Один из самых скандальных матчей советского футбола. Погром в Кутаиси закончился жертвами
Об игре 1970 года, договорняках, Лобановском, Семине и многом другом — в большом интервью арбитра Сергея Беляева.
Мы знали об одном из самых скандальных матчей в истории советского футбола — когда 30 октября 1970 года домашнее поражение кутаисского «Торпедо» от «Пахтакора» вылилось в демонстрации и погромы. С человеческими жертвами.
Добрые горожане взяли в осаду стадион, требуя выдать арбитров на растерзание. Но они надежно укрылись внутри.
Кто бы мог подумать, что жив один из тех судей — и всё-всё помнит!
Сергей Беляев, входивший в бригаду еще Николая Латышева, встречает нас в своей квартире. Решив, что с тайн советского футбола за давностью лет гриф «секретно» стерт. Рассказывать можно всё. В том числе — про кутаисскую историю. А мы и рады.
Он дает дунуть в какой-то золоченый свисток. Надевает на одного из нас тюбетейку, полученную в прощальном матче. Показывает фотографии собственного изготовления и включает голос Яшина на древней кассете. Читает наизусть стихи и на седьмом часу разговора грозит продемонстрировать 330 футбольных программок. Только надо забраться куда-то на стеллаж. Что нашему герою, безусловно, по силам.
Все это могло тянуться до утра — но мы решили: пора и честь знать.
Сергей Александрович провожал нас, слегка горюя:
— Программки так и не посмотрели...
Беляеву — 90. Мы думали, он — шаркающий ногами старец. Мало что помнящий. У которого быль переплелась с туманом потустороннего.
А он моложе нас!
Погром
— Начнем с Кутаиси?
— Давайте!
— Мы много читали про погром на матче, который вы судили. Аксель Вартанян не позволил эту историю забыть.
— Мы с Юрой Бочаровым, главным арбитром того матча, даже ездили к Вартаняну, что-то вспоминали...
— Бочаров незадолго до смерти давал интервью. Рассказал — в день игры к нему подошли Зураб Тодадзе, кутаисский судья, и какой-то партиец. Протянули сверток: «Здесь шесть тысяч рублей». Чтобы отсудил «как надо».
— А дальше?
— Ответил в шутку: «Если продаваться, то за десять». Те переглянулись: «Хорошо, все будет». Уже перед самым матчем на стадионе кто-то протянул другой сверток. В котором лежали десять тысяч. Бочаров не взял.
— Как любопытно. От вас узнаю! Мне ничего такого Бочаров не рассказывал. Вообще-то свистопляска с этим матчем еще в Москве началась. Судить должен был Валентин Липатов. Но его почему-то сняли и подсунули матч Бочарову. А в то время куда-то доехать, не имея знакомых в кассах, не раздавая шоколадки, — нереально! Я добирался в Кутаиси через Сухуми.
— С вами Юрий Черников, второй ассистент?
— Он судил где-то на Украине — летел оттуда. Бочаров — из Москвы, но своими путями. Мне на дубле работать, еле успел — уже Черников готовился выйти. Увидел меня на стадионе, выдохнул: «Ой, слава богу. Я так устал от этой дороги...» А вокруг поля ходил Михаил Якушин.
— Он тренировал «Пахтакор»?
— Да. Тот самый Тодадзе мне помогал, ха! Я наказываю кого-то из «Пахтакора» — Якушин: «Ты что свистишь? Там Тодадзе рядом стоит!» А от него перед матчем вином разило. Ага, думаю, «рядом стоит»...
— На дубле-то без приключений?
— Все отлично. Сидим, ужинаем. Никаких разговоров о завтрашней игре. Ни-че-го. Да и Бочарова-то еще не было с нами. Он через Тбилиси добирался. С ним кто-то «работал» по пути, видимо. Понимаете?
— Как не понять.
— Наутро встаем — проливной дождь! Завтракаем — снова про матч ни слова. Ко мне из местных никто не подходил — мол, «надо выиграть». Наверное, вся работа шла через Бочарова. Хотя Юрка потом говорил — «ничего подобного не было». Да и судейство его доказало — ничем не соблазнился. Так на матч еще приехал Валентин Гранаткин!
— Боже. Шеф всего советского футбола.
— Вот зачем он приехал, как думаете?
— Кутаиси поддерживать?
— Нет! «Пахтакор»!
— Из-за Якушина?
— Да Якушин здесь ни при чем. Республика — Узбекистан! Дважды Герой Соцтруда Рашидов — первый секретарь ЦК, главный хлопковод! Брежневу лучший друг, чемоданы с деньгами, рекорды по хлопку... Я сам как-то прилетел в этот Узбекистан — меня чуть не отправили хлопок собирать. «Чем вы заняты? Ничем? Давайте-ка! Все работают!»
— Итак — Кутаиси. Утро.
— Вопрос стоял: играть или не играть? Ливень! Ну, решили играть. Я в первом тайме работаю по нападению «Торпедо». Черников — по «Пахтакору». Под этим ливнем гости быстро забили два. Чуть ли не с линии ворот. По мячу ударить-то невозможно — но затолкали!
— Ну и как вам на бровке?
— Повезло, что дождь убрал часть зрителей. За моей спиной главная трибуна. Стоит поднять «вне игры» — свист, камни...
— Рядышком падают?
— Где-то сзади. Но чувствую — близко! На следующий день выяснилось — все-таки попали. Спина болела.
— Эх. Не убереглись.
— Несколько раз хитрил — чтобы не поднимать флаг, ждал: вдруг мяч в лужу попадет, застрянет? Точно — попадает! Момент загашен. Зрители-то буйные! А «Торпедо» сделать ничего не может, вся игра в центре вязнет. Дело к перерыву. Там на пути к раздевалкам такой проем, полный воды, — маленький Бочаров как ступил туда, так и ушел по пояс...
— Вот это картина.
— В судейской выжимаем одежку. Заходит Гранаткин — и ко мне: «Вы дважды «вне игры» пропустили!» Я спиной стою — он повторяет громче: «Я к вам обращаюсь!» Хорошо, отвечаю. Постараюсь больше не пропускать. А из-за спины Гранаткина два местных гражданина слушают. Ага, значит, боковой в чем-то виноват...
— Обстановка накаляется.
— Время спустя в Москве в федерации футбола собрали нас и игроков кутаисского «Торпедо». Один из них выдал — дескать, «Гранаткин заявил, что лайнсмен Беляев плохо судил». Вот что значит — не к месту и не там сказанное! Как можно все перевернуть!
— Что было во втором тайме?
— Выходим играть — бах, третий мяч! «Торпедо» еле-еле один отыгрывает, до конца минуты четыре. Бочаров в ворота хозяев назначает пенальти. Вот здесь-то все и началось...
— Что видели вы?
— Гогия, вратарь «Торпедо», подбегает — и бьет Бочарова! Тот его удаляет. А Гогия встает у штанги — и не уходит. Кое-как вытолкали. В воротах защитник. Но перед этим подходит к Берадору Абдураимову, лучшему нападающему «Пахтакора». Разговор у них такой: чтобы не накалять обстановку, пенальти забивать не надо. Вот и уточняет: «В какой угол будешь бить?» — «В правый...»
— И?
— Защитник не понял, в какой правый — от себя или от бьющего. Летит к одной штанге, мяч тихонечко закатывается под другую. 1:4!
— Мгновенно полыхнуло?
— Вижу — Абдураимов идет к центру, Бочаров свистит: конец игры! Защитник Шергелашвили подбегает к Абдураимову и ка-а-к даст сзади! Так врезал, что Берадора унесли на носилках. Бочаров человек опытный, почувствовал, чем пахнет, — хоп, и скрылся с первой массой уходящих.
— А вы — не такой опытный?
— Я в центре поля с Черниковым! Рядом Любарцев, вратарь «Пахтакора». А на трибунах что творится! Сделаем шаг к раздевалке — летят камни. На стадионе был второй выход, мы туда — и здесь люди. Все перекрыто. Тоже кирпичи над ухом свистят.
— Где ж они столько камней взяли?
— Откуда я знаю? Милиционер с микрофоном, полковник, кинулся нам на подмогу. Так и в него кирпичом засадили — унесли на носилках! Потом Любарцева как-то вывели из-под обстрела. Никто не бросал камни, начали внезапно аплодировать. А мы с Черниковым стоим. Что делать? Уже темнеет!
— Народ не расходится?
— Наоборот, спускается ближе к нам. Милиция где-то в стороне. Все, думаю, нужно рвать когти!
— Давно пора.
— Снял с петличек белый воротничок — чтобы в полумраке не отсвечивал. Развернул флаг над головой — и как дунул в проход! Лишь бы, думаю, в глаз не попали. По голове уж ладно. Но не в глаз!
— Какое трезвомыслие.
— Проскакиваю нависающую толпу — и только стук шипов о кафельный пол. Цок-цок-цок. Пробегаю мимо раздевалки «Торпедо». Навстречу мне Херхадзе, лучший кутаисский полузащитник. Замахивается — я ему флагом: р-раз!
