Максим Канунников: «За победу над «Сибирью» в «Зените» заплатили 200 тысяч долларов каждому»
Максим, когда-то игравший за сборную на чемпионате мира, сидит напротив нас. Широко улыбается.
Мы замечаем почти одновременно:
— Как же вы похожи на Руслана Пименова!
Канунников улыбается еще шире:
— Мне постоянно об этом говорят.
Даже собственные несчастья описывает как-то запросто. От слов не по себе — но интонации всё смягчают.
Мы мысленно примериваем на себя череду пережитых им испытаний — и холодок по спине. Нет, нет, лучше не примерять.
Канунников, истерзанный травмами, закончил в 28. Настрадавшись за троих. Ищет себя в новой жизни. Которая тоже полна драматичных поворотов.
При этом оговаривается — может, еще и вернется в футбол.
Хорошо быть оптимистом.
Медиалига
— Прошлый сезон вы отыграли в медиалиге за «Чисто Питер». Сейчас снова в заявке — судя по постам Владислава Радимова?
— В заявке-то в заявке, но старая травма преследует. В 2023-м случился рецидив.
— Тот же голеностоп, который пустил карьеру под откос?
— Да. Поэтому и сезон не доиграл, и в зимних турнирах не участвовал. Взял паузу. Но с Радимовым постоянно на связи.
— Сейчас нога в чем ограничивает?
— Большой риск усугубить травму. До какого-то момента терпимо, нагрузку выдерживает. Потом вдруг все, становится невмоготу.
— Динияр Билялетдинов нам говорил: в медиафутболе шокировали скандалы, зашкаливающие эмоции. Показалось — за гранью. Вас что-то удивило?
— Я поражен, насколько это классная штука — медиалига! Эмоциями, зрелищностью напомнила, как играл в еврокубках в Ливерпуле, Лиссабоне, Бордо. Там рев с первой до последней секунды — не важно, что происходит на поле!
— Медиалига вызвала в памяти Ливерпуль?
— Да. Плюс постоянный движ. Обратные замены через две минуты, стычки, прямо на поле интервью, камеры... А главное, ребята, которые в раннем возрасте не попали в профессиональные команды, через медиалигу способны заявить о себе. Можно продвинуться в Кубке России — как 2DROTS. Там уже вся страна тебя увидит.
— Первое большое удивление помните?
— Сразу же. В Питере, в товарищеской игре.
— Что было?
— Я на замене. Сажусь на скамеечку, гляжу оттуда. А все стоят даже не на бровке — прямо на поле! Кто-то ко мне оборачивается: «Ты что, хочешь спокойно футбол посмотреть? Сидя — не получится. Давай к нам».
— Встали?
— Пришлось. Все с телефонами. Человеку на замену выходить — а он себя снимает, тут же выкладывает. Кто-то ведет прямой эфир в YouTube. После профессионального футбола — дико!
— Неужели это могло понравиться вчерашнему игроку сборной?
— А почему нет? Захлестывает! Обратные замены, красный мяч, чистое игровое время... Позже мне рассказали: раз в неделю проводятся челленджи. Ты можешь выиграть бонус — получить 12-го игрока на три минуты. Просто к медиафутболу надо чуть привыкнуть, втянуться. Потом поймешь — это замечательно!
— Вы-то научились себя на бровке снимать, куда-то выкладывать?
— Не успел. Только-только вошел во вкус — и травмировался.
— Из бывших профессионалов у вас в команде Тимощук, Анюков, Погребняк, Дядюн, Власов. Кто-то сразил подготовкой? Чтобы хоть завтра в РПЛ?
— Тимощук. В фантастической форме.
— В 45?!
— А вы взгляните на Анатолия. Ни грамма лишнего. Постоянно в тренинге, работает с основным составом «Зенита». При первой возможности играет. Объем дает, как в лучшие времена. Везде успевает!
— Сам Радимов выходит на поле?
— Нет. Он главный тренер!
Травма
— Мыслей о возвращении в профессиональный футбол нет?
— Есть. Думаю, и через пять лет будут. Я ведь не объявлял, что завершил карьеру.
— Зачем себя обманывать? Понимаете же, что нога не позволит.
— Себя-то я не обманываю — но!
— Но?
— Сколько примеров, даже фильмы сняты, как на спортсмене все ставят крест. А он вдруг возвращается! Может же произойти чудо? Я не хочу сдаваться. Сейчас езжу по городам и странам. Собираю мнения врачей.
— Что говорят?
— Разное. Один смотрит: «Да все в порядке, нога будет держать нагрузки». Еду к другому — слышу: «Нужна операция». Третий тоже ее предлагает — но посложнее, минимум полгода уйдет на реабилитацию. Порой мелькает мысль: а стоит ли долечиваться вообще?
— Последний ваш матч в профессиональном футболе?
— Еще в ФНЛ, за «Крылья». На 15 минут выпустили на замену против «Торпедо». Апрель 2021-го.
— С «Крыльями» у вас тогда оставался год контракта. Что было дальше?
— Нога не выдержала. В тот же вечер почувствовал — елки-палки, как же мне больно! Любое движение! Ну и отправился обратно в лазарет. Работал с физиотерапевтом индивидуально. Оказалось, улучшения нет. Надо оперироваться.
— Сколько пережили операций?
— Две. К первой, в 2020-м, не был готов. Полетел в Германию — мне сказали, что просто почистят голеностоп. И вдруг: «У тебя разрыв связок!» А это серьезная операция и минимум четыре месяца без футбола.
У меня в глазах потемнело! Когда от наркоза отошел, доктор надо мной склонился — и ошарашил: «Мы только во время операции увидели — у тебя нет хряща. Начнешь бегать через полгода». Я-то поначалу не особо расстроился — ну какая разница, четыре месяца или шесть?
— В самом деле.
— Потом выясняется: спустя полгода начну лишь трусцой бегать! А полное восстановление — год! Вернулся в общую группу месяцев через девять. Я все думал: может, операцию сделали неправильно?
— Почему?
— Не было момента, чтобы не чувствовал боль. Любой шаг — страдание! Будто нож впивается!
— Сейчас тоже?
— При ходьбе еще ничего. Как ускоряюсь, сразу дискомфорт. Со временем постоянная тупая боль моим другом стала. Уже не обращал на нее внимания.
— Что немецкие врачи говорили про отсутствующий хрящ?
— Сказали — стерся за несколько лет. Все это давно могло произойти. Просто другие мышцы компенсировали. А тут случилось роковое столкновение. С которого все и началось.
— В игре?
— На тренировке. Я в любой стык шел до конца. Пускай мне хоть что проломят — ни голову, ни ногу убирать не стану! И вот в Москве накануне матча со «Спартаком» выскакиваю один на один с вратарем. Богдан Овсянников выбегает навстречу, прокатывается. Мне бы сразу перепрыгнуть — а я чувствую, что правой успеваю протолкнуть мяч!
Богдан тоже идет до конца, фолит, зажевывает мой голеностоп. Заваливается на него всем телом. Я падаю, переворачиваюсь. Боль дикая! Бурлак после рассказывал: «Канунников — как ванька-встанька. Упадет — поднимется. А тут не встает и не встает. Я понял — беда...» Меня сразу на МРТ, успокоили: кости целы. Обычное растяжение связок. Чуть передохнешь — будешь как новенький.
