Юрий Хмылев: "Брюки тафгая повесили под купол. Рядом со свитерами легенд"
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Он был звездой советского хоккея. Им укрепляли ЦСКА в американских турне. Со сборной СССР завоевал два золота чемпионата мира, после победной Олимпиады 1992-го отправился в "Баффало". Отыграл четыре сезона, шестнадцать лет работал скаутом.
В Москве бывает наездами. А приехав, не "светится". Нам повезло – встретили Хмылева в Крылатском.
– Да, на хоккей в Москве так и не заглянул, – говорит Хмылев. – Всех старых знакомых по "Крыльям" повидал на похоронах Юрки Тюрина. И Пряхин был, и Немчинов, и Лебедев…
ЗОЛОТО
– Где вас застал финал с Германией?
– Дома, в Баффало. Из-за разницы во времени смотрел уже в записи. А дочка – впрямую, пошла в бар с друзьями. Написала потом: "Наши победили в овертайме!" И вот за две минуты до конца удаляют Калинина, счет 2:3. Я в растерянности. Думаю – может, дочь ошиблась? Может, немцы Олимпиаду выиграли?
– И тут забивает Гусев.
– Загадка, как с неудобной руки он ухитрился попасть в ближний угол. Вот уж действительно чудо. Если б я увидел матч в прямом эфире, был бы на грани инфаркта. Даже представить не мог, что с немцами дойдет до овертайма.
– Мы тоже.
– Без энхаэловцев уровень команд подравнялся – отсюда такие результаты. В сильнейших составах фаворитом номер один была бы Канада.
– Летом Ковальчук планирует вернуться в НХЛ. Потянет?
– По игре – сто процентов. Илье почти 35, но он в прекрасной форме. Загвоздка в том, что его интересуют клубы, с которыми в ближайшее время можно взять Кубок Стэнли. Их немного, они прилично укомплектованы. Ковальчук должен понимать, что зарплату на уровне СКА ему никто не даст. Если финансовый вопрос для него не стоит остро, договориться о контракте в НХЛ будет проще.
– Пора и Капризову за океан?
– Еще сезон в ЦСКА не помешает. Хотя в "Миннесоте", которая задрафтовала Кирилла, способен заиграть уже сейчас. Единственный минус – небольшие габариты. Все остальное у парня есть. Умненький, техничный, с великолепным броском. Тройка Гусев – Дацюк – Капризов стала украшением Олимпиады.
– Вы в 1992-м в олимпийском финале нервотрепки избежали.
– Не скажите. При счете 1:0 дважды оставались втроем против канадцев. Сначала секунд на 30, потом на минуту. Если б пропустили, неизвестно, чем бы все закончилось.
– Вы были среди тех, кто находился на площадке?
– Нет, в такие моменты Тихонов выпускал Быкова, Каспарайтиса и Малахова либо Димку Миронова. Помню, как они пластались на льду, как Быков после мощнейшего щелчка канадца бросался под шайбу… Выстояли! Славка и Андрюша Хомутов в той команде были главными ветеранчиками.
– Вас же не сразу свели с ними в одном звене?
– На сборах там наигрывался Женька Давыдов. Но после первого матча в Альбервилле к Быкову и Хомутову поставили меня. Ребята, играть в такой тройке на Олимпиаде – это счастье!
– Время спустя вы и в Швейцарии пересеклись.
– К сожалению, всего на три месяца. Какой же это год? Кажется, 1998-й. В НХЛ уже не звали, я подумывал о завершении карьеры – вдруг звонок Быкова: "Юра, у меня травма. Приезжай!" Подписал контракт с "Фрибургом" до конца сезона. Провел 17 игр, пока Славка не выздоровел. В оставшихся матчах я на лед не выходил, только тренировался.
– Почему?
– Из-за лимита. В Швейцарии могли играть три легионера. А в команде были Слава, Андрей и основной вратарь – швед.
– Быков и Хомутов тогда еще не успели рассориться?
– Нет-нет, дружили. Разрыва ничто не предвещало. Я поразился, когда узнал, что они не общаются. Но в душу не лез. Это их личное дело.
– Давно не виделись?
