Станислав Петухов: "Если Тарасов обнимал - готовься к отчислению"
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
УСАТЫЙ
– Три часа ехал с дачи, чтоб к вам успеть, – вздыхает Петухов. – От Истринского водохранилища все стоит. Вам сколько ложек кофе? Покрепче, чтоб глаза вылезли?
Мы согласились. Именно, чтоб вылезли.
– Информации много, – обрадовал он. – Но и сотрясений у меня было много. Не всё вспомню.
– Сотрясения - это неприятно.
– А когда их шесть штук...
Из разложенных на столе фотографий Петухов вытянул одну, с желтыми краями:
– Сборная СССР на Олимпиаде в Скво-Вэлли-1960. Знаете, сколько человек живы? Один!
Глаза наши расширились. Станислав Афанасьевич решил, что не верим – и на каждого с той карточки указал пальцем:
– Пучков, Ёркин, Сологубов, Кучевский, Сидоренков, Карпов, Баулин, Александров, Локтев, Альметов, Цицинов, Гребенников, Бычков, Пряжников, Грошев, Виктор Якушев… Никого нет.
– А говорите, память слабая.
– Так это ж первое мое официальное соревнование! Все как вчера было, будто телевизор смотрю!
– Из вашего поколения почти все молодыми поумирали.
– Вы правы. Вот Коля Сологубов, например. Три класса образования, закончил играть – ничего нет, кроме квартиры на Восстания. Внизу гараж, там и поддавал. Ваня Трегубов – та же история. Помогал жене в Лужниках, она работала в пивбаре. Бочки носил.
– Мы слышали, как раз жена ему пить запрещала. Привела в порядок.
– Водку не давала, а пивко – пожалуйста! На нем сидел! А Дима Уколов? Это ж вообще страшная история! За Олимпиаду 1956-го получил "Победу" цвета шоколадки. На ней занимался извозом частным образом, затем устроился в такси. Жил один, когда умер – хватиться было некому. Долго пролежал. Открыли, а он готов. В морге заморозили, искали родственников.
– Никого не нашли?
– Нет. Человека просто забыли. Похоронили на Востряково. Время спустя наткнулись на могилу – заброшенная. Занялись этим делом, выкопали и перенесли на нормальную аллею, к спортсменам.
– Встречали известного хоккеиста в полной нищете?
– Володя Елизаров. Печально закончил. Дочка в Америке, остался один в Москве. Шикарную квартиру на проспекте Мира ему лично Булганин давал. Альцгеймер, все из дома распродал. Собирались у него всякие алкаши. Как-то в марте пропал в трусах и майке. Обнаружили на Казанском вокзале, прибился к бомжам, выпивал с ними.
– Кошмар.
– До этого изобрел клюшку, загнутую с двух концов. Два крюка правилами не запрещены. Елизаров всюду ходил с ней и папочкой документов под мышкой. Патент оформил, подписи собирал – мол, стоящая клюшка. Я подписал!
– Не пошла клюшка?
– Не пошла. Хотя Слава Анисин забросил такой шайбу в официальном матче. Еще у Гули была особенная клюшка.
– Это кто?
– Игорь Чистовский из горьковского "Торпедо". Под два метра ростом, обводил на высокой стоечке. Стандартная клюшка мала была, так он конец расщеплял, делал "ласточкин хвост". Вправлял туда палку и заматывал. Но его ловили. Гуля две минуты сидит – администратор ему клюшку пилит. А с крюками тогда не мухлевали. Еще и не было никаких загибов, прямыми играли.
– Когда-то вы пытались расследовать историю гибели Виктора Якушева.
– Лежит у меня где-то ответ из Госдумы. Депутат посылал запрос министру внутренних дел. Виктор Прохорович возвращался с юбилея Анатолия Ильина, футболиста. Трезвый!
– Как странно.
– Я Ильина спрашивал: "Много он пил?" – "Усатый вообще не прикоснулся, сами удивлялись". Прохорович в молодости усы носил, так и привязалось – Усатый. Незадолго до смерти получил квартиру в районе Щелковской, хорошая жена… Жизнь налаживалась!
– Где его нашли?
– Сидящим на лавочке в сквере. Недалеко от новой квартиры. Что было до лавочки – никто не знает. На руках ссадины, явно от наручников. Причем обмазаны зеленкой. Йода в отделениях милиции не бывало – только зеленка! А отбили Прохоровичу внутренние органы.
– Отыскали этих милиционеров?
– Нет. У каждого милицейского экипажа есть план. Видят – сидит: "Выпивал?" – "Нет" – "Да что там, давай в милицию, разберемся…" Таких случаев в 90-е были сотни. Деньги в отделении отбирали. Жуткие времена.
Витька по характеру молчаливый. Спокойный. Это Эдик Иванов мог в драку кинуться, Сережа Капустин вообще вулкан. А Якушев – никогда. Агрессии ноль. Что интересно, был в тот вечер в белой рубашке. Вроде били его – а рубашка осталась чистой, глаженой! Вот как понять?
– Умер там же, на лавочке?
– Нет, доставили домой. Витькина жена позвонила генеральному секретарю федерации хоккея Валентину Козину. Сказала, какие лекарства нужны. Прохоровича отвезли в больницу, еще в сознании. Пролежал с внутренним кровотечением дней десять. Но всё отбили так, что не спасти.
Якушева помнят, а на Преображенском лежит Витя Никифоров. Вот фигура, Витя-то! Олимпийский чемпион 1956-го, а забыли напрочь! Я к Сафронову подходил. Андрей, говорю, Николаевич, это же наш, динамовский…
На Малой арене висят свитера олимпийских чемпионов. Из "Динамо" нет двух – Никифорова и Саши Пашкова. Почему – не знаю. Пашков-то живой.
– Альметов с женой уехал в Америку. Жена осталась, он вернулся – копал могилы на Ваганьково…
– Знаю, что гражданская его жена, Зина, работала официанткой в "Узбекистане". Мы частенько туда приходили. Давлетыч закончил играть, устроили его тренером в Балашихе. Глава города любил хоккей. Альметов и сам выходил, и тренировал. Потом сорвался, запил. Уволили – устроился в бригаду к Генриху Сидоренкову на Ваганьково. Мы уже мало общались. Каждый был занят своей жизнью.
ЗИЛЬБЕРБОРТ
Петухов надевает очки, берет бумагу:
– Это сценарный план!
– Вас и на сценарные планы хватает?
– А как же? Будет премьера документального фильма "Динамовцы на полях сражений". Центральный музей Великой отечественной. Приходите.
– Постараемся. В августе вам исполнилось…
– 78!
– Должны сказать – бодряк вы удивительный.
