... У меня на это [на нарушение закона] времени нет. Я уже сто раз это объяснял. Говорил: «Покажите, когда и в каком месте я это сделал?». Моя жизнь: спортзал-домой-семья, спортзал-домой-бой. Не получается их истории со мной совместить. Это обидно, это очень сильно повлияло морально. Такое предательство сильно влияет на человека.

«Предлагали драться с Мачидой в главном бою турнира UFC»

— Сколько раз могли оказаться в UFC?

— Серьезных предложений было, по-моему, два или три.

— Расскажите про эти предложения.

— А не слишком ли вы много хотите знать? (Смеется.) Последнее предложение было, когда UFC делали турнир в Гданьске (шоу состоялось 21 октября 2017 года. — Прим. «СЭ»). Я же говорил, что у меня сейчас нет контракта с KSW, все на словах. А тогда у меня закончился официальный контракт с лигой. Поступило предложение подраться с Лиото Мачидой в главном бою вечера на турнире UFC в Гданьске. А в тот же день KSW делали турнир в Ирландии. Предложение от UFC было хорошее, выгоднее финансово, чем-то, что предлагали в KSW. В два раза выше, кажется. Я позвонил Мачею Кавульскому (один из руководителей KSW. — Прим. «СЭ») и рассказал, что есть вот такая ситуация. Он — мой друг, прежде всего, но он еще и один из хозяев KSW. Он сказал мне: «Ты нас убьешь!» Я ему: «Да я просто тебе звоню, у меня есть предложение. Что мне делать?» Он сказал важную вещь: «Я всегда был с тобой. Неважно, что ты выберешь, я пойду с тобой. Я всегда за тебя болел, мы — близкие друзья. Не смотри на меня, иди вперед». После таких слов ты никуда не пойдешь. Деньги — не самое главное, их я уже заработал. Потом по утрам будешь просыпаться, смотреть в зеркало и говорить: «Ты неправильно себя повел». Чуть большие или чуть меньшие деньги — это ничего не меняет. Поэтому я отказался от UFC и остался верен своей организации. После этого тема UFC закрылась.

— Не жалеете?

— Нет, я не жалею. Повторюсь, это была не моя мечта. Кто-то хочет в UFC, никто никому не мешает, ребята дерутся и делают результаты. Я уже перешел этот возраст. Раньше у меня были другие мечты. Это была не Америка, а Япония, но потом Pride перестал существовать. Открыли Sengoku, я там провел три боя. Потихоньку KSW поднялся до такого уровня, что я просто... У меня на глазах что-то росло, а я участвовал. Когда ты участвуешь в развитии спорта и организации — ты часть этого. Это меня и держало.

— Дмитрий Смоляков, говоря про вас, поразил такой цифрой: вам предложили 800 тысяч долларов за бой в UFC. Это правда?

— Проехали (смеется).

— Подождите, это что-то близкое к правде?

— Да, близкое к правде.

— Ничего себе! И вы предпочли такой цифре выступать в KSW за другие деньги.

— Ну, не такие большие, но немалые. Повторюсь, года-то идут, есть и свои дела. Дело не в суммах. Ты работаешь с лояльными людьми, с людьми, которые всегда были с тобой честны. Даже в ситуации, когда ко мне залетели эти индейцы, Мачей Кавульски не спал всю ночь, переживал, сделал все, чтобы мне дали адвоката. Вцепился, как питбуль, спасал друга, зная, что дело — клевета. Таких ситуаций было много, и мы на деле доказали свою дружбу. Если что-то может негативно повлиять на KSW, я этого не сделаю. Мой уход мог повлиять, поэтому я и не сделал этого.

— У вас был бой в EliteXC, почему не закрепились там?