— Что сами чувствовали?
— Что от отдыха ноге становится лучше. Но выхожу на тренировку — боль возвращается. Еще пауза. Через пару недель вроде оклемался. Как всякий молодой, подумал: разбегаюсь! Сколько уж было таких случаев. Сказал, что собираюсь тренироваться. В следующем матче обязательно сыграю. Если надо на уколах работать — буду на уколах.
— Что за матч?
— Очень важный, с «Уфой», прямым конкурентом. Мы же находились в зоне вылета.
— Реально тренировались на уколах?
— Да. Всю неделю. Под обезболивающим вышел на игру. Попросил доктора вколоть самое сильное, что есть. 35 минут голеностоп не чувствовал вообще. Зато к концу первого тайма началось!
— Попросили замену?
— Доиграл до 60-й минуты. К тому моменту на ногу даже ступить не мог. Вот это моя ошибка. Сто процентов — все усугубил!
— Если уже не было хряща — что там добивать?
— Можно добить лежащего человека. Что я с самим собой и сделал. Никто из клуба не остановил. Медицинский штаб вполне мог бы запретить: ты что, дурак? Нельзя рисковать!
— А врачи решили: раз хочешь — вперед?
— Да. Если сам пожелал — значит, ответственность на мне. Да я и не спорю. А «Уфе» проиграли 0:1. Я улетел в Германию.
Боль
— Мы читали, начались беды еще и с коленом.
— Я от боли не так укладывал на газон стопу. Бежал будто на носках. Нагрузка распределялась неправильно, шла на колено. А на сборах двухразовые тренировки. Все посыпалось — то одно, то другое... Вроде обычное воспаление в суставе, операция не требуется. Но болит же!
— Как при современной медицине не удалось за столько лет избавиться от боли?
— Никто из врачей понять не мог, в чем причина. Реабилитация в Германии и России разная. Что тоже сказалось.
— В чем?
— Я провел две недели в Германии. Около меня ежедневно было три физиотерапевта. Руками выправляли тело. Следили за каждым изменением. В итоге составили план — и с ним отпустили в Россию. Но самолетом-то надо уметь управлять! Написать можно — все равно не полечу...
— Значит, стоило оставаться в Германии?
— Скорее всего — да. Восстановление там шло хорошо. Врач говорил: «Ты опережаешь график, молодец!» Уже бегал в кроссовках. Но вернулся в Самару, в первый же день слышу: «Надевай бутсы и на тренировку!» Все вроде ничего, даже в радость. С мячом поработал. Может, подустал — на последнем упражнении больная нога, левая, запинается о землю и подворачивается. Думаю, в этот момент случился рецидив. До конца так и не оправился.
— Когда была вторая операция?
— В 2021-м, в Финляндии. Как раз после игры с «Торпедо».
— Почему не Германия?
— Я проконсультировался с тем же доктором, который оперировал прежде. Получил ответ — бессмысленно что-то делать, у меня все плохо. Помню, прозвучала фраза «контузия кости».
— Смотрели ваши снимки?
— Да. Я подумал: может, они с самого начала что-то поняли, но мне не говорили? А два года спустя решились? Начал консультироваться с врачами в Москве. Стало ясно, что оперироваться лучше за границей. «Зенит» тогда работал с хирургами из Финляндии. Дали телефон, я сам обо всем договорился.
— Что с вами делали?
— Компьютерную томограмму с жидкостью. Вводят через укол в сустав, на экране все видно. Без этой процедуры не определить, нужно ли вмешательство.
Предложили большую операцию. На восстановление — год. Это был август. Вернулся бы я на поле при лучшем раскладе к лету 2022-го. А контракт с «Крыльями» заканчивался в мае. Столько времени у меня просто не было! Спросил: «Есть другие варианты?»
— А в ответ?
— «Хорошо, можем попробовать операцию попроще. Чистим голеностоп, делаем артроскопию. На все уходит три месяца. Будешь играть, сколько нога позволит». Я поразился: «А сколько она позволит?!» — «Я много голеностопов оперировал. По твоему вижу — сезон протянет точно. Может, два. Риск присутствует, но у тебя голеностоп сильный, должен выдержать». Два сезона меня вполне устраивали!
— Так в чем проблема?
— Всё прочистили. До конца боль не ушла. Но что-то делать я мог. Бегал спринты, наматывал круги... Подготовился к зимним сборам. Приезжаю, прошу сразу к команде не подпускать. Работаю индивидуально, через неделю подключаюсь к общей группе. Так что вы думаете?
— Снова ломаетесь?
— На второй день играю нейтрального — и падаю на плечо! Вывих!
— Ну и что такого? Это ж не колено.
— Прежде падал по сто раз — всегда группировался. А тут раскоординированный... Понимаю, что не могу руку поднять. Выбываю на полтора месяца. Сжав зубы, говорю Осинькину: «Не знаю, сколько меня будет судьба мучить. То одно, то другое. Но не сдамся!»
— Выкарабкались?
— К концу третьего сбора приступаю к тренировкам. Состояние отличное. Ничего не болит. Первая игра после возобновления чемпионата с «Арсеналом». Я в заявке. Осинькин говорит: «Макс, выпускать на замену тебя не буду, повременим».
— А дальше?
— На следующий день работаем на искусственном поле. Вдруг чувствую: колено словно щелкает. Думаю: господи, что ж такое-то? Наутро просыпаюсь — нога не выпрямляется. Будто в колене зажим.
Кое-как доковылял до базы, доктора протестировали. Развели руками: «Ничего не понимаем. Вроде все нормально». А я с кушетки встаю — не в силах ногу разогнуть!
— Кто-то сверху против вас играл, кажется.
— У меня все померкло. Середина марта, до конца контракта два месяца. Говорю себе: «Больше не могу. Устал».
Нокаут
— Это вы еще долго держались.
— В какой-то момент вспомнил: однажды ездил к реабилитологу в Сербию. По ерундовому поводу — дергались задние мышцы бедра. Он за неделю так меня натаскал, что все прошло. Проблема не возвращалась.
— Слышали мы про какого-то фантастического серба-реабилитолога.
— Может, как раз про этого. Зовут Андрея Милутинович. Многие наши футболисты у него лечились. Он в «Динамо» работал, поставил в клуб лучшее оборудование. На чемпионатах мира консультировал три сборные — Сербию, Хорватию и Францию.
Тут меня осенило: что ж я к нему-то не обратился? После новогодних праздников пишу: вот такая ситуация. Я приеду? «Давай!» Сделали МРТ, осмотрел меня. Тоже поразился: «Где ж ты раньше был?!»
— Что сказал про ногу?
— «Не надо было тебе вообще оперироваться!»
— А как же стершийся хрящ?
— Можно закачать так, что мышцы будут держать. Ладно, говорит, давай попробуем работать. Посмотрим, как нога себя поведет. Дал программу, которую я выполнял по шесть часов.
— Сидели в Белграде?
— Там провел неделю, потом все мне расписал на месяц вперед. Дома вкалывал. Когда перешли к беговой работе и нога уже хорошо реагировала на нагрузки, Милутинович сказал: «У тебя 45 минут. Берешь мяч и включаешься по максимуму. Дриблинг, ускорения. Смотришь, как нога реагирует».
