«Преступник!» — крикнул мне Тарасов. А я взял и ответил ему...» Последнее интервью в жизни великого капитана сборной СССР
Этот разговор с Виктором Григорьевичем состоялся в 20-х числах мая 2008 года, через несколько дней после блистательной победы сборной России над Канадой в финале чемпионата мира в Квебеке, первой за 15 лет. Драма жизни сложилась так, что это интервью стало для трехкратного олимпийского чемпиона последним. Месяц спустя жизнелюб Кузькин на отдыхе в Хосте нырнул на глубину в холодную морскую воду после длительной игры в теннис на жаре. Сердце ветерана не выдержало.
Материал вышел в журнале «Российский хоккей+», давно почившем, как и большинство других спортивных журналов: он осел лишь в единичных экземплярах у коллекционеров. Сайт тоже приказал долго жить: статьи не поднять даже с помощью специальных сервисов по поиску веб-архивов. Поэтому я решил опубликовать свой же материал 12-летней давности в день 80-летия Виктора Кузькина на сайте «СЭ».
По биографии Виктора Кузькина можно изучать историю отечественного хоккея с шайбой. Многолетнему капитану ЦСКА и сборной СССР посчастливилось застать золотую эпоху 1960-х и поучаствовать в Суперсерии-1972. Победные 80-е и разрушительные 90-е он переживал в качестве помощника Виктора Тихонова в ЦСКА. Начав карьеру игрока с поколением 1950-х, Кузькин был свидетелем тренерских отставок, калейдоскопа судеб и одним из творцов множества ярких и великих побед...
Эпизод первый. Побег
Представьте картину: Виктор Григорьевич Кузькин вовсе не трёхкратный олимпийский чемпион и восьмикратный чемпион мира, а подполковник инженерных войск в отставке. И проводит он свои будни не в недавно отремонтированном кабинете УДС «Крылья Советов» в борьбе за сохранение легендарного клуба, а тихо на пенсии в Тамбовской области. Однако такой жизненный путь кажется более логичным даже самому Виктору Григорьевичу. Нет, он был хорошим игроком, даже замечательным. Но таких замечательных было в то время великое множество.
Тихими июльским вечером в городе Тамбове абитуриент Военного радиолокационного училища Кузькин перелез через забор этого учреждения и быстрым шагом отправился на железнодорожную станцию, чтобы уехать. Да этого он безуспешно проваливал один экзамен за другим, но, видимо, в приемной комиссии жаждали увидеть в нем офицера. Что же делал в Тамбове выпускник московской школы, что привлекло его в военной специальности, а затем вынудило бежать?
— Да просто ребята предложили поехать поступать, — вспоминает Кузькин. — Вот и поехал. У кого-то есть склонность к определенным предметам, а у меня её не было. Поехал за компанию, но тут сыграла судьба. Попался на предэкзаменационных сборах строгий старшина. Они, в принципе, такими и должны быть. Он же был уж чересчур армейский. А мы, пацаны, к дисциплине такой не привыкли, тем более что я с детства был предоставлен сам себе. И с первых недель принял решение, что поступать в училище не буду. А уйти нельзя! Тогда стал заваливать экзамены. Завалил первый — меня оставляют. Второй -снова. Позвонил маме, попросил, чтобы она мне выслала деньги: получил их, перелез через забор и — поминай как звали.
Пожалуй, это был первый серьезный волевой поступок в жизни Вити Кузькина. До этого жизнь протекала как-то сама по себе. Школьный приятель Олег Паринчук позвал поступать в хоккейную школу ЦСКА. Предприятие было очень авантюрным. Вообще, Витя четыре года занимался русским хоккеем в «Крыльях Советов». В любимый канадский хоккей он играл исключительно во дворе. Тренеры молодежной команды, базирующейся на Стадионе юных пионеров, ценили своего воспитанника и запретили переходить в секцию хоккея с шайбой. Шансы, что его туда возьмут, были близки к нулю. Предложение приятеля было таким же спонтанным, как и идея поехать в Тамбов. Однако Кузькина взяли.