— У меня история с Америкой не покатила. Все организации, с которыми я подписывался, падали. Подписался с EliteXC, провел бой — закрылись. Потом на связь вышли из Affliction, предложили бой с младшим братом Ногейры — Рожерио за 30+30 (30 тысяч долларов за участие + 30 тысяч долларов за победу. — Прим. «СЭ»). Уже прислали контракт. Бой должен был состояться на шоу, где должны были подраться Федор и Барнетт. Но шоу отменили, а организация развалилась. Думал: «Да что такое? Куда ни влезу — все разваливается!». Потом еще было предложение от Strikeforce, но в момент переговоров эту лигу поглотил UFC.

— Есть ли у вас бой мечты?

— Сейчас намечается как раз.

— А бой, который очень хотели провести, но который так и не состоялся?

— Когда я был молодой, мне было интересно попробовать себя с Андерсоном Силвой. Можно даже не бой, просто постоять с ним в спарринге. Мне всегда он нравился.

«Крыши разорванные, люди разорванные. Война, смерть. Ужасно»

— Вы переехали в Польшу в 17 лет — учиться. Как возник этот вариант? По-моему, вы рассказывали, что еще могли оказаться в Италии или Египте.

— Да, варианта было три. Сами понимаете, 1997 год, Первая чеченская, все было разрушено...

— То есть вы жили уже не на Ставрополье, а в Чечне?

— Жил-то я в Ставропольском крае — в селе Каново. А после того, как я окончил школу, мы вернулись в Грозный. Думал о вариантах с университетом, возникли варианты с Италией, Египтом и Польшей. Посмотрел по карте, что ближе. Польша? Окей. Не хотел далеко от дома. До этого никогда дальше Ставрополя или Пятигорска не ездил. Не пожалел.

— Если выбрали то, что ближе, значит, уезжать не особо хотели?

— Для меня переезд был сильной моральной нагрузкой. Первые две недели только спал, было состояние, что просто не мог найти себя и адаптироваться. Через полгода приехал домой, на зимние каникулы, не хотел уезжать. Отец сказал: «Ну, смотри. Ты мужчина, или кто? Если начал, то до конца делай. Не хочешь — оставайся дома. В армию пойдешь». Я сразу: «Ооо, нет-нет-нет, поеду в Польшу» (смеется). После этого я уже остался.

— Каким был Грозный в 1997 году?

— Это страшная картина. Все сравняли с землей, одни руины были. На этих развалинах базары были, кто-то что-то продавал. Мрачная картина.

— Вы рассказывали, что в 1994 году приехали в Грозный на зимние каникулы — а потом был штурм города.

— Да, было такое.

— Что вам запомнилось?

— Когда первые танки вошли, нам казалось, что постреляют в центре и все, митинг разгонят или что-то такое. Мы же никогда не видели войны, только по телевизору. Думали, постреляют в воздух и разойдутся. А когда началась жара, стало ясно, что это не шутки. Сидели в подвале, прятались от бомб. Крыши разорванные, люди разорванные. Война, смерть. Ужасно.

— Как долго пробыли в Грозном, когда там были боевые действия?

— Мы уехали в Ачхой-Мартан. Там тоже бомбили, пара ракет залетело. Бомбардировки были в то время. Тогда было принято решение, что вся семья должна уйти. Шла колонна тех, кто уходил от войны. Мы уехали в Ставропольский край, к дедушке.

— Когда окончательно обжились в Польше?

— Через год примерно. Я-то изначально хотел закончить учебу и уехать домой, не связывал свое будущее с Польшей. Когда я уезжал, наступило перемирие, войны не было. Пока учился, началась вторая кампания. Стал смотреть на ситуацию по-другому, уже понимая, что симпатий у русских и чеченцев не было, к сожалению. Нет, они, конечно, были, но не у большинства людей. Я и с отцом разговаривал на эту тему. В 2003 году я писал диплом и начал тренироваться. Решил попробовать себя в спорте. Отец меня поддержал, доверился мне. Слава Богу, получилось.

— Кстати, ваши родственники сейчас живут в Польше, или в основном в Чечне?