— Выдержали?
— Нет, хватило на пятнадцать минут. Больно! Это ж постоянное смещение. Милутинович произнес: «Ладно, главное, чтобы в жизни тебе нога не доставляла страданий». Перешли к поддерживающему режиму. Так и занимался самостоятельно, пока не появился «Чисто Питер». В медиалиге другая интенсивность тренировок. Что-то не так — попросил замену. Затем снова вышел.
— Оздоровительный футбол.
— Просто отдушина после четырех лет мучений.
— Депрессия накрывала?
— Еще какая! Ты по-прежнему при команде — ездишь на базу, видишь ребят. Вроде ты с ними, а все равно в стороне. У них эмоции каждый матч, а у тебя пустота вместо этого.
— Понимаем.
— А потом с «Крыльями» расстался. Тогда и узнал, как тяжело смотреть футбол отстраненно. Вот гляжу, как Грузия отбиралась на Евро, прямо мурашки по коже. Тут же мысль: «А ты этого больше никогда не испытаешь...» Обидно. У меня же серьезных травм не было вообще! Зато сразу такая, что пришлось заканчивать.
— Сейчас-то вы бодрый, улыбчивый.
— А я всегда таким был. Умею искать светлые моменты. Но боль из души никуда не ушла.
— Лето 2021-го. Осинькин в интервью вспоминает вас: «Макс тренируется за гранью человеческих возможностей, чтобы вернуться в футбол. Надо быть сверходержимым человеком, чтобы столько пахать».
— Скажу так: боль, с которой я тренировался, нереально передать. На каждом шагу словно нож вонзался в стопу! А мне надо бегать. Конкурировать с ребятами. Каждую секунду понимаешь: ты можешь все делать на долю секунды быстрее — но нога не пускает. Стопорит!
— А рядом те, у кого ничего не «стопорит».
— Да. Молодые, амбициозные. Ничем тебе не уступают. Это задевало!
— Клубные врачи не говорили, что через боль тренироваться не стоит?
— Может, не понимали, насколько мне больно. Да я сам повторял: «Все нормально». Вот что для меня в тот момент было «нормально»? Если нога просто ноет. Тупая боль. Только когда становилась невыносимой, снова брал паузу.
— Вы все делали правильно?
— Не знаю. Сейчас даже размышлять не хочу. Тогда думал: либо научусь с этой болью дружить, либо надо заканчивать с футболом. Казалось, Боженька вознаградит меня за страдания. Буду играть если не в «Крыльях», так в другой команде. Но сначала плечо, потом колено — и все, нокаут.
Осинькин
— Сергей Корниленко, легенда «Крыльев», травмировал колено и сразу услышал: «Мы отдаем тебе три зарплаты и разбегаемся». Вы тоже считались одним из самых высокооплачиваемых игроков команды. За эти два с половиной года были от руководителей предложения ужаться по деньгам?
— Да, тут же начались разговоры. Правда, с агентом: «Либо мы Канунникова убираем, либо сокращаем зарплату». Но я же не на дискотеке травму получил! В контракте все записано. Агент меня отстоял.
— Павел Андреев?
— Да.
— Больше в клубе к этой теме не возвращались?
— Было другое. Вот клинику в Финляндии я искал сам, оплачивал операцию и четыре этапа восстановления из собственных средств.
— Почему не «Крылья»?
— У меня и в мыслях не было о чем-то просить. Но когда в клубе предложили пойти на понижение, сказал: «Я сделал операцию, раз пять летал в Финляндию, проводил там по две недели. С вас никаких денег не требую».
— Сколько потратили?
— В районе 25 тысяч евро.
— Болельщики вас не очень поддерживали в несчастьях?
— Были такие, которые поддерживали. Лидеры фанатского сектора спрашивали: «Как здоровье? Когда вернешься? Ждем, выздоравливай!» Если бы я постоянно был в Самаре, то приходил бы на стадион. Меня хотя бы видели. А я то в Финляндии, то по плану реабилитации работаю в Петербурге. Поэтому, конечно, доносилось: «Канунникова нет, за что ему платят...»
— Отношение Осинькина со временем изменилось?
— Нет-нет, вот с его стороны было полное доверие. Говорил: «Макс, все понимаю, лечись». Очень жаль, что не удалось с Игорем Витальевичем подольше поработать. Как благодаря ему выросли чертановские мальчишки! Зиньковский, Глушенков, Пиняев, Ежов, Горшков...
— Интересный тренер. Быть может, лучший в России.
— Он постоянно перед тренировками ставит отрывки европейских матчей. Как теоретическое занятие — включает «Наполи», «Манчестер Сити». Обожает немецкий чемпионат. При Осинькине «Крылья» всегда великолепно готовы физически, никого не боятся, играют в открытый футбол. Да, могут пропустить и два, и три, зато смотреть приятно.
— Игорь Витальевич строг?
— Жесткость, безусловно, присутствует. Но она какая-то добрая. Даже когда Осинькин ругается, пихает, чувствуешь — перед тобой светлый человек. С чистой аурой.
— Почему Зиньковский в «Спартаке» не феерит так, как в «Крыльях»?
— В Самаре он считался одним из лидеров, был раскрепощен. К тому же Антон не из тех, кто любит в обороне отрабатывать. В «Крыльях», заигрываясь и теряя мяч, не бежал назад. На это закрывали глаза.
— Почему?
— Знали, что в атаке Зиньковский всегда может сделать голевой момент. А в больших клубах нет поблажек. Вспоминаются слова Бердыева: «Даже если ты Месси и забиваешь в каждом матче, но с точки зрения тактики не выполняешь то, что от тебя требуется, — играть не будешь».
— Ай да Курбан Бекиевич.
— При нем в «Рубине» мне казалось, что нами как джойстиком управляют. И в обороне, и в атаке ты всегда должен располагаться в конкретной точке — в зависимости от того, где находится мяч. Нельзя меняться флангами, открываться в другой зоне. Никакой импровизации, попыток сыграть нестандартно.
После каждого матча Бердыев просил нас пересматривать игру и выписывать свои ошибки. Технический брак его не волновал, упор был именно на тактических моментах — выбор позиции, перестроения, подстраховка, прессинг.
— Как же выглядела работа над ошибками?
— Тебе дают диск. Дома берешь ручку, бумагу и фиксируешь с таймкодами. Условно: «15.38. После того как вратарь выбил мяч, я должен был побежать в линию подбора. Но остался на месте...» Дальше на базе с этим листочком идешь к Бердыеву. Он на большом экране включает матч, и начинается подробный разбор эпизодов.
Ошибка
— Если бы могли исправить в собственном прошлом пару ошибок — на каких остановились бы?
— Я горжусь своим путем — мальчишка из Нижнего Тагила стал чемпионом страны, брал Кубок, поиграл в сборной...
— На чемпионате мира два матча.
— Да! Но есть одна ошибка, которую безумно хотел бы исправить. Нельзя было в марте 2018-го перебираться из «Рубина» в «СКА-Хабаровск». Этот переход многое в карьере подломил. Я самому себе не могу до конца объяснить, почему сорвался на Дальний Восток.