— Вышло так, что тот тренировочный матч я сыграл очень хорошо. Практически в одиночку обыграл всех. Попал к тренерам Александру Николаевичу Виноградову и Борису Ивановичу Афанасьеву. Виноградов — выдающийся наш защитник, чемпион мира. Мы с его дочкой вместе учились в школе, занимались в секции волейбола. Она была на год старше, встречалась как раз с моим приятелем Олегом Паринчуком.
Что интересно, Виноградов не знал Кузькина до момента его прихода на просмотр. Так что знакомство с его дочерью никак не повлияло на выбор тренера.
— Александр Николаевич Виноградов — очень хороший, душевный человек, почти никогда не повышал голос на игроков. Как хоккеиста, я, к сожалению, его не видел. Но, говорят, очень был резкий защитник. С ним всегда можно было поговорить по душам, доверить всё самое сокровенное. Вот Тарасов, например, совсем другой. Ему я все до конца не рассказывал несмотря на то, что он назначил меня капитаном команды. А, например, с Кулагиным я мог говорить откровенно, ничего не скрывая. Не мог до конца раскрыться Тихонову, хотя у нас с ним всегда были хорошие отношения, которые сохраняются до сих пор.
В 1958 году центральный нападающий молодежной команды ЦСКА Кузькин в тройке с Олегом Галяминым и Владимиром Каменевым выигрывает первенство СССР. Игроки молодежки уже входят в штат основной команды и получают зарплату.
— Я тогда работал на заводе учеником токаря. Виноградов мне дал указание увольняться с завода, но уйти с оборонного предприятия было не так-то просто. Снова помогла мама. Пришла к директору, написала заявление — и меня окончательно приняли в штат ЦСКА. Это было большое подспорье для нашей семьи. Мама получала официально 40 рублей плюс дополнительную премию за ночные дежурства, выходило где-то 80. А мне в ЦСКА положили сразу 60. Правда, через полтора года, когда наступил армейский возраст, я попал спортроту, и оклад с меня сняли на целый год.
Кузькин постепенно начинает тренироваться с командой мастеров. Виноградов специально приглашает Тарасова посмотреть молодого центра. Вердикт мэтра был не лучшим.
— «Сырой, ножки слабенькие!» — сказал про меня Анатолий Владимирович. Тогда я попросился в СКА (Калинин). Но Борис Павлович Кулагин, работавший тогда помощником Тарасова, сказал мне: «Сиди, через год придет твое время». Мысли о том, чтобы бросить после этого хоккей, даже не возникло. Я просто очень любил эту игру и никогда не ставил себе высоких целей. Как бы тяжело не было, я уже чувствовал, что нужно играть, и что я так или иначе стану хоккеистом. Знал, что перерос уровень молодежки. Хотя поначалу осознавал, что технически слабее многих товарищей по команде.
Как-то после одного из матчей подошёл ко мне Николай Семенович Эпштейн, пригласил на тренировку «Химика». Я пришёл ровно в 19.00, но получилось так, что у них изменилось расписание, и они уехали раньше времени. А так — играть бы мне в Воскресенске. И неизвестно, как бы дальше судьба сложилась: одно дело играть у Тарасова и попадать сборную, а другое — у Эпштейна.
Эпизод второй. Больничное детство
Нет, Виктор Кузькин не лежал все детство в больнице. Он в ней жил. Его мама была медсестрой в Боткинской. Дневные дежурства сменялись ночными, и сына она видела редко. Отец погиб на фронте в 1941-м через год после рождения ребенка.
Территория Боткинской больницы в конце сороковых была в несколько раз больше нынешней и являлась своего рода городом в городе. Там были свои стадион, кинотеатр, клуб. Как только в Москве прошла первая волна увлечения канадским хоккеем, там тут же появилась и хоккейная коробка. В строительстве было занято все детское отделение больницы мужского пола.
