Отмороженный футбол, в котором Ловчев круче Карпина. Репортаж Голышака из Норильска
Мы открываем новую рубрику — «Голышак ищет»!
Будет в ней место удивительным приключениям и людям. Самым неожиданным героям. Походам в медвежьи углы и к собирателям ретро-автомобилей. К героям второй лиги и судьям, нашкодившим в Telegram. К поварам футбольных клубов, альпинистам и выдающимся спортивным журналистам ХХ века. Которые еще живы и готовы вспоминать.
Возьмется за эту задачу обозреватель «СЭ» Юрий Голышак, увлеченный экстремальным туризмом и поиском необычных героев.
Это не значит, что «Разговор по пятницам» или рубрика «Голышак вспоминает» зачахнут. Совсем напротив. Все будет выходить как прежде. Мы лишь дополним то, что есть, новым и интересным. Вперед!
4-3-3
Я сижу в аэропорту Норильска. Рейс 102 откладывается, откладывается, откладывается.
За меховыми шапками бедолаг вроде меня виден кусочек окошка, за которым лютует вьюга. Свист слышен и так — но вот окошко великолепно дополняет услышанное. Без картинки совсем не то.
Мимо бредут вахтовики. За ними каторжане всех мастей — прихрамывающие деды с синими от татуировок, узловатыми пальцами. Зоной тянет за километр. Еще Жженова помнят сидельцем, должно быть. Кого-то в боярской шапке везут на каталке. Успеваю заметить — весьма модны в этих краях крупные серебряные перстни.
Откинувшиеся помоложе, с кепками, сдвинутыми на затылок, скользят по тебе цепким глазом. Комбинации зубов в приоткрытых ртах самые произвольные. Преобладает футбольная: 4 сверху, 3 внизу. У кого-то три пальца — так что любимая Карпиным 4-3-3 вырисовывается довольно четко.
«Шина, отдай повязку!»
Две команды Медиалиги, 2DROTS и «Броуки», затихли в разных углах душного зала. Задиристые обычно, голосистые парни то ли утомились от долгого ожидания, то ли придавлены видом прочих ожидающих. В чем-то я их понимаю.
Человек по прозвищу Шина из «Броуков» заснул, обнимая какой-то кубок. Вчера я стал свидетелем его немыслимой, грандиозной популярности. Мне казалось, так кидались в былые годы только на Муслима Магомаева. А тут, в Норильске, вижу своими слезящимися с мороза глазами — дети ломают барьеры, расталкивают милицию, пищат надрывно:
— Шина, Шина! Шина, отдай майку!
Шина послушно снимает и кидает. Майку выгрызает в отчаянном воздушном бою кто-то постарше, лет 14. Сразу за пазуху, чтоб не отобрала мелкота, навалившись скопом.
— Шина! — чуть не плачут те, что помладше. — Шина, отдай трусы!
Шина на секунду задумывается — и снимает. Остается в плавках. Швыряет трусы уже низом, чтоб достались мелкоте. План сработал.
— Шина, отдай повязку! Гетры отдай!
Через пять минут Шина бежит в раздевалку в одних плавках. Подарив какому-то дому праздник — сынуля притащил потные, вонючие носки Шины. Две квартиры Норильска наполнилась ни с чем не сравнимым ароматом победы.
Теперь он спит, утомленный.
А кто-то, не получивший от Шины ничего, тем же вечером в отчаянии расколотил три ледяные фигуры перед дворцом спорта. Внутри запаяны были футболки играющих команд — и организаторам казалось, что выковырять их невозможно. Но вот выковыряли.
— Вшестером заваливали и разбивали! — будто гордится землячками охранник. Наблюдавший за происходящим со второго этажа. — О бандиты, а?
«Черная пурга»
Я снова отыскиваю глазом окошко — и после пяти часов сидения становлюсь вдруг спокойным. Возможно, это форма отчаяния.
Еще вчера я расспрашивал местных, как живется им при минус 34 — и мне ответили: как на курорте. Потому что в Норильске случается и «черная пурга», когда люди остаются там, где беда застала. Хорошо, если на каком-нибудь Медном заводе. Выйдешь на улицу — тут же сметет, удавит снегом. Минус 45 и ветерок. Город уважительно вспоминает ураганы 1957-го, 1970-го — когда обрывались провода, во всем городе ни электричества, ни телефонной связи...
Случись сегодня «черная пурга» — никто не предскажет, когда закончится. Можно просидеть и неделю.
Свернув голову набок до опасного угла, я пытаюсь осмотреть себя со стороны, оценить трезво. Хватит меня на неделю сидения?