— Тот СКА казался безнадежным. Как вас уговорили?
— Через третьих лиц узнал, что в «Рубине» играть не буду. Максимум — выходы на замену.
— Вот и разъяснилось.
— Подождите, история непростая. Все сборы я наигрывался в атаке у Бердыева! Прошел классную предсезонку — и вдруг слышу такое. А мне хочется уцепиться за шанс, сыграть на домашнем чемпионате мира. Я же за год до этого был в сборной на Кубке конфедераций.
Тут говорят: «А не хочешь ли в Хабаровск? Ринат Билялетдинов в тебя верит, практика обеспечена. Свои пару-тройку мячей забьешь». Я и с Ринатом Саяровичем общался напрямую. Звонил мне: «Решайся!» У нас еще с «Рубина» отличные отношения.
— А вы?
— Ни в какую. Начали давить на болевую точку: «Мы тебя подготовим к чемпионату мира». Отказал раз, второй. Приезжаю в Махачкалу на игру с «Анжи», снова тысяча звонков прямо накануне матча: «Тебе в Казани ничего не светит, давай в Хабаровск!» Там я и сломался. Внутренний голос: а если и правда играть в «Рубине» не буду? Так хочется на чемпионат мира — поеду в СКА!
— Контракт с «Рубином» у вас заканчивался?
— В мае. И не факт, что я бы там остался. Но одно дело — куда-то из «Рубина» переходить, и совсем другое — из вылетевшего СКА.
— С Бердыевым-то разговор был?
— Я ему прямо сказал: «Курбан Бекиевич, дошли слухи, что вы на меня не рассчитываете...» Он взглянул с непониманием: «Макс, ты что? Да я тебя Азмуну в пример ставлю — посмотри, как Канунников прибавил на зимних сборах». Бердыев с нападающими работал отдельно. По полчаса били с разных позиций. За эти сборы прибавили все.
— Не успокоил вас Бердыев?
— Я ответил: «Спасибо, Курбан Бекиевич, именно это и хотел услышать». Но потом очередной шквал звонков — и вновь одолели сомнения. Как говорится, вода камень точит.
Снова пошел к Бердыеву. Там же, в Махачкале. Завтра игра, а вечером объявляю: «Я все-таки решил уйти из «Рубина». Он уточняет: «Куда?» — «В Хабаровск». Сказать, что Бердыев офигел, — ничего не сказать. Но попрощались тепло, обнялись.
— Стоп! Трансферное окно в РПЛ захлопнулось 24 февраля. А вы согласились на переход в начале марта. Как же вас заявили?
— Не знаю как — но заявили...
— В Хабаровске быстро поняли, что ошиблись?
— Только прилетел — сразу и дошло: я что, совсем дурак? Куда полез?! Явная ошибка!
— Самое тяжелое?
— Так и не приспособился к часовым поясам. Вообще никак! Три месяца жил в гостинице. Укладывался в семь утра, когда все шли на завтрак. Спал до обеда. На вечернюю тренировку идешь помятый, кое-как работаешь... Ну и эти перелеты! Мука!
— Не привыкли?
— Невозможно привыкнуть. В тех краях надо родиться. И оттуда не выезжать. Все это сказалось на игре. Ладно я за оставшиеся десять туров ничего не забил. У всей команды — ни одного гола!
— Трудно рассчитывать на чемпионат мира.
— Да какой там «чемпионат мира»...
«Спартак»
— Летом 2017-го вы едва не оказались в «Спартаке». Объясните, почему агент Андреев считал, что за вас нужно заплатить миллион евро, а «Рубин» требовал в шесть раз больше?
— Изначально в контракте были прописаны отступные — 6 миллионов евро. А в допсоглашении фигурировал пункт: если «Рубин» за год до окончания договора не предлагает его продлить, сумма выкупа снижается до миллиона. Правда, я эту бумагу никогда не видел. Знаю о ней исключительно со слов агента.
— Как развивались события?
— В разгар предсезонки он сообщил: «Каррера в тебе заинтересован, «Спартак» готов забрать тебя за миллион евро». А «Рубин» только-только возглавил Бердыев, с которым я очень хотел поработать. Иду к нему, честно объясняю ситуацию. Спрашиваю: «Что посоветуете?» В ответ: «Макс, «Спартак» — это другой уровень, Лига чемпионов. Я бы на твоем месте перешел. Кстати, что по финансам?» — «Чуть больше, чем в «Рубине».
— «Чуть» — это процентов на двадцать?
— На тридцать. Через час вызывает Сайманов, который тогда был спортивным директором: «Если сделаем тебе такую же зарплату, как в «Спартаке», — останешься?» — «Нет. Хочу играть в Лиге чемпионов». Возвращаюсь к Бердыеву: «Я дал согласие на переход в «Спартак». Но пока сделка не состоялась, вы можете на меня рассчитывать. Буду биться в каждом матче».
— В те дни в Казани на вас пытались давить?
— Нет. Просто «Рубин» подал в суд, требуя признать недействительным пункт о возможности выкупа за миллион евро. Начались разбирательства, переход заблокировали. А представителям «Спартака» было сказано: «Вот бумага, где написано, что отступные за Канунникова 6 миллионов. Хотите — платите. Нет — до свидания».
— На шесть «Спартак» был не готов раскошелиться?
— Разумеется. На этом все закончилось. Едва трансферное окно закрылось, клуб отозвал иск. И я продолжил играть за «Рубин».
— Зарплату-то на тридцать процентов вам подняли?
— Нет. О прибавке уже и речи не было. Но я не особо расстроился.
— Вы серьезно?
— У меня и так был хороший контракт. Да и в целом в «Рубине» все устраивало, рад, что с Бердыевым поработал. А «Спартак»... Еще неизвестно, как бы судьба повернулась, если бы туда перешел.
— Так что с отступными? Кто же прав?
— Повторяю — в контракте были прописаны 6 миллионов. Допсоглашение я не видел.
Шок
— Вы жалеете об отъезде в Хабаровск. А об уходе из «Зенита»?
— О-о, еще одна загадочная история... Декабрь 2012-го. Павел Андреев говорит: «Спаллетти на тебя не рассчитывает. Мне и Митрофанов это подтвердил, сказал — можете искать другой клуб». Я, конечно, расстроился. Такого поворота ничто не предвещало, в «Зените» вроде неплохо складывалось.
— Варианты?
— Мне 19 лет. Что скажут, то и делаю. Вдобавок отпуск в разгаре, все разъехались. Ничего выяснять не стал, доверился агенту. Он сказал: «Пойдем в «Амкар». Ну хорошо, быстренько подписали. Это конец декабря. А 12 января «Зенит» вылетает на сбор в Эмираты. Утром просыпаюсь, достаю телефон — двадцать пропущенных!
— От кого?
— От Федора Луннова, начальника команды. Пока соображаю, что к чему, снова набирает. Диалог такой: «Макс, ты где?» — «Дома. Сплю». — «С ума сошел?! Тебя уже полчаса вся команда в самолете ждет!» — «Зачем? Я же с вами не лечу». — «Как?!» — «Да я в «Амкар» перешел». Пауза — и через несколько секунд изумленный голос Луннова: «Какой «Амкар»?! Об этом кто-нибудь знает?» «Ну, в клубе-то должны знать. Контракт подписан». — «А кто твой агент»? — «Андреев». — «Ладно, мы вылетаем, я перезвоню».