— Лед, кстати, был очень высокого качества. За ним постоянно следили. Старшие ребята, за которыми я тянулся и старался во всем подражать, очень любили хоккей с шайбой. Моим другом и кумиром был Виктор Прохорович Якушев. Он был на три года старше меня. Потом мне посчастливилось сыграть с ним за сборную СССР, вместе стать олимпийскими чемпионами и чемпионами мира. Боря Спиркин, Юра Черничкин, Володя Макаров — плеяда игроков 1937 года рождения.
Всё детство Кузькин старался тянуться за ними. Якушев был универсальным спортсменом. Он прекрасно играл в футбол, баскетбол, волейбол, ручной мяч. Если его компания шла записываться в секцию борьбы и бокса — младшие шли за ними. На территории был клуб с множеством интересных кружков, затем появились спортивные секции. Витя участвовал в самодеятельности, играл в драмкружке, с которым выезжал в другие города. У них даже был свой оркестр. Якушев и Спиркин играли на трубе, были солистами. а молодым раздали подыгрывающие инструменты. Кузькину достался альт. Много уметь было не надо — знать пару нот и не ошибаться. Детский оркестр звучал на первомайских демонстрациях, различных официальных мероприятиях и даже на похоронах.
— Как-то ребята из Боткинской больницы играли товарищеский матч против молодёжной команды «Крылья Советов». Наши выиграли, после чего всю пятёрку во главе с Виктором Якушевым Владимир Кузьмич Егоров пригласил в команду. Шёл 1957 год, «Крылья Советов» выиграли чемпионат страны. Владимир Кузьмич ещё не верил в молодых ребят и сохранил чемпионскую команду в полном составе. А в это время организовывался московский «Локомотив», который принял Анатолий Михайлович Кострюков, и он всех наших боткинских пригласил. «Крылья Советов», упустив их, многое потеряли, потому что в 1957 году большинство ветеранов «Крыльев» закончили с хоккеем, а смены калибра Якушева у них не было.
Криминал, уличная шпана обошли детство Кузькина стороной. За территорию больницы он почти не выходил.
Эпизод третий. ЦСКА, Тарасов, сборная
Виктор Кузькин играл в ЦСКА с 1958 по 1976 год. Игрок первой пары обороны выступал так долго, в первую очередь, благодаря своей надежной игре. Но, помимо этого, еще одно качество помогало сохранить место в основе, когда возраст хоккеиста перевалил за критический: он никогда не спорил с Тарасовым.
— Нет, один раз я ему сказал наперекор и лишился всего...
Построение после тренировки. Дежурный доложил о вчерашнем инциденте и его участниках. В происшествии был задействован и капитан команды Кузькин. Через день ЦСКА должен был лететь на выезд Новосибирск. Естественно, главный спрос был с него. Ничего не знавший о вчерашнем инциденте Тарасов резко изменился в лице.
— Преступник! — крикнул Кузькину разъярённый наставник.
— Анатолий Владимирович, преступники в тюрьме сидят, а я перед вами, — неожиданно сам для себя ответил ему Кузькин
— В Чебаркуль!!! — гаркнул тренер.
— Не поеду! — был его ответ.
Накануне вечером три игрока ЦСКА и сборной СССР Олег Зайцев, Виктор Кузькин и Евгений Мишаков вышли из ресторана аэровокзала в компании двух девушек. Поводом весело провести время был день рождения одной из них. Хоккеисты стали ловить такси. Мишаков сел в машину. Водитель, то ли узнав героев ледовых баталий, то ли оценив заграничной прикид потенциальных клиентов, заломил цену за поездку. Хоккеисты в ответ на это рассмеялись, а Мишаков не захотел вылезать из авто. То же самое сделал и Кузькин, севший с девушками на заднее сиденье. Таксист начал злиться и схватил Мишакова за рукав, дернул и порвал его. Оба тут же выскочили из машины, началась словесная перепалка, логично переросшая в искрометный махач. Подключились и другие таксисты. Соотношение сил было примерно 2 против 10. Кузькин благоразумно не стал вылезать из машины. Мишаков, кинув ему порванную куртку, продолжил. В суматохе таксисты покалечили своего. Причём серьёзно — монтировкой по голове. Через несколько минут подъехала милиция.