– Минуточку! "Бодряк"… Это так, внешне. Наш Союз спортсменов устраивает автопробеги для олимпийских чемпионов. Компания серьезная. Один Коля Зимятов чего стоит – четырехкратный олимпийский! Король лыж! А молодежи нет. Не выигрывают Олимпиаду, и все. Лишь Сашу Скворцова привлекли. Горьковчане – приятные ребята.
– Где Скворцов, там и Ковин.
– Володя Ковин – во Франции, его не достать.
– Без рецептов вечной юности мы от вас не уйдем.
– Рецепты – они знаете, где? Как-то покупаю газету "ЗОЖ", смотрю, учредитель – Коршунов! Мы когда-то дружили. Настоящая фамилия – Зильберборт. Нынче миллионер, в Америке живет.
– Понятно. Всем обязаны чтению "ЗОЖ".
– Есть фильм с де Фюнесом – "Замороженный"… Мы ведь в минус двадцать играли на открытых площадках. Кто-то шапочку надевал, а у меня кудри, шапки не признавал. Был у нас хоккеист Солдатенков по прозвищу Жак, просил врача: "Ты мне голову бинтом перехвати…" Как Щорс играл.
– В ветеранских матчах вас не видно.
– До 60 лет играл. Когда поменял тазобедренный сустав, врачи запретили на лед выходить.
– У Анатолия Ионова тоже проблемы с ногами. Объясняет так – в мороз шайба часто попадала в ногу, а защиты никакой.
– Попадала. Но мы выкручивались. Ребята из "Крыльев" приписаны были к авиационному заводу, додумались мастерить щитки из авиаля.
– Это что?
– Авиационный алюминий. На голову – велосипедные шлемы, все "Динамо" играло в таких. Кожаные, набиты конским волосом.
– Трусы тоже были особенные?
– Байковые. Ворсистый материал, мягкий. Из него еще шили защитные шашечки. На одном бедре штук десять, и на другом столько же. Ну и "ракушка".
– Спасала?
– Раковина алюминиевая, сразу вминается. Чувствительно, конечно. Перетерпишь – отпускает.
– Главное, чтоб на наследниках не отразилось.
– У меня не отразилось. Больнее, если эта раковина натирает. Так мы пушель подшивали. Сейчас шайба от щелчка как сумасшедшая летит, а тогда было проще. Но если Трегубов метнет – это что-то.
– Сильнее броска в том хоккее не было?
– Не было. Как мы называли – с короткой изготовкой. Не оттягивая, – а быстро, р-р-аз! С кистей!
– Самый неприятный момент, когда вас подстрелили шайбой?
– Приехали к нам канадцы, команда Kelowna Packers. Их долговязый защитник поразил – как ни показывай ему финтом, не дернется. Но если бросаешь, садится и ловит на себя. Чутье феноменальное!
Ну, думаю, в следующем матче попробую повторить. Встречаемся в Лужниках с ЦСКА, проигрываем. Помните Игоря Деконского?
– Большой хоккеист.
– Праворукий нападающий. Бросает, я сажусь под шайбу. В этот момент сирена. Лужниковский гудок хоть куда, просто ревун. Шайба, сорвавшись с крюка, летит мне прямо в нос!
– Какое несчастье.
– Проломила полностью. Вставили тампоны – а рана открытая, нос вмят внутрь. Не совсем провален, как у сифилитика, но дело плохо. Надо вправлять, зашивать. Медпункту не по силам.
– Кому по силам?
– ЦИТО. Тогда недалеко располагался, рядом с Новодевичьим монастырем. На том матче был приятель, бывший пловец. Повел меня. Но прежде, говорит, заглянем в гостиницу "Юность", рванем по стакану коньяка.
– В качестве анестезии?
– Да. Так и поступили. ЦИТО – это сейчас звучит гордо, а в конце 50-х что-то вроде травмпункта. В очереди бабулька, божий одуванчик: "Вы последняя?" – "Я. Рентген показал – неправильно срослось…" Тут в дверях лысый мужик в клеенчатом фартуке. Волосатая грудь, рукава закатаны. Мясник!
– Он нос вправлял?
– Сначала бабкой занялся. Дверь приоткрыта, все вижу. Усадил перед лампой: "Ну-ка, покажи руку". Легким движением – хрясь! – об край стола. Сломал! Бабка только охнула.
Меня вызвал, осмотрел: "Терпеть будешь? Придется!" Думаю – что ж делать собирается? Бабку-то терпеть не просил, а ей руку ломал! Хотел к кровати привязать, но я отказался. Коньяк подействовал. Мясник запах почувствовал: "Выпил? Молодец. Обойдемся без анестезии. Впрочем, она бы тебе не помогла…"
– Что дальше?
– Показал две хромированные штуковины, которые будет в ноздри вгонять. Довольно толстые. Не поверил доктор, что вытерплю – заставил приятеля держать за ноги. Ка-а-к воткнул!
– Боль адская?
– Будто залез мне в мозги и шебуршится. Сознание уходит. Нос как-то сформировал пальцами – потом гляжу, вышло лучше, чем было. Минут пять наминал. На прощание обнадежил: "Когда тампоны отдирать станем с волосками из носа, будет еще больнее. Придешь сюда же…"
"ЛАЗУРНЯК"
– Вы говорили про шесть сотрясений. Самое тяжелое?
– 1963-й. Вернулись с чемпионата мира. Играем с "Химиком", был у них защитник Иванов. Высокий, неуклюжий. Объезжаю его по флангу – бросается под ноги. Меня заносит, разворачивает – и бьюсь как хлыстом затылком о борт. Все, ничего не помню.
С площадки выносили на руках. Думали, перелом шейных позвонков. Это значит – полный паралич. Повезли к той же гостинице "Юность". Но не в ЦИТО, а в клиническую больницу. Лежал дней двадцать.
– Когда очухались?
– Несколько часов спустя. Оказалось, сильное сотрясение с потерей памяти. Наблюдался у невропатолога, головные боли долго возвращались.
– Как лечились?
– Динамовцы ездили в Сочи, в санаторий Дзержинского. Виталий Давыдов прилетал с женой. Следил за здоровьем, ему надо и Мацесту посетить, и по врачам пройтись…
– Вы не такой?
– А Володя Юрзинов, Валька Григорьев, Володя Чинов, Юра Волков и я жили в отдельном корпусе. Называли его "Куба". Там свободный график. Единственное ограничение – как офицеры КГБ должны быть к отбою, 23.00, на территории. Иначе доложат начальнику санатория, полковнику медицинской службы.