— Чудеса.
— Дальше еще интереснее. Вечером звонок из Эмиратов. Луннов: «Сейчас разговаривал со Спаллетти. Он в шоке! Вообще не в курсе, что ты собрался в «Амкар». С ним никто из руководства это не обсуждал. Лучано всерьез рассчитывал на тебя. Сказал, что Кержаков — основной нападающий, ты — второй, Бухаров — третий. И вдруг какая-то Пермь...»
— Вы сразу набрали Андрееву?
— Нет. Постеснялся. Да и смысл что-то выяснять? Все, я уже игрок «Амкара».
— Если скажем: «Не повезло вам с агентом» — будете возражать?
— Ну... Надо и хорошее помнить. Андреев мне действительно помогал, у меня были достойные контракты.
— Лет с 14 с ним сотрудничаете?
— С 17. Если бы не он, в зенитовский дубль меня бы могли и не взять. В тот момент Павел реально поддержал. Я ему благодарен. А истории с уходом из «Зенита» и «Рубина»... Понятно, это было не только мое решение.
— Как бы сложилась ваша карьера, если бы не укатили в «Амкар»?
— С уверенностью могу сказать одно — в «Зените» я бы точно имел игровую практику. Матчей было много — РПЛ, Кубок, Лига чемпионов... Воспользовался бы шансом или нет, это уже второй вопрос. Тут все зависело бы от меня. Между прочим, при Спаллетти выходил в центре нападения.
— А у остальных тренеров?
— То слева, то справа. Кроме Лучано лишь Хави Грасия в «Рубине» разглядел во мне центрфорварда. Сразу сказал: «Ты не фланговый нападающий, твое место на острие». Я не поверил, переспросил: «Неужели?» — «Ну конечно!» Выпускал в паре с бразильцем Жонатасом.
— Успешно?
— В том сезоне я забил восемь мячей. Личный рекорд. Хави Грасия — классный тренер, с ним было приятно работать. Дали бы ему в Казани больше времени, добился бы совсем другого результата.
«Зенит»
— Дика Адвоката в «Зените» вы застали?
— Чуть-чуть. Он дважды включал меня в заявку на матч и простил, когда я опоздал на первую тренировку с основой.
— Однако!
— В тот день должен был тренироваться с дублем. Но в последний момент кто-то из нападающих травмировался, решили меня подтянуть. А я на другом конце города, метро «Проспект Большевиков». Шагаю не спеша, тут звонит Радимов: «Канун, срочно в Удельную! У тебя тренировка с основным составом!»
— Сколько до нее?
— Меньше часа. Понимаю, что на метро не успею. Беру такси, тащусь по пробкам, прямо в машине начинаю переодеваться. А на базе до этого ни разу не был. Не знал, как поближе подъехать. В итоге выскакиваю черт-те где и в бутсах, с сумкой на плече несусь через весь парк. Прибегаю взмыленный.
— Что Дик?
— Улыбается: «Вижу, ты уже размялся. Давай в «квадрат». Как я понял, Радимов предупредил, что опоздаю минут на 15.
— Чему конкретно вас научил Спаллетти?
— И Лучано, и Симутенков с Радимовым, его ассистенты, много работали со мной над завершением. Два-три раза в неделю после тренировки по 40 минут оставались на поле, и я бил, бил, бил. С ходу, с лета, обводящие. Левой, правой, головой.
— Как у Бердыева?
— Там это делала вся группа атаки. А здесь индивидуальная работа. Я чувствовал, как начинаю прибавлять в реализации моментов.
— Хоть один разговор со Спаллетти запомнился как особенный?
— Как-то слышу перед тренировкой: «Канунников, я понимаю, в твоем возрасте хочется думать о развлечениях, девочках, машинах. Но, пожалуйста, и о футболе не забывай». Пристыдил.
— Вы что, загуляли?
— После игры посидел с друзьями в ресторане. Живая музыка, танцы, впереди выходной — ничего криминального. Просто были в Петербурге места, где футболисту «Зенита» не стоило появляться.
— Почему?
— Все передавалось в клуб. Тут же «прямая линия» — кто, что, с кем, сколько... Мне, например, нравилось одно заведение на Крестовском острове. «Старички» сказали: «Там лучше не светиться. Сдадут сразу. Обрати внимание — никто из команды туда не ходит». Я не придал значения, заглядывал время от времени. Но после слов Спаллетти понял, что надо другое местечко искать.
— В «Зените» вы тренировались рядом с Аршавиным, Кержаковым, Быстровым. Что помнится?
— Аршавин по-доброму относился, никогда не орал. Наоборот, подбадривал: «Давай, не тушуйся. Бери игру на себя, не бойся ошибиться». А вот от Кержакова, Быстрова, Анюкова, Денисова и Широкова постоянно прилетало. (Улыбается.)
— «Русская пятерка».
— При Спаллетти каждая тренировка заканчивалась двусторонкой. Составы варьировались. Так уже на разминке, когда выдавали манишки, я понимал, что меня ждет. Если из этой пятерки со мной в одну команду попадали трое — все, будет адский пихач!
— Самый звонкий из них — Быстров?
— Ага, у Володьки рот не закрывался. Еще и подкалывал: «Канун, ты голову опустил и втопил, как паровоз. Не зная куда, не зная зачем...» Широков кривоногим обзывал, все время ворчал: «Ну выложи ты мяч как на блюдечке!» А я то не на ход отдам, то не в ту ногу.
— Огрызались?
— Нет. Тогда было строго: молодой должен внимать старшим и помалкивать. Субординация!
— Со Спаллетти Широков сцепился на ваших глазах?
— Да, на сборе в Турции. Из-за чего, не помню. Было очень горячо. Схватили друг друга за грудки, потолкались, покричали... Но до ударов не дошло. Быстро растащили.
— В Турции и вы однажды сопернику наподдали.
— Я?! Кому?
— Забыли? 2010-й, Бодрум, юношеская сборная. Контрольный матч. Один из тренеров той команды в красках описывал нам, как вы хуком в челюсть отправили турка в нокаут.
— Ох, начинаю припоминать... Только не было ни хука, ни нокаута. Я сфолил, на меня налетели турки, один из них толкнул в грудь. Ну и отпихнул его. А дальше мочилово, стенка на стенку. Тренеры кинулись разнимать, я им помогал. В драке не участвовал. Я вообще неконфликтный, не люблю мордобой.
Премиальные
— Из всех матчей за «Зенит» — самый памятный?
— Конечно, особняком стоит 1/8 финала Лиги чемпионов с «Бенфикой». Никто не ожидал, что Спаллетти меня в старте выпустит. Я так волновался, что о самой игре даже рассказать нечего. Всё в тумане. Вот как «Спартак» там же, на «Петровском», разгромили, прекрасно помню.
— 5:0?
— Да. Кержаков был травмирован, я вышел в центре нападения и уже на 16-й минуте забил. А во втором тайме получил втык от Быстрова.
— За что?
