«В России к нам домой приходили ребята с оружием. Мы решили: нужно куда-то свинтить». Артем Лобов — откровенно о жизни и карьере
Артем Лобов
Родился 11 августа 1986 года в Горьком.
В 14 лет по семейным обстоятельствам переехал в Аргентину, а через два года — в Ирландию, где живет до сих пор. Начал заниматься смешанными единоборствами в 21 год. Тренируется в Дублине — в зале Straight Blast GYM (SBG). Статистика в ММА: 14 побед, 15 поражений, 1 ничья (данные Tapology). Статистика в кулачных боях (лига Bare Knuckle FC): 1 победа, 1 поражение, 1 ничья.
Первая часть интервью с Артемом Лобовым
«Конор подарил Путину первую бутылку своего виски»
— Вы с Конором были на финале ЧМ-2018 в России. Как вы там оказались? По приглашению? Вряд ли же билеты покупали.
— Вы считаете, что, просто купив билеты, можно увидеть Президента Российской Федерации?
— О том и речь.
— Как вы думаете, как вообще можно увидеть Президента? Наверное, только по приглашению.
— Об этом и хотел спросить.
— Так и было. Нас пригласили на финал чемпионата мира, и мы приехали.
— А кто пригласил?
— А кто может пригласить к Президенту России, кроме его приближенных? Пресс-секретаря и прочих? Не знаю, кто именно приглашал, но команда была дана, поступило приглашение. Была большая игра, впервые в России проходил финал чемпионата мира по футболу, исторический момент, важный для страны. Туда пригласили огромное количество звезд.
— Вы, получается, сидели недалеко от Путина? Вы с ним встретились в перерыве или до матча?
— По-моему, в перерыве. Там было огромное количество людей. Я лично с ним не встречался, а Конор встретился в перерыве, они немного пообщались. Конор ему, кстати, подарил самую первую бутылку виски своей компании.
— Значит, вез, зная, что вручит ему эту бутылку?
— Да, конечно. Это самая первая бутылка, которую произвел его бренд. Это было очень важное событие для Конора. Мы видим, какой высоты достиг его виски, но самая первая бутылка всегда самая важная. Что можно подарить Президенту России, человеку, у которого есть все? Подарок должен быть важным, нести в себе какую-то ценность.
«Прозвище Легенда? Наверное, это из-за моего рекорда»
— Вам нравится, что в России фанаты называют вас Легендой?
— Да мне как-то пофигу, если честно. Ну, называют и называют. Это же не я придумал. Ну, пошло у них это. Отношусь к этому с юмором. Я люблю юмор, почему нет? Мне это никакого вреда не приносит. Кто, что и как говорит — мне все равно, но каким-то образом это [прозвище Легенда] помогло мне приобрести так много фанатов. Столько людей обо мне узнали, а это потом отразилось на моих гонорарах. Сначала я относился к этому просто, а потом это даже помогло.
В нашем бизнесе нужно быть на слуху, нужно, чтобы про тебя говорили. Как я уже сказал, денег очень мало, практически никому не платят. Я сам большую часть карьеры так выступал. За первые бои зарабатывал по 100-300 долларов за бой. Только в последние год-два начал более-менее нормально зарабатывать. Каким способом это получается — неважно, главное, чтобы получалось. Всем нужно кормить семью, а карьера у нас не длинная. Мало у кого получается выступать в боях так же долго, как футболистам в футболе.
Спорт жесткий, травмы и их последствия очень серьезны. Из бокса вообще 20 процентов людей — то есть, каждый пятый — уходят из спорта с повреждениями мозга. Перестают, можно сказать, быть собой. Это очень печально и опасно, нужно это понимать. Ладно, если ты уйдешь перекалеченный, но хотя бы что-то заработал, но печальная правда в том, что люди уходят с травмами, переломанные, кто-то почти как овощ, и при этом без копейки в кармане.