Случившееся могли быстро замять, но на беду вышел фельетон, да еще и в «Правде». Был понедельник, а в понедельник в СССР выходила только одна газета. «Правде» в то время не верили разве только диссиденты, к коим никак не относились армейские руководители. Все шишки повалились на Кузькина, которого нельзя было назвать даже свидетелем — из окна машины он практически ничего не видел из-за темноты. Но начальство уже было твердо уверено, что капитан сборной СССР, размахивая монтировкой, калечил таксистов одного за другим. До этого Кузькин никогда не попадал в подобные переплеты. Но это обстоятельство не помогло. Последовала дисквалификация с запретом играть в хоккей, лишение зарплаты и звания заслуженного мастера спорта, а также выговор по партийной линии занесением в личное дело. Помимо этого, замаячила перспектива суда офицерской чести, чтобы лишить звания, словно он был уже осуждённым. При этом никаких административных и уголовных дел так и не последовало.
— Три месяца я играл в чемпионате Москвы за мужскую команду, готовился, правда, неизвестно к чему. Самое страшное, что не давали играть. Пусть хоть все, думал, отберут, лишь бы в хоккее на высшем уровне еще суметь выступить. Было еще непросто, когда все в Москве тебя узнавали, куда не придёшь, спрашивали, что да как, жалели, постоянно напоминали о случившемся. Я уже действительно в Чебаркуль собрался уезжать. Но тут вызывает меня Валентин Дмитриевич Алехин, председатель Федерации хоккея СССР. Говорит, извини что несправедливо так с тобой поступили. На носу чемпионат мира, а у нас в обороне дыра, поедешь в Вену. И несмотря на то, что у нас произошло с Анатолием Владимировичем, у меня на него никаких обид нет — время лечит. Единственное, звание заслуженного мастера спорта так и не вернули. Присвоили новое в 1967 году, а предыдущие книжка и значок так и остались. Они и по сей день хранятся у меня в двух экземплярах.
Первый сезон в ЦСКА Кузькин начинал в нападении в тройке с Каменевым и Галяминым, но чуть позже Тарасов перевел его в оборону.
— Возможно, не хватало взрывной скорости, может быть, руки были не такие быстрые или голова медленно соображала. Я сам это чувствовал. Помню, в тройке с Галяминым и Каменевым попали на юрзиновское звено. А мы хоть и одногодки, но Володя Юрзинов с малых лет играл в шайбу и уже три года выступал за команду мастеров. Играть против них было неимоверно тяжело, так что правильно, что Анатолий Владимирович поставил меня в защиту. Многие, конечно, хотят играть в атаке, забивать голы. А у меня такой тяги почему-то не было.
Впечатлений от первого года в главном хоккейном коллективе страны у Кузькина было масса. От одного взгляда Тарасова дрожали коленки, а вокруг были одни звезды. Свой быстрый прогресс Виктор Григорьевич объясняет просто: тренируясь с такими защитниками, как Сологубов, Трегубов, Сидоренков, Уколов и Брежнев, невозможно не расти.
— Первый год в команде я молчал. Боялся открыть рот, находясь в таком созвездии. Хотя отношение к молодым, в том числе и ко мне, было очень дружеским. Николай Пучков часто проводил со мной воспитательные беседы, говорил, что нужно больше тренироваться, так как сходит целое поколение игроков. Они-то были намного старше, на 10-12 лет. Сологубов и вовсе на 16, а в то время тридцатилетний возраст был пределом.
Уже в 1960 году Кузькин получает приглашение в сборную. Но ему не успевают оформить документы на поездку в Северную Америку и дебют откладывается до 1962 года, когда он впервые вышел в паре вместе с Виталием Давыдовым.