Рядом болельщиков много – сразу к нам. Из соседнего "Заполярья", закрытого санатория "Россия" от Совета министров РСФСР, из пивной "Золотой Петушок"… Все знают, что я ударился. Расспрашивают: "Как у Петухова с головой?" По утрам, отвечаю, побаливает. Но не от травм.
– Смешное случалось?
– Чекисты приезжают, поддают. Нас видят: "Вы из тройки?" "Тройка" – третье управление. Нет, хохочем, мы из пятерки. У них глаза круглые. Что за "пятерка"?
– Люди из ЦСКА нам рассказывали, как летом уезжали в эти санатории – и не просыхали. На карачках ходили.
– Чтоб прямо "не просыхать" – такого у нас не было. А как же море, пляж? Если напьешься с утра – может плохо обернуться. Курортников уносили с солнечными ударами, с трудом спасали. Поэтому пили мы в меру. Поднимаемся с пляжа на обед, между этажами буфет. Мы называли "метро", весь обложен красным мрамором. Этот санаторий – любимое детище Берии. Внутри столько трофейного, вывезенного из Германии…
– Что запомнилось?
– Зеркало в зале для танцев. Рама из фарфора. Красота!
– Какие напитки уважали в санатории Дзержинского?
– Мы налегали на "кровавую Мэри". Водочку выпил, томатным соком пригасил. Закусывали помидорчиками, огурчиками из банок. Перед обедом хлопнем – и отдыхаем. Тогда по дороге на Мацесту появился "Лазурняк".
– Ресторан "Лазурный"?
– Точно! Вижу, бывали. Там уникальная музыка. Через какое-то время в "Динамо" пришли молодые, так в отпуске Чернышев отправил за ними присматривать. Они первым делом в "Лазурный" нырнули. Танцевать. А мне внутри жарковато, вышел в палисадничек. Гляжу, двое парней. Силуэты знакомые…
– Кто?
– Численко с Ворониным! "Вы откуда?" – "Да на ночь прилетели. Потусоваться". Сборная готовилась где-то в Малаховке, а они сорвались. Воронин из-под рубашки достает пластинку-"гигант": Trini Lopez! Моднее ничего не было!
– В ресторане поставил?
– На верандочке. Сел рядом, балдеет. "Мне пластинку ненадолго дали, я вот Число уговорил прилететь. Такую музыку надо слушать у моря…" А к завтраку вернулись в Малаховку. Словно и не летали никуда.
– Где с Ворониным познакомились?
– Я в футболе был центральным нападающим. Капитаном сборной Москвы!
– Вот это поворот в биографии.
– Какой же был классный газон на Малом стадионе "Динамо"! Травка мягкая-мягкая. Лева Яшин говорил – это поле лучше, чем на большой арене. За динамовский дубль в футболе я провел матча три. А в хоккей тогда играл за ЦСКА! Представляете?
– Коллизия.
– Из нашего поколения самым ярким считался Витамин – Венька Александров. Тарасов его приметил. А мне сообщил: "Вы, молодой человек, по своим качествам не годитесь…"
– Александров был крут уже в юные годы?
– Не то слово. Изумительно быстрый и техничный. Бросал с короткой изготовкой. Вратарю Боре Зайцеву частенько от него попадало в лицо.
– Знаменитый бросок-пугач?
– Да. Если не забьет, так хоть вратаря напугает. Все знали, что Витамин может покалечить.
– Нам говорили, это выдумка Тарасова – на первых минутах Александров бросал в голову вратарю. Чтоб игралось легче.
– Это вряд ли. Тарас другое придумал – первый период в исполнении ЦСКА мы называли "психическая". Задавить, ошарашить, забить две-три шайбы! Здесь уж все приемы хороши. Трегубов швырял издали, Сологубов устраивал "мельницу", подкатывался…
– Когда у наших вратарей появились маски?
– После случая с Витамином и Борькой Зайцевым. Делали из стекловолокна и эпоксидной смолы, разного цвета. У Зайцева маска была черная, у Чинова – синяя, у Коноваленко – розовая…
– Кто для вас вратарь номер один в истории хоккея?
– Коля Пучков. Самый стабильный. Второй – Витя Коноваленко.
– А Третьяк?!
– Я говорю о вратарях, против которых сам играл. Третьяк – уже другая эпоха. Хотя мы пересекались во второй сборной на турнире в Польше. Владик – еще мальчик, поехал запасным. Сломались коньки, но сказать постеснялся. Я увидел, пошел к руководству: "У парня с амуницией проблемы. Нужно решить вопрос…" Приобрели новенькие – намного лучше прежних.
Наше поколение ботинки и коньки скупало у канадцев, когда те приезжали в Союз. Не новые, конечно – но и такие были за счастье.
– Расплачивались долларами?
– Рублями! Здесь канадцы тратили их на сувениры. Сумму не помню. Мы любые деньги готовы были заплатить за эти ботинки из кожи кенгуру. Потому что не теряли форму. Нам-то в сапожной мастерской на "Динамо" шили из хрома. Они размокли – вытянулись на три размера. Посушил – скукожились. Лед не везде был хороший, часто под ногами каша, а в Сокольниках – всегда воды по щиколотку.
"МЕРЗАВЧИКИ"
– Мы о футболе не договорили. Что ж вы там не остались?
– В хоккейное "Динамо" взяли на ставку. А в футболе перспективы – туманные. Чернышев торопил: "Забудь про мяч". Но футбольные знакомства сохранились. Сегодня живу в том самом доме на Соколе, где получали квартиры легенды ЦДКА.
Ветераны футбола регулярно собираются. В отличие от хоккейных. Приглашают футбольных вдов… Я поражаюсь – к Симоняну такое уважение!
– Это вы к чему?
– Армянская диаспора Москвы готова разбиться в лепешку, но сделать ему приятное. У них кафе в Мытищах, там ветераны праздники отмечают. А моя задача – привезти на машине Валентину Тимофеевну Яшину, она недалеко от нас, в Чапаевском переулке. Еще Зою Васильевну Бубукину и Елену Николаевну Боброву. Везу богатство нашей родины.
– Вы уж поаккуратнее.
– Я очень аккуратно езжу! И не выпиваю!
– Что стряслось? Приболели?
– Уже шесть лет, как дал слово себе самому. Не хочется пить, и всё. Смерти пошли – Сашка Рагулин, Эдик Иванов, Игорь Ромишевский… Все, с кем был в команде "Звезды Хоккея".
– Снаряды ложатся рядом. Страшно?
– Вот вы и сами объяснили, почему завязал. Опять же, за рулем постоянно. Хоть милиция и своя – это дело недопустимое. Не в радость стала выпивка. Печеночку почувствовал, голова трещала с утра…
– Но вы же никогда и не увлекались?
