«Очень расстроен, что Лундквист уходит». Шестеркин — об аварии, жизни в «пузыре» и конкуренции с Георгиевым

Падение короля Нью-Йорка. Лундквиста выкупили, Шестеркин и Георгиев остаются

Лундквист

— «Рейнджерс» выкупил контракт Хенрика Лундквиста. Понятно, что это решение клуба, мы не обсуждаем ситуацию, но какие у вас отношения сложились с великим голкипером?

— Думаю, что нормальные. Из-за языкового барьера мы не общались слишком близко, но у нас было несколько коротких бесед, он даже дал мне пару очень полезных советов.

— Каких?

— Пусть это останется между нами. Но они касались игры на льду, каких-то нюансов. Хенрик действительно великий вратарь, легенда. Я очень расстроен, что он уходит.

— А с Александром Георгиевым отношения, видимо, не сложились? Он сказал, что никогда с вами не разговаривал вне раздевалки.

— Мы действительно с ним не виделись вне льда. Но в НХЛ вообще особо и не принято такое. То есть во время сезона я даже с Артемием Панариным или Павлом Бучневичем редко виделся. Сезон длинный, насыщенный, свободное время тратят на близких, на семью.

— Сейчас вы окажетесь в ситуации, когда вас постоянно будут сравнивать с Лундквистом.

— Да вообще второй сезон у всех хоккеистов проходит гораздо тяжелей, чем первый. Это же общеизвестный факт. Я прекрасно знаю, что меня ждет, но стараюсь просто не думать на эту тему. Да и в клубе мне помогают.

«Для темнокожих разница между нашим молчанием и действием — вопрос жизни и смерти». Вратарь Георгиев — за движение против расизма

Английский

— Вы сказали, что у вас с Лундквистом бы языковой барьер. Насколько серьезная проблема с английским?

— Если честно, то она не такая большая. Понимаете, я хочу говорить правильно, из-за этого очень долго формулирую фразы. Мне все советуют, что по этому поводу не надо особо задумываться. Есть вариант произносить просто слова, без падежей и склонений, типа, мне по фиг, я русский и тогда рано или поздно научишься говорить правильно.

— Это же метод Павла Бучневича. И сейчас он действительно говорит хорошо.

— Да, согласен. Но мне хочется начать сразу говорить правильно. Для более серьезного освоения языка мешает и то, что в команде много русскоязычных ребят: Панарин, Георгиев, Бучневич, Крайдер.

— В раздевалке косо не смотрят, когда вы начинаете говорить на русском?

— Мат наш все знают, и если слышат знакомые словечки, то в шутку начинают ворчать: ну-ка переходите на английский.

— А вы английский хорошо понимаете?

— Да. Но если между собой начинают говорить два американца, то это становится серьезной проблемой. Они же еще сокращают слова, так что я вряд ли все пойму. Но проблем с общением у меня нет. Если по каким-то бытовым вопросам, то мне может помочь жена, в раздевалке в сложные моменты могу обратиться к нашим ребятам, но, чаще всего, разбираюсь сам.

— Очень долго смеялся, когда мама Строума пыталась произнести вашу фамилию.

— А на каких-то аренах ее нормально выговаривают. Да ничего страшного, я же прекрасно знаю, что у меня непростая фамилия. Сложности с ее произношением возникали и в России, а уж в Америке тем более.

— Готовясь к интервью, я вдруг он понял одну странную вещь. О вас много пишут, говорят, а за плечами-то всего 12 матчей.

— Это все потому, что я играю в легендарном «Рейнджерс». В Америке к этому относятся иначе, чем в России, здесь спорт раскручивают очень сильно. Но я-то прекрасно понимаю, что у меня еще все впереди, ничего не случилось, чтобы можно было чем-то гордиться. И я еще не прошел всех испытаний.

Вирус снова душит мировой хоккей

Игра в НХЛ

— Когда вы не смогли выйти на первые матчи доигровки сезона, болельщики «Рейнджерс» были шокированы.

— Травма. Да, я действительно потянул пах в выставочной встрече против «Айлендерс». При этом именно перед этой встречей довольно неплохо размялся, казалось, что подготовился хорошо, но поехала нога и получилось повреждение.

— Вы могли сыграть на уколах?

— Первое время мне было даже трудно ходить.

— Говорят, что все эти травмы были ожидаемыми. Долгое время был карантин во всем мире, готовиться было невозможно, а когда вас собрали в тренировочный лагерь, то это стало сказываться.

— Я не думаю, что проблема в этом. Что значит, был карантин? Я все равно занимался, готовился, работал. Пришел в тренировочный лагерь в нормальной форме. Но потянул пах, хотя повторюсь, разминался перед этим более, чем тщательно. Не повезло, скорей всего.

— Было что-то такое в вашей российской подготовке, в тренировочном процессе, от чего надо было избавляться в Америке?

— Нет. С питанием разобрался. Когда мне сказали, что есть лишний вес, я перешел на другое питание. У меня нет каких-то серьезных ограничений, но все сладкие газированные напитки я исключил. Стал употреблять больше зелени, овощей. Если говорить о хоккейных моментах, то они связаны лишь с тем, что за океаном немного другой хоккей.