— Собирался вас ударить?
— Конечно! Еще кто-то рвался из раздевалки — но их удержали. Не пустили за мной следом. Я по лестнице через две ступеньки, нырнул в судейскую...
— А Черников?
— Юра кое-как пробрался без травм. Но уже после меня. Наверное, к нему претензий не было. Он «вне игры» не пропускал, хе-хе.
— Сидите вы в судейской — и?
— Милиция к нам пришла. Вдруг в окно — бух! Кирпич! Стекло вылетело. Вот был ли с нами Гранаткин в тот момент — не помню. Может, позже появился. Помню, распахивается дверь и заходит Якушин. Справа стоял рижский приемник, панель кверху открывается. Михаил Иосифович видит — и своим тонким голоском: «А-а, приемничек...» И к нему: «Как в других городах сыграли?» Ё! «Как в других»! Тут кирпичи летят!
— Вот это человек.
— Ему кричат: «Михаил Иосифович, отойди! Сейчас камнем зашибут!» — и в этот момент кирпич ка-а-к ухнет в уже разбитое окно! Якушин аж присел на пол!
Толпа
— Мы ознакомились с вашей докладной запиской в федерацию футбола.
— Да? Ну вы даете! Что вычитали?
— Цитируем: «Когда я оказался под трибунами, меня встретил Херхадзе. Ударил в спину. А когда я пробегал мимо раздевалки «Торпедо», оттуда выскочил Цверава и нанес удар кулаком по голове. Он же пытался ворваться в судейскую, но не был допущен...»
— Вот — значит, так и было! Что-то я подзабыл — а тогда-то свежие впечатления. Если написано, что Херхадзе ударил, — значит, ударил.
— Страшно было?
— Еще бы! Но смешной штрих — я схватил протокол дубля и спрятал под рубашку. Меня даже сумка с вещами, оставленная в гостинице, не волновала! Думал: вот приеду в управление футбола. Там спросят: «А где протокол с дубля?» Если утрачен — все, я пропал!
— А тут вы его из-под рубашечки и достаете.
— Ну!
— Сколько в судейской просидели?
— Долго! Вышли в узенький коридорчик, встали у стены. Одна дверь выходит во двор, другая ведет куда-то на трибуну. В ложи. Оттуда доносится с грузинским акцентом: «Судью нам! Судью нам!»
— Какая прелесть.
— Приехала пожарная команда. Развернули шланги. Говорили, что милиция двоих шлепнула!
— Вы не слышали?
— Было затишье — ощущение, что народ сбегал за оружием. Деревни-то рядом! Потом «Судью нам!» началось снова. Скандировали. В двери мы засунули ножки кресел. А когда с Бочаровым высунулись на трибуну, она уже опустела. Звезды сияют, небо чистое. Юрка говорит: «Может, побежим?» — «Куда бежать-то? Здесь одна дорога — через толпу. Иначе никак».
— Разорвали бы там?
— Да уж не пожалели бы. Тут Гранаткин подходит: «Да, футбол неуправляем...»
— Паниковал Гранаткин?
— Конечно! Видел же, что творится! Стреляют! Потом выяснилось — одного милиционера долбанули, другого, третьего... О волнениях в Кутаиси даже в Америке передавали! А все разрешилось знаете как?
— Как?
— Докатилась история до грузинского ЦК — срочно прислали милиционеров из соседних городов. Те быстро разобрались. Их руководитель оборачивается — и я вижу знакомое лицо!
— Откуда?
— Мы с ним в Ланчхути после матча выпивали — он там был начальником ГАИ. Тоже меня узнал: «Ты-то как здесь?!» — «Все тем же путем...» Мне сразу легче стало — свой человек. Смотрю на часы — 11 вечера. Надо в гостиницу за вещами.
— Толпы уже не было?
— Нет. Времени-то сколько прошло! Матч в 15.00 начался — люди голодные, злые... Да еще и подкрепление у милиции. Чего ждать-то? Разогнали на хер оставшихся. Отправили администратора «Торпедо» в гостиницу за нашими сумками. У Бочарова были пластинки с собой — всё побили, пока довезли!
— Специально?
— Наверное. Со злости или ударили, или швырнули. У меня хурма была, купил еще в Сухуми. Вся раздавлена в кашу!
— В аэропорту вас не караулили?
— Вот этого мы и опасались. Гранаткин сказал, что полетит в Москву через Тбилиси. А мы решили добираться до Самтредиа поездом. Подкатили две «Волги». В одну усадили Гранаткина, во второй мы. Едва выехали из Кутаиси — погоня!
— Как прекрасен, как горяч наш рассказ.
— Автомобиль показывает фарами — остановиться! Думаю — ё, неужели все продолжается? А машина-то обгоняет милицейская! Перекрывает дорогу. Выходят. Оказалось, в той сумятице у начальника местной милиции угнали «Волгу»! Ха-ха!
— Грешили на вас?
— Да. Приняли за ту самую «Волгу». А когда мы в Самтредиа сели в вагон, дали проводнику наказ: «Если будут спрашивать, подсаживался ли кто-то, — не признаваться!» Боялись — те, из Кутаиси, легко могли до поезда добраться.
— Никогда у вас мысли не возникало, что Бочаров в том матче что-то намутил?
— Нет! Ничего подозрительного в его действиях я не увидел. Да там «Пахтакор» на голову был сильнее!
Юг
— После в Кутаиси приезжали?
— Уже инспектором. Судил ведущий арбитр Украины, который еще на чемпионате мира оскандалился...
— Мирослав Ступар?
— Да! Я ему «четверку» поставил, он был недоволен: «Сергей Александрович, почему так-то?» Опять скандал — уехать со стадиона не можем! Я сразу Бочарова вспомнил — вновь сидим, ждем, когда народ разойдется. Хотя в главном моменте Ступар был прав, отменив из-за офсайда гол Кутаиси. А выиграл «Жальгирис»!
— Так за что «четверка»?
— Ступар другой моментик проспал. Мало кто заметил. Но я почувствовал: вот здесь можно было исправиться... Уж не знаю, что люди из Кутаиси делали, но в Москве их жалобу поддержал Яшин!
— Ого.
— Привезли пленку, организовали просмотр в Лужниках. Кабинет сборной был оборудован. Яшин, Соловьев, Симонян... И Александр Васильевич Табаков, мой недоброжелатель. Включаем видео — а там «вне игры» еще лучше видно, чем на стадионе! Хе-хе!
— Ну и какая реакция?
— Табаков поворачивается: «Сергей, что было-то?» — «Вот и смотрите, что было...» Затем, правда, сам указал на эпизод, за который Ступару оценку срезал. Табаков ухватился: «Что ж это?» Отвечаю: «Будто у вас таких моментов не было! Помните, как в Одессе судили — и потом в Москву звонили: «Что делать?» Табаков сразу: «У кого-то остались вопросы? Всё, свободны!»
— За год до погрома прошел в том же Кутаиси еще один веселый матч — с ростовским СКА. Сыграли 3:3, Херхадзе и Проскурин сделали по хет-трику, пытаясь опередить спартаковца Осянина в гонке бомбардиров.
— Я был в судейской бригаде!
— Явный же договорняк?
— Что мне об этом рассуждать — если туда приехал как разведчик Геннадий Радчук? Он все написал в «Футболе-Хоккее»!
— Мы отыскали ту заметку. Называлась «Скачок соискателей» — с эпиграфом «Гармония взаимной любезности процветала». Действительно — процветала?
- Честно вам скажу — во время матча не возникало такого ощущения. Футбол как футбол, голы как голы. Один невероятно красивый — «ножницами».
— Это кто исполнил?
— Проскурин. После той игры у него и Херхадзе стало по 16 мячей. У Осянина — 15, но в запасе два матча, в одном из которых забил. При равенстве голов приз лучшему бомбардиру решили отдать спартаковцу. Что ж, все справедливо.
— Судить на юге — большое испытание.
— Это вы мне говорите?! Я всю Среднюю Азию проехал, Северный Кавказ... Ох, случай был! Приезжаю в Азербайджан судить вторую лигу. Ночую у Тофика Бахрамова.
— Ого. Наша повесть соткана из легенд.
— Так посреди ночи воры полезли в квартиру! Тофик вскочил, выбежал. Как-то разобрался. Даже милицию не вызывали. Дом в самом центре Баку, правительственный. А балкон у Тофика — как половина сочинского пляжа. Громаднейший!
— Через балкон и залезли?
— Нет. Пытались вскрыть входную дверь. А мы с Бахрамовым спали в одной кровати! Она здоровенная, места хватало... Утром Тофик проводил меня на электричку, приехал я в азербайджанскую глубинку. Главным был московский арбитр — так в него яйцами бросали. Очень слабо судил!
— С трибун бросали?
— Сами игроки потом тоже что-то швыряли в спину. Возмущались судейством, ***.
— В вас монеты, бутылки кидали?
— Нет. Сталкивался с национализмом.
