Иван Едешко: "Только не убивай!" – кричит вор. А Ткаченко пальцем манит: "Иди к дяде…"
От интервью Иван Едешко открещивался, как мог. Наконец сдался: "Черт с вами, приезжайте! Одно условие – ни слова про "три секунды", они у меня вот где!"
Спрашивать не пришлось – Едешко про тот матч и те секунды все рассказал сам.
***
От вешалок, которые Едешко выстругал своими руками, глаз не оторвать. Иван Иваныч замечает наш восторг – и радуется. Это мы еще не видели самодельную кровать – но к вечеру покажет и ее. А минуту спустя заметим рамку портрета. Смастеренную чемпионом из поленьев. С портрета лукаво смотрит он сам, разумеется.
Сходство с таможенником из "Белого солнца пустыни" проступало отчетливо. Произнеси Иван Иваныч: "Мне за державу обидно", – и стало бы абсолютным.
Но он говорит другие слова:
– Вот моя последняя жена. Лариса.
Мы знакомимся – а Едешко продолжает:
– Она же первая…
Через полчаса Иван Иваныч между делом сообщит, что вырос в Гродно – а значит, понимает по-польски. Знает песни. Что-то готов немедленно напеть.
– Не надо, Ваня, – раздается строгий голос из соседней комнаты "последней жены".
Мы поняли – всё под контролем.
Среди груды дисков Едешко ищет любимый:
– Обо мне сняли три документальных фильма. Самый удачный – второй. Что-то не могу найти… А знаете, как родился? Звонок: "Мечтаем сделать про вас кино". – "Зачем? Уже все снято!" Начали про семьи рассказывать, про зарплаты, что без картины этой никак, на жалость брали. Но я не сломался, нет! Положил трубку!
– Было продолжение?
– В воскресенье стоят у калитки, с камерами! Как адрес разведали? Не выгонять же. Завел в дом: "Так, ребята. Знаю все, о чем хотите спросить. Сейчас надеваю свежую рубашку, сажусь, выдаю монолог". Час двадцать наговаривал. Уезжая, они уточнили, кто делал первое кино. Там-то было 16 часов записи. А втиснули в 24 минуты. Такой стандарт. После смотрю новый фильм и поражаюсь. Много неожиданного раскопали!
Нашли съемку, как веду мяч. Думаю: неужели я так умел? Отыскали архивные фотографии. Главное, сначала в фильме Иван Едешко, а потом уж "три секунды". В первом – наоборот. К чему я это говорю?
– К чему, Иван Иваныч?
– Может, монолог вам дать? Ха-ха!
– Боже упаси. Не за монологами приехали. Мы как-то общались с Вячеславом Добрыниным, так отзывался о вас восторженно: "Едешко обожаю. Есть люди-вампиры, а Ваня – наоборот. Доброта! Обаяние! Позитив!"
– В марте праздновали мои 70. Собрались товарищи. Пришли Добрынин с Лещенко, устроили такое представление! Всех завели! Ко мне народ подходит: "Сколько ж ты им заплатил?" – "Да о чем вы, какие деньги?!" В 80-е Добрынин завидовал – езжу за границу, а его не выпускают. Время спустя он запел, узнают на каждом шагу. Уже меня травил: "Ты – более заслуженный. А я – более популярный!" Но благодаря Добрынину у меня началась вторая молодость.
– Это как же?
– 1986 год. Концерт Добрынина транслируют по первой программе. Получился таким красочным, что крутили снова и снова. Слава и пел, и разговаривал с залом. Произнес: "Есть у меня друг. Он не только большой души человек, но еще и огромного роста. Ваня, встань! Иван Едешко!" Поднимаюсь в ложе, меня показывают на весь Советский Союз. "Что тебе спеть?" – "Синий туман".
Трижды концерт повторили – ко мне стали бабки на улице подходить: "Ты знаком с Добрыниным?! Ну, счастливый!" Пересказываю ему, отвечает: "А мне на концертах записки шлют. Спрашивают – неужели с самим Едешко дружишь?"