— Есть версия, почему вас назвали легендой?
— Если честно, версий нет. Может, из-за того, что у меня рекорд плохо выглядит, но это цифры. Если присмотритесь к именам, поспрашиваете матчмейкеров из самых серьезных организаций, то быстро увидите, что эти люди меня уважают. Я один из очень немногих людей, кто готов был за копейки выйти против кого угодно, неважно, на каком коротком сроке предупреждения. Я выходил всегда и со всеми. С любыми национальностями, в любых странах, в любых весовых категориях. Приезжал, к примеру, в какой-то польский город, или еще какой-нибудь, где местной звезде не могут найти соперника, потому что никто не хочет с ним драться. Бой серьезный, деньги мелкие — 500 долларов или евро. Все пытаются выбрать себе путь полегче. Я этого не делал никогда.
Думаю, на Ultimate Fighter все было видно. Я отправил в нокаут очень серьезных ребят, у которых рекорды были намного лучше моих. У одного было 14-2, у другого 12-1, а у третьего 8-1. Они все из очень серьезных команд. Все были чемпионами в региональных промоушенах, а я их нокаутировал. Может, правда, началось с того, что у меня рекорд хреновый, люди думали, что я ничего не умею. Потом присматривались поближе, и оказалось, что я тоже могу раздавать нокауты направо и налево.
«Наши деды бросались под танк с последней гранатой, а я здесь от какого-то приема буду стучать?»
— У вас есть два поражения удушающими приемами, но при этом вы ни разу не сдались. Это принцип?
— Наверное, да. Два раза меня душили, еще один раз был болевой на руку. Где-то 40 секунд был на полной выпрямленной руке, но не сдался, как-то вылез, еще и выиграл бой. Да, наверное, для меня это принцип, я не могу сдаться. Когда кто-то берет меня в какой-то захват, значит, он спрашивает: «Все, хватит тебе, ты сдаешься?». Если постучу, значит, отвечу: «Да, я сдаюсь». Как я могу такое сделать? Лучше умру в этой клетке, чем сдамся. Мы с вами разговариваем 9 мая, в День Победы. Наши деды, прадеды — как начну представлять — бросались под танк с последней гранатой, а я здесь от какого-то приема буду стучать? Да никогда в жизни. Во мне течет российская кровь, я — русский человек, никогда не сдамся. Всегда с гордостью поднимаю наш флаг, с гордостью вспоминаю о прошлом. У России очень яркое, красочное и нелегкое прошлое. Для меня это огромная мотивация. Я всегда об этом помню, поэтому никогда не сдаюсь и не сдамся.
— Одна из претензий, которую предъявляют Конору Макгрегору — он слишком быстро постучал в первом поединке с Нейтом Диасом.
— Давайте честно посмотрим на этот бой: у Конора уже не было бензина в бензобаке. Стучи-не стучи, тот бой уже было не выиграть. Если бы он не постучал, то его бы задушили и он уснул. Тем более, у Конора такая техника... Зачем ему было получать больше ущерба, чем нужно? Да, он постучал, ему это не было приятно, уверен. Тем не менее он вернулся, подготовился и выиграл (в реванше у Диаса. — Прим. «СЭ»). Мне-то терять нечего. У меня кроме силы воли и духа больше ничего особо и нет. Это мое главное качество, главная сила, это то, благодаря чему меня поддерживают фанаты и то, благодаря чему я выиграл много боев.
«В России более агрессивные люди, чем в Ирландии. Все какие-то набыченные, пытаются что-то доказать»
— Хотели бы жить в России?