— Ну-ка расскажите.
— Сужу в Житомире. Российская команда играет с украинской. Кто-то из хозяев грубит — произношу: «Я вам замечание делаю!» Парень не реагирует. Повторяю: «Десятый номер, в красной форме!» Тот оборачивается: «Не в красной, а в червонной...» Уже пошли эти вещи.
— Что с трибун кричат — вы слышали?
— Иногда. Вот сужу в Ереване. Жара адская! А я всегда пример брал с Эльмара Саара. Знаете такого судью?
— Эстонец. С бриолином на голове.
— Он идет на поле — Европа есть Европа! Опрятный, аккуратный. А главное, белый платочек элегантно из кармана показывает краешек. Вот и я с таким же платочком начал выходить. В Ереване его достаю, вытираю пот — и тут бас с трибуны: «Пить надо меньше!»
— На футбольном поле чего только ни услышишь.
— Сбор в Сочи, «Шахтер» играет с киевским «Динамо». Я с фотоаппаратом за воротами. Судит Иван Иванович Лукьянов.
— Тоже легенда.
— О, да. Назначает штрафной — «Шахтер» выстраивает «стенку». Лукьянов отодвигает: «Отойдите, отойдите. А то сейчас мячом как долбанут — и яйца отлетят». Из «стенки» отвечают: «Да и *** с ними!»
Латышев
— Про вас говорят — любимец Латышева. В самом деле?
— Ну, не знаю, любимец или нет, но отношения были хорошие, доверительные. Я частенько приходил к нему в гости, после заседаний президиума Всесоюзной коллегии судей вместе возвращались домой. Жили-то рядом — на улице Горького. Он на Маяковке, я — в районе Белорусской. А сблизились, когда Латышева уже сняли с должности председателя коллегии.
— Это какой год?
— 1973-й. Возглавив учебно-методическую комиссию, он регулярно приезжал на предсезонные сборы судей, в свободное время мы гуляли, могли вечером бутылочку шампанского распить. В 1977-м на одном из таких сборов Латышев неожиданно произнес: «Меня снова назначают председателем коллегии. Хочу тебя сделать ответственным секретарем». — «Николай Гаврилович, я согласен». Ну и закипела работа. С нами там же трудились Павел Казаков, Владимир Барашков...
— Это же Барашков закончил судить из-за того, что ослеп?
— Да, в НИИ авиационной промышленности, где он занимал должность начальника цеха, произошла авария. Взорвался бак с кислотой, Володю увезли в больницу с сильнейшими ожогами глаз. Пять лет ничего не видел, перенес кучу операций. Зрение ему вернули в клинике Святослава Федорова.
— Сколько матчей вы отсудили в бригаде Латышева?
— Два. Первый — в Ворошиловграде. Сам матч в памяти не отложился, зато прекрасно помню разговор Латышева с администратором «Зари». Тот после игры принес билеты на самолет, Николай Гаврилович полез в карман, чтобы рассчитаться. Администратор, услужливо улыбаясь, коснулся его плеча: «Нет-нет, денег не надо».
— Что Латышев?
— Отдернул руку, побагровел: «Это что же, вы всех судей так принимаете?!» Администратор сжался, забрал деньги и убежал. А второй матч — в Ленинграде, местное «Динамо» принимало «Карпаты». И вот момент: атака хозяев, нападающий получает мяч. Я вижу — офсайд. Поднимаю флажок. Латышев не замечает. Удар — гол! Показывает на центр.
— Ваша реакция?
— Я в растерянности. Снова поднимаю флаг. Футболисты «Карпат» окружают Латышева, кивают в мою сторону: «Товарищ судья, «вне игры». Вон, посмотрите на бокового». Латышев идет ко мне. И тут я допустил ошибку...
— Это какую же?
— Двинулся ему навстречу, хотя судья на линии не имеет права выходить на поле. Подошел — и вполголоса: «Николай Гаврилович, положение «вне игры». Он кивнул, гол отменил. А в те годы после каждого матча оценки арбитрам выставляла просмотровая бригада — человек 10-15. Мы приняли душ, оделись, сели с этими товарищами где-то в подтрибунном помещении, начали разбирать игру. Когда дошли до оценок, услышали: «Латышев — 4, Беляев — 5».
— Ну и ну.
— Николай Гаврилович аж подскочил: «Как?! Да он еще молодой!» В ответ сухо: «Мы свое мнение высказали». Встали и ушли. Впрочем, Латышев быстро оттаял, меня похвалил: «Молодец, хорошо отработал».
— Хоть раз на вашей памяти он сильно облажался?
— Было — кажется, в Ереване. Но Николай Гаврилович обладал таким авторитетом, что его ошибки воспринимались как часть игры. Только Латышева могли назначить на матч «Динамо» Киев — «Спартак» — и никто на Украине не возмущался. Понимали: да, арбитр из Москвы, но судейство будет беспристрастным. А у нас, арбитров, даже был девиз. Перед выходом на поле главный поворачивался к помощникам и говорил: «Судим по Латышеву!»
— Как звучит!
— На мой взгляд, из нынешних арбитров ближе всех к Латышеву по манере судейства — Алексей Николаев. Понятно, масштаб совсем другой, но чем-то напоминал Латышева.
— Чем же?
— Повадками, движениями. Тем, как держался на поле, как выстраивал отношения с футболистами.
— У Латышева, в отличие от Николаева, животик не бросался в глаза.
— Да, Николай Гаврилович всегда был в хорошей физической форме. Но и Алексей лишь к концу карьеры вес набрал. Сейчас он на ТВ после каждого тура выступает в роли судейского эксперта. Честно вам скажу — я не в восторге.
— Почему?
— Мямлит, боится кого-то обидеть... Елки-палки, раз тебя позвали в эфир, скажи четко: «Да, в этом эпизоде судья ошибся!» Или: «Нет, он прав!» А Николаева слушаешь — и ничего не понятно.
— Давайте тогда о Латышеве.
— Он рассказывал мне, как однажды на заседании в федерации футбола ввязался в спор с Колосковым. Причем изначально мнение у них совпадало. Но когда дошло до голосования, Колосков занял диаметрально противоположную позицию. Латышев потом спросил: «Вячеслав Иванович, как же так?» Тот усмехнулся: «Николай Гаврилович, вы беспартийный?» — «Да». — «А я — член партии. Как она скажет, так и буду голосовать».
— Одному из нас Латышев позволил дунуть в свой «Золотой свисток». А вам?
— А у меня и не возникало такого желания. Подержал в руках — и положил обратно на полочку.
— Общались с Латышевым до последних дней?
— Да. Когда умерла его жена Варвара Ивановна, он с улицы Горького переехал к сыну Игорю на Можайское шоссе. Тот отвел отцу небольшой закуток, чуть ли не конуру. Там мы и встречались, когда я в гости приезжал. Либо на кухне сидели.
— Мы слышали, с сыном он не очень ладил...
— Это правда. Игорь и Люся — дети Латышева от первого брака. С Игорем я давно не контактировал, даже не в курсе, жив ли. А с Люсенькой перезваниваемся. Как-то рассказала историю: «Представляете, прилетает папа из Чили, мы всей семьей едем встречать его в аэропорт. А папа шагает мимо, подходит к другой женщине и с ней уезжает».
— Ничего себе.
— Для сына это стало таким ударом! Люся-то и после развода родителей поддерживала папу, а Игорь... У него с отцом были сложные отношения.
— «Другая женщина» — это Варвара Ивановна?
— Да. У нее от предыдущего брака было две дочери. Потом одна умерла. А вторая после смерти матери взяла да и выкинула Латышева из квартиры на улице Горького!
— О Господи.
— Просто воспользовалась тем, что он не был там прописан. Получал-то квартиру Латышев, но по документам, как выяснилось, принадлежала она то ли Варваре Ивановне, то ли ее дочкам. А Николай Гаврилович к концу жизни остался на бобах. Когда я приехал, чтобы помочь ему с переездом, ужаснулся.
— Что увидели?
— В подъезде на лестнице валялись его вещи, книги. Он же помимо судейства сорок лет преподавал в Станкоинструментальном институте, был кандидатом наук, доцентом кафедры «Технология машиностроения», автором нескольких учебников... Я всё подобрал, отвез на Можайское шоссе. Там у сына Николай Гаврилович и доживал.
— Умер в 85.
— Панихиду организовали на стадионе «Локомотив», я стоял у гроба в почетном карауле. Сначала Латышева похоронили на Ваганьково в семейной могиле. Через несколько лет урну с прахом перенесли в другое место, недалеко от Высоцкого. При поддержке РФС установили памятник. Между прочим, следующий год — юбилейный. 110 лет со дня рождения Латышева.
Бахрамов
— Бахрамов по уровню судейства с Латышевым несопоставим?
— Да ну что вы! Небо и земля! Но Николай Гаврилович относился к Тофику с теплотой. В 1966-м Латышеву уже было 53, стал членом судейского комитета ФИФА и пролоббировал назначение Бахрамова на финальный матч чемпионата мира ФРГ — Англия.