– Выглядите вы для 70 лет блестяще.
– Дома не сижу, весь в делах. Проводим с Ириной Родниной интереснейшие мероприятия. Спартакиаду русскоговорящих детей, живущих за рубежом. Уже пять лет я спортивный директор Президентских игр. В "Орленке" соревнуются дети, которые не занимаются спортом профессионально. Провожу мастер-классы по баскетболу. Показываю фильм про 1972 год. Втолковываю: "Пусть спортсменами не станете, но спорт поможет вам в профессии. Будете зарабатывать, путешествовать…" Вы, кстати, книгу мою читали?
– Не нашли.
– А потому, что нет ее.
– Да вы шутник, Иван Иваныч.
– В продаже нет. А у меня еще лежат на втором этаже.
– Выпросим у вас экземпляр.
– За деньги!
– Какой вы.
– Когда напечатали, привозил стопками на встречи, семинары. Человек спрашивает: "Сколько стоит?" – "350 рублей". Вытаскивает деньги – а я отстраняюсь: "Вот номер со словом "добро", отправляй туда эсэмэску. Показываешь, что 350 рублей отослал – забираешь книгу". Так и разлетелся почти весь тираж. Брать деньги для себя мне неудобно.
– Как родилась книжка?
– Издательство прислало парня, который то ли четыре, то ли пять книг таких написал. Он, говорят, справится. Начинаем работать – и я в удивлении!
– Почему?
– Слушает, ничего не записывает. "А диктофон?" – "Я все помню!" Принес текст – я за голову схватился. Где речь о моем детстве, выдумано процентов на семьдесят: "Когда мне было три года, поехал в разрушенный Минск. Встретил голодных немцев, отдал им корочку хлеба. Те смотрели благодарными глазами…" В таком духе.
Вдобавок перешел на приплетенный язык – Паулаускас у него исключительно Модя, Белов Сашка – Белый. Каждому прописал кликуху – только через них общались, получается. Нет, говорю, это не мое! Пообещал исправить, но вышло еще хуже. Расстался с таким соавтором.
Появился другой – мой товарищ. Тележурналист, песни пишет, стихи. Хотел его как соавтора указать – категорически отказался: "Это не моя книга, не мои мысли. Даже не упоминай, что имею к ней отношение".
– Какая-нибудь публикация о финале-1972 запомнилась как особенная?
– "Восемь секунд" Анатолия Пинчука. Разобрал матч на молекулы. Опросил двенадцать игроков, двух тренеров и шесть журналистов. Все составляли свою схему последних восьми секунд. Ни одного похожего отзыва! Каждый увидел мой пас и бросок Белова по-своему!
– Но игроки наверняка сошлись бы в том, что не видели в раздевалке человека с фотоаппаратом, Юрия Роста.
– Да видели мы его… Просто был настолько незаметен, настолько тактично себя вел – все сидели в молчании, а он: чик-чик-чик… Не знаю, как Рост прорвался в раздевалку. Кордоны были страшные. Но ему б не там снимать.
– А где?
– Всю ночь шло заседание комиссии, а мы не спали. В гостинице ждали решения. В холодильнике пиво, баварские сосиски, но к этой красоте не притрагивались. Вдруг переигровка?
Утром открывает дверь Башкин, второй тренер: "Переигровка…" Вот что должен был фотографировать Рост! Наши лица, когда услышали эту весть! Башкин, выдержав паузу, продолжает: "В 1976-м".
Ко мне сейчас подходят за автографом люди, которые помнят реакцию родителей в том финале. Иногда совсем маленькие. Спрашиваю: "Для папы автограф?" – "Для дедушки. Он узнал, что вы будете…"
– Сами у кого-то автограф просили?
– Об Энгельберте Хампердинке слыхали?
– Британский певец.
– После Олимпиады-1972 сборная проводила турне по Америке. Небольшой самолетик, Кондрашин просек, что в бизнес-классе сидит Хампердинк. Я уже тогда был с английским. У Кондрашина с собой была его пластинка. Вручил мне: "Сходи, подпиши". Все сделал. Потом мучился – что ж для себя-то автограф не взял?