– Начал работать тренером – а играют-то на улице.
– Грех не выпить.
– Ладно, выпить. Закурил! На мне две команды, домой посреди дня не вырваться. Как заглушить голод? Сигаретой. А игры заканчиваются, окружают родители, бутылочку достают, бутербродик, огурчик. Пригубишь символически – возмущаются: "Да ты что! Победа же!"
– Если не победа?
– Еще хуже. С ожесточением выпивают. Я не сразу научился говорить: "Отвалите". Но пришлось. Вот когда разойдутся, позволял чуть-чуть коньячка.
А с табаком закончил вот как. Умер администратор из хоккея с мячом Михаил Куфер. Человек удивительный, но очень был…
– Слаб выпить?
– Ну да. В то время популярностью пользовался спирт "Рояль", бутылки-литрушки. Как раз с алкоголем боролись, водка по талонам. Все "Солнцедар" глушили. А у Мишки запасы "Рояля". Жена с дочерью улетели в Крым, он в Москве. Вызывает руководитель ЦС "Динамо" генерал Богданов. Администратора хотели поднять выше, в хоккей с шайбой. Но дошли слухи, что кандидат поддает. Пропесочил его генерал. Миша приехал домой, рванул с огорчения "рояльчика", хоть сидел на сердечных таблетках…
– Ужас какой.
– Дня через четыре всполошились: нет человека! Вскрыли квартиру, а он на полу, мертвый. Рядом телефон – видимо, пытался дотянуться. На поминках я лишка хватил, наутро худо. Мне бы выпить немножко…
– Вы опередили наш совет.
– А я за сигарету – и задохнулся, двое суток кашлял! Выходила из меня чернота. Потом как отрезало, не могу курить.
– Вы рассказывали, как выпивали с соседом – Александром Рагулиным.
– Да было всего-то раз… Чаще у него не получалось, встречался с девушкой. Ольга все теребила: "Когда поженимся?!" Палыч то под этим соусом увильнет, то под другим. То выяснится, что кольца не подходят, то что-то важное потеряет.
– Все ж расписались.
– Прихватила Палыча, деваться некуда. Хотя Эдик Иванов отговаривал: "Не вздумай в загс идти!"
Но до женитьбы мы выпили. Смутные времена, ельцинские. Не здорово было. А Сашка – фигура, трехкратный олимпийский. Находил каких-то спонсоров. Тогда отыскал на мясокомбинате. Собрались у Рагулина дома – Витя Якушев, Эдик Иванов, Женя Полеев и я. Делил то, что спонсоры прислали – огромный куб масла, мешок сахара…
– Великие хоккеисты чем занимались!
– Масло порезали, сахар пересыпали. Прохоровичу выпить приспичило. Бутылку взять морально тяжело, Полею говорит: "Беги, Женька, в гастроном, набери "мерзавчиков" – "Сколько?" – "Ну, десять…" Те по 100 грамм, удобно. Якушев махнет, закусит – благодать. Минут через двадцать повторение. Прохорович домой поехал на метро, там сумку с продуктами и забыл. Звонил Балагану, грустил.
– Балаган – это Рагулин?
– Да, так звали. Эдик Иванов придумал – вроде как Шура Балаганов. Добродушный очень. Только с канадцами дрался – и то душил, а не бил. Самого Эдика прозвали Индей. Как выпьет, лицо становится багровое. А волосы рыжеватые.
– Говорят, Александр Палыч мог ведро выпить – и не особенно опьянеть.
– Нет, нет, нет… Пьянел он хорошо и стремительно. Как-то едем с ветеранами в Липецк, в придорожном магазине берет красного: "Стронций выгонять…"
– Разумно.
– Эдик Иванов рассказывал – видел, что Ольга ему в красное подливала водку. Может, для того, чтоб быстрее пьянел. Ни ей, ни ему говорить не стал.
– Она так и живет в квартире Рагулина?
– Давно то ли разменяли, то ли продали.
– Жизнь с Ольгой его подкосила?
– Думаю, да. Начала диктовать: "Это надо делать, то…" Сама из Барнаула или Бийска. Приехала сюда, обосновалась в Красногорске. В военном госпитале была тренером по лечебной гимнастике. Моложе его, это понятно. Женщина эффектная!
Однажды пришла провожать Александра Палыча к поезду в гигантской белой шляпе с полями. Говорю: "Саш, дама-то яркая. На американскую актрису похожа". А потом взяла его за гланды, с ним выезжала.
"МЕЛЬНИЦА"
– Рагулин на площадке не дрался. А вам приходилось?
– Один раз. Играли со "Спартаком". Я к тому времени уже переквалифицировался из нападающего в управдомы.
– ???
– В защитника. Поручили молодого Валеру Васильева натаскивать. Перед "Спартаком" Валерке в зубы шайбой попали, штук пять передних выщелкнули. Он еще рот приоткрыл – и тут шайба прилетает.
И вот по краю идет Саша Мартынюк. Ловлю силовым, Мартын отмахивается – Васильеву клюшкой по деснам! Ну, понеслось! Меня определили как зачинщика – дисквалифицировали до конца чемпионата, матчей на шесть.
– Чернышев оштрафовал?
– Штрафов тогда не было. Мы стояли на зарплате в воинской части. Чтоб отнять деньги, нужно решение зампреда КГБ!
– Удобно.
– Мог что-то урезать на премиальных, они от 30 до 100 рублей. Но я ж за Валерку заступился!
– Мартынюка прилично поколотили?
– Попал разок. И он разок дотянулся. Раньше было проще драться, все открыто. Это теперь шлемы, перчатки и никакого ущерба здоровью в драке.
– Когда нет зубов, как у Васильева – чем жевать?
– Ему быстро сделали на присосках. Выходил на матч – снимал. А у меня на специальных крючках. Вот, смотрите.
– Восхитительная работа.
– А у Сашки Мальцева беда. Убрали нижние зубы, ввернули штифты. Все отторглось!
– Васильев – самая атлетичная фигура, которую видели?
– Да, красавец! Одни мышцы играют. Сологубов такой же. У ЦСКА база была под трамплином на Ленинских горах. Из Хабаровска пригласили Трегубова, а тот кататься не умеет. Тарасов его часами гонял на ледяном пятачке. Там же меня Сологубов попросил: "Отломай чашечку от алюминиевой ложки, принеси". В ботинок подкладывал!
– Зачем?
– У него с войны в косточке ноги осколок сидел. Если шайбой попадут, боль жуткая. Шайбу как надо встречать?
– Как?