Понимаю — нет. Выдержу дня три. Рассказывал же Леонид Федун, как в 90-е завис на неделю в Сургуте. Нашел ящик из-под телевизора, задвинул под лестницу — и спал в нем. Организовав, так сказать, капсульный отель.
Но то Федун, человек стальной воли. Я не таков. Разве что найду себе за три дня в норильском аэропорту Зарему.
Женщины к третьему дню житья на мешках уж не так щепетильны в выборе кавалера — глядишь, и на меня кто польстится. Вот кукуют граждане с красноярского рейса. Чувствую — моя избранница среди них.
Но вдруг под вечер, когда отчаялись уж вырываться из снежного тупика, а тела приняли форму собственных пожитков, кто-то наверху отважился: полетели!
Господи! Возможно ли это? Не сон?
Пурга тише не стала. Я бежал к самолету — и ветер болтал меня отчаянными, злыми порывами. Вот еще чуть-чуть — и закружит, понесет в темень небес, как девочку Элли из Канзаса.
— Между прочим, в Норильск летают самые опытные пилоты, — донесся обрывок чужого разговора. — Другим здесь делать нечего, не приземлятся. Всегда ужасный боковой ветер.
Не представляю, как взлетели — но даже не тряхнуло. Я, не веря происходящему, косился на иллюминатор. А тот скрипел под снежным напором. Вот это пилоты!
«Ширинку расстегнуть не успел»
Этот день изумительно подытожил череду безумных приключений и рассказов, преследовавших меня в Норильске. Будто кто-то сверху надсмеялся: ты хотел забав? Ты хотел познакомиться с Медиалигой? На, получай!
С первой минуты в этом Норильске все было как-то странно, на особый манер. Долетел сюда, включил телефон — и замер от увиденного: «Минус 34, ощущается как минус 39».
Откуда-то сбоку подошел Евгений Ловчев, мой добрый друг, на один матч ставший главным тренером «Броуков». На всякое проявление жизни Евгений Серафимович готов реагировать историей из собственного пути:
— Когда-то прилетели в Норильск, едем из аэропорта. Миша Боярский смотрит на бараки: «Да здесь можно снимать фильмы о революции». Сейчас-то Норильск другой.
— Минус 34! — выдавил я глухо.
— Ну так что ж? Сюда приехал бразилец Эду — через неделю по-русски заговорил. А у меня в Норильске инфаркт случился!
— Это как же?
— Чувствую — в зале тепло, а меня знобит. Накинул дубленку. А потом в Кисловодске обследование для всей команды, доктор смотрит: «Когда у вас инфаркт был?» — «Никогда». — «Да нет, недавно случился...» Я и вспомнил тот озноб.
— Вы б аккуратнее с такими вещами, Евгений Серафимович.
— Да разве позволят? Хотел в Домодедово пораньше приехать, хоть познакомиться с командой. Так что вы думаете? Все перерыто, парковка на замке. Уезжаю, останавливаюсь около милиции. Меня узнают, конечно.
— Еще бы.
— Говорю — где машину оставить? «Да вон там, повернешь налево, потом еще налево — до аэропорта сто метров...» Еду. Еле нашел. Какие сто метров? Бежал километра полтора! За полторы минуты до окончания регистрации подскочил. С 72-го так не бегал!
— Так с командой и не познакомились?
— Не-а. Между прочим, я был первым тренером «Броуков».
— Ого, вот так новость. Долго?
— Один день.
— Наверное, что-то случилось?
— Играем против команды, в которой Дима Тарасов. Захотелось в туалет, иду — вижу, рядом уже стоят двое с камерами! Меня снимают!
— Ширинку-то не успели расстегнуть?
— Не успел. Говорю — пошли бы вы к такой-то матери. Кое-как сыграли — вдруг начинают в центре поля драться команда на команду. Одни машутся, другие снимают. Не-е-т, думаю, эта забава не для меня.
75 за литр
...Едешь из аэропорта в город — а за окном в полумраке какие-то сопки, вышки, бесконечная череда холмов. Маслянистый, словно размазанный рассвет где-то вдалеке. Кругом дым — не уходящий в небо, а стелящийся между холмов. Окутывающий, словно ватой.
— Дорогу кладут — она по весне сползает, — пояснили мне. — Кладут новую. Все в город возят ледоколами. Своя только рыба.
— Ну и сколько этих ледоколов? — поразился я обыденности в разговоре о такой романтической штуке, как ледокол.
— Шесть!
В подтверждение за окном мелькнула заправка — и я успел ухватить глазом расценки: 75 за литр. Бог ты мой. Хотя, если тянут цистерну ледоколом...