– Могли б паспорт ему подсунуть.
– Когда выходили, так и поступил. Прямо на трапе. Дальше сцена – в аэропорту накрыт стол, девочки маршируют, духовой оркестр. Хампердинк сразу к ним. Так его заворачивают: "Мистер, не вас встречаем". – "А кого?" – "Русскую команду". Раздраженно отвернулся, пошел.
На следующий день листаю газеты – натыкаюсь на его интервью: "Ждут какую-то русскую баскетбольную команду, а меня, такого певца, отправляют за угол!" И здесь же ответ ему: "Для Америки гораздо важнее "какая-то" русская команда, чем "какой-то" английский певец.
– Паспорт годы спустя поменяли?
– Да. Ушел с автографом. Жалко.
***
– В Гродно, городе детства, бываете?
– Недавно перед студентами выступал. Брат там живет, Евстафий. Мастер на все руки. Прежде медали у меня лежали по целлофановым пакетам. Он приехал, увидел – возмутился! Нужно, говорит, исправить это дело. Оформили стенд. Маленький – но душевный.
– Вы тоже умелец хоть куда.
– Каждый день хожу в лес – что-то приношу. Могу закинуть на плечо бревно, если красивое. До сих пор на участке лежит рябина, мечтал соорудить кровать в лесном сюжете. С набалдашником, разветвлением…
– Что помешало?
– Понял – из одного дерева не выйдет. Надо каркас варить, а это уже не то. Придумал другой вариант. Так кровать из подвала не вытаскивалась! Не вписалась в поворот. Пришлось разбирать, тянуть по частям. Лет десять на ней спим. Пытался приучить двух внуков к рубанку – их папа ответил: "Не надо. За них всё будут делать профессионалы". Не переубедишь.
– Хотим взглянуть на ваш локоть.
– Пожалуйста… (закатывает рукав)
– Говорят, этот двойной сустав вводил соперников в заблуждение.
– Сказки! В семь лет сломал руку. Зацепился пиджачком, перелезая через забор, упал на бетон. Первая операция – неудачно. Затем еще две. Рука срослась так, что при ходьбе немножко ей загребаю. А мой конек в баскетболе какой? Скрытые передачи! Вот и пошла легенда – потому что у меня "рука кривая". Но это левая. А отдавал-то я правой…
– Мы читали, руку собирались отнять.
– Должны были. Повезло – дядьку из моей палаты выписывали, матери шепнул: "Спасайте мальчишку, уже готовится операция, будут отрезать". Та в крик! На шум вышел главврач. Говорит: "Я лично займусь вашим сыном".
Отпустили из госпиталя – рука не разгибалась. Мамочка что придумала? В бак от мороженого наливала теплую воду. На дно 10-килограммовую гирю. Я через боль то подниму, то опущу. Рубль премии получал за терпение. Господь помог. Все только оттуда идет. И три секунды – тоже!
– Вы полагаете?
– Я знаю! Мюнхен, 8 сентября. Вечер. На следующий день – финал. Решил прогуляться, подходят две девушки. Американки. "О, Раша!" Раскладывают на скамеечке религиозную литературу…
– Библию?
– Ну да. В то время поймали бы с ней на таможне – ты невыездной до конца жизни. А тут я, комсомолец, сижу с американками. Говорим о Библии. После тех проводов, которые устроили нам в Союзе накануне Олимпиады.
– Особые проводы?
– В Волгограде – там, где разбили фашистов. Возле дедушки Ленина клятвы давали. Напутствие в ЦК комсомола, встреча с мамой Зои Космодемьянской. Она всю олимпийскую делегацию называла "футболистами", ха… О чем я говорил?
– Американки на скамейке.