– Ногу развернуть пальцами вперед. Уколов не развернул, засадили в плюсневую косточку – трещина. Играл с ней, пока совсем больно не стало. Сделал снимок – и не поехал на Олимпиаду-1960. Пока канадцы не изобрели специальные ушки на ботинок, которые косточку прикрывают, Сологубов нашивал ложку.
– При небольшом росточке Сологубов был человеком невероятной физической силы.
– Но как делал "мельницу"! Потом Виталик Давыдов исполнял то же самое. На мне отрабатывал.
– Романтично.
– Чернышев придумал. Давай, говорит, объезжай Давыдова, а он будет подсаживаться. Пусть закрепляет навык.
– В Скво-Вэлли в перерыве матча США – Чехословакия Сологубов посоветовал американцам кислородные баллоны. Наша сборная тоже пользовалась?
– Нет! Всю Олимпиаду лежали в раздевалке, но к ним никто не прикасался. Здоровья у нас хватало. Хотя Скво-Вэлли в горах, воздух разреженный. Чехи вели 4:3, в третьем периоде получили от американцев пять шайб и закатили скандал. Едва не настрочили в советское посольство ноту протеста. Дескать, как же Сологубов мог так поступить с товарищами по соцлагерю? На самом деле история выеденного яйца не стоит.
– Вы полагаете?
– Разве что психологический эффект был. Да, в раздевалке освежился, обогатил кровь кислородом. Но с баллоном не площадку не выйдешь. А там через две-три смены все сгорает. Снова дышишь разреженным воздухом. Кому в Скво-Вэлли было хорошо, так это австралийцам.
– Почему?
– Полный расслабон. Приехали с женами. В перерыве не уходили в раздевалку, а усаживались с ними на трибуне, потягивали пивко. Сыграли шесть матчей, пропустили почти сотню шайб и укатили. Но мы с Австралией не встречались – она была в другой группе.
– Что помешало сборной СССР забраться выше третьего места?
– Самое обидное поражение – от американцев. Перед Олимпиадой регулярно громили их в контрольных матчах, отгружали по десятку. В "раме" был Джек Маккартан. В Скво-Вэлли он считался запасным. Шанс выпал, когда основной вратарь сломал ногу. Мы обрадовались: "Этот – ручной, наколотим, сколько захотим…" А здесь тащил всё! До сих пор понять не могу, как не забил в пустые ворота. Шайба отлетела от борта, метров с двух бросил "метелочкой" – казалось, наверняка. Но длиннющий Маккартан успел выставить кеглю. Сначала нас обыграл в одиночку, следом канадцев – и сделал сборную США чемпионом.
– Тарасов бушевал?
– Первые дни было спокойно. Рейс из Нью-Йорка в Москву – раз в неделю. Решили нам показать страну. То в Сан-Франциско на крокодиловую ферму отвезут, то в маленький Лас-Вегас – городок Рино. Заглянули в казино. Здание – как футбольный манеж, вдоль стен игровые автоматы. Сидят старушки, дергают за ручку.
– И вы подергали?
– Трудно удержаться, когда от "одноруких бандитов" в глазах рябит. Проиграл долларов двадцать.
– А Тарасов?
– Он к автоматам не приближался. В аэропорту, когда ждали московский рейс, отозвал в сторонку Якушева, Грошева и меня. К Витьке претензий было мало. Больше досталось нам с Женькой. Распалился: "Вы, комсомольцы, надежд не оправдали…" Грошеву пригрозил: "Компетентные органы разберутся с тобой игрой". Повернулся ко мне: "А тебя, молодой человек, сдам в армию".
– Опечалились?
– Пожал плечами: "Я с 1957-го – в войсках МВД. Дивизия особого назначения имени Дзержинского. Скоро демобилизуюсь". Тарасов в крик: "Как?! Ты же был у нас в директиве! Куда смотрел полковник Мей?"
– Это еще кто?
– В центральном военкомате отвечал за призыв хоккеистов. Те, на кого указывал Тарасов, попадали в директиву. И делил их с Чернышевым. Допустим, берет кого-то в ЦСКА, взамен отдает "Динамо" двоих из СКА МВО. Под колпаком были все, кроме московского "Локомотива" и горьковского "Торпедо".
– Почему?
– Из "Локомотива" Тарас пытался увести тройку Снетков – Якушев – Цыплаков. Вмешался Бещев, министр путей сообщения. Парней не тронули. То же самое с горьковской тройкой Халаичев – Чистовский – Сахаровский. Где-то на уровне ЦК прозвучала фраза: "Если они уйдут – ГАЗ встанет". Зато из "Химика", "Трактора", других клубов захомутать в армию могли любого.
– В Скво-Вэлли получили три медали?
– Да. За Олимпиаду и чемпионат мира – бронзу, за "Европу" – золото. Все турниры впихнули в один.
– Премии тоже было три?
– Ха! Ни копейки не заплатили! Олимпийскую бронзу восприняли как провал. Нас никто не встретил, даже автобус в аэропорт не прислали. Добирались на перекладных.
– Как страна оценила золото Инсбрука-1964?
– Сразу выдали около десяти тысяч шиллингов. И в рублях немножко – уже в Москве. Всех чемпионов наградили медалями за "Трудовую доблесть" либо орденами Трудового Красного знамени… А меня и Борю Зайцева – грамотой.
– Обидно.
– Аркадий Иванович удружил. Из лучших побуждений. Сказал: "Выбил вам почетную грамоту президиума Верховного совета РСФСР. Гарантированная прибавка к пенсии!" Но Союз развалился, законы поменялись, вместо доплаты – дырка от бублика.
"ЧЕЗЕТТА"
– В 1961-м ЦСКА без Тарасова сенсационно проиграл "Динамо" – 5:14. Пучков нам рассказывал: "С первых же секунд у моих ворот начались чудеса. Защитники расступались, позволяли расстреливать. Позже выяснилось, что несколько хоккеистов сдали матч. Их подговорил Тарасов, который хотел вернуться в команду".
– Брехня. Тарасов после 5:14 действительно снова возглавил ЦСКА. Но я знаю отношение к нему Сологубова, Трегубова, других ребят. Как тренера уважали, но по-человечески не переносили. На сделку с ним в жизни бы не пошли. Да и не заметил я на площадке "чудес". Игра была от ножа.
– Если от ножа, как же первый период закончился со счетом 8:0?!
– Просто залетало все. Плюс сработала домашняя заготовка. Я со сборной приехал из Канады. Чернышев спрашивает: "Чем порадуешь?" – "Обратил внимание, что канадцы постоянно забивают с прострелов" – "Это как?" – "Контратака, выкатываются два в одного. Первый, придержав шайбу, сильно пасует на дальнюю штангу, куда мчится второй. Тот подставляет клюшку, вратарь перекрыть угол не успевает…"
– Заинтересовался Аркадий Иванович?