— Так получилось, что именно с ним мы сыгрались. Защитников хороших было очень много. Володя Брежнев был старше меня на 5 лет — крепкий, хорошо катался, идеальный был хоккеист. Но почему-то предпочтение отдали мне. Его же взяли в первый раз в сборную, когда ему было 28 лет — это всё от тренера зависит. И мне, конечно, здорово повезло, что с Виталием Семеновичем у нас сложилось. Не знаю точно, чьим именно было решение поставить меня с Давыдовым. Главным был Чернышев, но с Тарасовым его нельзя разделять. Тем более, что всю основную работу (черновую, можно даже так сказать) делал Тарасов.
Это тренерское сочетание, кстати, было уникальным! Один — деспотичный тренер, другой — более демократичный. Чернышев был рабоче-крестьянский мужиком, мог в пылу эмоций высказаться трехэтажным матом. Тарасов же разговаривал более дипломатично, но, как все знают, был намного жестче. Фигура Чернышева адаптировала игроков других клубов в атмосфере сборной. К тренировкам Тарасова надо было привыкнуть. Игроки ЦСКА были адаптированы. Человек может привыкнуть к любым нагрузкам, но игроки других клубов, едва попав в сборную, очень мучились. Мы Тарасова знали наизусть. Как пахали — об этом многие рассказывали. Но помимо этого знали, когда он может отвернуться, чтобы ты мог сачкануть во время тренировки. Потому что, если вы выполняли всё, что говорил этот тренер, никакого здоровья не хватило бы!
Упражнений у него было много игровых, но все — изматывающие. Не было статических, когда ты сидишь или лежишь — все только в движении. Легкоатлетические нагрузки были больше у Тихонова — затяжные кроссы, эстафеты. Баллоны мы тогда не таскали, наверное, потому что просто ещё не придумали тогда такое упражнение. Знал бы его Тарасов — обязательно заставил бы всех делать.
Не знаю, почему он так рано закончил тренерскую карьеру. Но, считаю, что в футбол, он, конечно, пошёл зря. Точно так же, как зря написал заявление после Олимпийских игр в Саппоро вместе с Чернышевым. Все только и ждали, когда он заявление напишет, потому что просто так сместить его с поста главного тренера сборной было практически невозможно.
Самым запоминающимся в карьере Кузькина был чемпионат мира в Швеции в 1963 году. С командой поехал защитник Николай Сологубов. Ему было уже 39 лет, в то время как остальным игрокам по 23-24 года. Кузькин сыграл с ним, а потом стал выступать в паре с Давыдовым. До этого сборная СССР долго не побеждала на международной арене, а с этого чемпионата началась её многолетняя победная эра.
Закончил Виктор Григорьевич в 36. Дисциплинированный, исполнительный капитан устраивал всех тренеров, так что ни Тарасов, ни Локтев не собирались с ним расставаться. Не будет лишним напомнить, что возрастной предел хоккеистов в семидесятые составлял 32 года.
— Тарасов, как известно, далеко не всегда убирал честно. Пучкова, Рагулина, Эдика Иванова, Борю Майорова, очень многих ребят. Особенно тех, с кем конфликтовал и кто пытался его сместить в 1962-м. Правда, стоит отметить, подбирал на их места достойных хоккеистов. Однажды все-таки ошибся. Убрал Николая Георгиевича Пучкова, поставив в ворота Смирнова из Новокузнецка. Смирнов, по сути, и проиграл нам чемпионат страны. Я слышал историю, что Тарасов убрал Трегубова, предложив тому с ним выпить, а потом выгнал за пьянку. Не думаю, что это могло произойти в действительности. Трегубов не был таким врагом Тарасова, чтобы тот мог с ним так поступить. Просто у Трегубова выросла склонность к частым нарушениям режима, и эта мера была вынужденой. Но это исключение.