— Если честно, то мне трудно ответить. Я же сейчас там не живу, не знаю, какая там точно ситуация. Когда я уехал из России, не приезжал туда, кажется, 16 лет. Когда приехал — увидел прогресс, страна изменилась в лучшую сторону. Я увидел, что страна развивается и движется в правильном направлении. Тем не менее в последнее время слышу от знакомых, что уже наоборот — вроде все в хорошую сторону не идет. Начался застой, становится хуже. Не знаю точно, с чем это связано, или с ценами на нефть, или с чем-то еще. Плюс, сейчас коронавирус, который не помогает ситуации. Сейчас мне было бы сложно жить в России, даже в плане менталитета. Он же у тебя меняется, когда долго живешь за границей. К тому же, я ведь здесь вырос, школу закончил, университет. Тут мои друзья. Чтобы жить, нужно иметь свой круг друзей, круг общения. Это же самое главное, а жить можно где угодно. Если иметь хорошую работу, получать деньги, то жить можно везде. А если бы мне просто предложили: «Окей, у тебя ничего нет, нужно приехать в страну и начинать с нуля», то это было бы проще сделать в Ирландии или Англии, чем в России. Но если есть деньги, то в России жить очень даже неплохо.
— Вы сказали про разницу в менталитете. Что бросается в глаза больше всего?
— В России люди более агрессивны, как мне кажется. Идешь по улице, смотришь на людей — все какие-то набыченные, пытаются что-то доказать. В Ирландии люди больше стараются наслаждаться жизнью. Идешь — поздоровайся с человеком, улыбнись ему. И у тебя на душе хорошо, и у него. Занимайся своим делом, кому какая разница? Отдыхай, наслаждайся жизнью, рожай детей и воспитывай их, зачем тебе какие-то непонятные терки? Даже в клуб в России приходишь — постоянно там пытаются какие-то драки затеять. Зачем? У нас, в России, столько красивых девчонок! Ты пришел в клуб, там на всех хватит, наслаждайся, танцуй, отдыхай. Нахрена эта агрессия, нахрена выяснять отношения? Кому ты что докажешь? Если так хочется — запишись в боксерский или борцовский клуб, поспаррингуйся. Уверяю — не захочется никаких конфликтов вне ринга.
«К нам домой ребята приходили с оружием. Приняли решение, что нужно куда-то свинтить»
— Вы говорили, что, если бы остались в России, то ваша дальнейшая деятельность была бы связана с криминалом. Почему так думаете?
— Потому что я рос в городе Заволжье, криминальное место. Городок маленький, но довольно богатый. Там есть ЗМЗ — Заволжский моторный завод, там делали детали для «Волг». Есть ЗГТ — Завод гусеничных тягачей. Бетонный завод был, лесоповалочный завод, ГЭС. Город малюсенький, 50 тысяч человек, но огромное количество производства. В свое время у нас там открыли зону, чтобы зэки работали на этом производстве. Естественно, многие из них оставались жить в городе, когда освобождались. Получается, 90 процентов жителей были бывшими сидельцами. Когда мы росли, у нас все разговоры были только об этом: кто вышел, кто сел, кто смотрящий и так далее. Других интересов не было. Плюс, в детстве человеку нужен пример. Спрашивают у ребенка: «Кем ты хочешь стать?». По сути, здесь человек решает, что он хочет иметь в жизни. Все хотят жить хорошо, что-то иметь, быть в достатке. Когда я рос, не видел ни одного спортсмена, кто жил бы в достатке. Единственные, кто был при деньгах и имел успех — бандиты. Мы даже не считали, что это бандиты, что воровство — нарушение закона. Это считалось заработком. Сейчас вижу, что многие мои друзья оттуда уже отсидели, кто-то уже умер, кого-то убили, кто-то умер от наркоты. Я бы, наверное, был одним из них. Там не было другого варианта, других возможностей. Каким бы ты ни был хорошим человеком, скорее всего, оказался бы в криминальной сфере.
— Есть какой-нибудь друг детства, с которым общаетесь до сих пор?
— Конечно, много таких. Общаюсь с одноклассниками и друзьями из Заволжья и Нижнего Новгорода. Стараюсь поддерживать со всеми связь.
— Даже несмотря на то, что уезжали в Аргентину на два года...