— Моя мать умерла полтора года назад. Отец живет там же, у него земля, мельница. Мои две сестры живут в Чечне. У меня много родственников и близких друзей, люблю ездить домой.

«В фанатские драки не звали. Но я был их свидетелем»

— Как оказались в ММА? Первые два боя вы проиграли...

— Надо понимать, что я начал нормально тренироваться только в 2003 году. После 3-4 месяцев я начал говорить, что хочу драться. До этого никогда не был профессионалом, не выступал на соревнованиях. Чуть ходил на тхэквондо, на борьбу, чтобы поддерживать форму. А тут... Польша только начинала в ММА, а литовцы, например, уже выступали в Японии. Мы поехали в Литву, я там два боя подряд проиграл. Подошел к тренеру, говорю: «Может, что-то не так, не мое это?». Мне ответили: «Куда ты? После полугода тренировок хочешь, чтобы результат уже был?» Вот и начал познавать этот спорт.

— В Польше очень популярно околофутбольное движение. Многие бойцы состоят в группировках. Боксер Артур Шпилька, например, бился за краковскую «Вислу». Вас звали на фанатские драки?

— Нет, такого не было. Но я был свидетелем таких боев. Допустим, на турнир приезжали представители какого-нибудь клуба, дрались, а потом драка переходила уже во дворы. Люди боялись ММА. Именно KSW вывели все из подвала, показали, что ММА — это спорт. Помню нас с Кавульским пригласили на один турнир. Мы сидим в этой каше, болельщики дерутся, стулья летят (смеется). Так что я был только свидетелем. А сейчас околофутбола уже не видно в ММА.

— На Евро-2012 были беспорядки в Варшаве, когда был матч Польша — Россия.

— Да, там вообще бардак был. Все началось с Вроцлава, там был какой-то конфликт, потом пошло дальше. Это глупости.

— Кто у поляков любимый боец? Блахович, Пудзяновский?

— Пудзяновский сделал большой вклад в этот спорт, когда перешел в ММА из силового экстрима. Он забрал с собой всю аудиторию болельщиков, им же было интересно посмотреть, как он проявит себя в драке. Эти люди остались, им стало интересно смотреть на других бойцов. Есть еще Михал Матерла, Асламбек Саидов тоже очень популярен, кстати. Много бойцов есть, которых знают. Точно больше 15 человек, которые не смогут пройти по улице без того, чтобы с ними не сфотографировались.

— То есть, нет такого, чтобы над Пудзяновским смеялись...

— Нет, он-то на самом деле дрался. Он — трудяга, хоть и не талантлив в ММА. Талантлив он в силовом экстриме. А тут — выходит и тащит. И выигрывает, и проигрывает, по-разному бывает, но идет до конца.

— В России Вячеслав Дацик считается самым отмороженным бойцом. В Польше есть свой Дацик?

— Думаю, такого у нас нет (улыбается).

— Скучно.

— Нужен кто-то, было бы неплохо (смеется). Нет, таких уж безбашенных нет. Давайте нам Дацика сюда (смеется). Он здесь популярность наберет.

— Как вариант — бой против Пудзяновского.

— Да, это было бы резонансно.

«В Америке вышел на бой и слышу — кто-то по-русски кричит: «Бей по печени!». Это был Шлеменко»

— Есть ли вероятность, что снова будете выступать в АСА?

— У нас с KSW есть негласный договор, что я не выступаю в других организациях Польши. В других зарубежных организациях я могу выступать. Так что вероятность есть.

— Следите за своим дивизионом в АСА, за результатами?

— Ох, там много ребят, и они все — звери! (Смеется.)

— Особенно Мага Исмаилов?

— Мага — вообще зверь, он разве он дерется в среднем? Он же, вон, с тяжами.

— Теперь возвращается в средний вес.

— Я вообще удивлен, как он вышел против Емельяненко. Александр — серьезный мужчина, огромный мужик.

— Мага сказал, что самое большое и доброе сердце в ММА — у вас. Почему он так сказал?