А вообще, конечно, практика кошмарная. Боря Майоров закончил в 28 — трагедия и для игрока, и для всего нашего хоккея. Или, например, как поступили с Эдиком Ивановым. В 1967 году он становится пятикратным чемпионом мира, а в 1968 году его убирают со сборов, хотя на этом сборе почти полкоманды попалось. Поехали в день отдыха я, Эдик Иванов, Олег Зайцев — там человек восемь было. Поели в кафе, выпили чуть-чуть шампанского, трезвыми вернулись на базу. Я спросил: почему одного? Наказывайте всех! Но, видимо, уже была установка. Эдик на два года был старше, вот его и убрали. Откровенно говоря, людей просто выбрасывали. Пока играешь, с тобой есть определенные отношения. Закончил -никого не волнует, чем ты дальше будешь заниматься. А процентов 80 из народа после этого ломалось. В основном выплывали те, кто к жизни с молодых лет более серьёзно относился. Например, получил образование, а не просто ходил отмечаться в институт.
Не исключено, что сам Кузькин доиграл бы до 40, что было бы в истории советского хоккея уникальной прецедентом. Но закончил он карьеру совсем по другой причине.
Эпизод 4 . Суперсерия-1972
Приветствие затягивалось. С момента выхода на лед прошло уже минут 40. Игроки сборной СССР явно не ожидали, что придется столько времени ждать стартового вбрасывания. По телу лился пот. Никакого хоккея уже не хотелось. Прошло 4 минуты игры. Сборная Канады ведет 2:0. Кузькину уже 32. Он — самый старший и опытный в команде. Все регалии игрока уже при нем. Но мысли его в тот момент были в унисон с мыслями каждого игрока нашей сборной: «Что нас ждёт дома, если сейчас мы сгорим 0:10?»
— В физике мы были лучше. И просто заиграли свой хоккей. После первого нашего гола почувствовали, что превосходим их по игре. Произошло раскрепощение. Настрой перед игрой был таким же, как и перед любой другой. Канадцы же уступали нам сначала, потому что, во-первых, они не привыкли к нашему пасу: отдал-открылся. Во-вторых, их просто неправильно информировали. Когда мы прилетели, местная пресса не уделяла нам ровным счетом никакого внимания. Вот после первой игры на нашу тренировку пришли толпы журналистов, и вся канадская команда в полном составе.
Сложнее всего было играть против Эспозито, с ним было очень тяжело бороться. Отмечу еще скоростного Курнуайе. Но потом я привык к его манере, знал, что с ним нужно играть либо очень близко, либо наоборот, давать ему большую дистанцию, чтобы он не сумел уйти. Кстати, если бы за них играл Бобби Орр, нам бы было намного труднее.
Мы, когда узнали о суперсерии, отреагировали спокойно. Разговоры о ней шли ещё с 1968 года. Нам было предложено сыграть две игры со сборной клубов НХЛ, но наши руководители отказали, так как мы могли потерять статус любителей при встрече с профессионалами. Игроков НХЛ в деле до этого мы видели — во время турне каждый раз посещали один матч. Поэтому, считаю, что к серии мы были готовы. Даже обрадовались, так как до нас часто доходили обрывки высказываний канадцев о том, что они намного сильнее.
Большая заслуга в том, что Суперсерия-1972 состоялась, принадлежит Тарасову. Он всегда мечтал о ней, много делал для ее организации, часто высказывался в своих статьях о необходимости подобных встреч. Установки выиграть во что бы то ни стало не было. Не было никаких накачиваний со стороны партийных руководителей. Главный тренер нашей сборной Бобров лишь попросил нас сыграть достойно, чтобы никому не было стыдно. Погубили мы себя сами, особенно это касается молодых ребят. Они считали, что раз мы обыграли канадцев на их родине, то в Москве успешно завершим начатое. Но мы все — и молодые, и ветераны — не учли, что хоккеисты НХЛ играют до конца при любом счете. Это их самая сильная сторона. В последней игре мы выглядели сильнее соперника, но как сказал автор победного гола Хендерсон, бог был на их стороне.