– Лет пятнадцать. С Быковым по WhatsApp переписываемся. А телефон Хомутова разыскал через общих знакомых. Позвонил: "Андрюха, привет! Это Юрка Хмылев". – "О, Юрок, здорово!" Он во Фрибурге живет, молодежь тренирует.
– В Альбервилле победу с размахом отпраздновали?
– После финала я нашел магазин в Олимпийской деревне, скупил весь коньяк. Тут и золотая медаль, и рождение дочки – всё сразу отметили.
– Значит, из-за вас наутро по дороге в аэропорт Каспарайтис просил остановить автобус – тошнило?
– Это правда. Дарюс совсем молоденький был. Единственный, кто не выдержал испытания коньяком. Остальные – бойцы.
– Говорят, накануне финала спонсоры пообещали автору каждого гола по пять тысяч долларов.
– Не в курсе. Я-то в финале не забивал… А премия за победу на Олимпиаде по нынешним меркам была скромная – восемь тысяч франков. И никаких BMW в подарок. Ездил я на "Жигулях". Эту "шестерку" другу оставил, когда летом 1992-го подписал контракт с "Баффало".
– Тысяч на четыреста в год?
– Какие четыреста? Платили от 250 до 300 тысяч долларов, "грязными". Но после "Крыльев" все равно чувствовал себя миллионером. Должен был на год раньше уезжать, но Игорь Дмитриев попросил остаться на сезон. Он умел быть убедительным: "У нас молодая команда. Ты последний из ветеранов. Помоги…" Я пошел навстречу.
– Дмитриев вам что-то пообещал?
– Двухкомнатную квартиру. Это стало сильным аргументом.
– Получили?
– Нет.
– Как же так?
– Сам Дмитриев не обманул бы, он мужик хороший. Но заболел Игорь Ефимович. Опухоль мозга. Когда-то в Италии попал в аварию, ударился головой. Я приехал к нему в госпиталь Бурденко незадолго до кончины. Совсем ему худо было. Не всех уже признавал.
– А вас?
– Меня узнал! Я склонился над кроватью: "Здравствуйте, Игорь Ефимович!" Он несколько секунд вглядывался. Потом тихо-тихо выдавил: "Привет, Юра". Помолчал немножко и произнес: "Ты меня прости".
– За что?
– Я тоже переспросил: "За что?" – "Я ж тебе квартиру так и не дал…"
ТАНК
– С прошлого лета вы без работы. Самое время пересмотреть старые матчи "Крыльев".
– Вы угадали мои мысли! Диски лежат, как раз собирался достать. Сам нашел несколько игр, записал. И Женя Кузнецов с Первого канала что-то откопал в телевизионных архивах. Особенно предвкушаю матч "Баффало" – "Крылья", 1976 год.
– Вы-то к нему какое имеете отношение?
– А никакого. Просто все родное – и там, и здесь. А счет помните? 12:6 в пользу "Баффало"!
– В суперсериях вы дважды участвовали с ЦСКА. Из "Крылышек" только вас брали?
– Еще Немчинова, а второй раз к нам в придачу Гордиюка. Чтоб четвертое звено усилить. Думаю, прежде чем принять решение, Тихонов советовался с Дмитриевым. Кстати, в декабре 1990-го суперсерия оказалась под угрозой срыва.
– Это почему же?
– Рассказываю. Прилетаем из Москвы в Нью-Йорк, и выясняется – багаж с экипировкой утерян. Первый матч завтра вечером в Детройте. Тихонов заявляет организаторам: "Нам на лед выходить не в чем. Игра отменяется". Те в панике: "Вы с ума сошли! Все билеты проданы! А насчет формы не волнуйтесь, утром на раскатку подвезем".
– И что?
– На следующий день возле катка стоял грузовик, набитый коньками, клюшками, майками. Каждому выдали полный комплект.
– Хорошего качества?
– Там другого не бывает. Все новенькое, точь-в-точь по размеру.
– Где ж американцы взяли столько маек с эмблемой ЦСКА? Сшили за ночь?
– Наверное. Они ничем не отличались от тех, в которых обычно играла команда. На груди красная звезда с серпом и молотом. Чуть ниже четыре буковки – ЦСКА. В этой форме мы всю серию откатали. Из семи матчей выиграли шесть.
– Майку сохранили?