— Почему он так сказал — не знаю, может, он рентген моего сердца видел? (Смеется.) Я за Магой наблюдаю уже давно, это чистый человек, с чистым сердцем. Он — мой брат, он дает много позитивной энергии. Думаю, у него самое доброе сердце.

— Как познакомились с ним?

— Я-то за ним давно наблюдал, помню его бой с Токовым. Подумал тогда: «Какой интересный парень, какие выходы у него оригинальные». В Instagram за ним следил. Смех у него заразительный, это все знают. А познакомился с ним в Москве, когда у меня и Майрбека Тайсумова была показательная тренировка. Тогда там собралось много болельщиков и пришел Мага. Он заскочил в раздевалку. Бежит издалека, кричит (смеется).

— Вы хорошо знакомы с Александром Шлеменко. Ваш бой возможен?

— Кто-то когда-то заикался об этом, разговоры всплывали еще лет 10 назад. Мы с Александром познакомились в Америке, я даже не знал, что он там дерется. Я вышел на свой бой и слышу — кто-то по-русски кричит: «Бей по печени!». Ударил соперника — тот загнулся, я его забил. Думал: «Кто же мне это крикнул?» Это оказался Шлеменко. Познакомились с ним в тот же день. Он тогда дрался с Робертом Макдэниелом, нокаутировал его коленом в печень. Шлеменко, кстати, бой проигрывал, но подскочил и дал в печень, а тот лег.

У меня большая симпатия к Александру. Мы оба понимаем, что у нас свои дороги. Нет смысла драться, чтобы кого-то развлечь. Надо понимать, что появятся голоса в духе: «Вот, дерется наш с вашим». Во время общения мы много раз затрагивали разные темы, о жизни разговаривали. Если бы я услышал, что мне предлагают бой с ним — сразу ответил бы «нет». Мы на связи, поддерживаем друг друга. Желаю ему только удачи, он хорошую работу делает. Кроме того, что он — настоящий боец, он переживает за свою родину и активно работает, хотя бы в плане трезвости. Видны его патриотизм и переживание за родину.

«Однажды разогнался до 330 км/в час»

— Вы говорили, что автомобили — ваша страсть...

— Не страсть, а слабость! На этом меня аферист и подловил (смеется).

— Какой у вас автопарк?

— У меня «Волга», «волжанка» стоит одна (смеется). Есть пару машин. Сделал себе off-road машину, над ней работали почти семь месяцев. Я ее уже испытал в тяжелых условиях. А так, есть пара легковых машин.

— Но вы не как Шлеменко, который и подрифтовать любит?

— Почему? Люблю, конечно.

— Максимальная скорость, до которой разгонялись?

— Не выше разрешенной. Если написано 90 км/час — то 90, если 130 — то 130... Нет, ну, понятное дело, что я разгонялся (улыбается). У меня была Audi RS 7, которую я немного подкрутил еще. Разгонялся на ней до 330 км/ч.

— Ничего себе! Какие ощущения от такой фантастической скорости?

— После того, как я прокатился на такой скорости, понял, что это очень опасно. Я продал эту машину и купил себе другую.

— Для такого разгона нужна и хорошая дорога.

— Дорога-то была, только не спрашивайте, где (смеется).

— А какая машина была первой?

— 99-я «Лада».

— Когда и где взяли?

— Это мне отец купил. В 2001 или 2002 году. Я домой приехал, он купил вторую машину и хотел продать первую, а потом сказал: «Ладно, отдам тебе». Отдал мне 99-ю. В то время эта машина была — ой-ой-ой.

— Вы на ней ездили по Польше?

— Нет, на ней я ездил дома. Ее отец в гараж поставил. Сказал: «Будешь приезжать, вот твоя машина стоять будет». А в Польше после какого-то боя получил бонус от спонсора и купил себе Honda Civic. Это была первая машина, которую я сам купил.

— 99-я жива?

— Думаю, она живая и где-то ездит, в то время же хорошие машины делали.