— Да, в Аргентине с этим было сложнее, общения было мало. Позвонить дорого, а интернет хоть и был, но еще не был так распространен, как сейчас. Позвонить домой я мог только по карточкам. Мама редко их покупала мне, на день рождения или Новый год. Конечно, я очень скучал, а еще больше скучать начинаешь, когда дела обстоят хреново. В Аргентине было сложно, мы втроем — я, мама и отчим — жили в малюсенькой комнате. Кухня на 50 человек, туалет и душ тоже. Работы почти нет, денег нет, не знаешь, будет ли завтра чем заплатить за жилье или купить еду. В такой ситуации ностальгия бьет еще сильнее. Сейчас вспоминаю: когда жил в России, не слушал, например, Аллу Пугачеву или каких-нибудь Иванушек International, это считалось не круто. Когда переехал и начал скучать по России, эти песни стали частичкой моего прошлого. Слушал ту же Пугачеву и вспоминал улицы, по которым когда-то бегал, вспоминал Заволжье, Нижний Новгород, друзей. На телефонной карточке, которую давала мама, всего 7 минут. Звонишь друзьям и даже не знаешь, что сказать и с чего начать.
— Что заставило уехать из России в Аргентину?
— Моя мама работала учительницей начальных классов. Очень любила свою работу. С детства знала, что станет учителем. Но, когда пришла в профессию, поняла, что на этом не заработать, особенно в то время. В 90-е учителя получали мизерную зарплату, почти ничего. Мама открыла свой бизнес — два небольших ювелирных магазина, но случился финансовый кризис. Плюс, началась история 90-х с крышей — стали вымогать деньги. Уже был край. Денег нет, еще и с тебя пытаются качать деньги, которых и так нет. Нужно было куда-то деваться.
— Были угрозы?
— Конечно. К нам домой ребята с оружием приходили. К тому же, мама уже развелась с отцом, мы с ней жили вдвоем. Приняли решение, что нам нужно куда-то свинтить.
«Кухня — на 50 человек, туалет и душ — на 50 человек. Мама села, закрыла лицо руками и заплакала»
— Как оказались в Аргентине? Небанальная история.
— Вообще, мы тогда пытались уехать в Канаду, но нам отказали в визе. Тогда очередь в канадское посольство была огромная, всем просто выдавали отказы. Мы хотели туда уехать, нелегалами или как-то еще. Не получили визу в Москве, после чего просто открыли газету и начали смотреть, куда можно уехать. Там были разные страны — Камбоджа и так далее, куда только не предлагали. Так и всплыла Аргентина.
Пошли в аргентинское посольство, посол нам красочно расписал, как там все круто. Оформились, сделали рабочую визу и поехали туда. Денег с собой особо не было, не знали, куда вообще едем.
Приземлились, сняли какое-то жилье. Помню эту малюсенькую комнатку без окон. Одна кухня на 50 человек, туалет и душ — тоже на 50 человек. Мама села, закрыла лицо руками и заплакала. Поняла, что мы оказались в такой заднице, тем более, не знали испанский... Но решили: мы — русские, не боимся трудностей и будем прорываться! Открыли русско-испанский словарь и нашли три слова: «я», «искать», «работа». День за днем ходили, стучались в каждую дверь и говорили эти слова. С 8 утра до 8 вечера, день за днем, неделя за неделей. Повезло, что отчим — хороший механик и смог найти работу. Мы просто пришли в сервис, ему пальцем тыкали в машину и спрашивали: «Это умеешь делать? А это?». Он умел. Ему сказали, что можно приступать с завтрашнего дня. После этого более-менее начали появляться деньги, мы стали зарабатывать на еду и жилье. Мы уже понимали, что надолго в Аргентине не останемся. Там было большое количество людей из бывшего Союза — из России, Украины, Грузии, Армении и так далее. Мы все дружили и планировали, как нам оттуда свинтить. Были разные варианты. Нам подвернулась Ирландия.