– У меня, Немчинова и Гордиюка всё отобрали прямо там, в Америке.
– Кто?
– Едва закончился последний матч, подскочил администратор ЦСКА: "Сдавайте баулы. Распоряжение Тихонова". Мы не спорили, хотя могли бы. Это ж от НХЛ подарок. Но в Москву вернулись не с пустыми руками. В аэропорту Нью-Йорка перед вылетом нашлись наши мешки. С формой "Крылышек".
– Чувствовалось, что игроки ЦСКА Тихонова ненавидят?
– Любви там точно не было. Его боялись, уважали. Не более.
– А Дмитриева – в "Крыльях"?
– За других говорить не буду. Я – любил. Да и могло ли быть иначе, если ко мне Игорь Ефимович относился с теплотой? Доверял, в каждом матче я проводил на льду минут по тридцать. Никогда не кричал на меня. Знал, что Хмылев сам себя строже всех оценивает. А вот Тихонов мог наорать и по делу, и просто так. Не важно, участвовал ты в эпизоде или нет. Был на площадке? Получи! Правда, в 1992-м Виктор Васильевич изменился.
– В чем?
– На Олимпиаду повез много молодых ребят, понимал, что с ними нужно помягче. Атмосфера в сборной стала демократичнее. Не было лишнего шума, закручивания гаек, когда шаг вправо, шаг влево – расстрел.
– В ЦСКА Тихонов перетащить вас пытался?
– Разговаривал на эту тему с его помощником Борисом Шагасом. Объяснил, что для меня главное – играть. В "Крыльях" выхожу в первом звене. В ЦСКА поставили бы в третье. А то и в четвертое. Кого бы я вытеснил – Макарова, Крутова? Или Хомутова с Каменским?
– Силой забрать в армию могли?
– Нет. Я учился в институте физкультуры, там военная кафедра. О, историю вспомнил. Как на военных сборах танк водил. Интересно?
– Очень.
– Привезли на полигон в Рязанское десантное училище. Говорят: "Полезай в танк, заводи…" Думаю – елки-палки, как же в одиночку с такой махиной управлюсь? Оказалось, ничего сложного, всего два рычага. Потянул на себя – и вперед. Кружок сделал, дальше теория. Полковник, который экзамен принимал, засыпал вопросами. Я лишь глазами хлопал. Он усмехнулся: "Хмылев, из тебя отличный разведчик бы вышел. В плен попадешь – все равно ничего рассказать не сможешь".
– С парашютом прыгали?
– Не допустили на медкомиссии. Впрочем, я не рвался – дико боюсь высоты. Нас, хоккеистов "Крыльев", было трое – еще Женя Чижмин и Вадим Подрезов. Как начали перечислять травмы, сотрясения, врачи моментально завернули. А другой парень, лыжник, мечтал о парашюте. Но брякнул, что ногу в детстве сломал, – тоже допуска не получил. Зарыдал.
– Впечатлительный какой.
– Да я сам на этих сборах слезу пустил. Вместо 45 дней должны были провести там неделю – Дмитриев пообещал договориться с министром обороны. Но все затянулось. А условия чудовищные. Казармы прямо посередь леса. Жара, комарья столько, что заснуть невозможно. Лежишь всю ночь, ворочаешься. На двенадцатый день от усталости и недосыпа начал сходить с ума. И тут наконец-то администратор "Крыльев" за нами приехал. Увидев клубный рафик, я заплакал от счастья. Клянусь вам.
КРОВЬ
– Было у тех "Крыльев" три выдающихся матча…
– 1988-й, плей-офф? Мы должны были высаживать ЦСКА! Играли до двух побед. Все три матча до буллитов довели. Первый выиграли, в двух уступили. В третьем на последней минуте Немчинов один на один выскочил. Забивай – и мы в финале!
– А он?
– Серега шайбой как-то неловко в щитки Червякову ткнул…
– Вы буллиты били?
– Да. С этими буллитами забавно вышло. Я все три одинаково заложил – подъезжал, перекладывал на неудобную руку и швырял верхом.
– Хотя Червяков огромный – ему стоило между ног бросать.
