Самый скромный боец Дагестана. Рашид Магомедов — о UFC, армии и спасении ребенка

Рашид Магомедов, 36 лет. До 70,3 кг. Статистика в ММА: 23 победы, 5 поражений, 1 ничья.

В пятницу в клетку возвращается боец, про которого в комментариях на ютубе обычно пишут так: «Он самый скромный!» Это Рашид Магомедов. В лиге АСА он должен был дебютировать еще летом — в бою с Эдуардом Вартаняном. Но, по словам Рашида, «вылезли старые травмы», из-за чего он не успел подготовиться к поединку. В итоге бой Магомедова перенесли. 6 ноября он выйдет против ветерана ММА из Белоруссии — Артем Дамковского.

В июне же, когда еще планировался бой с Вартаняном, мы записали с Рашидом большое интервью о его пути в ММА. Он был чемпионом М-1 в полусреднем весе, бился в финале Гран-при PFL, а еще выиграл пять из шести поединков в UFC. Статистика классная, тем не менее боссы UFC не стали предлагать ему новый контракт. Им не нравилось, что Магомедов слишком спокойный.

«Не тренировался полгода. Вообще»

— Вы говорили, что вообще не тренировались полгода после ухода из UFC. А сейчас?

— Точно так же. Хотелось отдохнуть, были свои моменты (напомним, интервью состоялось в июне. — Прим. «СЭ»).

— Прямо совсем не тренировались? Даже не делали зарядку дома?

— Честно сказать, да.

— Тогда вы весили 80 кг. А сейчас?

— Сейчас точно такой же вес.

— Каков был максимальный вес в карьере?

— Было время, весил где-то 83 кг, я тогда качался, подсел на это дело.

— Насколько сложно после такого перерыва вернуться в нормальные физические кондиции?

— Думаю, месяц-полтора.

— Вы не выступали в российских промоушенах после ухода из М-1. Была история, что вас чуть ли не с кортежем встречали, когда вы взяли чемпионский пояс в этой лиге.

— Да, такое было. Тогда М-1 считалась самой сильной лигой в стране. Это был тяжелый труд. Честно сказать, после боев в М-1 такого [народных гуляний] было даже больше, чем после боев в UFC. Но сейчас и лиг много стало, такой конкуренции раньше не было.

— Вам же тогда подарили «Приору», и вы сами на ней ехали из аэропорта.

— Да, президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров сделал красивый жест. По возвращении домой мне вручили машину.

— Что с ней сейчас? Жива?

— Поездил на ней года полтора-два, потом обменял, продал.

— Вы не очень любите популярность. Чувствуете себя известным человеком в Дагестане, как тогда, когда взяли пояс в М-1?

— Правильнее сказать, что я об этом не думаю.

— Люди на улицах не отвлекают?

— Меня это никогда не напрягало, если честно. Отношусь к этому, как к должному. Но бывает, что молодые парни могут отвлечь и попросить сфоткаться, когда опаздываю куда-то. Ну, и иногда бывает неловко, когда на улице фотографируешься, думаешь: «О чем люди подумают?». А так, меня это не сильно напрягает.

«Мне сказали, что бразильцы кричали «Ты умрешь!» Так мы все умрем, это неизбежность»

— Сейчас многие восхищаются Гилбертом Бернсом, а вы ведь его побеждали. Удивлены его взлетом?

— Он сменил весовую категорию (перешел из легкого веса в полусредний. — Прим. «СЭ») — видимо, стал увереннее в своих силах. Молодец. Когда же мы дрались, он, вроде, был дебютантом, поэтому, наверное, у него так бой и сложился. Сейчас, может, было бы по-другому. Может, то поражение его стимулировало двигаться вперед.

— Каким Бернс запомнился вам тогда, в 2015 году?

— В нем чувствовалась агрессия, может, он хотел запугать меня, но выглядело это смешно. В реальности, на улице, человек тебе ничего не говорит, а тут вдруг начинает играть на публике. Он хотел повлиять на меня психологически, но это ему только помешало. Видимо, перенервничал.

— Он ведь плакал после боя.

— Бернс — эмоциональный человек. Он, по-моему, и после побед тоже плачет. Видел недавно отрывок его боя. Кстати, в прошлом году я был в Майами — в зале, где он тренируется. И просил меня постоять с ним в паре, помочь подготовиться к предстоящему бою. Но мы так и не поспарринговали. Я приехал в Майами после боя, хотел отдохнуть и пробыл там всего две недели.