Спорт не любит сослагательного наклонения, но мое мнение таково: если бы тренерами были Чернышов с Тарасовым, мы бы Канаду обыграли. Ничего плохого не хочу сказать про Боброва — он хороший тренер. Нельзя также умалять заслуг Кулагина. Но смена тренера всегда сказывается на коллективе. Меняются тренировки, обстановка в команде, режим. К тому же нельзя было выводить из состава Виталия Давыдова, а также отцеплять Фирсова. Я не знаю точно, что у них за отношения были с Бобровым. Тот говорил, что Фирсов перед Суперсерией был болен, но, поверьте мне, он был абсолютно здоров. Ни он, ни Давыдов не могли растерять форму, потому что эти люди были настоящими профессионалами.
Эпизод пятый. Помощник главного
Весна 1977 года. ЦСКА в очередной раз выигрывает первенство СССР. На следующий день вечером должен состояться традиционный банкет по случаю чемпионства команды. Но вдруг раздался звонок: «В 10 утра всем быть военной форме!» На собрании присутствуют главный тренер ЦСКА Константин Локтев, его помощники Юрий Моисеев и Виктор Кузькин. На базу подъехала машина, из которой вышли руководство армейского клуба и Виктор Васильевич Тихонов. Начинает собрание председатель спорткомитета Шашков: «Поскольку тренер сборной команды назначен Виктор Тихонов, а костяк сборной составляют игроки ЦСКА, главным тренером армейской команды назначается Тихонов Виктор Васильевич. Константин Борисович, вам будет предложено работать за границей. Кузькин поднимает руку: «А мне что делать»? «Сидите!»
И Виктор Григорьевич поработал помощником Тихонова в общей сложности 17 лет.
А вечером был банкет.
— Настроение в коллективе было тяжёлое. Когда команда проваливается, и тренера снимают — это нормально. А вот когда команда — чемпион, а тебя убирают, удар выдержать сложно. Игроки, в особенности ведущая тройка, начали выступать: «Мы не будем играть!» Я говорю им: да куда вы денетесь, всё равно придётся! Думаю, мои слова подействовали. Ребята на банкете хорошо приняли, и пришлось с ними разговаривать. Но через месяц-другой, когда результат пошёл, недовольство начало сходить.
Решение по Тихонову принималось наверху и исходило от Андропова. Моё мнение: если бы Локтев остался у руля , то с ним ЦСКА мог бы таких высот и не достичь. Он просто по своему характеру был очень мягким. Очень грамотным, но очень добрым. Дисциплина при нем была уже совсем не такой, как при Тарасове. Так что считаю это решение правильным.
С Локтевым Кузькина связывали дружеские отношения. Хотя тот был на 7 лет старше. Капитан ЦСКА поиграл бы ещё, но дело в том, что игрок в военном звании мог быть максимум капитаном. Кузькину уже было 36 лет, а военные к этому времени уже становятся полковниками. Виктор решил, что пора заканчивать: хотелось занять какую-нибудь должности и получить звание майора.
— Переход на тренерскую работу дался тяжело. Я только-только выходил на лёд с ребятами, а теперь стал тренером. Я очень многих знал , отдыхали в одной компании. Вчера ты с ним выпивал, а теперь ты их руководитель. Был Витей, а теперь они тебя в присутствии молодых должны называть по имени-отчеству. Я к этому долго не мог привыкнуть. Но выход нашли: называли меня просто Григорич.
К 1976 году, как только Кузькин закончил карьеру игрока, Вячеслав Колосков предложил ему работу играющим тренером заграницей. Виктор Григорьевич отказался — к тому моменту он служил в армии 17 лет, и до пенсии оставалось совсем немного. В 1988 году, когда такое предложение поступило вновь, стаж помощника Виктора Тихонова был уже 28 лет, пенсия полагалась, по его собственным словам, шикарная — 250 рублей. Кузькин отпросился у главного тренера на работу в Японию. Тот отпустил, сказав, что через три года ждет назад. Кузькин получил на руки паспорт, спустя долгие годы вновь стал гражданским человеком. И с семьей, да еще и с Сергеем Шепелевым уехал на 3 года в Японию и вернулся в 1991 году. И, как и просил Тихонов, снова пришел в ЦСКА, где проработал до 1998 года. Хотя «работал», наверное, не совсем верное слово. Это был период двух коллективов с одинаковым названием «ЦСКА».