– Вот и он так думал! После сезона готовимся к чемпионату мира, Хомутов рассказывает. "Крылья" первую серию буллитов выиграли, в следующем матче – тот же сюжет. Моя очередь бить. Они шепчут: "Червяк, сейчас Хмыль повторит. С неудобной вверх". – "Знаю я, знаю…"
– А вы?
– Делаю как прежде. Показал, что буду бросать, усадил Червякова на колени – и под перекладину. Затем третий матч, опять буллиты. Моя очередь. Армейцы: "Лех, а, Лех? Хмыль-то снова будет верхом. Жди!" – "Знаю!" Хоп – то же самое!
– Смешно.
– Хомутов говорит: "Такой матч, а мы гогочем на скамейке. Червякова потом затравили…"
– Вы знали повадку каждого советского защитника. Как, например, надо было играть против Касатонова?
– Друзья мои!
– Да?
– Когда против первой пятерки ЦСКА выходишь – до шайбы дотронуться бы. У этих людей не было слабых мест, всё перекрывали. Ларионов соберет на спину у борта двоих, те на нем виснут. Из этой кучи, не глядя, вдруг выдает точный пас на крюк. Спиной же стоял! Не видел! В Союзе никто так больше не умел. Даже на тренировке в сборной оказываешься против Касатонова – ничего не можешь сделать. Высокий, здоровый, размах рук широченный. Что он, что Фетисов как угодно затормозят, развернутся на льду.
– Кто в советском хоккее особенно азартно колотил по рукам?
– Челябинские ребята с удовольствием лупили. С "Трактором" всегда было тяжело. Я и 30 лет спустя помню фамилии этих защитников – Тимофеев, Парамонов, Шумаков иногда сзади играл… Но подбили меня не они.
– А кто?
– Контрольный матч то ли с болгарами, то ли с венграми. Ну, совсем не хоккейные товарищи. С такими беды и жди. Парень как щелкнул от своих ворот, смотрю – шайба в глаз летит. Я только боком повернуться успел. Чтоб лицо не так подправила. Принял ухом.
– Тоже радости мало.
– Да уж. Кусочек мочки отвалился. Головой встряхнул – вроде слышу, барабанная перепонка выдержала. Пронесло. Сел на лавку, кровь как-то уняли. Но это все ерунда по сравнению с историей в "Баффало".
– Там что стряслось?
– Перелом лодыжки. Еду на смену, игра в стороне идет. Внезапно Стив Томас из "Айлендерс" бьет по ноге клюшкой. Наотмашь!
– За что?
– Игра же – может, я его где-то поймал. А ему обидно стало, запомнилось. Сижу на скамейке, разглядываю увечья. В горячке боль быстро затихает. Даже доиграл матч.
– С ума сойти.
– Следом едем в Колорадо. Выхожу на лед – голеностоп болит все сильнее и сильнее. Говорю тренеру Джону Маклеру, тот врачей подзывает: "Перемотайте ногу!" Я и этот матч отыграл. Когда же отправили на рентген, доктор за голову схватился: трещина!
– Гипс?
– Да, наложили. Маклер невозмутимо: "Что врач сказал?" – "Как положено – от четырех до шести недель". – "Восемь дней тебе на всё. Выйдешь на первую игру в плей-офф…"
– Вышли?
– Ровно через восемь дней сняли гипс, поставили на матч с "Нью-Джерси". Больно было – не то слово. Ничего не зажило!
– Хоть обкалывали в раздевалке?
– Нет, ненавижу уколы. Пластырь сверху, жгутом перетянули. Первый период еще терпимо, ко второму дурно становилось. Уже говорить не в силах, только стон: "Наступить не могу на ногу…" А Маклер: "Юрий, у нас на двух ногах так никто не сыграет, как ты на одной! Лезь на пятак".
– Сколько матчей так провели?
– Семь. Три гола забил. В шестом матче мы четыре овертайма сыграли. До половины третьего ночи рубились. Часть зрителей спать улеглась прямо во дворце, часть ушла. На арене хот-доги закончились, как мне рассказывали. Мощный матч!
– Рекордный для НХЛ?
– Рекордный для меня. В лиге тогда – третий за всю историю. С какого-то момента перестаешь ощущать реальность. Всё на автопилоте. Не объяснить, это почувствовать надо…
– В раздевалке после все лежат?