Кто-то, кто в Норильске не впервые, добродушно пояснил:
— Сейчас-то логистику наладили. А в 2004-м банка колы стоила здесь в 6 раз дороже, чем в Москве. Все привозное, ничего не растет.
Полярные совы
В приземистом Норильске на стенах домов выложены то олени, то полярные совы. Заглядывают сквозь застывший дым в самую душу.
Закрытые автобусные остановки отапливаются изнутри. Если не так — то никак. Велик шанс встретить автобус ледяной глыбой.
Впервые я увидел, что такое «закрытый город». У всякого прибывшего в аэропорту требуют паспорт. Сверяют фотографию с физиономией. Так что лучше сохранить в полете хотя бы отдаленное портретное сходство.
Только подумаешь — «как все просто в этих «закрытых» городах», как настигает действительность. Рассказывают попутчики, что снять гостиницу частнику невозможно. Вся бронь — строго через юрлицо.
— А машину арендовать можно? — спрашиваю в отеле. — У вас же неподалеку плато Путорана, такая диковина. На автобусе не доедешь...
— Только на месяц и о-очень задорого. Так что, считайте, нет такой опции.
«Крематорий есть»
Из гостиничного окошка видны очертания какого-то кургана, перекрывающего горизонт. Туда-то, думаю, и пойду после завтрака.
Что вы думаете? Попробую описать свои ощущения. Сначала нестерпимо жжет щеки. Потом становятся чужими ноги. Глаза слезятся и обрастают инеем. Как здесь вообще живыми остались братья Старостины, Смоктуновский, Жженов?
Скорее назад, в тепло. Кажется, еще квартал — и живым не вернусь. Снег под каблуком скрипит поминальной молитвой.
Вот только бы добежать до той пятиэтажки вдалеке, где весь фасад расписан под «Заполярную правду». Сфоткаю обмороженными руками — и назад.
А вокруг ходят люди довольно неспешно. Кто-то выгуливает собачонку без попоны. Смотрят на мою торопливость удивленно. Север торопливых не любит.
Пережив такое утро, я смотрю на вещи проще. Отныне пробежать от автобуса до дворца спорта, ненадолго замерев у ледяных фигур, становится милой забавой. Но как только задержишься дольше, чем на пять минут — становится нехорошо. В лифте вдруг задыхаешься от сухого кашля.
Афиши обещают приезд Кости Райкина сразу после того, как отшумит футбол. Знаете ли, Константин Аркадьевич, куда едете? Берите пыжиковую шапку. Не пожалеете.
В первый же день вывалят на меня местные кучу обескураживающих фактов. Рассказали, что внизу не земля — а все мы на льдине толщиной метров в 300. В городе ни одного дерева. Только кустарник. Да ладно, деревья — ни единого кладбища! Куда хоронить — в лед?
— А как же?.. — растерянно выдавил я.
— А вот так, — жизнерадостно ответили мне. — Либо везут усопшего на большую землю, либо жгут.
— Крематорий-то есть? — потерялся я в замкнутом круге ритуальной тематики.
— Есть! — радостно ответили мне. — Еще какой!
Мне отчего-то сразу вспомнилось, как проверял слух в Махачкале, уточнял у местного драматурга: правда ли, что могила Расула Гамзатова забыта, вся заросла?
— Что ты! — воскликнул драматург. — Нет! Процветает!
...А деревьев в Норильске действительно нет — как я ни щурился, вглядываясь. Только электрические, с новогодней подсветкой.
Торбинский
Лето в этом городе — 2-3 недели. Бывший футболист Торбинский, ныне проживающий во Флориде, подтвердит. Родился он как раз в Норильске.
Недостаток солнца компенсируют вывески — натыкаюсь взглядом на супермаркет «Солнечный». Ну хоть так.
— Зоны еще остались? — заинтересовался я.
— Одна — ИК-30, — слышу в ответ. — Детям говорят: «Будешь плохо себя вести — в ИК-30 отправишься!»
Узнаю между делом, что нигерийского баскетболиста Тони Джекири клуб ЦСКА привез в Норильск. Хотели поместить в вагонетку, чтоб отправить куда-то на глубину. Джекири не уместился, сжался, ничего не понимал... Там же, в недрах земли, Каспер Уэйр подписывал контракт.
Но все сложилось и с вагонеткой, и с контрактом — а в том сезоне Тони показал лучший баскетбол в карьере. Мне сразу захотелось туда же, вниз, к вагонеткам — и город распахнул объятия. Хочешь? Будешь!