— В Бразилии вам кричали: «Ты умрешь!», но после боя вы заявили, что это только завело.

— Из толпы каждый может что-то выкрикнуть, ты на это уже не обращаешь внимания, концентрируешься на поединке. Мне потом уже сказали, что именно мне кричали, я ведь даже не знаю португальского языка. И мы ведь все и так умрем, это неизбежность.

Я никогда не реагировал на публику. То, что происходит в зале — весь этот шум — это должно быть, люди развлекаются, им это нравится, а мы делаем свое дело. Мы только подрались — они уже ждут следующую пару.

«Когда уходил из UFC, было чувство несправедливости»

— Бывало, что кто-то из менеджеров пытался подтолкнуть вас на трэшток?

— Были моменты, конечно. Американской публике нравится, когда ее таким образом раскачивают. Рекламный трэшток всегда может подкинуть спортсмена, даже если он проигрывает. Тебя будут знать. Мне говорили, чтобы я что-то сделал или хотя бы сказал, но у меня это вызывает какое-то стеснение. Если от меня это не исходит, то не могу делать такое искусственно.

— Почему перестали вести Instagram?

— У меня разбился телефон, все данные остались там. Мне ведь его создавали, когда у меня был другой менеджер. Спрашивал старый пароль, но мне сказали, что уже не помнят.

— А не думали завести новый профиль?

— Когда мы завели новый, от старого аккаунта пришло какое-то обращение, и новый тоже заблокировали. Старый-то тоже пытались восстановить. Не везет мне с Instagram. Видимо, так должно быть. Хотя, сейчас восстановили старый телефон, пытаются код разблокировать, потому что его я тоже не помню. Посмотрим, может, получится.

— Испытывали чувство несправедливости, когда в UFC вам не стали предлагать новый контракт?

— Честно сказать, немного было. Можно было еще там подраться, конечно. Думаю, это зависело от менеджера. Я потом узнал: когда у меня оставалось два боя по контракту, он должен был затребовать новый контракт. Я просил его сделать это, он отвечал: «У меня все схвачено, я все сделаю». Одновременно с этим он мне говорил другие вещи, вроде: «Друг, если контракт не дадут, подеремся там-то, в России, станешь чемпионом и опять вернешься». Это посеяло во мне сомнения. Потом я узнал, что мой менеджер напрямую ни с кем не говорил, пытался через другого менеджера зайти.

— Кто с вами тогда работал?

— Хорват, его звали Нарцисс. Сам он парень неплохой, мог довести спортсмена до какого-то уровня, но не выше. Я еще тогда с ним обсуждал контрактные вопросы, спрашивал: «Я буду драться?», он отвечал, что все схвачено, но на самом деле все было не так.

— Говорили, что кто-то из новых матчмейкеров был против того, чтобы вы продолжали выступать в UFC.

— Он и сейчас работает в UFC — Шон Шелби.

— Считаете свои бои незрелищными? У вас было пять нокдаунов, это много.

— Они считают, что мои бои незрелищные. Конечно, когда нокауты — это зрелище. Сам я не могу сказать, подходят у меня бои под такое описание или нет. Кому-то, может быть, интересно, а кому-то — нет. Кто-то болеет за меня и смотрит с интересом, а у обычных зрителей интереса нет.

— Насколько высоко смогли бы забраться, если бы остались?

— Мог бы подняться выше, было желание. Может, я после боя и говорил, что мне уже неинтересно, но, если бы продлился, то мог бы подняться выше. Может, к боям начал бы по-другому подходить. Все равно потом возник командный интерес, мой брат (Али Исаев. — Прим. «СЭ») подписался в PFL, у нас сложился коллектив. Раньше-то я ездил на турниры один, а теперь стало интереснее. Бозигит Атаев, мой брат Али, Магомед Керимов — целая команда. Единственное, что напрягало в PFL — приходилось драться через каждые полтора-два месяца. Сложно было восстанавливаться.

— Есть ли у вас еще огонь в глазах? Интересно ли еще выступать в ММА?