– Кто как. Был у нас защитничек, играл мало. Народ в очередном перерыве сидит, тяжело дышит, пот ручьем. А этот ходит в форме по центру раздевалки: "Так, ребятки, счет 0:0! Знаете, сколько времени?" Все молчат, нет сил даже отвечать. Тот не унимается: "Хоть кто-нибудь может забить? Я беби-ситтер за каждый час плачу! Представляете, какая сумма за вечер набежала?"
– Ну и кто забил?
– Мы. На шестой минуте седьмого периода. Победили 1:0, счет в серии стал 3:3. Но решающий матч выиграл "Нью-Джерси" – 2:1.
– Вы нас поражаете мужеством. А кто поражал вас?
– На Кубок Шпенглера поехали с "Крыльями", так Сереге Одинцову коньком шею распороли. Кровь хлынула на лед. Страшная картина!
– В Баффало была похожая история. Застали?
– Это произошло года за три до моего приезда. В плей-офф нашему вратарю Клинту Маларчуку коньком в горло въехали. Спас клубный физиотерапевт, ветеран вьетнамской войны. Знал, где пережать вену, как остановить кровотечение. Иначе умер бы парень, до раздевалки не дотянул бы. Позже Клинт через депрессии прошел, пытался с собой покончить. Стрелял в себя из ружья – все равно выжил! Но те фотографии у меня до сих пор перед глазами – поднимает маску, а из-под нее кровища хлещет. Так после этого в хоккей вернулся!
– Играли с ним?
– Около года. Шрам на горле жуткий остался. Как и у нашего Одинцова. Тому повезло, что в Швейцарии случилось. В Сетуни могли и не спасти.
ГАШЕК
– Хоть один матч на вашей памяти Гашек провалил?
– За сборную СССР мы ему как-то шесть накидали. А у нас в "Баффало" он больше трех не пропускал! Семь периодов с "Нью-Джерси" – это, пожалуй, самая фантастическая игра вратаря, которую я видел. У Гашека "сухарь", 70 бросков отразил! После смотрю на него – а Доминик свежее всех. Худющий, как тростинка. Еще пять периодов спокойно бы отпахал.
– Что за человек?
– Странный.
– То есть?
– Слова от Гашека не услышишь. Тихонечко сидит в сторонке, отдельно готовится, сам по себе. Копается в своей форме. Если не начнешь искать его глазами, и не заметишь. Но когда выбирались куда-то компанией, за Гашеком нужно было внимательно следить.
– Почему?
– Как только выпьет виски с колой, начинает бушевать, нести околесицу. Главное – не вслушиваться в его речи. Понимаешь – парень не в себе. Ему с таким телосложением много и не надо.
– Шутили над ним в команде?
– Нет. Он на своей волне, лишний раз старались не трогать. Никто Гашеку полотенце пеной для бритья не мазал, шнурки на коньках перед тренировкой не подрезал.
– А вам?
– Было.
– Что именно?
– И то, и другое. Или вот эпизод. Возвращались после игры на автобусе. Задремал. Проснулся от того, что мне в рот хот-дог засунули.
– Уж не Могильный удружил?
– Ну что вы! Русскому человеку такое бы в голову не пришло. Это Роб Рэй обожал шалить. Наш тафгай по прозвищу Razor – Бритва.
– Самый живописный мордобой с его участием?
– С Таем Доми из "Торонто" дрался постоянно. Тоже интересный персонаж. Метр с кепкой, но вообще никого не боялся. Кулачищи громадные, голова квадратная, словно чугунный котелок. Всякий раз, глядя на Доми, я задавался вопросом: какую же он шапку носит? А сейчас его сын Макси играет в "Аризоне".
– Такой же котелок?
– Ага, башка здоровая. Это у них семейное, судя по всему. Но Макси не тафгай. Ему и не надо драться. Шустрый, техничный, забивной. Не то что папка.
– Доми-старший хоть раз нокаутировал вашего легендарного?
– Нет. При мне Роб не проигрывал. Он был умный "полицейский", четко осознавал свой уровень. Кому может навалять, а с кем лучше не связываться.
– Ну и кого обходил стороной?
– Боба Проберта, Джо Кошура. Самые крутые бойцы в той лиге. А-а, как же я Тони Твиста забыл? Вот он Рэя в 1995-м чуть не убил. Одним ударом свернул лицевую кость так, что глазное яблоко вдавилось в переносицу.