Нам, кстати, «повезло». Мы застали кризис 1998 года в России, а в Аргентине застали точно такой же в 2002-м. Тоже произошел обвал валюты. Там люди взбунтовались, начали выходить на улицы, громить магазины. Мы поняли, что это не дело и что надо ехать в нормальную страну, где можно работать и нормально жить. Мы не боялись трудной работы, хотели честно зарабатывать на жизнь, но в Аргентине, как и в России в то время, было трудно это сделать.
— Вам было 14-16 лет, но вы уже работали в Аргентине?
— В Аргентине я не работал, мне было 14. Почти в 16 у.е.хал в Ирландию и там сразу же начал работать, мыл посуду. В Аргентине только ходил в школу.
— И как в аргентинской школе? Это была обычная школа или для иностранцев?
— Для обычных аргентинцев. Помню, школа была очень бедная, учебников на всех не хватало. Все записывали под диктовку. Я, русский человек, ни слова по-испански не понимал. Так как писать под диктовку? Попробовал списать, но никто не дал. Подумал: «Ну и хрен с ним, буду сам пытаться». Помню, кто-то у меня один раз взял тетрадку — ржал весь класс, я там такие каракули писал! Меня это не останавливало, я продолжал дальше и за полгода научился писать и свободно говорить на испанском. На следующий год ко мне в класс попали два пацана из Украины. Подумал, что надо им помочь, помнил, как мне было тяжело. Я начал им помогать, давал списывать, все объяснял. В конечном итоге, оказал им медвежью услугу, они за год не выучили ни слова, потому что я за них все делал. Потом они уже начали двигаться сами, выучили язык. Ребята, кстати, до сих пор там живут.
— Вы же жили в Буэнос-Айресе?
— Да, именно там.
— Аргентина, конечно, не Колумбия или Венесуэла, но криминал там есть. Не сталкивались?
— Немножко. Там, как и в любой стране, есть криминал. Все равно страна ведь неблагополучная. Была там история. Есть там улица Авенида Нуэве-де-Хулио, одна из самых широких в мире. Когда машины останавливаются, ребята подходят и моют окна. Один раз наши ребята, двое из Украины, занимались этим. К ним подошла целая толпа аргентинцев, которые тоже мыли окна. Украинцев побили, забрали все деньги. Они пришли, все рассказали, и мы своей общиной собрались и пошли бить местных. Получилась заваруха, и во время схватки вышло так, что отца одного из этих ребят пырнули ножом, причем серьезно. Он не умер, выжил, но я очень хорошо запомнил тот момент. Мы забежали в какую-то кафешку, чтобы вызвать скорую. Он лег на пол, а я на него смотрю и вижу кишки, которые лезут из этой дырки. Слава богу, все обошлось, человек выздоровел.
«В Дублине мне предложили мыть посуду в баре за 6 евро в час. Я возомнил себя миллионером»
— Как переехали в Ирландию?
— У нас, как я уже сказал, была целая община выходцев из Советского Союза. Все делились идеями, придумывали, куда можно поехать. Первый вариант был получить аргентинское гражданство, потому что с ним не нужна виза в США. Многие так делали, но потом это запретили. Как раз из-за того, что многие так делали. План был таков: получаешь аргентинское гражданство и покупаешь дорогой тур на курорт в Майами, чтобы не вызывать подозрений. Одни купили места в 5-звездочном отеле, полетели, но их развернули на границе. Им сказали: «Ребята, вы летите в 5-звездочный отель, так почему у вас в багаже лежат кастрюли, вилки и ложки?». Понятное дело, что люди хотели забрать с собой все домашние принадлежности, но на этом они и спалились.