— Каким образом?
— Через президента ФИФА Стэнли Роуза, с которым был в хороших отношениях. Тот к мнению Латышева прислушивался. Бахрамова назначили судьей на линии — и он, махнув флажком в пользу королевы, вошел в историю.
— Да уж.
— Меня Бахрамов поражал тем, что при встрече сразу интересовался: «Сережа, что обо мне в Москве говорят?» Почему-то его это всегда страшно волновало. Кстати, судить на линии он не любил, считал, что занимается не своим делом. Главным отработать — да! С удовольствием! А помощником — уже не то. В любой момент мог навалить. Азимзаде такой же.
— Второй по популярности азербайджанский арбитр после Бахрамова.
— Оба считали себя великими. Учиться судить на линии не хотели, отмахивались — дескать, не дано. Еще, по слухам, скинули себе пару лет, чтобы продлить карьеру. С Азимзаде все раскрылось на сборе в Душанбе.
— Как?
— Арбитры сдавали там экзамены, нормативы, а мы с Павлом Апухтиным выставляли оценки, определяли, кого в какую лигу рекомендовать. Дали нам команду — проверить у всех судей паспорта. В гостинице Азимзаде при заселении заполнил анкету. Я взял ее у администратора, смотрю — в графе «год рождения» намалевано не пойми что. Ладно, говорю Азимзаде: «На экзамен обязательно захвати с собой паспорт». Тот приходит: «Ой, в номере забыл». Ничего, отвечаю, иди. Мы подождем.
— Что дальше?
— Приносит. Открываем — и выясняется, что он на два года старше, чем везде указывал. А значит, давно должен был закончить, уже стукнуло 50. До этого у Азимзаде на сборах паспорт не проверяли. Просто никому не приходило в голову. Он писал, что не 1934 года рождения, а 1936-го, — и прокатывало, получал назначения.
— Если бы вы тогда не сняли Азимзаде с пробега, он бы еще год-другой отсудил?
— Наверняка. Бахрамов, думаю, в свое время похожий фокус провернул. Латышев мог закрыть на это глаза, учитывая добрые отношения с Тофиком.
— Марк Рафалов был хорошим судьей?
— Средненьким. А человек замечательный, интеллигентный. Книжки писал интересные. Про Латышева, Бескова, Федотова...
— Один из стариков-арбитров уверял, что Рафалов — гей.
— Чепуха! Знали бы вы, как Рафалов любил женщин! Он же ученик Бочарова — во всех смыслах!
— То есть?
— Бочаров был невероятным бабником. Приезжая в другой город, первым делом открывал записную книжку и начинал обзванивать дам. Мне рассказывали про эпизод в Алма-Ате, где он помогал Латышеву. Вся бригада уже возле гостиницы, пора выдвигаться на игру. Только Бочарова нет. В номере с девицей развлекается, все его ждут... Вот и Марк такой же ходок. Приедет куда-нибудь, сразу достает записную книжку — и к телефону.
— Хотя первая жена у Рафалова появилась уже в преклонные годы.
— Чуть ли не в 70 лет! До этого расписываться не желал. Ему и так хорошо жилось. Помню, прилетаем в Одессу судить, селимся в одном номере. Я не успеваю оглядеться, а Рафалов уже с кем-то по телефону договаривается, затем поворачивается ко мне: «Сережа, пожалуйста, после обеда часиков до шести не приходи. У меня будет дама». Дальше едем в Кишинев, Ригу — та же картина. Удивительный человек!
«Чайной»
— Мы не раз слышали, что арбитры вашего поколения могли выпить — и в тот же день спокойно отсудить.
— Были умельцы. Да я и сам пару раз себе позволял, хотя в принципе не по этой части. Как-то помогал в Краснодаре Константину Демченко. Известный арбитр, финал Кубка СССР судил. Очень любил выпить. День игры, гуляем в парке, вдруг говорит: «Давай по сто грамм...» — «Сегодня же матч!» — «До него еще куча времени. Днем поспишь — к вечеру будешь как огурец».
— Железный аргумент.
— Ну и заскочили в буфетик, хлопнули по стопарику. Вот так впервые в день игры я водочки выпил.
— Как судилось после водочки?
— А знаете, нормально! Ни к Демченко, ни ко мне у команд претензий не было. Время спустя в день матча приезжаю в Донецк помогать Николаю Хлопотину. На перроне встречает Вася Гарбер.
— Это кто?
— Администратор «Шахтера», много лет проработавший в клубе. В привокзальном буфете сели перекусить. Вася поцапался с официанткой, завелся, ну и заказал себе коньячку. Потом на меня взгляд перевел: «Давай по рюмочке». — «Ты что?! Вечером игра!» — «Да мы по чуть-чуть, я тебя прошу...»
— Уломал?
— Ага. Посидели — и в гостиницу, к бригаде. Там разговоры о том о сем. Гарбер с нами. Вдруг Хлопотин на меня указал: «А Сергей вообще не пьет. Режимщик!» Гарбер прыснул: «Это Сергей не пьет?! Да он час назад на вокзале рюмку коньяка махнул! На моих глазах!»
— Ой.
— Думаю — ну стервец! Сдал с потрохами. Хотя сам же и предложил. Хлопотин усмехнулся, покачал головой, ничего не сказал. Зато когда в Москву вернулись, на прощание произнес: «Да-а, Сергей, больше тебя в помощники не возьму. Оказывается, ты поддаешь перед игрой!»
— Вот так история.
— У судей старшего поколения было любимое словечко — «чайной». С ударением на «о». Это стакан водки. Однажды Михаил Белянин, уважаемый арбитр, разослал три телеграммы — в Орел, Курск и Белгород: «Приезжаю завтра, таким-то поездом. Встречайте!» А на самом деле отправлялся судить в Харьков.
— По железной дороге одно направление.
— Совершенно верно. В те годы на крупных станциях поезда стояли около часа, а то и дольше. И вот утром в Орле на перроне Белянина встречает администратор местной команды: «О, Михаил Палыч, мое почтение...» Сразу ведет в привокзальный буфет. Завтракать. Белянин небрежно: «Ну-ка чайной!» Выпивает, закусывает. Через некоторое время ему говорят: «А теперь в гостиницу». Белянин приподнимается, берет свой чемоданчик, протягивает администратору руку: «Нет, спасибо. Я обратно в вагон, в Харькове ждут. Там сужу».
— Сильно.
— В Курске и Белгороде все повторялось. Вот такой шутник.
— В вашей жизни «чайной» был?
— Ой, что вы, такие объемы не для меня. Помню, в Тбилиси после матча сидим с бригадой в ресторане, потягиваем «Твиши» — чудесное вино. В какой-то момент ребята решили повысить градус. Спрашивают: «Есть что-то покрепче?» Подходит директор ресторана: «Здесь — нет. Но сейчас поедем ко мне домой, чачей угощу».
— Узнаем грузинское гостеприимство.
— Директор быстренько выпроваживает припозднившихся гостей, закрывает ресторан, привозит нас в загородный дом и устраивает дегустацию. Чачи-то у него было несколько бочек, вся разная.
— Красота.
— Так надегустировались, что утром я слова вымолвить не мог. Мутило жутко. Еще бы — вино с чачей смешать!
Цербер
— Самый нелепый арбитр, которого видели в высшей лиге?
— Хм. Пожалуй, Матвей Титаренко из Риги. Маленький, толстенький. Сейчас уже и во второй лиге таких судей не встретишь. Все подтянутые, физически готовы великолепно. Вот в чем нынешние арбитры прибавили, так это в движении. Порой излишне много бегают. Вместо того чтобы грамотно выбрать позицию, читать игру, просто носятся туда-сюда.
— Лучший российский судья последних лет?
— Сергей Карасев. Минимум ошибок, держится на поле солидно. Раньше мне нравился Павел Кукуян, но в последнее время он что-то начал часто прокалываться. Да многие сегодняшние арбитры в Союзе судили бы в лучшем случае первую лигу!
— Даже Карасев?
— Ну, нет! Он-то на общем фоне выделяется. А больше и отметить некого. Есть в РПЛ судьи, которые ведут себя как деревенщины! Непонятная прическа, сморкаются, зажав ноздрю пальцами, потом о майку их вытирают... Тьфу! Ребята, сейчас кругом камеры! Нужно помнить, что любое ваше действие как на ладони. Еще меня раздражают арбитры, которые после подсказки ВАР идут к монитору не торопясь, вразвалочку. Что это такое?!
— Чего не хватает Карасеву, чтобы стать арбитром мирового уровня?
— Вы заметили, что он постоянно в напряжении? Зарубежные судьи общаются с игроками совершенно иначе. Доверительно. С улыбкой. Нельзя 90 минут на поле быть цербером.
— Карасев — цербер?
— Да какой! Он словно мумия. Никогда не улыбается. Гибче надо быть. Раскованнее. Когда судья все время зажат, вероятность ошибки возрастает.
— Сегодня арбитры — профессионалы. А раньше все где-то работали...