– Господи.
– Закончиться могло бы совсем печально, но Твист, слава богу, не стал добивать. Наоборот, придержал Роба за свитер, когда тот обмяк, аккуратно положил на лед. После матча в гостинице зашли к Рэю в номер, принесли поесть. Смотреть на него было страшно – глаз заплыл, опухоль на полфизиономии. А с Твистом я потом столкнулся в "Сент-Луисе", куда меня из "Баффало" обменяли.
– Вспоминали ту драку?
– Зачем? Если Рэй хотя бы изредка набирал очки, то Твист как игрок слабенький. Лишь на пятаке толкался да пудовыми кулаками махал. Зато после тренировки работал с такой штангой, которую я от земли-то не оторву. А он лежит, лицо багровое, шейная вена пульсирует, как у колхозного быка, рычит: "Уф-ф! Уф-ф!" И поднимает, поднимает… Каждый день!
– Много лет назад Рэй рассказывал в интервью нашей газете о тафгае Мэтью Барнэби: "В Баффало" мы подружились. Он и на свадьбе у меня присутствовал. Но когда сменил клуб, дрались беспощадно. Как-то выбил Мэту четыре передних зуба. Вскоре мне принесли несколько снимков: на одном виден момент удара, на другом – зубы вылетают на волю, на третьем – они уже на полпути ко льду. Я это увеличил, в рамочку вставил и подарил ему на память".
– История в духе Рэя. А с Барнэби в "Баффало" такой случай был. В Оттаве после раскатки кто-то спрятал его брюки практически под купол арены – там, где свитера легенд висят. Представляете картину? Майки великих – и рядом штаны нашего тафгая! Бедный Мэт в трусах бегал по верхнему ярусу трибун, а команда угорала. Как в итоге достал, не знаю. Я плюнул, ушел в автобус. Мне такой юмор не по душе.
– Рэй сейчас работает на телевидении?
– Да, комментирует, летает с "Баффало" на все выездные матчи. Раньше в центре города у него был свой бар. Так и назывался – Razor. Частенько собирались там всей командой, пиво лилось рекой. А теперь он и бар продал, и к алкоголю не прикасается.
– Что, заболел?
– Да нет. Помню, говорю при встрече: "Роб, какой-то ты стал правильный, скучный. Еще и пить бросил…" Он хохочет: "Все, Юрий, нагулялся. Когда супруга ждала первого ребенка, пообещал завязать. Надо держать слово".
ЖУ-ЖУ
– В "Сент-Луисе" жизнь свела вас не только с Твистом, но и с Майком Кинэном.
– Я так и не понял, что он за тренер. В хоккее вроде разбирается, но методы… Вел себя, как ребенок. Если что-то не нравилось, мог обидеться, не выйти на тренировку. Орал по любому поводу. С Шейном Корсоном прямо во время матча устроил перебранку.
– Из-за чего?
– Смена, игрок усаживается на лавку, подлетает Майк: "Почему в том эпизоде недоработал?" Корсон что-то объясняет, а Кинэн распаляется, голосит: "F**k you!" Шейн не растерялся: "F**k you!" Игра в разгаре, а они на площадку не смотрят, несколько минут кроют друг друга матом.
– Последствия?
– Самое удивительное – никаких. "Пофакали" и успокоились. Корсон играл во втором звене, считался неприкасаемым. Наравне с Гретцки, Халлом, Куртноллом, Пронгером, Маккинисом… У Кинэна была обойма из двенадцати хоккеистов, которым доверял безгранично. Остальных выпускал от случая к случаю. У меня такой подход в голове не укладывается.
– Виталий Прохоров жаловался нам на Халла: "У Бретта сволочной характер. Периодически крепко срывало башню, и тогда кому угодно могло не поздоровиться".
– За четыре месяца, что провел в "Сент-Луисе", у меня с Халлом конфликтов не было. Но в команде его недолюбливали, это факт. Хоккеист-то классный, вопросов нет. Человеческие качества оставляют желать лучшего.
– В разведку с таким не пойдешь?