— Если бы интереса не было, то я бы не подписался в АСА. Нужно просто правильно ко всему подходить. Есть же еще и жизненные моменты, энергии не хватает на все. Это немного отвлекает от спорта, а так, в общем, в году можно делать два-три боя, чтобы правильно подходить к ним. Кто-то говорит, что 35 лет — уже много, но для боев это не возраст. Конечно, нужно и работать, но в последнее время люди зарабатывают и боями.

— Нынешний контракт в АСА сопоставим по финансам с тем, что был в PFL?

— Да, он такой же. Меня все устраивает.

«Был в гостях у Мирко Кро Копа. У него есть собственное футбольное поле»

— Вы тренировались в трех американских залах: у Джонни Хендрикса, потом в Jackson Wink, а затем — в American Top Team. Ничего не упустил?

— Нет, было два зала: сначала Джонни Хендрикс в Техасе, а потом American Top Team. Jackson Wink не было.

— Думал так, потому что у вас есть фото с Джоном Джонсом.

— Это фото мы сделали, когда он приезжал в Махачкалу. В первый раз увиделись здесь. А потом, когда у меня был первый бой в UFC, он меня узнал.

— Как ему в Махачкале?

— Понравилось, как я знаю. Уехал довольным.

— Почему попали именно к Джонни Хендриксу?

— Я должен был тренироваться в American Top Team, но туда приехал Энтони Рокко Мартин. Мы решили, что в одном зале быть с ним перед боем не стоит. Менеджер Сэм Кардэн нашел выход на Хендрикса, и я поехал туда.

— Хендрикс же тогда был на пике и, если не ошибаюсь, готовился к чемпионскому бою с Лоулером. Как чувствовали себя на его уровне?

— Я тогда впервые приехал в Штаты, впервые испытал, что такое весогонка. Все это напрягало. А так, у меня со всеми были хорошие спарринги. Стоял со многими ребятами, которые сейчас хорошо дерутся в UFC, не только с Хендриксом. Я дрался на 70 кг, а они — в 77 кг, при этом весили 95 кг. Приходилось стоять в парах с ними, но спарринги для меня проходили уверенно.

— Читал, что вы постоянно потрясали Хендрикса ударами по корпусу, ударами ногами.

— Ну, мы работали. У него была неплохая борьба, вес немного давил, а так... Я же говорю, я был уверен в себе, оставался доволен после спаррингов.

— Посмотрел фото тех времен — у Хендрикса как будто пузо висело.

— Они же гоняли вес. Ему было трудно, он, говорят, весил 100-105 кг. Когда начинал гонять, весил 93-95. Его спарринг-партнеры тоже весили по 85-90 кг.

— Еще у вас есть фото с Мирко Филиповичем.

— Мы тогда ездили в Хорватию. Я спросил менеджера: «Мирко живет здесь?». Он ответил: «Да, хотите, организую встречу?». Мирко пригласил к себе домой, мы с ним потренировались.

У него частный дом, большая территория, огороженная высоким забором. У него там два зала, маленький и большой, в большой заходить не стали. Футбольное поле еще свое есть.

— Хорошо у него там.

— Конечно, он уважаемый человек. Сам по себе — неплохой парень, гостеприимный. Предлагал поужинать, остаться.

— С ним в парах не стояли?

— Брат стоял. Ну, Али ведь большой, он его немного загрузил борьбой. Мирко сам удивлялся, какой Али большой и сильный.

— В American Top Team, как я понимаю, вы работали и с Дастином Порье. Как он вам?

— Техничный. В плане борьбы прибавил. Да и в боксе за последние два года тоже вырос. С ним начали работать индивидуально, и он показал результаты.

— Брайан Стенн сказал о вас: «Я говорил с его тренерами в American Top Team, они сказали, что он избил всех бойцов легкого дивизиона». Кого там избивали?

— Это было в первый раз, когда я только приехал. Новичок, никого не знаешь и начинаешь зарубаться. Я становился и с Порье, и с Масвидалем, и с Уиллом Бруксом, с которым потом дрался в PFL. Конкуренция была большая, приходилось зарубаться. Там-то тоже смотрят, что ты из себя представляешь.

— Кого из бойцов роняли?

— Не помню даже. Были моменты, попадал кому-то в печень.

«Служил в железнодорожных войсках. Железную дорогу не видел»

— Вы же служили в армии. Пошли в 18 лет?

— Да.

— Где служили?

— В Вологодской области, железнодорожные войска. Два года отслужил, потом домой приехал.