– Да. На армейцах решили опробовать. Так Стриж – Сашка Стриганов – с этих прострелов пять шайб Пучкову завалил!
– Пучков нас уверял, что играл на мандолине. Правда?
– Может, дома? В сборной с мандолиной точно не появлялся. Но музыку обожал. Вкусы менялись. То джаз запишет, слушает с утра до вечера. То неожиданно все сотрет – переключится на классику. Потом опять джаз.
Интересный человек. Как-то в Москве сборная провела товарищеский матч. Вернулись на базу, поужинали. Чернышев на разбор вызвал динамовскую тройку – Юрзинова, Волкова и меня. Обсуждали игру, Аркадий Иванович покуривал в форточку. Вдруг воскликнул: "Смотрите!" Мы прильнули к окну.
– И что?
– В сумерках по снегу шел мужик. Закутавшись в пальто, меховой воротник приподнят, шапка с белым помпончиком натянута на уши. Пригляделись – Пучков. Босиком! Наутро спросили Чернышева: "Говорили с Колей? Что это было?" – "Ответил – закаляю характер".
Пару лет ездил на мотороллере "Чезетта", который подарили в Чехословакии как лучшему вратарю чемпионата мира-1959. Привозил на тренировки Сашку Альметова, шлем ему купил. Они дружили.
– Хотя совершенно разные. Альметов – гуляка, Пучков – режимщик.
– Да, Коля не пил. Исключение – Скво-Вэлли. У него был бурсит, а там усугубил травму. Ежедневно из локтя откачивали жидкость. Мучился, ночами не спал. Два матча вместо него сыграл Женя Ёркин по прозвищу Теркин. В олимпийской деревне поселились в одной комнате – Пучков, Якушев, Грошев и я. Рядом домик, где австрийцы рекламировали Инсбрук-1964. Каждому гостю вручили сумку с сувенирами, в том числе шесть маленьких бутылочек – вискарик, шнапсик, водочка. Пучков увидел, оживился: "О! Всё забирайте, шкалики мне". Прикладывался тайком, чтоб боль заглушить и уснуть.
О сыне мечтал, но было три дочери. Ребята травили: "Когда с Риткой ложишься, шапку с помпоном клади под подушку!" Узнав, что опять девочка родилась, Пучков так огорчился, что пришел домой, молча бросил шапку на пол. Несколько дней с женой не разговаривал… В Ленинград Пучков уехал с навязчивой мыслью – составить конкуренцию Москве.
– Тарасову?
– Не Тарасову, а именно Москве! Тоже не сбылось. То тренировал СКА, то в Швеции работал. За Полярным кругом. Недавно встретил в Сестрорецке Валентина Быстрова, как раз Пучкова вспоминали…
– Быстров жив? Вот уж кому лет сто.
– 86!
– В сборной против канадцев пускали в ход кулаки?
– Там мы драться не могли. Тарас говорил: "Будем толстовцами". Потом появилось выражение – "дать острастку". С этим тоже вопрос – канадцы здоровенные! Каждый обучен основам бокса!
– Ну и вы бы ввели.
– У нас другое хотели ввести. 15 июля, как обычно, выходим из отпуска, Чернышев объявляет: "Сегодня вместо гимнастики – в зал борьбы". Пригласил, оказывается, лучшего в СССР тренера по самбо. Тот берет слово: "Вы часто на льду падаете. Это надо делать правильно, чтоб избежать травм". Подозвал двух самбистов – те показывают.
– Как?
– Один проводит "мельницу" – а фокус в том, что, падая, нужно амортизировать рукой о ковер. Уваров, из волны первых чемпионов мира, усмехнулся: "На что ж нам опираться, если в двух руках клюшка? Куда ее откидывать?" Самбисты задумались. Что-то не сходится! Задумчивость прервал Чернышев: "Все, уделяем внимание общей координации. Прыжки, перевороты, кульбиты…"
КРЕСТНИЧЕК
– В товарищеском матче с ЦСКА вы чуть не отправили на тот свет Юрия Моисеева.
– Да не факт, что я виноват…
– Неужели?
– У борта боролся с Моисеевым. Заметил краем глаза, что в меня летит Мишаков, перехватив клюшку двумя руками. Этот прием назывался "шейный пластырь". Или "шлагбаум". Если вмяли в борт, костей не соберешь. Я пригнулся, упал, Мишаков сверху, рядом еще кто-то из армейцев свалился. А под нами Моисеев барахтается.
Кто наступил ему коньком на горло? Обвинили меня, потому что в куче-мале из "Динамо" оказался я один. Наверное, решили, что свои нанести травму не могли. Хотя – кто там присматривался?
Свисток. Поднялись, разъехались. Юра держится за шею, но мы даже не придали значения. На площадке-то – ни кровинки! Хлынуло из раны по дороге в медпункт. "Скорая" увезла в больницу. Жизнь висела на волоске. Но узнали об этом только после матча.
– Годы спустя как складывались отношения с Моисеевым?
– Нормально. Когда его в "Динамо" позвали тренером, столкнулись на катке. Юра первым делом рубашку расстегнул, показал жуткий шрам: "Ну, привет, крестничек…"
– Кто сильнее как тренер – Чернышев или Тарасов?
– Ромишевский всю жизнь мне повторял: "Тарас – великий!" Но было, что ответить. Сколько раз Тарасов выиграл чемпионат мира или Олимпиаду в роли старшего тренера?
– Ни разу.
– Правильно! А Чернышев без Тарасова побеждал с 1954-го. Тарасов на том чемпионате мира в Стокгольме был в группе наблюдателей. Так подговаривал Боброва сдать матч канадцам!
– Любим мы такие подробности. Зачем?
– Чтоб гарантированно занять второе место. Сохранить силы на шведов. Казалось, те послабее. Бобров ни в какую: "Будем играть!" Потом рассказал Аркадию Ивановичу.
– Реакция?
– Нахмурился, и все. Ни Тарасову, ни ребятам не стал говорить. Разработал план: "Быстрые передачи, чтоб канадцы не успевали применять силовые приемы. Главное, использовать свои моменты". Выиграли 7:2.
– Это довод для Ромишевского.
– "Все равно он сильный!" Ладно, отвечаю. Тарасов без Чернышева – ничего. А когда их спарили, пошло дело. Хотя Чернышев долго отказывался с ним работать.
– Почему?
– Во-первых, эпизод в Стокгольме. Во-вторых, человеческие качества Тарасова. Коварный, двуличный. В ЦСКА говорили: "Если Тарас обнимал – готовься к отчислению". Так было с Венькой Александровым, Альметовым, Локтевым.