— С центра поля убежал от защитников, выскочил один на один с Диканем. Если бы заметил, что параллельным курсом летит Володька, спокойно покатил бы ему — и все, вынимай. А я-то его не видел. Ударил, вратарь перевел мяч на угловой. Быстрик в ярости. Как понес на меня! «Ты чё?! Почему не отдал?!»
— Правда, что Алексей Миллер после победных матчей заходил в раздевалку «Зенита» с кричалкой: «Сине-бело-голубые, хэй-хэй!»?
— Может, не каждый раз, но, когда «Спартак» обыграли, было именно так. Изначально нам полагалась премия в двойном размере. Но тут ребята увидели Алексея Борисовича, заголосили: «Давайте пятерные! Счет-то 5:0...» Он даже не удивился: «Хорошо».
— Теперь ясно, почему вам тогда заплатили по 50 тысяч евро. Но ведь это не рекордные премиальные?
— Еще больше заработали, когда в финале Кубка победили «Сибирь». Накануне расклад был такой: если играешь или выходишь на замену, получаешь 100 тысяч долларов. Остаешься в запасе — 70. Меня после матча забрали на допинг-контроль. Лето, жара, быстро не отстреляешься...
— Это понятно.
— В раздевалку вернулся, когда ребята уже переоделись, стояли возле автобуса. Подхожу, один из них произносит с усмешкой: «Макс, вот вышел ты на поле во втором тайме. Бегал, падал, корячился — получил сто процентов премиальных. А кто-то просто на скамеечке посидел — и ему дали столько же».
— Что изменилось, пока вы отсутствовали в раздевалке?
— После игры туда зашел радостный Алексей Борисович и объявил: «Сегодня двойные! Всем!» Включая тех, кто был в заявке. Это значит, каждому — по 200 тысяч долларов.
— «Зенит» подарил вам настоящих друзей?
— Да. Но не из первой команды. Там я был одним из самых молодых, за пределами базы ни с кем не общался. А дружил с Андрюхой Зайцевым, Серегой Петровым, Женькой Башкировым. Мы с 14 лет знакомы. Прошли школу «Зенита», дубль, потом жизнь раскидала. Иногда по полгода не видимся, но при встрече все равно чувствуешь — это твой близкий человек.
— Петров давно в «Краснодаре». Где Зайцев с Башкировым?
— Андрюха — вратарь «Ленинградца». А Женька играет в финском ВКС, в прошлом сезоне признали лучшим полузащитником чемпионата. Красавчик и большая умница. Выучил несколько иностранных языков. Пишет стихи, играет на гитаре, много читает. Интеллектуал.
Черчесов
— В «Амкаре» вы с Черчесовым поработали. Сразу поладили?
— Нет. На первых порах даже в состав не попадал. Или выпустил дома с «Крыльями» на 70-й. На следующий день показал Instat-данные: «У тебя за 20 минут — ни одного спринта! Ты как в футбол собираешься играть?!» Еще я долго не мог понять, что такое открывание между линиями.
Я-то как привык? Если играю на фланге, там и ищу свободное пространство. А в «Амкаре» тренеры недовольны, кричат: «Нет! Между линиями!» Раз посадили на лавку, второй. Выпускали на 15-20 минут, в каком-то матче вообще не вышел. Начал уже психовать.
— Мы вас не осуждаем.
— Потом игра, выхожу, смещаюсь в глубину, получаю мяч — действую интуитивно, просто по эпизоду. Внезапно слышу: «Ну наконец-то правильно открываешься!» Ах вот оно что, думаю. Тут и дошло — нужно не на бровке стоять, ждать мяча, а зайти внутрь поля, в зону между обороной и полузащитой.
Тогда освобождаешь фланг для своего защитника, он поднимается выше. Тебе пасует кто-то из опорных, и соперник уже не знает, что делать. То ли на тебя выдергиваться, то ли на край бежать.
— Сколько тонкостей.
— Еще Черчесов часто повторял: «Если идет пас, а ты спиной к чужим воротам, не надо принимать мяч, пытаться развернуться. Тебя накроют, потеряешь. Лучше отыграйся в касание — и предлагай себя». На этом акцент был и в «Амкаре», и в сборной. А когда в Австрии к Кубку конфедераций готовились, Станислав Саламович дал тест — семь отрезков по 50 метров. Я показал лучший результат.
— Браво!
— Радовался недолго. В сборной тренировки снимали на видео. На теории Черчесов включает запись и говорит: «Ты, конечно, молодец, что пробежал быстрее всех. Но футбол — это не просто бег. На поле думать надо! Смотри — бросаем аут, а ты стоишь. Почему не открываешься?!»
— Самое жесткое, что от него услышали?
— Это в «Амкаре». Дома с «Зенитом» вели 1:0, я с линии штрафной в дальнюю «девятку» стрельнул. Но потом два пропустили, от Кришито и Кержакова. 1:2, финальный свисток. Думаю: «Я-то сыграл неплохо, забил красиво». По дороге с ребятами из «Зенита» успеваю перекинуться парой слов. С улыбочкой захожу в раздевалку.
— О-о...
— Встречаюсь глазами с Черчесовым — и слышу: «Канунников! Ты что улыбаешься? Гол забил? Да мы из-за тебя проиграли! Кто Кержакова должен был держать?»
— Вы?!
— В том эпизоде действительно недоработал. Бежал за Кержом, бежал и... В общем, накосячил. Получил по заслугам.
— В отличие от массажиста?
— Ну, тут Черчесова тоже можно понять. Его только назначили в «Амкар». На первом собрании рассказывал о задачах и планах на сезон, а массажист уселся к нему вполоборота, взгляд в пол. Как будто в стороне от происходящего. Черчесов увидел, нахмурился: «Уважаемый, когда главный тренер говорит, нужно смотреть на него». В ответ: «Да еще насмотримся друг на друга». Все, сразу уволили.
Капелло
— Кажется, Черчесов в 2014-м рекомендовал вас Фабио Капелло?
— Да. У меня тогда был хороший отрезок, но все равно не думал, что из «Амкара» можно на чемпионат мира поехать. В начале апреля Черчесов, уходя в «Динамо», сказал: «Не расслабляйся, продолжай в том же духе. Я посоветовал обратить на тебя внимание тренерскому штабу сборной. За тобой будут наблюдать».
— Дебютировали вы в контрольном матче со Словакией. Выйдя за замену, отдали голевую Кержакову.
— Да. Потом была ничья с Норвегией — 1:1. Меня выпустили на 46-й, носился по бровке от лицевой до лицевой. Вымотался страшно. Всё, «вилы»! А у Капелло правило — те, кто провел на поле меньше тайма или вообще не играл, сразу после матча выполняют беговую работу.
Захожу в раздевалку, падаю в кресло, выдыхаю. Секунду спустя поднимаю голову — на меня Капелло смотрит: «Канунников, а ты что сидишь? Устал?! Иди тренируйся!» Таким тоном, будто из-за меня проиграли 0:3.
— Обратно поплелись?
— Естественно. С Капелло не поспоришь.
— Главная его ошибка на чемпионате мира?
— Функционально мы были хорошо готовы. Но не хватало легкости, вдохновения, каких-то нестандартных решений...
— Из-за мрачноватой атмосферы?