У нас появился вариант с Ирландией. Страна маленькая, не особо известная, но там тогда был экономический подъем — нужны были строители, механики. Мой отчим же как раз отличный механик, так мы и попали под эту волну. Сначала уехал отчим, а мы вслед за ним. Наша семья уже была научена горьким опытом, поэтому мы не стали ехать все вместе. Когда отчим обустроился, тогда и мы с мамой приехали.
— Каким был ваш быт в Ирландии на первых порах?
— Было нормально. Как только приехал, подумал: «Мне уже 16 лет, пора искать работу. Пойду тем же путем, что и в Аргентине». Хотел пойти по всем дверям, искать работу. Зашел в первый же бар — мне дали работу. Я удивился, ведь думал, что, как в Аргентине, придется неделями ходить — искать. А тут мне предложили мыть посуду в баре за 6 евро в час. Подумал: «Ничего себе! Это если я 20 часов отработаю, такие деньги заработаю!». Уже возомнил себя миллионером. На работу ходил с радостью, бежал туда после школы. Трудился без проблем.
— Единоборствами вы занялись в 21 год. Получается, прошло 5 лет с момента переезда в Ирландию.
— Если честно, у меня в единоборствах и планов не было, потому что пришел достаточно поздно. Просто занимался тем, что нравилось. Меня всю жизнь тянуло в единоборства. Когда стал заниматься, не особо вникал в подноготную, рекорды и прочее. Не знал и не понимал этого. Все говорили: «Я хочу драться с сильнейшими», а я думал: «Хорошая мысль!». Потом понял, что я — один из немногих, кто это делает на самом деле, а не просто говорит.
— А какие тогда были жизненные планы?
— ММА были моим хобби, хотел научиться драться, посмотреть, сколько у меня духа. Вообще, планировал работать в банке. Я уже на тот момент закончил магистратуру по финансам, хотел дальше учиться, получить квалификацию CFA (сертификат для финансовых аналитиков. — Прим. «СЭ»), переехать в Лондон или Нью-Йорк, торговать на бирже и подниматься по этой лестнице дальше. Потом начались ММА, так получилось, что мы с Конором оказались в одной команде, причем не просто так, а я был его главным спарринг-партнером, ездил с ним на бои секундантом. Тогда я увидел, что и сам могу попасть в UFC. Принял решение уйти из банковского дела и сосредоточиться на ММА.
«Никто не хотел жестко спарринговаться с Конором. А я всегда был не против»
— Конор часто говорит, что ирландцы любят подраться, но это же Европа, а не Латинская Америка или Кавказ. Мне кажется, что там уличные драки — редкость. Или я неправ?
— Сейчас драк намного меньше, чем раньше, но Ирландия не так давно стала развитой страной. До этого тут экономика была довольно плохой, люди жили бедно. В частности, из-за Англии, потому что она не давала Ирландии развиваться. Предки этих людей выросли в условиях постоянной войны с Англией, англичане их постоянно ущемляли. Здесь ребята очень духовитые. У Ирландии очень сильный, воинственный дух, эти ребята умеют воевать и драться. Посмотрите, какие у этой страны сильные боксеры! В Ирландии живет всего 5 миллионов человек, но здесь есть много медалистов Олимпийских игр и чемпионов мира. Здесь уважают бойцовские навыки, любят боевые искусства.
— Вы когда-нибудь попадали в уличные переделки вместе с Конором?
— Одну могу даже рассказать. Там не столько переделка, скорее, Конор спас меня от нее. Мы вышли на улицу, у меня началась заварушка с одним ирландцем. Дело вот-вот дойдет до драки — а Конор меня за рукав оттягивает. Повернулся — не понимаю, в чем дело, а потом вижу, что рядом стоят гарды — так тут называют полицию. Они сразу пошли ко мне, начали что-то спрашивать, а Конор объяснил, что все в порядке. Просто взял, развернул меня силой и увел. Хорошо, что помог, иначе все могло закончиться плачевно. Кто-то поехал бы в госпиталь, а я — в полицию.
— Здесь он выступил в роли миротворца. Бывало, что выступал в роли агрессора?