– В 1963-м Чернышев и Тарасов объединились в сборной.
– В ЦК сказали: "Надо!" Тогда Аркадий Иванович выдвинул условие: "Я – старший тренер, определяю состав, тактику. Тарасов – второй, пускай отвечает за функциональную подготовку".
Сперва Чернышев выходил в коньках, но вскоре работу на льду целиком отдал на откуп Тарасову. Сам с лавочки наблюдал. Тарасов фонтанировал идеями. Придумал миллион новых упражнений. Постоянно что-то добавлял, усложнял, совершенствовал. Все было направлено на улучшение физических кондиций игроков. Писал книги, которые двигали хоккейную науку. А вот у Чернышева почему-то ни одной методички.
– Аркадий Иванович после инсульта не восстановился?
– Половина тела была парализована. Говорил плохо, передвигался с помощью деревянной "этажерки", которая в Союзе заменяла ходунки. В таком состоянии прожил девять лет. Как-то пригласил на день рождения Мальцева, Васильева, председателя ЦС "Динамо" Валерия Сысоева, его зама Вячеслава Соловьева и меня.
– Вы о Вячеславе Дмитриевиче Соловьеве?
– Нет. Тот – старше, футболист, тренировал московское "Динамо", киевское. У Вячеслава Евгеньевича, или Славки Соловья, футбольные успехи скромнее, зато в хоккее с мячом – легенда, пятикратный чемпион мира. Славка притащил аккордеон, играл "Подмосковные вечера", "Команду молодости нашей", Чернышев тихонько подпевал.
Борька, его сын, рассказывал, как инсульт случился. Аркадий Иванович запер машину в гараже, пошел домой. Около подъезда – арка. Хотел лужу перепрыгнуть, поскользнулся, ударился затылком. Минут сорок на холоде пролежал. Люди проходили, думали – пьяный. Пока соседка не узнала.
ГЕРМАФРОДИТ
– Самое ваше серьезное общение с докторами приключилось в 60 лет?
– Белаковский помог. Заставлял всех в ветеранской команде обследоваться в диспансере ЦСКА. Рентген показал, что у меня на одном суставе хряща нет, стерся. Повез Олег Маркович в госпиталь Бурденко к приятелю, главному травматологу армии. Взяли бутылку коньяка.
Этот полковник увидел мою походку – все понял. Был бы я армеец, сделали бы бесплатно. Раз динамовец – 5 тысяч долларов в кассу.
– Где взяли?
– Взять мне было негде. Узнаю о постановлении Тягачева – олимпийские чемпионы могут делать операции за счет государства. Написали в правительство Москвы. Кострюков больницу посоветовал: "Я делал в Боткинской. Из окна палаты – динамовские трибуны, мачты. Тебе будет приятно…"
Общий наркоз мне нельзя. Всю операцию наблюдал на экране! Полтора часа мучились, не могли ноги отрубить!
– Ох.
– Кострюков навестить пришел, говорит: "Я ужаснулся. Внизу лежит кувалда, фреза, чем отпиливать…" Так и было, фрезой шуровали. Взглянул на экран – испытал шок, отвернулся. Спрашиваю: "Можно, романсы буду петь?"
– Пели?
– Мурлыкал.
– Какие романсы? "Отцвели уж давно"?
– Нет! (Напевает.) "Гаснет луч пурпурного заката, синевой окутались цветы…"
– Браво, Станислав Афанасьевич.
– Эту цыганщину я любил. Пою – а из меня струя крови бьет. Специальный пылесос ее засасывает. Отпиливают мне этот вертел, заливают особым цементом. Вертлужная впадина тоже искусственная, в ней сустав крутиться будет. Весь секрет в том, чем это покрыто. Нулевое трение!
– Могли бы такого человека за границей прооперировать. За счет общества "Динамо".
– Чтоб Витьку Якушева прооперировать в шведском Королевском госпитале, всем миром деньги собирали. Тогда солидную сумму в валюте внес Виктор Тихонов! Кто-то знает об этом? А первой у нас такую операцию сделали Шуре Чудиной.
– Это персонаж.
– Величайшая спортсменка! Многократная чемпионка по пятиборью. И метала, и в высоту прыгала. Капитан сборной СССР по волейболу. А еще – гермафродит.
– Мы-то думали, как к этой теме подойти деликатнее. Шура брилась?
– Да что вы! У нее нормальное женское лицо! Бюст проступал. Может, что-то подкладывала. По слухам, какой-то зачаточный мужской член. Недоразвитый. Поэтому, приезжая играть в волейбол на "Динамо", переодевалась первая. Выйдет в майке и спортивных трусиках, – заходят все остальные. В душе тоже мылась отдельно.
– Курила "Беломор".
– "Приму". Это во время войны "Беломором" дымила, работая на полуторке. Шофером служила при больнице в Варсонофьевском переулке. Трупы вывозила. Говорила, туда они попадали из лубянской тюрьмы. Ночью. Везла в район Домодедово, там полигон. Где и прикапывали.
Шура – человек, приятный во всех отношениях! Мы мотались по воинским частям, пионерлагерям с рассказами. Настолько задорно излагала! После засадит граненый стакан водки, и ни в одном глазу.
– Надо думать, в пионерлагерях не рассказывала о романе с конькобежкой Ингой Артамоновой. Из-за этого романа Артамонова погибла – муж узнал и зарезал.
– Мы были соседями в динамовском доме на Башиловке. Чудина – на седьмом этаже. Мама очень приличная, настоящая русская женщина. Куда-то уехала, и Шура привела Юльку, яркую блондинку. Стала жить с ней.
– Официантку?
– Администратор кинотеатра "Россия". Но до этого у Шуры действительно была связь с Ингой.
– Как они познакомились?
– Артамоновой в этом доме дали квартиру на двоих с конькобежцем Генкой Ворониным, чемпионом мира. Расписались. Внезапно Воронин узнает, что его жена с Чудиной! Схватил сувенирный китайский ножичек, типа ятагана, – и убил.
– Это непросто – убить сувенирным ножичком.
– Попал точно в сердце. Костяная ручка, с иероглифами. Изогнутый по форме, сувенирный. Несерьезный ножик!
После говорили, что можно было спасти, если б дождались врачей, не вынимали нож… В больнице отключили бы сердце, как-то зашили – оставив рубец словно после инфаркта. Генку посадили. Больше не встречал. Уехал в родную деревню.
– А Инга коренная москвичка.
– Мы с детства знакомы. Каток на Петровке был самым посещаемым местом, вся Москва валила! Часа два нужно было отстоять за билетами. Окна Артамоновой выходили прямо туда. Так и пристрастилась к конькам. Девушка яркая, нам нравилась… А как привлечь внимание?