— Думаю, да. Дисциплина — это важно. Но Фабио перегибал. Представьте — обед или ужин. Игроки сидят за столом. Переговариваются вполголоса. Ни шуток, ни смеха. Если кто-то улыбнется, на него сразу шикают: «Ты что?! Вдруг Капелло увидит...»
— Как на похоронах.
— Едем в автобусе на тренировку — снова гробовая тишина. Так изо дня в день. Ну почему все должны ходить как зомби? Бояться лишний раз улыбнуться или слово сказать? Это же и на поле передается. Отсюда зажатость, нервозность...
— Что осталось на память о чемпионате мира?
— Футболки, в которых отыграл с Бельгией и Алжиром. И они, и две золотые медали, завоеванные с «Зенитом», у отца в Нижнем Тагиле. В гараже. Папа из него музей сделал. Там собрано все, связанное с моей карьерой. Награды, дипломы, майки, бутсы, плакаты, фотографии, вырезки из газет и журналов, программки...
— Какая прелесть.
— Я раньше без трепета к этому относился. Например, не понимал, почему отец после каждого матча спрашивал: «Программку взял? Присылай!» Думал — ну она-то ему зачем? А сейчас каждый, кто видит музей, в восторге. За что папе очень благодарен. Здорово, что все сохранил!
В том же гараже и его хоккейная клюшка, шайба, коньки, как сейчас помню, 1968 года. Кубок по футболу. Несколько баянов. Папа отлично играет! Ни один праздник не обходится без его песен. А еще на полках все те красивые бутылки, которые я привозил или дарили. По десять лет стоят. Так что в гараже не только футбольный музей, но и мини-бар.
Деньги
— Была громкая история — после завершения карьеры вы создали инвестиционный клуб для спортсменов. Учили правильно обращаться с деньгами. Этот проект еще существует?
— Да. Но переформатировался. Я из него вышел. Занимаются клубом Володя Дядюн и Саша Коренев. Ведут ребят индивидуально. Были у нас и групповые тарифы. Видеоуроки. Люди инвестировали, проходили обучение, мы постоянно созванивались. Старались общаться со спортсменом на одном языке. Финансовый сленг адаптировали и проводили аналогию с футболом. Чтобы всем было понятно.
— Кто учил?
— Мы приглашали даже зарубежных спикеров. Например, тех, кто трудится в Microsoft. Но сейчас сделан акцент на персональную работу. Если спортсмены остаются на индивидуальном тарифе, значит, это правда эффективно. Стратегия выстроена на годы. Обеспечит им финансовую безопасность.
— Там задействован был еще и ваш старший брат.
— Он тоже вышел. У него теперь свой проект. А я занимаюсь открытием реабилитационного центра.
— Выходили из проекта вы с братом вместе?
— Я чуть раньше отошел от дел. Уже не было времени на настоящую работу. Мы же ежедневно созванивались, что-то обсуждали, придумывали... Изучали интересы каждого спортсмена: а подходит ли он нам? Человек должен понимать, во что вкладывается, какой коэффициент риска в сделках. Почему нельзя держать сбережения в одной валюте. Дядюн все сравнивал с футболом. «Одиннадцать против одиннадцати». Защитники — это фундамент команды. Самые надежные активы.
— Какие?
— Недвижимость — загородная, коммерческая, за рубежом, апартаменты. «Полузащитники» — что-то менее надежное. Фондовый рынок, биткоин, личный бренд.
— Что ж тогда «нападающие»?
— Самое рискованное — альткоины. Тоже криптовалюта. Только более волатильная. Сегодня может взлететь на 50 процентов, завтра просесть еще сильнее. Так против кого играют эти «одиннадцать»?
— Против кого?
— Против инфляции, девальвации рубля. Мы постоянно улучшали продукт! Самих спортсменов спрашивали: может, у вас есть идеи? Что бы вы хотели видеть, чего вам не хватает? Дядюн повторял: «Финансовый путь спортсмена должен выглядеть как спираль. Все время вверх».
— Сколько через вас прошло спортсменов?
— Более трехсот. Прежде чем взять кого-то в команду, запускали пробный месяц. Каждую неделю онлайн-созвон — обсуждаем конкретную тему. Открывался доступ к видеоматериалам. Всего их 16. Ребята должны разобрать все видеоуроки, но и практики было много.
Через месяц каждый принимал решение — хочет ли продолжать? Да и мы раздумывали — нужен ли нам этот человек? Случалось, что сам спортсмен желал остаться, деньги у него были — но мы отказывали...
Все это создавалось нами не ради заработков. Просто хотелось помочь ребятам. Чтобы понимали: сегодня ты в порядке, у тебя большой контракт. Но задумайся о завтрашнем дне! Может случиться травма! Мы вместе проделали огромную работу. Я и сам многому научился. Некоторые сделки со стороны выглядят красиво. 20-30 процентов в валюте за месяц!
— Фантастика.
— Но если видишь нюансы, сразу ухватываешь: ага, мне это не подходит. Большой коэффициент риска. Как в футболе просчитываешь передачу. Слишком рискованную не даешь. Я научился оценивать сделки.
— Если игра такая хорошая — что ж вы из нее вышли?
— Наверное, время пришло.
— Что-то вы недоговариваете.
— Мне захотелось попробовать другое направление. В том деле постоянно нужно что-то анализировать, тратить целые дни. Вот в прошлом году летали в Эмираты, когда были сборы, устраивали встречу с футболистами. Потом то же самое в Турции. Ездили к командам, договаривались с игроками. Колоссальная работа, которую не видно!
— Просто устали?
— Да.
— Реабилитационный центр откроете в Москве или Петербурге?
— Пока под вопросом. Акцент — на спортсменов. Чтобы получали квалифицированную помощь. Вот этот совет я дал бы самому себя десятилетней давности — больше внимания подготовке, растяжкам и правильному восстановлению! Помогло бы сохранить карьеру. Суставы были бы пластичнее. Когда лечился в Германии, врач мне сказал — вся «Бавария» раз в неделю ходит на йогу.
— Сколько стоит открыть центр?
— Зависит от локации. Нужно порядка трехсот метров. Плюс ремонт, оборудование, лицензирование, зарплаты персоналу...
— Не миллион ли евро понадобится?
— Надеюсь, гораздо меньше. Эта история тоже не про заработок. Сколько было случаев — приходит девятилетний мальчишка с мамой к врачу, тот щупает колено и говорит: «Заканчивай со спортом». Потом отправляются ко второму доктору, поумнее. Тот усмехается: «У тебя растяжение связок, перенапряжение. Две недельки отдохни и снова будешь бегать». Хороших клиник мало. Реабилитационных центров тоже. Одно дело — прооперировать. Совсем другое — правильное восстановление.
— Идея отличная, Максим.
— Уже не идея. Всё в процессе. Ищу помещение, которое пройдет медицинское лицензирование. Куча нюансов! Но я понимаю, как будет выстроено, где брать оборудование. Все должно начать функционировать в этом году.
Биткоин
— Вы рассказывали в интервью, инвестировали в акции Apple, Microsoft и Amazon.
— Да, в фондовый рынок. Вижу потенциал. У этих компаний капитализация будет расти и расти. Но вкладывал не какие-то огромные деньги. В российский фондовый рынок тоже инвестирую. Криптовалютой занимаюсь.
— Для нас это темный лес.
