"Вы - молодые, не поймете…" Памяти Евгения Зимина
19 января 2018-го Зимин стал героем традиционной рубрики "СЭ" "Разговор по пятницам". Интервью вышло под заголовком "Меня разрезали от горла до пятки".
– Вы две Олимпиады выиграли. Какие эпизоды всплывают в памяти?
– В 1968-м в Гренобле все против нас было. Чудом золото вырвали. Шведы нам помогли.
– Зацепили чехов?
– В матче, который шведам ничего не давал! Накануне сидим в олимпийской деревне – и вдруг они к нам приходят. Пьяные. Мы глаза вытаращили: "Вы как играть-то завтра будете?" Те смеются: "Не волнуйтесь, победим". Мы вяло киваем: "Ну да, как же…"
– Сыграли 2:2.
– Чехи сами на себя похожи не были. Мы начало матча успели глянуть – надо же, шведы-то не хуже смотрятся. Летят! А у нас вот-вот начнется решающая игра с Канадой.
– Что Тарасов сказал?
– Впервые в жизни – вообще никакой установки. Ни он, ни Чернышев слова не проронили. Вышли – и в бой! Выиграли 5:1, я забил.
– Анатолий Ионов вспоминал – после матча шведов напоили так, что они под стол сползали.
– Конечно, напоили! Не без этого. Если мы чемпионат мира или Олимпиаду выигрывали – Тарасов вопросов не имел: "Пожалуйста, отдыхайте…" А в 1972-м в Саппоро уже проще было. Американцев, которые второе место заняли, 7:2 хлопнули! Чехам пять отгрузили.
– Тарасов был фантазер. Мог в Саппоро внезапно разбить великую тройку Михайлов – Петров – Харламов…
– Вот как раз с этим ходом я его понял!
– Для чего?
– Чтоб продлить жизнь в хоккее Фирсову.
– И Викулову?
– Нет, Викулов-то был еще молодой. А Фирсов сдавал как крайний нападающий. Крайку же скорость нужна! Так что придумал Тарасов? Сдвинул Фирсова в центр, а Харламова – налево. Вместо Валеры в ту тройку отправил Юру Блинова, он в порядке был.
– Но Петров с Михайловым все это отказались понимать. Обиделись.
– Это поначалу. А потом тоже поняли. Получилось два мощнейших звена!
– У кого-то от Саппоро уцелела олимпийская экипировка. Александр Пашков нам сообщил, что до сих пор носит цигейковый полушубок.
– Из Саппоро? Ох, молодец Сашка!
– Ваш не сохранился?
– Я продал давным-давно, еще при Советском Союзе, какому-то парню. Так что у меня только медаль осталась да сувениры. Где-то у сына лежат.
– На Олимпиаде со спортсменами из других видов подружились?
– Даже роман случился – с американкой Пегги Флеминг!
– Ну и ну. Великая фигуристка, олимпийская чемпионка 1968-го.
– Почти любовь была! (Смеется.)
– Расскажите же скорее.
– Что рассказывать-то? Главное я вам уже сообщил. Как познакомились в Гренобле в олимпийской деревне, так и гуляли вместе. Пегги мне симпатизировала. По-английски я немножко говорил.
– Она красотка.
– А вы помните? Да, очень интересная.
– После виделись?
– Ни разу не встретились. Так все на Олимпиаде и закончилось.
– Позвали бы ее прямо там замуж – пошла бы?
– Кто ж знает?
– Вы же чувствуете.
– Может быть! Француженка-то хотела за меня выскочить. Так почему эта – нет?
– Какая француженка?
– Был у меня роман…
– Вы открываетесь с неожиданной стороны, Евгений Владимирович.
– Отправились мы в Женеву играть, а это франкоязычный кантон. Туда же девушка приехала из Парижа на своем автомобиле. Отдыхать. У них-то все запросто – села да поехала. Ну и влюбилась в меня! На фуршете встретились, кто-то ее пригласил. Неделю вместе провели. Женат я еще не был. Потом открытками обменивались. Писала мне на русском: "Давай поженимся".
– А вы?
– А я – что? Я в хоккей играл… Даже не представляю, как судьба ее сложилась.
– Жена у вас, кажется, стюардесса была?
– Да, познакомились в самолете. 1969 год. Сборная летела в Канаду. Года два за Наташей ухаживал. Выкраивал какие-то минуты между сборами, вся жизнь наша на базе проходила. Но она умная была женщина, все понимала.
– Выйдя замуж, летать перестала?
– Нет, я не запрещал. Пусть летает – все равно меня дома нет. Потом пригласили в японскую фирму, уж там до пенсии трудилась. Еще при советской власти "Ниссан" мне привезла из Японии. Первую в жизни иномарку. Наталье жить бы да жить, 66 лет…
– Что случилось?
– Бронхит перешел в астму. Как-то приступ, забрали в больницу – и не смогли откачать. Переживал страшно, не знал, куда себя деть. А года два назад сам чуть Богу душу не отдал. Шунтирование перенес, пять с половиной часов на столе. Еле-еле выкарабкался. Все, как выяснилось, забилось холестерином, кровь поступала в сердце по одному маленькому-маленькому сосуду.
– С доктором повезло?
– Сильно повезло. Этому профессору прилично за 70. Повертел мой снимок в руках: "Впервые вижу человека, у которого сосуды в таком состоянии, а он еще живой…" Когда же от наркоза отходил, склонился надо мной: "Знаешь, чего я боялся?" – "Чего?" – "Только одного – чтоб ты до операции не умер".
– Страшно идти на такую операцию?
– Вы – молодые, не поймете… Очень страшно! Чтоб понятнее было, представьте – меня всего разрезали. Шрам от горла до пятки.
– Жуть.
– Вам жутко слушать, а я на себя каждый день такого смотрю. Ребра до сих пор словно не мои.
– Прежде сердце прихватывало?
– Так у меня инфаркт был семнадцать лет назад! Шел из гаража – вдруг сердце сжало. Ледяной пот, дышать нечем. С трудом до квартиры дотянул. Счастье, гараж у меня рядом с домом. "Скорую" вызвали, кардиограмму сделали – все ясно, в госпиталь.
– Мальцев в 2009-м овдовел, но недавно снова женился. Может, и вы планируете?
– Нет, мне уже поздно. А Сашка – молодой. Ему семьдесят только в следующем году стукнет.