— Есть мнение, что армия — пустая трата времени. Как складывалось у вас, в железнодорожных войсках?

— Саму железную дорогу я не особо видел (смеется). Бывало, нужно было выезжать и делать дорогу, но я почему-то не попадал, постоянно выезжали другие бригады. Первый год было интересно, второй год был нервный. Армия закаляет. Там понимаешь, где справедливость, а где ее нет. За два года понимаешь.

Второй год был для меня сложнее, чем первый. Дни сидел считал. В первый раз в жизни из дома уехал — и на два года. Хотел спортом заниматься — не пускали, а иногда я просто внаглую уходил. Если бы так нагло не уходил, то и не выступал бы в боях. Я выступал по рукопашке за Вологодскую область, занимал призовые места, мы первыми на чемпионате России становились. Сам губернатор тогда благодарность писал. Тогда не знали, что мы выступали от части, но потом все выяснилось, и часть от этого тоже получила какой-то бонус. Может, нехорошо, что мы так самовольно оставляли часть, но мы ведь не делали ничего плохого, только пользу приносили.

— А воевать вас в армии учили?

— Честно сказать, нет. Там мы просто работали. Всех куда-то определяли, отправляли работать. Военнообязанный — значит, должен пойти и что-то сделать, приказ есть приказ.

— Дедовщина была?

— Вначале было, но получилось это сломать.

— Как?

— Сложились более-менее уважительные отношения. Уважение к старшим по званию должно быть, но этим же тоже нельзя чересчур пользоваться.

— Приходилось ли пускать кулаки в ход?

— Бывали такие моменты.

— Расскажите.

— Сейчас уже в подробностях не помню, много лет прошло. Серьезного ничего не было, так, по мелочи, но эти вопросы решались. Офицеры собирали нас, мы все решали.

— Много было дагестанцев в части?

— 15-20 человек. Часть была где-то на 1500 человек. Были и чеченцы, и ингуши.

— Есть скандальные истории, когда дагестанские спортивные парни третировали остальных в армии. У вас как было?

— Таких вещей у нас не было, у нас такого не позволяли. Это, видимо, ребята сорвались, даже не знаю, как объяснить такое. Думаю, потом люди, которые это делали, осознавали, что они неправы.

Да та же дедовщина: приезжают молодые ребята, их напрягают деды. Мы, допустим, ни к дедам не относились, ни к кому. Могли и с дедами закуситься. Кто-то даже не к офицерам ходил, а к нам, приходилось говорить с дедами. А когда получалась перепалка — на нас могли написать заявление.

— На вас писали заявление?

— Да, бывало.

— К чему это приводило?

— Ходили в прокуратуру, выясняли отношения. Потом так получалось, что тот, за кого ты шел впрягаться, потом говорил, что он непричастен — потому что деды его запугали. Разные ситуации бывали, армия закаляет, там думать начинаешь. Хотя, для кого как, тут по-разному бывает.

«В детстве тонул в том же месте, где спустя много лет спас мальчика»

— В 2016 году вы спасли жизнь мальчику. Расскажите, как это вышло.

— Это же случайно вышло. Свернул не в ту сторону, не знаю, почему поехал на ту улицу. Увидел то, что меня поразило. Ребята там уже спасали парня, я подбежал, присоединился. Сделал то, что мне пришло в голову в первую очередь: я начал делать искусственное дыхание, хотя никогда в жизни до этого его не делал. Я делал искусственное дыхание, другой парень стучал мальчику по спине, и он потом пришел в себя. Мы резко повезли его в больницу. Была проблема вытащить ребенка из воды, там плиты такие... Достать тяжело было.

— В вашей жизни были похожие ситуации?

— Бывали моменты. А на тот момент просто так вышло, рядом оказался, еще и камеры снимали. А так, бывает, и тебя самого выручают. Люди в таких случаях делают то, что обязаны.

— Когда вас спасали?

— Я тоже в детстве в море терялся, меня женщина нашла. Думали, что я утонул, а я ушел, железную дорогу перейти хотел. Когда маленький был, терялся два-три раза.

— Самая экстремальная ситуация в жизни?

— Тоже так же тонул, именно в том же месте, где мальчика спасал.

— Кто спас?

— Ребята с поселка, не помню уже. Там все тогда купались, я же не один туда ходил.