— Ну вот смотрите — мне за сезон нужно 40 матчей отсудить. А я — начальник закрытого предприятия! 20 человек в подчинении! Я всеми болезнями «переболел», всех родственников «перехоронил». Чтобы только отпускали с работы.
— Вы прямо как Деточкин.
— Точно! Хорошо, мой начальник — поклонник московского «Динамо». Отпрашиваюсь: «Надо лететь в Баку». — «Утром чтобы был на работе». В тот же вечер после игры мчусь в аэропорт, успеваю в Москву к последнему поезду метро... В другой раз за полночь залетаю в вагон, ставлю сумку, поднимаю голову — напротив Анатолий Еремин!
— Начальник всего советского футбола. Предшественник Колоскова.
— Да. Глаза вытаращил: «Сергей, ты откуда? Я ж тебя только что по телевизору видел, ты в Киеве судил...»
— Начальник управления футбола вместо персонального автомобиля ездил на метро?
— Как видите. А у меня строго: во сколько бы ни сыграли — в 10 утра должен быть на службе, где всех фиксируют на проходной. Вот такая нагрузка! Как выдерживал, не представляю.
— А если за границу назначение?
— Я ни разу там не был. Невыездной! Служил на закрытом предприятии — «Почтовый ящик 999». Потом сделали НИАТ — Научный институт авиационных технологий. К Колоскову приходили депеши: «Просим командировать в течение недели арбитра Беляева на судейство за рубежом».
— Выехать вообще никакой возможности?
— Чтобы выехал человек с «закрытой» категорией — это должен собраться партийный отдел, где я работаю. Передать мое дело партийному отделу института. Оттуда — районному. Оформиться нереально — месяца не хватит! Естественно, все зарубежные игры прошли мимо.
— В 90-х судил Гаряфий Жафяров. Основная работа которого была — грузчик в Шереметьево. Прежде яркие профессионалы в нефутбольной области попадались?
— Был такой судья — Коля Шумунов. Ассириец. Однажды под конец игры подбежал к тренерской лавочке — и громко: «С вами договор расторгнут!»
— Так кем он был?
— Сапожником!
— ???
— В прямом смысле! Чистил сапоги у Павелецкого вокзала. В его будке собирались все тренеры — и обсуждали судейство. Ну и обувь почистят заодно.
Записка
— Руководители нашего футбола за кого-то болели?
— Одни спартачи! Просто засилье — все управление футбола, включая Володю Руднева! Как-то в разгар сезона Валентин Иванов пришел туда и послал их на ***. Симонян был, еще кто-то... Козьмич ввалился — и начал: «Когда же вы, *****, угомонитесь с вашим «Спартаком»?! Он-то играет в хорошую погоду — а меня на первые туры засунули туда, где грязь по колено! Всё под себя!»
— Случалось, что начальство рекомендовало — этих-то судить либерально?
— Владимир Осипов, председатель Федерации футбола РСФСР, даже записку мне прислал перед игрой. Я сохранил!
— Фантастика.
— Я все храню! Дневники, фотографии, вырезки из газет, кассеты с чемпионатов мира... Отдельная моя гордость — коллекция футбольных программок. 330 штук! Я вам потом покажу.
— Вы просто герой труда.
— А вот она, записочка-то. Зачитываю: «Главному судье матча «Нарзан» Кисловодск — «Гурия» Ланчхути. Прошу предусмотреть, чтобы было все в порядке с командой «Нарзан». Осипов». Это класс Б.
— Там же число внизу?
— Да. 25 июля 1968 года.
— Как записка появилась-то?
— До игры сижу в судейской, заполняю протокол. Заходят тренеры, пишут составы, а какой-то человек из местных все трется вокруг меня. Вдруг р-раз — и записку сует под протокол! Что такое? Вполголоса: «У нас Осипов отдыхает».
— Тут же стали читать?
— Нет, вышел в туалет. Где еще-то смотреть? А туалет на улице! Читаю — точно, Осипова рука. Нетрудно догадаться. Отдыхал в это время в Кисловодске.
— Не подвели шефа?
— А вот слушайте. Сначала назначил пенальти в ворота гостей. Меня обступили: «Не было нарушения!» — «Ничего, еще отыграетесь...» Ладно, проехали. В центре поля раз за разом грубил защитник «Нарзана». Надоел мне! Наконец не выдержал: «Покиньте поле!»
— Карточек еще не было?
— Нет, их в 1970-м ввели. Подбежал капитан команды: «Я вас прошу — не удаляйте! Сейчас все будет нормально...» Я сжалился — ну и оставил парня на поле. Тут налетели грузины. Они-то рядом стояли, слушали. «Ты ж сказал — «удалил, покиньте...».
— Как быть?
— Да, отвечаю. Я сказал. Но иначе: «Еще раз — и я вас удалю». Даже не из-за записки так поступил — просто матч не хотелось портить. После этого играли классно! Я отдыхал, смотрел как зритель — такой футбол!
— Никаких претензий?
— Абсолютно. А давайте раскрутим обратно? Вот я его удаляю. Сразу после матча звонок в управление футбола: «Беляев нас задушил!» А там сидят люди, которые курируют команды.
— Это ясное дело.
— Бывший спартаковец Николай Киселев курирует Петропавловск-Камчатский. Иван Варламов еще кого-то. Ну и зачем мне это?
— Осипов доволен был вашим судейством?
— Вполне. Под его руководством было 145 команд! Помню, в Хабаровске сужу Томск. У гостей начальник команды — бывший арбитр. Ходил со мной, когда проверяли поле, сетки... Игра напряженная, ничейная. А у нас с боковым договоренность: как минута до конца остается — он берет флаг двумя руками. Чтобы я проконтролировал свой секундомер.
— Это вы к чему?
— Вдруг вижу: мой секундомер встал! А самый конец игры! Я как раз назначил штрафной в сторону Томска. Замечаю краем глаза — лайнсмен держит флажок двумя руками. Ну и даю финальный свисток.
— Не дали пробить?
— Не дал. Выходим — и начальник команды: «А ты переиграл время-то!» И исчез. В протоколе расписываться пришел второй тренер. Спрашиваю: «А где начальник?» — «Он в Москву улетел, у Осипова день рождения...» Вот что такое — руководитель управления футбола!
— А что такое?
— Все команды едут поздравлять. Кто что может — то и везет. Кто шины, кто колеса, кто деньги, кто чего еще. Каждую весну толпы тренеров сидели, ждали в приемной у Осипова. Куда пошлет?! Это сегодня тренеров покупают. «Спартаком» руководит то зять, то жена. Чем федерация-то командует? Она и не нужна! А прежде без подписи из федерации футбола Москвы от команды заявку не примут!
— Еще бывало, что во время игры у вас секундомер останавливался?
— На сборах в Леселидзе. Один из помощников — Валерка Бутенко. Я к нему: «Есть секундомер?» — «А я его и не брал...» Вот вам отношение к делу и всей бригаде. Валера — он такой и был. Обласканный.
— Кем?
— Одна группа института физкультуры — учился вместе с Колосковым. Понятно, в связке им было проще! Ну а я тогда помчался через все поле к другому помощнику — у того был секундомер.
Секундомер
— Свисток когда-нибудь теряли?
— Нет. Была другая история. Помогаю Сергею Алимову в Горьком...
— Алимов — фигура.
— Еще какая! Судил после отсидки. Тогда дисквалифицировали трех известных арбитров — его, Анвара Зверева из Ленинграда и Николая Карпова из Куйбышева. Нагрешили на таможне.
— Как интересно. Расскажите.
— Эта бригада направлялась в Финляндию на международный матч. Где-то на пересадке захватили с собой несколько бутылок водки. На продажу. Наша водка пользовалась там большим спросом. А оттуда везли джинсы и зонтики. Таможенники ребят прихватили.
— Финские?
— Финские, может, и пропустили бы — наши начали шмонать. Ну и конфисковали всё! Сразу депеша в Москву, в федерацию футбола!
— Серьезные санкции?
— Со всех сняли «международную категорию». Отстранили от судейства. Но арбитры-то ведущие — прошло время, и вернули. Все это случилось при председательстве Латышева. Вот на него-то и затаили обиду. Особенно — Алимов. Он вообще Латышеву завидовал.
— Чувствовалось?
— Думаете, к Николаю Гавриловичу все хорошо относились? Э-эх! Я как-то случайно подслушал разговор Казакова и Лукьянова. Двух знаменитых арбитров. Казаков говорит — мол, Латышева вся планета знает, судил финал чемпионата мира. А звания «Заслуженный работник физической культуры» не имеет. Надо бы присвоить. Так Лукьянов: «Латышев? Да пошел он на ***!» Представляете отношение?
— Так что за история с Алимовым в Горьком?
— «Волга» играет с «Шинником». Я помогаю Алимову с флажком. Всё 0:0 да 0:0. Минут за пять до конца назначает штрафной в ворота «Шинника». А в рамке у них бывший спартаковец Ивакин. Которого болельщики звали «Зевакин». Столько мячей зевал — даже в чемпионский сезон!