– Да я бы никуда с ним не пошел! Даже в бар пиво попить. Вот Гретцки – человечище. Интеллигентный, дружелюбный, без выпендрежа. В раздевалке не видно, не слышно. Никогда себя не выпячивал. А Халл – эгоист, считал, что весь мир вертится вокруг него. Обожал быть в центре внимания.
– Вы Кубок Стэнли в руках держали?
– Один раз – когда Димка Миронов его выиграл с "Детройтом" и получил на сутки. Собрал друзей отметить. Стали шампанское в кубок лить, а он все не наполняется и не наполняется. Бездонный!
– Кто еще из хоккеистов был?
– Коля Борщевский. Сели в гостиной на первом этаже, каждый пригубил.
– А охранник?
– Не пил, хотя за столом сидел с нами. Этот человек повсюду сопровождает кубок, перевозит в специальном футляре.
– Миронов в Торонто живет?
– Да. От хоккея отошел, разве что с ветеранами "Мейпл Ливз" иногда катается. А Леха Житник – в Нью-Йорке. Семьями дружим. На свадьбу моей дочки в Баффало приезжал.
– Что подарил?
– Ну а что лучший подарок на свадьбу – хоть в России, хоть в Америке? Денежки в конверте. И молодые довольны, и тебе голову ломать не надо.
– Прозвище Житника – Слон. Кто придумал?
– Понятия не имею. Когда в сборной познакомились, его уже все так звали. Ноги Житника – это что-то невероятное. Действительно как у Слона! Но меня не только этим поражал.
– Чем еще?
– Спокойствием. Более хладнокровного человека в жизни не встречал. Ни разу не видел, чтоб Леха на кого-то разозлился. Ни на льду, ни за его пределами.
– В "Крыльях" смешные прозвища были?
– Серега Пряхин – Пряник, Олег Браташ – Братан… Ну а самое смешное… Это в ЦСКА, у Сашки Тыжных – Жу-жу.
– Как мило. Почему?
– Говорил сбивчиво, глотая слова: "Жу-жу-жу, жу-жу-жу…" Ничего не понятно. Эх, давно Сашку не видел. Агентом стал, живет в Оттаве.
СКАУТ
– Когда поняли, что хотите остаться в Штатах?
– Зацепиться за Америку любой ценой я не стремился. Думал, отыграю – вернусь. Но дочка в школу пошла, решили не дергаться. С ее русским в Москве учиться было бы сложно. Все-таки для Ольги, которую в 14 месяцев привезли в Баффало, английский язык – родной. Да и городок полюбили. Очень уютный. Кому-то скучновато, Нью-Йорк или Чикаго нужны. А нам хорошо в Баффало.
– В Нью-Йорке интереснее.
– Там жизнь дороже в несколько раз. А в Баффало народ добрый, с клубом отличные отношения. До сих пор живем в том самом доме, в который въехали в 1995-м.
– В каком городе осесть точно не смогли бы?
– В Виннипеге!
– Погода?
– Ага. По минус 40 бывает, на улицу не сунешься. Приезжаешь на матч – сидишь в гостинице. До автобуса дойдешь – так прихватит, что мало не покажется. Играло в Виннипеге много наших, но никто не задержался.
– От вас в "Баффало" отказались. Дочь работает в клубе?
– Да, программный менеджер в академии "Сейбрз", в ее подчинении пять юниорских команд. Пока все устраивает. Особенно то, что каждый год отпускают на три недели на чемпионат мира, готовит там сюжеты для ИИХФ. Вот и в Данию уже аккредитовалась.
– Как вам жених?
– Нормальный парень. Наш, баффаловский. С хоккеем не связан.
– В Москву заглядываете редко?
– Раз в год. Квартиру в Крылатском сохранил.
– Пустует?
– Иногда родственники останавливаются.
– Вы тот человек, который живет без ностальгии?
– Когда работа есть – никакой ностальгии. Не до нее! А как уволили, тут-то и накатило. В Америке без работы вообще делать нечего. Сразу вспоминаешь, что вся родня в Москве, друзья юности.
– Скаутом в "Баффало" трудились шестнадцать лет. Почему вас убрали?
– Хозяин пригласил из "Питтсбурга" на пост генерального менеджера Джейсона Боттерилла, тот начал собирать свою команду. Нас, восемь "старичков", отцепили. Главного скаута, менеджера, который отвечал за драфт…
– Уволили?