— Много бросков, никаких комбинаций.

— Отчасти, это так. Нет, если кто-то кураж поймает, то могут и разыграть шайбу, но чаще всего это броски из любых позиций. Тренер мне подсказывает, как лучше занимать позицию, я стал действовать гораздо глубже в воротах. Но только потому, что в АХЛ и НХЛ иной хоккей.

— Знаю, что перед первым матчем еще в тренировочном лагере вы так нервничали, что не обратили внимание на Никиту Гусева, который подошел к вам поговорить.

— Так это прошлой осенью было, тогда меня действительно трясло прилично, это же был дебют. Но сейчас бы я Никиту узнал и поговорил. С другой стороны, я по-прежнему очень серьезно готовлюсь к каждой игре, настраиваюсь. За пару часов до игры ухожу в себя.

— Не подойти?

— Да можно и подойти, можно и поговорить, но я предпочитаю сконцентрироваться на предстоящей игре. Не думаю, что мне это действительно как-то мешает. И потом уже не раз и не два меня наказывали за отсутствие концентрации.

— Как?

— Некоторые шайбы я вообще не должен был пропускать, мог, например, сыграть на «ноль». Помню игру с «Лос-Анджелесом». Ближе к концу встречи уже думаю, но сегодня точно не пропущу, уже столько поймал. Ну, и моментально за это наказывают, с «Кингз» я совсем необязательную шайбу пропустил.

— А есть проблема с тем, что долго переживаете из-за пропущенных шайб?

— Нет. Стараюсь уже к вбрасыванию прийти в себя, хотя все это очень неприятно. Кстати, если говорить о психологической устойчивости, то очень большой опыт дали матчи два дня подряд. Ко второму матчу еще не успеваешь остывать.

«В «пузыре» — как в тюрьме». Большое интервью героя Кубка Стэнли Антона Худобина

«Пузырь», жизнь в США

— Вы прожили в «пузыре» почти десять дней. Понравилось?

— Да что вы, очень тяжело. Никакого разнообразия, сидишь в номере и только играешь в приставку. Контактировать с игроками других команд нельзя, лифт в отеле ждешь по полчаса, так как больше трех человек ездить в нем не могут. Я еще никак не мог разобраться с доставкой еды. Не мог настроить приложение, чего-то оно не принимало от меня данные, но тут помогал Павел Бучневич.

— Вам было тяжело за десять дней, а Антон Худобин довольно бодро выглядел перед финалом.

— Да я не представляю, как можно было провести так много времени. Нет, конечно, НХЛ постаралась. Были какие-то теннисные столы, симулятор гольфа. Но в нашем отеле было два ресторана и все. Какая-то веранда для барбекю, но я до нее не добрался.

— Я никак не могу понять, а для вас все было платно или нет?

— Что вы имеете в виду? У нас были бесплатные завтраки, а во время матча — обед. Все остальное время питались за свой счет. Но в НХЛ же игрокам суточные выдают. Я точную сумму даже не знаю; В какой-то день это 59 долларов, в какой-то день — 100.

— Один из журналистов жаловался на дорогую химчистку.

— Мне она была не нужна, так что с траты были связаны исключительно с едой. И вот ты постоянно сидишь в номере, играешь в приставку, ждешь тренировку или матч. На этом все.

— Важно же не перележать, чтобы потом ноги держали.

— Нам выдали специальные штаны, которые такую проблему исключают.

— Как вам жизнь в Америке? Нью-Йорк?

— Да все отлично, если не считать того случая с аварией.

— Павел Бучневич, который был с вами в машине, признался, что первое время не мог включать телефон, если ехал на пассажирском сидение.

— Я, кстати, теперь тоже побаиваюсь садиться на пассажирское место. Та авария могла закончиться хуже, но я в последний момент сумел уклониться и вывернуть руль вправо. Из-за этого повреждения были незначительные. Как вы помните, мы там были совершенно не виноваты, на нас вылетел чужой автомобиль. Приятно мало, я первое время вообще потом ездил очень осторожно.

— Насколько?

— Настолько, что плелся по середине дороги, а иногда из-за страха перестроиться, пропускал нужный съезд и предпочитал доехать до другого разворота. Сейчас полегче.

— Да вы же в Москве водили, чего вам какой-то Нью-Йорк.

— Разница огромная. Например, в Нью-Йорке никто вообще повортниками не пользуется. У нас это как-то неприлично считается, из-за такого могут косо посмотреть, а в Нью-Йорке машины непредсказуемо виляют из стороны в сторону.

— Читали, наверное, что и следующий сезон могут провести в «пузырях»?

— Но это один из вариантов? Думаю, что такого не будет.

— Вы не планировали поиграть в России до момента пока не начнется сезон в НХЛ?

— Права на меня принадлежат СКА, а вы видели сколько там вратарей? Наверное, будет не совсем правильно отбирать игровое время у молодых парней. Я съездил отдохнуть, сейчас уже начинаю работу. Были планы поехать в лагерь вратарей, но, видимо, тренер приедет в Россию. Опять же совершенно непонятно, будут ли работать ледовые площадки. В планах-то через неделю уже на лед выйти, но ситуация может измениться.