— Ну и?
— Кто-то бах по воротам без свистка — мимо! Внезапно Алимов просит перебить. Хотя сам же нас учил на семинарах — они нарушили, использовали шанс. Зачем давать перебивать-то? Назначай от ворот!
— Естественно.
— Эти бьют — гол! И Алимов «поплыл», забыл про время. Я держу секундомер, вижу — минуту переиграл, вторую, третью... Не кричать же мне ему через все поле: «Сергей Андре-е-ич!»
— Ну да.
— Наконец встречаемся глазами — показываю жестом: время! Опомнился, сразу дает свисток. В центре поля говорю негромко: «Переиграли!» — «Да? Ну-ка, дай свой секундомер...» Кладу ему в руку, идем в судейскую. Дверь распахивается, влетает кто-то из представителей «Шинника»: «Мы подаем протест, вы переиграли время!» Алимов сразу: «У меня все нормально». Протягивает мой секундомер. А я в это время в душевой на его подправляю стрелки.
— Ловко.
— Выхожу — они всё торгуются. Потом кто-то произносит: «А боковой имеет секундомер?» — «Имеет!» Показываю — и Пономарев, тренер «Шинника», сломался. Подписал протокол. Махнул рукой: «С вами, судьями, свяжешься...» Уже в дверях обернулся: «Ну как вы это делаете?!» Вот так судья на линии может помочь — а может нагадить. Как тогда Бутенко. С ним у меня был неприятный случай.
— Что стряслось?
— Я на него докладную писал!
— Ах.
— Был инспектором на матче ЦСКА. Работала украинская бригада. Это сейчас в судейскую никто не сунется — а прежде проходной двор!
— Безобразие.
— Другие арбитры зайдут поздороваться — а мы только и говорили: «Дайте одеться-то!» Иду я в туалет — слышу, кто-то в судейскую заходит. Голос Бутенко: «А кто инспектор-то?» — «Беляев». — «Беляев?! Да при таком инспекторе я бы, ***, отказался от судейства!»
— Каков!
— Думаю — что себе позволяет товарищ Бутенко? Что за отношение к коллегам? Ну и написал докладную. Его вызвали на президиум Всесоюзной коллегии, всыпали. Потом извинялся передо мной.
— Противный был мужик?
— Противный! С гонором! Так и судил. Но арбитром считался ведущим, пользовался авторитетом. Много судил — у него была «зеленая улица».
— Благодаря дружбе с Колосковым?
— Разумеется.
Подношения
— Говорите — лайнсмен может помочь, а может нагадить. Когда вам особенно помог?
— Куда-то летим с помощником из Внуково, а там южные рейсы перевели во флигель. Ищу телефонную будку, чтобы позвонить жене, ставлю сумку на пол. Разговариваю, замечаю: рядом трется лоб. Подходит, берет мою сумку и на переход...
— А вы?
— Кричу лайнсмену, Толе Евграфову: «Глянь! Сумку мою тащит». Он за ним, на лестнице догнал — и как врезал! Нокаутирующий удар! Тот по ступенькам кувырком. Говорю: «Толик, уходим». А то вляпаемся — не улетим никуда! Вроде обошлось. А вот фотография — видите, какой здоровый у меня лайнсмен?
— Это кто такой?
— Олег Чиненов — бывший защитник московского «Динамо». Когда я был председателем московской коллегии судей, на меня посыпались анонимки. Так эти писавшие к Чиненову подошли: «Что-то мало судишь. Задвигает тебя Беляев?»
— Что ответил?
— «Идите отсюда, а то голову оторву». Потом мне передал — «Сергей, что-то против тебя замышляется...».
— Благороднейший человек.
— Но меня однажды здорово подвел! Прямо неприятно рассказывать... Тяжелый матч, «Черноморец» играл с «Араратом». Я сюда — Олежка туда. Всё невпопад! Я вижу: «вне игры» — а он не дает. Или показывает — не было!
— В одну сторону подмахивает?
— В том-то и дело — всё в пользу «Черноморца». Главное, после игры в центре стоим — и начинает что-то мне говорить! Я отвечаю: «Ты лучше помолчи, а то вообще закончишь...» Приходим в судейскую — там толпа армян: «Мы подаем протест!» На мое счастье, просмотровую вел старейший наш арбитр Сергей Раздражнюк. Я его хорошо знал. Говорит: «Олег, ты что творил-то?» А могли-то и на меня подумать!
— Что-то с этой историей прояснилось?
— Позже узнаю — Чиненов когда-то играл в одесском СКА. Был с ними связан. Ну и решил друзьям помочь. А то гляжу перед матчем — что-то к нему все подходят, здороваются, обнимаются...
— Значит, интерес не финансовый? Просто — по дружбе?
— А вот этого не знаю! Но я получил бурную реакцию армян — и просмотровую комиссию.
— Да, может боковой подгадить.
— Была еще история — в Душанбе! Играли с Ашхабадом. Выстроились в центре поля — вдруг капитан гостей замечает: «Товарищ судья, мяч-то подспущен!» Володя Неборонов, помощник мой, брезгливо произносит: «Нужно в футбол играть уметь — а не про мяч говорить...» Две команды слышат. Вот с этого «нужно уметь» все и пошло. Как «вне игры» — кидаются на него! Еще и между собой чуть не дерутся.
— Ну и правильно делают.
— А я думаю: вместо того чтобы расположить футболистов, судья на линии навалил. На ровном месте! Я уж успокаиваю-успокаиваю: «Ребята, не надо, давайте мирно доиграем...»
— Нам говорили про одного судью 90-х — сам мог взять, а с лайнсменами не поделиться. Те удивлялись — что он творит на поле? У вас, стоящего с флажком, никогда не было таких мыслей по поводу главного арбитра?
— Как-то приезжаю в Волгоград на игру с Костромой. Борьба за выход в первую лигу. Тогда не объявляли заранее, кто судит. В бригаду мне назначили Походенко из Майкопа. Лукавый парень!
— В этом матче лукавость и проявил?
— Оказывается, к нему перед игрой подошли. Походенко приехал раньше всех — подумали, он и есть главный. Вроде бы что-то получил. Но нам не сказал. Узнали после!
— Как?
— Вечером сели ужинать — раскололся: «Ко мне подходили...» — «Так что ж ты?» Другой случай — работал в «Кубани» старый тренер, такой деляга. Говорили, после его работы даже трава нигде не росла.
— Может, Золотухин?
— Да! Этот Иван Васильевич со мной часто встречался. Потом еще историю расскажу. А в том матче помогали мне два московских лайнсмена. «Кубань» проиграла. Отужинали, идем по аэропорту. Провожают администраторы «Кубани», хорошие ребята. Я их давно знал. Один ко мне подходит, шепотом: «Сергей, деньги-то надо отдать...» — «Какие деньги?!» — «Как — «какие»?!»
— Помощники взяли?
— Ага. Говорю: «Вот кому вы давали — у того и забирайте». Развернулся и пошел. Вы представляете?! Два московских арбитра. Один с грузинской фамилией. От него вообще не ожидал.
— Оба взяли?
— Да. И промолчали. А ко мне никто не подходил!
— Почему?
— Решили — и этих двух хватит. Махнут не так пару раз — и все. А там разбирайся, было «вне игры» или нет.
— Известный в прошлом арбитр Валерий Шавейко как-то рассуждал в интервью о подношениях судьям: «Здесь своя специфика. Если взял до матча — должен обеспечить результат. А вот когда вдруг приносят после игры, это уже благодарность за хорошее судейство». Согласны?
— Вполне.
— В ваши времена было то же самое?
— Да. Так было всегда и везде.
— Вы обещали еще историю про Золотухина. У нас записано.
— Как-то в Волгограде сужу его команду, после разминки иду в судейскую — Золотухин семенит за мной: «Сергей, обернись назад! Обернись назад!» Уж второй тренер, бывший торпедовец, его оттягивает — а он вырывается: «Обернись!» Начали сверять заявку с протоколом — у него вписан незаявленный футболист!
— Такое бывает?
— Вот удивительно! Инспектор Руднев остался разбираться — а я выхожу на игру. В тот день город накрыл страшный туман — как в Лондоне! Вижу, Золотухин срывается с лавки, прямо около центральной трибуны подбегает ко мне: «Сергей, нам надо выиграть!»
— Он кого тренировал?
— Кострому. Я про себя говорю: «Твою ж мать! Зрители все слышат — а он такое!» А ему отвечаю: «Вы идите, в протоколе своем разберитесь. Что делается — незаявленные люди вписаны!» И чешу мимо него. В тумане начинается игра — и Кострома проигрывает 0:6! Вот тебе и «обернись назад». Золотухин потом жалобу накатал — почему-то на инспектора, а не на меня...
— Как мило.
— А продолжение истории случилось через несколько лет. Назначают меня главным судьей «Кожаного мяча» в Костроме. Везут после в какой-то санаторий с бассейном. Рядом сидит председатель местного спорткомитета Семенов — он же отвечал за весь конный спорт Советского Союза. Вдруг спрашивает: «Это же вы нас судили в Волгограде?»