– Не предложили продлить контракт. Увольнять невыгодно.
– Как вам сообщили?
– Вот это самый странный момент. Залезаю в почтовый ящик – конверт. Я обрадовался. Прислали, думаю, новый контракт на подпись. Обычно так и делали. Подмахнешь и отсылаешь обратно. Открываю, становлюсь бледным: "Юрий, твое соглашение истекло, мы прощаемся. Спасибо за все. С такого-то числа заканчиваются твои страховки".
– В клубе даже не намекали?
– Нет. Все улыбались. Но бумага – вот, получите. Мы надеялись, что Боттерилл сначала поработает с людьми, разберется! Что-то не устроит – приведет своих. А он решил рубить сразу. Не вникая и ничего не объясняя. Меня скауты других клубов спрашивали: "Тебе эти новые руководители хоть позвонили?" – "Нет. Только письмо…" – "Некрасиво, непорядочно".
– Представляем, какое для вас потрясение. Потерять в Штатах все страховки – это врагу не пожелаешь.
– Вся жизнь меняется. В Америке с вашего счета регулярно что-то утекает. Земельный налог? Заплати! Школьный налог? Заплати! Причем никого не волнует, что ребенок давным-давно окончил школу. А если район престижный, как наш, школы хорошие – налог выше. Уходит 6200 долларов в год лишь на это. Плюс медицинская страховка, прочие сборы…
– Так недолго и банкротом себя объявить.
– Если нет работы – запросто.
– От НХЛ пенсия вам полагается?
– К сожалению, 400 матчей не набралось. Тогда ставка была бы максимальная. А мне насчитали 311 игр. Какая-то сумма на моем счету лежит, но я не прикасаюсь. Пусть копится.
– Черный день еще не наступил?
– Нет. Но если прижмет – пойду получать. Может, этих денег как раз и хватит на погашение налогов.
– Дочка с вами делала интервью. Задала вопрос про "Мерседес". Вы ответили: "Ты когда-нибудь видела "Мерседес" в нашей семье?"
– В Америке нужно много зарабатывать, чтоб на таких автомобилях ездить. Да мне и не хотелось, душа не лежала к "Мерседесам". Первая моя машина в Баффало – джип "широкий".
– "Гранд Чероки"?
– Ну да.
– Тоже неплохо. Сейчас что?
– "Тойота Камри". Шикарный автомобиль, в Штатах собирают из японских запчастей. Для скаута – то, что надо. Целые дни за рулем, кружил по всей Америке. Едешь в Онтарио дня на три-четыре, за неделю закрываешь тысячу миль. Это мой стандартный маршрут.
– В опасные районы заезжали?
– Бог миловал. Пару лет назад ФБР опубликовало список самых криминальных городов США. На первом месте по динамике роста убийств и грабежей оказался Флинт.
– Это где?
– Штат Мичиган. Хоккейная команда там появилась недавно. На ее матчи меня не посылали, а от знакомых слышал: "Проклятое место!" Банды какие-то, наркоманов полно. То машину угонят, то стекло разобьют… У меня самое большое ЧП за годы скаутской службы – снегопад в Пенсильвании. Вместо полутора часов добирался семь!
– Ого.
– Даже автобус с командой опоздал. Фуры перегородили все шоссе, тронуться не могут. Приезжаю – середина второго периода. Потом домой еще пять часов пилил. Валит и валит! Другим скаутам рассказал о своих приключениях – они глаза вытаращили: "Ты что?! У нас же правило: при плохой погоде игру вычеркиваем, не смотрим. Безопасность в первую очередь". С того момента, как снежок начинается, я – вжи-х-х… Вычеркиваю! А если выехал – разворачиваюсь.
– Что дальше, Юрий Алексеевич?
– В НХЛ еще 30 команд. Уже забрасывал удочку – главные скауты говорят, сейчас нет свободных мест. Но в "лист ожидания" внесли.
– В России вы легенда. Возвращайтесь насовсем, работа сама вас найдет.
– Не удастся в Штатах что-то отыскать – тогда скажу: "Я готов". Пока же цель – НХЛ. Если из этой системы уйти, вернуться будет невозможно.