– Как?
– Сбивали ее. Подкатимся – бац, по ноге. Она за нами бежит.
– Ухаживать пытались?
– Нет. Я же не буду ехать, ухаживать на Петровку – раз живу на Мещанке. Там своих девчат навалом.
– С Шурой Чудиной про Ингу говорили время спустя?
– Нет, это – табу. Даже Юлю никто с ней не обсуждал. Ну, живет – и живет. Всем было ясно, конечно.
– Она с этой Юлей жила как мужчина? Или как две женщины?
– Вот об этом не могу ничего сказать.
– Самое интересное.
– Это такое дело, что надо присутствовать… Мало ли! Для советского человека было дико. А сейчас никого не удивишь. Твердит же Элтон Джон, что геи спасут мир.
– В советском хоккее "голубые" были?
– Вообще темы не возникало. Ни одного не знаю.
РОМАН
– Фетисов в книге написал, что вы в динамовской школе его забраковали.
– Славка ошибся. Сказал ему, когда вышла книжка: "Ты все перепутал!" У меня были пацаны 1957 года рождения. Он – 1958-го, с ними работал Юра Крылов. Жил Фетисов на Коровинском шоссе, во дворе хоккейная "коробка". Там начинал. Потом с ватагой мальчишек пришел записываться в "Динамо". Мы с Крыловым разделили их по возрастам, устроили тестирование. К концу тренировки Юра указывает на Фетисова: "Малый вроде ничего. Пусть полгодика покатается, осенью возьму". Обиженный Слава перешел через дорогу – и оказался в ЦСКА. А меня запомнил как "забраковавшего".
– Где отыскали юного Зинэтуллу Билялетдинова?
– Был на берегу Яузы стадиончик, дворовые команды проводили чемпионат района. С динамовскими тренерами поехали смотреть. Билл играл нападающего. Обводкой не блеснул, но отметили, что здорово катается. Даже спиной вперед. Пригласили в "Динамо", он, как ни странно, замялся: "Да я не знаю…" – "Мы не торопим. Подумай". Явился через пару дней.
– Почему его в оборону перевели?
– Форвардов в "Динамо" было много, а защитников не хватало. Попробовали Билла – получилось. Хотя Чернышеву приглянулся не сразу. Напихал Давыдову: "Ты кого привел?! Что ж он такой худой?" – "Подкормим! Мальчик перспективный, отличное катание…" Давыдов всегда был за Билла горой. Со временем окреп, раскачался.
– Главная черта его характера?
– Настырный, как все татары. Руслан Батыршин – такой же. Жесткий, неуступчивый, легко мог врезать, подраться. Тоже мой воспитанник.
– С родителями Билялетдинова знакомы?
– Отца никогда не видел. Мама на игры приходила. Славная женщина. Однажды весной беляши принесла: "Угощайтесь! Еще горячие, сама напекла…"
– Вы давно живете с вдовой Боброва Еленой Николаевной. Как завязался роман?
– Роман… От такого рОмана вся роща переломана! Начну издалека. Всеволод Михайлович скончался рано – в 56. Лена осталась с маленьким сыном, Мишей. В ЦСКА помогли, 25 лет отработала в ледовом дворце. В том числе – заместителем директора.
Затем возглавила фонд имени Боброва, через него проходили ветеранские поездки. А по линии Союза спортсменов для олимпийских чемпионов организовали морской круиз. Позвали Валентину Тимофеевну Яшину и Елену Николаевну. Поселили их в одной каюте. Тимофеевна как-то шепнула: "Стас, Лена глаз на тебя положила". Но продолжения не последовало. Общались по-дружески.
– Вы были женаты?
– Да. Неля шесть лет боролась с онкологией. Рак победил… Дальше умирает Толя Фирсов. Хоронили в его деревне, подмосковной Фирсановке. В семье ситуация непростая, поминки не устраивали. Возвращаемся на автобусе, думаем – неужто великого хоккеиста не проводим по-человечески? Сели в кафе дворца спортивных единоборств ЦСКА – Елена Николаевна, Гена Андрианов, бывший хоккеист "Динамо", Люда, племянница Фирсова и я. Помянули. Елена Николаевна пригласила всю компанию к себе на дачу, под Истрой.
– А вы?
– Выбрали день – и приехали втроем. Она запекла кусок свинины, нафаршировала чесночком. Выпили, закусили. Остались ночевать. Говорю Андрианову: "Пойду к Елене Николаевне". Генка насупился: "Нет! Я пойду!" Боброва услышала, рассмеялась: "Фиг вам! Во-о-он туда пойдете…" Легла в свою комнату, а нас с Генкой запихнула в дальнюю. Потом я снова приезжал, брал грабли, лопату, по хозяйству помогал. Ну и закрутился рОман. Объединились! Уже 15 лет вместе.
– Миша Бобров чем занимался?
– Впервые увидел его на похоронах Всеволода Михайловича. Маленький Миша сидел около гроба в кепке из букле – точь-в-точь, как у Боброва. Играл в хоккей, причем в пятерке с сыновьями Генки Цыганкова, Рагулина и Грошева. До отцовских высот никто не дотянулся. Миша окончил военный институт физкультуры, трудился в ЦСКА.
– А корабельный бизнес?
– Да какие корабли?! Предложили купить на судоремонтном заводе в Перми речной трамвайчик. Деньгами помог тесть. Бизнес только-только запустили – и вскоре Миша погиб. Кстати, судно по сей день бороздит Москва-реку.
– Миша разбился на мотоцикле?
– Да, возле дачи. Поехал в соседний поселок договариваться о стройматериалах. Скорость высокая, навстречу выскочила машина. До больницы не довезли. Врачи сказали: "Чудовищная кровопотеря. Травмы, несовместимые с жизнью…"
– Водителя посадили?
– Нет. До сих пор по решению суда выплачивает деньги за потерю кормильца. Сумма небольшая – то ли две тысячи рублей в месяц, то ли три. Закончит, когда Сева, сын Миши, получит диплом. Сейчас он студент 3-го курса МГУ.
– Всеволод Бобров-младший со спортом связан?
– Гены не сработали. Занимался плаванием, единоборствами. Теперь пейнтболом увлекся. Но на первом месте – учеба.
– За 15 лет хоть раз были близки к тому, чтоб разъехаться с Еленой Николаевной?
– Нет. Случаются шероховатости, но я быстро отхожу. А она – еще быстрее. Если перегнет палку, тут же идет мириться. Живем гражданским браком, не расписаны.
– Почему?
– Чувства важнее штампа. Нам и так хорошо!