— Признались?
— Да. Он говорит: «Когда приехал домой после того матча — написал четверостишие». Передает мне вот эту бумажку:
Такого не было издревле
На этом краешке земли,
В тумане, словно на «Уэмбли»,
Нас в Волгограде уэмбли!
Лобановский
— Договорные матчи судили?
— Сейчас посмотрим в моей тетрадке — где-то у меня договорняки записаны... Вот! 1972-й, «Зенит» — «Динамо» Киев — 2:2. Судили Казаков, Беляев и Жихарев. Обычно по сценарию первыми забивают хозяева, потом гости отыгрываются. Идет матч — внезапно Мунтян из центрального круга бьет по своим воротам! Рудаков ловит мяч — и на весь стадион: «Муня, ты за кого играешь?!» Но тогда я еще молодой был, не сразу просекал. А после достаточно было мелочи, чтобы дошло.
— Например?
— 1980-й, киевское «Динамо» принимало «Зенит». Второй тур, в Киеве поле еще скверное — матч перенесли в Ужгород. В первом тайме Голубев, защитник «Зенита», засадил кому-то по ногам. Я сразу предупреждение. Протокол пришел подписывать второй тренер Храповицкий — и на меня: «Ты что карточки раздаешь?!» А-а, думаю. Что-то здесь договорняком попахивает. Если расстраиваются, что карточка висит.
— Сыграли-то как?
— 2:2!
— Да, Лобановский с Юрием Морозовым расписать умели.
— Один раз Лобановского обманули!
— Такое могло быть?
— Его «Днепр» играл с запорожским «Металлургом». Матч повышенного внимания. Почти как «Спартак» — «Динамо». А эти открыто договаривались — ни меня не стеснялись, ни главного арбитра Липатова!
— На ничью?
— Естественно. Играют-играют — неожиданно «Металлург» в концовке забивает и уезжает победителем.
— Шальной гол?
— Обычный. Но такую историю ни под какие правила не подгонишь. Лобановский рвал и метал: «Обманули!»
— Слышали, Герман Зонин вас после матча расцеловал. Вот это признание.
— О, была история! 1980 год, Зонин тренировал ростовский СКА, играли с «Араратом». Матч получился на загляденье. Высокие скорости, никакой грубости, минимум пауз. Андреев сделал дубль, хозяева победили 2:1. После игры Зонин зашел в судейскую, обнял, поцеловал.
— В губы? Как Брежнев Хонеккера?
— Ну да. И сказал: «Спасибо, Сергей, за хорошую игру!»
— А еще — памятная тренерская похвала?
— Киевское «Динамо» Лобановского принимало тбилисское «Динамо» Ахалкаци. После матча на пресс-конференции тренеров спросили: «Как вам судейство?» Ахалкаци: «Атлычно! Вапросов нэт!» Лобановский: «Да, Беляев хорошо отработал. Я его давно знаю, арбитр квалифицированный».
— Когда вы с Лобановским впервые пересеклись?
— Он еще «Днепр» тренировал. Мы приехали всей бригадой на базу, сели на берегу Самары — так речка называется. Порыбачили. Ада, жена Лобановского, с маленькой дочкой пришла, сидела с нами... Обычно в Днепропетровске судей размещали в цековской гостинице. Как-то пошел там на завтрак — за соседним столиком Ковпак.
— Легендарный партизан.
— Да. Вскоре появился Лобановский — и ко мне. Первый вопрос: «Ну что в Москве нового?» Поговорили, выпили по рюмочке коньяку, и он уехал. Потом уже в Киеве встречались.
— Вы становились объектом гнева Лобановского?
— Ни разу. Отношения были уважительные. Вот на Толю Кадетова он однажды сорвался. Я судил на линии, Толик — в поле, напортачил. Ох и ругался Лобановский после матча!
— От Валентина Иванова вам доставалось?
— Нет. Но вы напомнили мне забавный эпизод. «Торпедо» играет со «Спартаком», Валера Баскаков в поле, я — на линии. Заканчивается первый тайм, идем в судейскую, а сзади Иванов, которому в работе Баскакова что-то не понравилось. Чихвостит будь здоров. Тот не реагирует. Козьмич еще сильнее распаляется — и лакированным ботинком ка-а-ак даст ему по заднице!
— Ай да Валентин Козьмич.
— Мы в судейскую, захлопываем дверь, Иванов успевает просунуть туда ногу и через секунду с криком выдергивает. Прищемили!
— Пинок — ерунда. Были города, где арбитра и поколотить могли.
— С этим я только раз столкнулся. В Грузии, когда судил всесоюзный турнир «Золотой колос». Собрались в Махарадзе — маленьком городке, который сейчас называется Озургети. Армянская команда встречалась с украинской, проиграла. После финального свистка смотрю — на бровке дожидаются двое.
— Кто?
— Армяне. То ли представители команды, то ли болельщики. Кто их разберет? Турнир-то любительский. Один говорит: «Э-э...» А второй молча бьет. В лицо, кулаком. Разворачиваются и уходят.
— А вы?
— Поплелся в душ. Кому там жаловаться? На стадионе даже милиции не было.
Анонимки
— Вы же и сами руководили судейской коллегией?
— Московской.
— Тоже ничего.
— В 1984-м федерацию футбола Москвы возглавлял Владимир Радионов. Всю карьеру мне испортил! В тот момент надо было менять председателя городской судейской коллегии. Там руководил человек, который сам не играл и не судил. Начал выдумывать какие-то новые правила, отменил карточки... Вот Павел Казаков и предложил: «Давайте поставим Беляева!» Год с лишним я проработал. Первым делом отстранил Бутенко-младшего, Андрея.
— За что?
— Приезжает помощником в Лужники — а от него вином несет! Пьяный! Главный мне звонит — «Твой судья...». Что делать? Не назначали его до конца года. Этот Андрей в 1984-м был у меня на сборах в Душанбе. Такой же гонористый, как и брат. Хотя они не дружили.
— Неужели?
— Да почти не общались! Ну а потом всплыла история с Олегом Ивановым, динамовским вратарем.
— Что за история?
— Он стал судьей. Был норматив — рекомендованный арбитр должен отработать 15 матчей. Говорят: «Да-да, всё отсудил...» Вскоре узнаю — Иванову приписали игры! Значит, обманул нас! Решаю — отстраняем! А он что делает?
— Что?
— Идет к Радионову. Как к бывшему футболисту. Тот ко мне: «Зачем парня сняли?» Ну и не сложились отношения. Дальше полетели анонимки — и убрали меня из председателей коллегии. В тот самый день, когда сняли, раздался звонок: «Что, скинули? Так тебе и надо!» — «Кто говорит?» — «*** в пальто».
— Кто писал — догадываетесь?
— Это еще до моего председательства началось. Был один мерзавец! Доставал спортивные вещи — и перепродавал.
— Не судья ли Левитин, будущий газетный эксперт?
— Нет. Но хорошо, что вы вспомнили Володю Левитина. Он мне часто помогал в бригаде. А году в 1995-м позвонил: «Нужно встретиться!» Сели на Полежаевской, прямо на перроне. Говорит: «Я в Бога уверовал. Где напакостил — хочу извиниться. А перед вами — за то, что писал анонимку».
— Простили?
— Ответил: «Володь, что уж сейчас говорить...»
— Нам Баскаков-младший рассказывал — кто-то из зрителей свесился в проход после матча, хотел судью Левитина схватить за волосы. Вдруг вся копна осталась в пальцах — и у болельщика инфаркт. Думал, скальп снял. А это был парик Левитина.
— При мне-то он еще без парика работал — позже стал надевать. В Ереване как-то судили — все увещевал: «Сергей Александрович, не бегайте так — жара!» Смех и грех.
Семин
— Конкуренция в ваше время была будь здоров.
— Сейчас открываешь «Спорт-Экспресс» накануне тура — из Москвы судей нет, Ленинград забрал всех!
— Прежде была одна Москва?
— Из 25 арбитров высшей лиги — девять из Москвы. Как попасть в эту девятку? Я в 1974 году первый круг отсудил на одни «пятерки»! А каждая игра — испытание. Помню, работал главным на матче «Зенит» — «Динамо» Минск. Во втором тайме Байдачного удалил.
— За что?
— Назначаю пенальти — он подскакивает: «Ты что, б***?» Потом в центр поля иду — он рядом семенит, не унимается. Поворачиваюсь, показываю на карман: «В одном желтая, в другом — красная. Тебе какую?» — «У тебя совесть есть?»
— А вы?
— Говорю — правильный ответ! И достаю красную! Подбегает Вергеенко, капитан минчан: «Что случилось, товарищ судья?» — «Да он проверил совесть мою...» — «А-а, ясно!» Они-то Байдачного знали хорошо. Со всеми его выходками.
— Недолюбливали?
— Да. Противный парень, напыщенный!