— Были разные истории, но это не для интервью.
— Как вы с ним познакомились?
— Меня всегда спрашивают, а я, если честно, не помню. Он ведь тогда не был Конором Макгрегором — суперзвездой мирового уровня. Тогда он был просто пацаном из зала, который тренировался, всех выносил, спарринговался по-жесткому. Помню, что он всегда хотел проводить спарринги, это было его самым любимым занятием. Никто особо не хотел с ним спарринговаться, потому что все проходило жестко. В маленьких перчатках, без шлемов. Зарубы были серьезные. Я всегда был не против такого. Во-первых, хотел что-то доказать себе, во-вторых, считал, что, если хочу выйти на его уровень, то мне нужно тренироваться с таким человеком. Никогда не отказывался. Иногда все проходило настолько жестко, что тренер вмешивался и прерывал спарринг. Поэтому мы с Конором иногда вдвоем по воскресеньям закрывались в зале — у него был ключ — и делали 10 раундов по 5 минут. Без тренеров, одни. Просто рубились. Выходил оттуда хромой, голова гудит, иногда даже не помнил, как меня зовут. Тем не менее мне нравилось. Я думал, что именно так и нужно тренироваться. Сейчас мы уже пересмотрели этот подход, но приятно вспомнить те времена. Наша дружба закалялась именно в спортзале во время таких рубок.
— Как вы стали друзьями? Это ведь не сразу происходит.
— Уважение было завоевано довольно быстро. Повторюсь, никто не хотел спарринговаться с Конором. Команда была маленькая, денег немного, найти спарринг-партнеров было нелегко. Мы с Конором сдружились довольно быстро, потому что мы оба всегда хотели спарринговаться.
— Вы пришли в зал Джона Каваны примерно через год после того, как там оказался Макгрегор.
— Конор, наверное, еще раньше начал заниматься. Я сначала ходил в другой зал — к ученику Джона Каваны. Всегда был настроен серьезно, хотел драться, и тренер сказал: «Тебе надо к Джону. У него серьезный подход, у него бойцы. Не со мной тебе надо». Я пошел к Джону, и началась моя история в ММА.
«Если надо, буду драться до 80 лет»
— Как долго еще будете выступать? Здоровье ведь у нас одно.
— Это да, но здесь ситуация такая: надеюсь, что не придется долго, но реальная ситуация бывает совсем другой. Иногда бойцы уже понимают, что им не нужно выступать, да и желания у кого-то может не быть, но финансовое положение заставляет это делать. Очень надеюсь, что со мной такого не случится, но тут уже как карта ляжет. Постараюсь развиваться параллельно, найти какие-то способы хорошего заработка, чтобы не зависеть от боев. Чтобы при случае, когда я почувствую, что здоровье начинает сдавать или возраст поджимает, я мог сказать: «Окей, я ухожу», но при этом продолжать кормить семью. Мой приоритет — кормить семью, чтобы мой сын всегда был одет и обут, чтобы он чувствовал себя комфортно и его жизнь была легче, чем моя. Так что, если надо, то буду драться хоть до 80 лет.
— Как сейчас со здоровьем? Мучают ли какие-то травмы?
— В принципе, сейчас все в порядке, тем более, сейчас практически не тренируемся, все подзажило. Конечно, всегда есть проблемы с коленями и спиной, но без этого уже никуда.
— Как ваш нос? Недавно Джастин Гэтжи в интервью сказал, что вообще не чувствует запахи.
— Мой нос в порядке, мне же его сломали первый раз в прошлом году. Нос — это фигня, на самом деле. Ну, что там? Хрящ.
— Можно поправить.
— Да, это ерунда. Из-за носа не переживаю. Единственное, перегородки могут сдвинуться и становится тяжело дышать. Тогда нужно поправлять, пока еще дерешься. Если с дыханием проблем нет, то все в порядке.
RSS