Для кого-то могут устроить индивидуальную экскурсию — как уже делали для Павла Буре. У того дед сидел именно в Норильске, здесь родился его отец.
— У нас самая северная мечеть в мире! — радуют меня знатоки.
— Много мусульман? Откуда?
— Сходите на завод — удивитесь. Очень много! А знаете почему? В бывшем СССР горные институты как раз были в кавказских республиках. Работать приезжают сюда. У вас телефон есть?
— Есть! — обрадовался я, как Фокс. — Вот, наградной!
— 40 процентов, что палладий для его платы добыт здесь, в Норильске. Меньше шансов, что в Южной Америке.
«Возьми Слона»
Вечер проведем с легендарным Дмитрием Кузнецовым, бывшим капитаном ЦСКА. А сегодня — тренером 2DROTS.
Рассказал Дмитрий Викторович, как отчислил недавно из команды 22-летнюю звезду.
— Вы-то в 22 за сборную СССР шотландцам забивали на выезде.
— Ну не в 22... — обрадовался такой памятливости Кузнецов. — Было! Вышел вместо Моста на замену. На 88-й Канчела выложил, я щекой — на! Вынимай!
Сидели долго. Кузнецов, все повидавший в медиафутболе, не уставал поражаться:
— Едем в Казань, с нами звезды 90-х. У каждого карточки — фотография с автографом. Так пацаны налетели, всех этих звезд по большой дуге оббегают. Как чумных. Куда несутся? К блогерам, медиафутболистам! Думал, трибуны будут полупустые. Куда там — 15 тысяч пришло!
— Вот! — подхватил Евгений Ловчев. — Везу команду ветеранов в Златоуст, это Челябинская область. Самый звездный состав. Тихонов, Нигматуллин, Титов... Мне как раз Димка Кузнецов говорит: «Возьми Слона!» — «Какого еще слона? Из зоопарка?» — «Из медиафутбола. Увидишь, что будет».
— Увидели?
— Треть стадиона пришла на футболистов, а две трети — на Слона!
Слон, он же Владислав Ослоновский из 2DROTS, слушал все это с усмешкой. Не слишком удивляясь.
Если лицо Слона мне только предстояло запомнить, то кое-кого знал очень хорошо. Вот Паша Яковлев, который так нравился мне в «Спартаке». Вот Антон Васильевич Соснин, поигравший в московском «Динамо». Все дружелюбны, любезны.
Едем вместе на Медный завод. Переодеваемся полностью — очки, костюмы, каски. Поражаемся, как люди работают в полном дыму, шебуршат в топках железными прутами. В одном цеху стужа, в другом жар, в третьем едкий запах режет глаз. Стоит хоть на секунду приподнять очки.
Я счастлив впитывать терминологию: «печь Ванюкова», «электролизные ванны». Может, пригодится. «Зарекаться не надо» — сказали бы братья Старостины, тянувшие срок как раз в этих краях.
— Сколько ж здесь зарабатывают? — поражаются футболисты.
— Нормально зарабатывают, — отвечают нам. — 250 тысяч — обычная зарплата. Инженер может и 300 получать.
В Медиалиге хорошей считается зарплата — 180 тысяч. Хотя самые популярные из блогеров на спонсорских контрактах добивают до трех миллионов в месяц.
— Еще отпуск 90 дней. У кого-то — 60, меньше не бывает, — прерываются мои размышления чистой фактурой. — На входе в каждое предприятие установлен алкотестер. На выходе тоже — потому что приноровились проносить с собой.
Я понял, что за странные приборы на входе в цех.
«Нас не сломать. Мы и так поломаны»
С каждой минутой медиафутбол нравился мне все больше. Прав был главный редактор, провожавший меня в Норильск вкрадчивой любезностью: «Езжай. Но смотри — чтоб не затянуло тебя это болото...»
Я пообещал — но болото затягивало все сильнее. Я уж чувствовал себя Стэплтоном, пускающим бессильные пузыри из трясины.
Медиафутбол познакомил меня с фразами, которые хочется выдать за собственные. Например, такая — «Нас не сломать. Мы и так поломаны!»
Кто-то из «Броуков» врывается в автобус с новостями:
— Кузнецов сказал, у «2DROTS» нет премиальных за эту игру. А у нас есть!
Паша Яковлев в Медиалиге переименован в «Як». Здоровенный защитник Коробов, игравший когда-то в «Знамени Труда», просто «Гриня». Так на майке и выведено. Мне это тоже по сердцу. Интересно — в кого переименовали бы меня?