— Еще кого удаляли?
— Юру Семина — во Львове! Его «Кубань» там играла с «Карпатами». Я приезжаю, живу в «Интуристе». Утром звонок — это Вася, администратор «Кубани».
— Что хочет?
— «Надо встретиться!» — «Вы что, ребята? Куда приехали-то, в какой город? Здесь убьют!» Повесил трубку. А если из гостиницы выйти, через дорогу в сторону театра — отличная закусочная. Всегда чистенько, недорого. Едва присел — вваливаются люди из «Кубани» с главным тренером Виктором Корольковым. Прекрасно его знаю — где только ни пересекались!
— А кто «Карпаты» тренировал?
— Иштван Секеч, тоже хороший мой товарищ. Подружились в Душанбе на самой первой моей игре. Туда не прилетел из-за погоды грузинский судья — из Москвы ответили: «Пусть Беляев работает». Шариф Назаров был еще администратором — все обещал: «Барашку зарежем!» Никого не зарезали, конечно. А потом Шариф стал тренером — вывел «Памир» в высшую лигу...
— Мы сбиваемся. Так что во Львове?
— В закусочной ко мне подсаживаются Корольков, Вася-администратор и журналист из «Советского спорта», забыл фамилию... Гена, Гена...
— Ларчиков, что ли?
— Ларчиков! «Кубань» его привезла. Говорят: «Ты можешь судить спокойно, Гена все распишет как надо». Отвечаю: «Ребята, я ничего придумывать не буду. Не нужно было устраивать эти встречи...» А «Кубань» и «Карпаты» тогда спорили за выход в высшую лигу! Откуда весь накал и шел!
— Понятно.
— Игра началась — а в «Карпатах» играл парень, которого даже в сборную СССР вызывали. Степа Юрчишин. Нас предупреждали: «Особенно внимательно смотрите, чтобы не били сборников...» А тут Семин раз Юрчишина ущипнул своей кривой ногой, второй. Я дал предупреждение!
— Семин не угомонился?
— Минуты не прошло после карточки — снова в кость! Получите, Юрий, красную. Середина первого тайма. А в «Кубани» играл нападающий — левый, хороший, ударище жуткий. Бил из любого положения. Коренастый, здоровый.
— Выпукло так рассказываете — что мы сразу узнаем. Александр Плошник?
— Плошник! Ну вы и готовы сегодня — мне и вспоминать ничего не надо! «Карпаты» забили — а этот сравнял. Но я еще пенальти назначил в ворота «Кубани», проиграла она. Улететь из Львова было сложно, рейс только на следующий день. Звонит Секеч: «Сереж, заходи, в бане попаришься. Что тебе в номере-то сидеть?» Приезжаю — и рассказывает: «После игры заходит Корольков. Говорит: «Всё мы просчитали! Но чтобы Семина удалили на двадцатой минуте?!» Действительно — просчитали всё. К судье заглянули. Даже журналиста на прикрытие привезли! Не спасло...
— С кем из футболистов намучились?
— Тяжело было с Блохиным. Чуть подтолкнут — сразу валится, машет руками, апеллирует к судье. Тот же Семин противный был игрок. Если во Львове я его удалил, то в Куйбышеве решил проучить.
— Это как?
— Всю игру от Семина выслушивал. Бу-бу-бу, бу-бу-бу... Каждое мое решение комментировал. Потом вижу — соперник под него катится. Я отворачиваюсь. Специально! Секунду спустя крик: «А-а! Судья, где свисток? Меня по ногам ударили!» Пожимаю плечами: «Я не видел». А про себя думаю — так тебе и надо!
— Вот это да.
— А Мишу Булгакова из «Спартака» помните? Тоже чудотворец, любил по траве кататься, выпрашивая штрафные, пенальти. В 1975-м мне доверили в Москве матч «Динамо» — «Спартак». Весь первый тайм юный Бубнов охаживал Булгакова по голеностопам. Тот, может, пару раз картинно и упал, но чаще Бубнов за ним просто не успевал — и сносил.
— Доигрался до удаления?
— Нет. Саша — парень своеобразный. Врежет по ногам, я даю свисток, подбегаю к месту нарушения. Бубнов сразу поднимает руки: «Товарищ судья, все, сдаюсь!» И вот этим «сдаюсь» меня смутил. После очередного фола понимаю — пора уже ему карточку показать. Но тяну, тяну... А в перерыве ко мне подходит Иван Феоктистович Широков, который был моим преподавателем на первых сборах. Строгим голосом: «Сергей, складывается впечатление, что ты подсуживаешь динамовцам! Почему с Бубновым церемонишься? Что за нерешительность? Дай ему карточку!»
— Что дальше?
— Во втором тайме я уже никому спуску не давал. Но спартачи проиграли 1:2 и остались недовольны судейством. Старостин ворчал — мол, я с грубостью не боролся... А теперь расскажу, что предшествовало этому матчу.
— Что же?
— Жена у меня любила порядок. В день игры, уходя на работу, попросила надраить паркет до блеска. Чем все утро и занимался. К трем часам нужно ехать на стадион, а я чувствую — устал! Вымотался страшно! Как же потом себя корил! Вроде не мальчик уже — и так опростоволосился. Вместо того чтобы спокойно готовиться к важнейшему матчу, натирал полы! На хрена?!
Месхи
— Это где ж вы голос Яшина на пленку записали?
— В нашу коллегию попросился болгарский судья. Он военный, учился здесь. Все мечтал: «Мне бы Яшина увидеть!» Ладно, отвечаю. Я тебе сделаю.
— Лев Иванович уже играть закончил?
— Да. Каждый день сидел в управлении футбола. Подхожу: «Вот хочет человек повидаться». — «Ну, давай...» Я аппаратуру прихватил — и задавал Яшину вопросы. Вспомнил, как Латышев его удалил.
— Что Яшин?
— Рассмеялся: «Не-е-т, правильно сделал Латышев! Надо было удалять!» Играли с ЦДКА — Лев Иванович выскочил за пределы штрафной и кого-то сшиб... Вот что хочу вам сказать: на Ваганьковском люди идут к могиле Яшина и знать не знают, что прямо напротив, в колумбарии, плита Михаила Сушкова! А я всегда кладу гвоздичку!
— Кто это?
— Человек, придумавший «Кожаный мяч». Миллионы детей участвовали — да ему памятник поставить надо!
— Есть у вас изумительная фотография — Николай Старостин берет интервью у Лобановского.
— Это 7 мая 1986 года!
— Уже ясно было, кто повезет сборную в Мексику на чемпионат мира?
— Да, как раз назначили Лобановского. А Малофеева уволили. Так мне было его жалко! Он вывел команду — а его чуть ли не с трапа сняли!
— Грустная история.
— Как-то мы в Лужниках сели с Малофеевым в кафе, разговорились. Только я про отставку заикнулся — он сразу: «Сергей, не надо, не спрашивай». Еле пережил! А снимок я сделал перед самым отлетом сборной. Стою с фотоаппаратом — вдруг вижу, что Старостин с микрофоном идет к Лобановскому. Ну и вскинул объектив.
— Кто-то из судей вашего поколения жив?
— А вот, смотрите, фотография, я приготовил... 1983 год. Отмечаем 70-летие Латышева. Человек сорок вокруг него, правильно?
— Да.
— Живой — я один!
— Еще Шкловский жив.
— Да. Где-то в нефтегазовой теме вертелся. Но мы не общаемся. Он на коллегии не появлялся. Даже на этой фотографии его нет.
— Почему?
— Не позвали. Потому что недостоин. Один раз все-таки прорвался руководить судьями — но недолго. Ну, бог с ним. Друзья мои! Вы не устали? Сейчас покажу книжку, которую постоянно возил с собой как талисман. В судейской была рядом...
— Сберегательная, что ли?
— Нет! Вот — Константин Есенин. В 1977 году оставил автограф: «Чтобы все время молчал свисток!» Хе-хе! А вот что мне написал Борис Пайчадзе: «Дорогой Сергей, желаю здоровья, успеха на благо нашего родного футбола». Он директором стадиона в Тбилиси работал в последние годы.
— Чей-то автограф от вас ускользнул?
— У меня не было автографа Миши Месхи. Несколько раз судил в Тбилиси. После игры спрашиваю: «Где Миша?» — «А он уже ушел...»
— Так и не случилось?
— 1981-й, сужу последние матчи — возраст. Мишу, думаю, не упущу! Взял тбилисского судью, Жору Баканидзе, и Кирилла Доронина. Повезли нас на виллу. К Месхи!
— На виллу?!
— Настоящая вилла — наподобие аргентинской! Я сфотографировал. Под балконом бассейн, где плавают арбузы. Лестничный каскад — каменные бутсы, мяч... Жена-блондинка!
— Вы в потрясающей форме. В 90 лет! Когда последний раз судили?
— В 2016-м на турнире ветеранов. Получается, было мне 85. Играли два тайма по 30 минут. Я отработал весь матч — и чувствовал себя прекрасно, дай бог каждому!