— Так почти для всех спортсменов крипта — темный лес! Вообще ни с кем про это говорить не могу!
— В вашем клубе тема разве не в ходу?
— Больше как хобби. Если в крипту и стоит инвестировать — то немного. 2-3 процента от капитала.
— Почему?
— Риск! Сегодня прибавилось 10 процентов, завтра ушло 50! Фондовый рынок спокойнее. На крипторынке бесконечные «качели». Хотя многих ребят я научил покупать, переводить. Там миллион тонкостей. Осваиваться и осваиваться. Вот я сам знаю базовые вещи. Этого мне хватило в недавней сложной ситуации.
— Что стряслось?
— Оказался в Дубае без наличности. В кармане лишь российские карточки, с которых ничего не снять. Уехал спонтанно! Благодаря умению работать с криптовалютой вывел себе наличку.
Позвонил приятелю: «Мне надо обменять некоторую сумму». Встретились, перевел ему на кошелек USDT. Это цифровой доллар. Через 30 секунд ему поступили. Он мне отдал наличные. Все!
— Ловко как.
— Сегодня, зная адрес кошелька, могу отправить любую сумму в какую угодно точку мира. Мне не нужно ждать, платить огромные комиссии, нет лимитов. Только телефон, интернет и адрес кошелька. 30 секунд! Уже сегодня криптовалютой можно расплачиваться за недвижимость, покупать авиабилеты, бронировать отели.
— В истории с криптой куча подводных камней?
— Нужно быть аккуратным в плане безопасности. Много фишинговых сайтов. Поддельных. Заходишь на этот сайт, подписываешь свой кошелек — все, открыл мошенникам полный доступ. В мгновение тебя обчистят.
— С вами случалось?
— Кошелек не обчищали. Бывало другое. Скажу сложную для вас вещь: если отправишь монету не в той сети, никто ее никогда не получит. Потеряется в блокчейне. Особый мир, да?
— Не то слово.
— Поэтому все, что покупаю, храню в одном кошельке. Никуда его не подключаю. Пользуюсь другими. Сейчас опять пошел спрос на биткоин. Только о нем и говорят. Мировые инвестиционные фонды получили право покупать и держать на балансе биткоин. Некоторые, когда о нем слышат, еще крутят у виска. Но скоро это пройдет.
— Мы вам верим как себе.
— На фондовом рынке сегодня более 40 триллионов долларов. В криптовалюте — 2,5. Есть страны, где уже отказываются от доллара, считают биткоин цифровым золотом. Вкладываются в него. Думаю, к 2030 году биткоин будет стоить реально много.
— «Много» — это сколько?
— Сейчас стоит 66-68 тысяч долларов. Есть такая Кэти Вуд, владелица одного из крупнейших инвестиционных фондов Америки. Она говорит, что биткоин к 2030-му может уйти за миллион баксов. Мало кто верит. Забыв, что в 2011-м биткоин стоил 10 центов.
— В чем его ценность?
— Он дефляционный. Всего 21 миллион биткоинов. Больше не напечатать. Если большие дяди тысячами их скупают ежедневно — наверное, знают, что делают.
— Как вы-то ввязались во все это?
— Прошел обучение в сентябре 2021 года. Чтобы понять, как регистрироваться на бирже, открывать кошелек. Следил за несколькими каналами. Нельзя же просто так взять и купить монету! Чтобы зайти в проект, надо стать его участником. Настоящая цепочка. Я могу долго рассказывать, засыпать вас терминами... Но скажу проще — в чем крутость криптовалюты?
— В чем?
— Полностью в открытом доступе. Можешь зайти и изучить каждую транзакцию. Кто куда перевел деньги. Все прозрачно, никаких серых схем. Зная номер вашего кошелька, могу взглянуть, какими активами владеете.
— А забрать?
— Забрать не удастся.
— Это радует.
— Могу просто следить за вашими операциями. Анализировать и покупать те же монеты, что и вы.
Кроссовки
— Всякого футболиста пытались «развести», втянуть в мутные схемы. Как было с вами?
— Случались неудачные сделки с недвижимостью. Деньги оказывались заморожены.
— Вы говорили, недвижимость — самая надежная шутка.
— Это когда ты уже умеешь оценивать! Я влез в историю в самом начале строительства. Даже не выяснив, кто застройщик. Увидел обложку — классный проект в центре Москвы. Вложился.
— В чем была засада?
— Не знал, что застройщик уже банкрот. Долги огромные. А стройку вот-вот заморозят. Прошло полтора года — все было на том же этапе.
— А что должно было появиться?
— Собирались строить три башни с бассейном. Что-то похожее есть в Сингапуре. Его брали за образец. Картинку видишь — просто вау!
— Вы превратились в обманутого дольщика?
— Совершенно верно. Деньги ушли в никуда.
— Вернуть не удалось?
— Удалось. Давайте скажем так — через суд.
— Сколько лет прошло?
— Пять!
— Все равно попали.
— Еще бы! Цены-то стали совсем другие.
— Не попадали на очевидное мошенничество — как Кержаков с нефтезаводом?
— Нет. Из дурацкого погорел разве что на виртуальных кроссовках.
— Что-что?
— Покупаешь виртуальный кроссовок, который находится у тебя в телефоне. Ты должен гулять, ходить по улице — за это тебе поступают реальные деньги. Поначалу все покупали кроссовки за тысячу долларов. Потом кроссовки стали выходить в другой сети, подороже.
— Ну и сколько вы купили?
— Два.
— Цена?
— Каждый — 10 тысяч долларов. Вскоре стоимость снизилась в два раза. Потом — в три.
— Но ходить-то вы в них ходили?
— Да, по несколько часов в день. Многим ребятам успел разрекламировать приложение — покупайте, мол, крутая штука. В итоге сам обжегся, и они тоже. Я ж еще апгрейд этого кроссовка делал. Можно было всякие кристаллики докупать... Блин, сейчас самому смешно!
— Реально было оказаться в плюсе?
— В какой-то момент я и был в плюсе — на 200-300 тысяч рублей. Стал покупать самые дорогие кроссовки, надеялся продать еще дороже. Жадность сгубила! Сейчас прикидываю — потерял около 25 тысяч долларов. Мы же скооперировались. Создали пул. Было, кажется, человек семь. Скинулись, купили кроссовки — а я нахаживал эти километры. Прибыль делили. Каждый день ходил!
— Пока кроссовки не обесценились?
— Ага.
— Все это — самая обидная финансовая потеря?
— Самое обидное, когда считаешь человека другом — тот одалживает, а потом даже не думает возвращать. Пропадает.
— Много давали?
— Дело не в цифре — в отношении!
— Это ясно. Но все же?
— Миллион рублей. С этим человеком мы в зенитовские времена общались каждый день, вместе отдыхали.
— Думаете, не отдаст?
— Пусть останется на его совести. Мысленно простился с миллионом. Тогда понял: если даешь в долг — настраивайся на то, что этих денег больше не увидишь. Считай, что даришь.
— Кто-то после таких случаев зарекается одалживать.
— Я тоже перестал. Одно дело — в команде. Мы друг у друга постоянно какие-то суммы перехватывали. Сегодня мне надо, завтра ему. Там проблем не было никогда. В обычной жизни больше не даю.