Медиафутбол покорил и чисто футбольными проявлениями. Мне казалось, запустить мяч с ленточки выше ворот по силам только великим мастерам. Видел такое в исполнении Игоря Беланова и Андрея Чернышова. Но есть таланты и здесь!
Кто-то, попав под фол, но не услышавший судейского свистка, на скамейке почти плачет. Ломает пластиковое кресло — и тотчас ужасается содеянному. Ведь просили организаторы — никакого мата, никаких драк. Не приравняют ли кресло к драке?
Суперфинал
Игра, названная «Норильский суперфинал», свела две крутые команды — «Broke Boys» и 2DROTS. Лучшей вывески, чтоб окунуться в медиафутбол, не придумаешь. Мощный предматчевый ролик с костюмами из XVIII века способен был раскачать даже такого инертного типа, как я, на поездку в Норильск.
Клянусь — не пожалел!
Гол туда, гол сюда, 2DROTS ведут после первого тайма — но получают шесть голов во втором... Это что-то!
Даже чирлидинг в Норильске особый — прежде не видел, чтоб девчонки пританцовывали в утепленные спортивных костюмах.
Обрадовавшись очередному мячу, президент «Броуков» Дима Егоров взмахивает кулаками — и едва не сносит голову основателю «Броуков» Райзену. В миру — Артему Сергеевичу Кузьмину. Тут же подлетел человек с камерой, макрообъективом. Выхватил самым крупным из планов: очень ли больно? Морщится ли господин основатель? Чертыхается? Есть ли кровавое месиво? Готов ли ответить?
Может, ход для Медиалиги и ничего: два президента одного клуба, забыв про матч, чихвостят друг друга на бровке. Вот над этим стоило бы подумать. Это будет трюк поярче красного мяча под композицию Pedro.
Словом, «Броуки» выиграли — и это было справедливо.
С козырей
Уже на игре Ловчев зайдет с козырей.
Подошел ко мне перед самым матчем, достал из кармана мятые бумажки. Я успел рассмотреть — сотенных там не было, лишь синюшные полтинники:
— Сейчас иду к судьям, достаю вот это. Притягиваю: «Ребята, простите, у меня больше нет...» Хорошо, парни с юмором.
У кого-то свело ноги — и Ловчев, забыв про футбол, чуть поворачивает ко мне голову. Иллюстрирует увиденное историей:
— У меня тоже все время ноги сводило. Как-то навстречу великий тренер Михаил Якушин: «Ну что, Хамрин?»
— Почему Хамрин?
— Это великий швед. Как раз тогда перешел в «Милан». Тоже играл в приспущенных гетрах, как и я. Отвечаю: «Михаил Иосифович, я гетры спускаю, потому что ноги сводит». Якушин задумался — и произносит: «Знаю, что делать». Я обрадовался — может, сейчас какую-то мазь посоветует? А он: «Бросай футбол, устройся бухгалтером. Руки сводить будет...»
— Смешно.
— Проходит несколько лет, сижу на трибуне. Вдруг сверху голос: «Хамрин, а Хамрин? Что сводит — руки или ноги?» Якушин!
Команда Ловчева выиграла. В веселом балагане, где отыскивается место тому самому красному мячу (гол которым идет за два) Евгений Серафимович был как рыба в воде. Первый тайм еще комплексовал — но во втором раскраснелся, проорался. Все как положено. Даже Дмитрий Кузнецов, самый титулованный человек блогерского футбола, смотрел обескураженно: вот так Серафимович!
После Ловчев охотно позировал с Кубком:
— Какой там Карпин?! Вот тренер — Ловчев! Один матч — сразу трофей!
Караоке
Дети рвались к футболистам. Белугой ревели, зная прозвище каждого. Размахивали фотографиями, календарями. Родители стояли чуть выше — и поражались точно так же, как я: откуда в них это все? Ладно, пацаны — но девчонки что в этих забавах нашли?
Лично я боялся одного: не раздели бы Серафимовича как Шину до трусов. Человек немолодой, простудится.
Даже в Норильске возможна ночь, полная огня. Кто-то отыскивает караоке (должно быть, неподалеку от ИК-30) — и возвращается в номер, бранясь: «Закрывается в половине шестого! Куда это годится?!»
Один из футболистов, конечно же, проспал отъезд. Все мы сидим в автобусе — а кто-то из начальников дозванивается. Зло хрипит в трубку: «Не явишься через пять минут — будешь ледоколом добираться!»
Ледоколом не хочется! Вижу — бежит, роняя на снег пожитки из баула. Уф, трогаемся.
Но очень скоро мне покажется, что ледоколом было бы быстрее, чем самолетом...