— В 1991 году уезжали последние игроки, Малахов, Константинов... Уходили практически просто так. А ведь были офицерами Советской Армии! Помнится, чтобы уехать, я спрашивал разрешение главного тренера. Писал на его имя, тот, в свою очередь, — начальнику отдела, он — начальнику клуба, а начальник — председателю спорткомитета. А тут — Тихонов ещё не в курсе, а игрок уже играет за границей.
О последующих годах рассказывать не особо хочется. Это были годы, вычеркнутые из жизни. Мы не играли, не работали, а мучились. Набирали игроков фактически по объявлению. Им бы на первенство двора играть, а они — в суперлиге. Я считаю, что обо всех этих грязных делах должны рассказать Тихонов и Гущин, во всех подробностях, чтобы не осталось темных пятен. Однажды был момент, когда на тренировку пришло всего 6 человек. Мы должны были заниматься в Архангельском, но там нам вообще-то не разрешали тренироваться. Но поскольку я прожил там на сборах 30 лет, меня там все прекрасно знали. Мы потренировались, и помылись, нас ещё и покормили. А в Ледовом дворце было не до тренировок. Нам гасили свет во время занятий, ставили ОМОН на входе. Мы тоже в долгу не оставались, действовали точно такими же методами. Очень много неприятных моментов было. Не дай бог такое когда-либо повторится.
В 1998 году Виктора Григорьевича пригласили в самарский ЦСК ВВС. До этого в ЦСКА не платили зарплату более полугода. Год Кузькин проработал в Самаре консультантом, там финансовая ситуация была не лучше, и Виктор Григорьевич оставил тренерскую карьеру.
— Главным тренером я так и не стал. В школу тренеров по окончанию карьеры не пошёл, а потом уже не было времени. Звали меня главным в питерский СКА, но я отказался — не хватало знаний быть главным. А после пятидесяти идти учиться очень сложно. Да и по характеру я не жёсткий. Нагрубить я ребятам, чтобы немножко взбодрить их, мог. А вообще я человек другого склада, и место главного — не мое. Был, считаю неплохим помощником, но занимать чье-то место не стремился.
Эпизод шестой. Заключительный
— Сам я до сих пор играю. 68 лет скоро будет, но чувствую себя хорошо. Особенно на льду. Заметил, когда пропускаешь два-три дня, выходишь на лед и чувствуешь себя хуже, чем когда занимался пять дней.
«Когда повешу коньки на гвоздь, сразу состарюсь», — говорил, он в интервью 10 лет назад. Как будто этих десяти лет и не было.
— Рад, что наконец наша сборная стала чемпионом мира, а то я уже всерьез опасался, что не доживу, — сказал Виктор Григорьевич в конце разговора. Мне удалось посмотреть начало чемпионата и финальную игру. Давно не было такой красивой победы! Игра была очень тяжёлой, и, откровенно говоря, мне не верилось, что наши смогут её вытащить. Забей канадцы при счете 1:3, игра была бы сделана. Ну и, конечно, помог случай. Совершенно необъяснимо, как такой мастер, как Нэш, запустил шайбу так высоко, да еще и в центральной зоне. Видимо, наши их просто перебегали, а канадцы к тому моменту выдохлись. Нельзя же, чтобы нам все время не везло. Как в 1972-м... Хендерсон упал за воротами, его потеряли из виду, он только встал, и к нему тут же шайба пришла. А не упал бы — ничего бы и не было, игра та была полностью наша...
Май 2008 года
RSS