– Вопрос им задаю: "Кто вам дороже – отец с матерью или Бог?" – "Бог!" Для меня это было дико. "А что вы хотите – чтоб я поверил в Бога и сборная СССР победила или чтоб не поверил – и мы проиграли?" Задумались. Потом одна открывает Библию: "Вот страничка. Прочти – и выиграете!" Пригляделся – Библия-то на русском языке. Взял, в номере прочел, что отметили, заткнул под матрас. Чтоб никто не видел.
– С кем жили в номере?
– С Сашкой Беловым и Болошевым. Своих-то я не боялся, но все-таки… Это вам один момент. Был и второй. Если разбирать три секунды по косточкам – что-то происходящим управляло свыше.
Американцы забивают штрафной, Жармухамедов вбрасывает мяч – а мы чуть раньше попросили тайм-аут. Время возвращают назад. Кондрашин выпускает меня. Ставит на решающую передачу: пасуй на боковую линию Паулаускасу. Тот пусть ловит – и отдает уже под кольцо. Что дальше, помните?
– В общих чертах.
– Я бросаю – сирена. Снова ломается табло! Всё отматывают назад. Беру мяч – и вижу, что передо мной Том Барлесон, 2,26 ростом. Машет руками. Можно отдавать только вбок. Его ж не перекинешь! Судья жестом показывает: парень, вот линия, вот стена. Рисует стену в воздухе. Ты не должен сюда заносить руки, это нарушение правил. Так американцу показалось, что требуют отойти вообще – и он уходит! А у меня простор!
– Если б не ушел?
– Конец! Нереально отдать туда передачу! А так – есть шанс. Мяч летит через площадку две секунды, надо в прыжке ловить и что-то делать. Но кто ж думал, что Барлесон уйдет? Без вторжения неведомой силы это невозможно. Кстати, как вам кажется, что самое тяжелое в той ситуации – отдать пас, поймать мяч или забросить?
– Пас.
– А я считаю – поймать мяч! Ничего сложнее не было! Рядом два американца в прыжке – и оба побоялись фолить на Белове. Поэтому от него отвалились. Забить же из-под кольца труда не составляло.
И еще. Чье слово оказалось главным на ночном заседании? Венгра, родители которого погибли в 1956-м, когда в страну вошли советские танки. Но присудил нам победу, представляете?!
– Сергей Белов говорил: "В конце матча мне очень хотелось ударить Белова Александра…" Вы понимаете – за что?
– Мы вели около семи очков. Случились три потери. Первая – Сергея, на ведении мяч ушел за боковую. Вторая – моя, дали фол в нападении. Третья – самая нелепая…
– Александра Белова?
– Да. Мог спокойно обнять мяч и держать пять секунд. До сирены оставалось бы две! Мы же ведем, всё, это наша победа! Или кинул бы Сереге Белову, тот свободный метрах в четырех от него. Но Сашка почему-то отпасовал в середину, на Саканделидзе. Вот там Даг Коллинз подсуетился, выхватил мяч. И американцы повели 50:49…
– В США о "трех секундах" тоже сняли фильм.
– В 2000-м завалились ко мне в квартиру, человек пятнадцать с аппаратурой. Я согласился на интервью с условием, что пришлют кассету. Два года спустя на чемпионате мира в Штатах передали.
Все пронизано мыслью: "Несправедливо!" Лишь три игрока сказали: "Мы проиграли – так о чем рассуждать?" Кто-то заявил, что президент США вручил команде копии золотых медалей, и этого достаточно. Еще один выступил: "Никогда не прикоснусь к серебряным медалям, которые в Мюнхене отказались забирать. Запрещаю внукам их получать!"
– Вы с кем-то из той сборной США общались?
– Был с ветеранами в Чикаго, там работал Коллинз. Ко мне подошли: "В зале Даг. Готовы встретиться?" – "Почему нет?" Возвращаются: "Он не захотел разговаривать". Ну и ладно. Видимо, считает, что мы – незаконные олимпийские чемпионы.
***
– Были на похоронах Александра Белова?
– Нет. Из сборной не было никого – в это время проходил чемпионат мира в Маниле. Там и узнали. Причем итальянцы сказали, не наши!
Каждый год, приезжая в Петербург, иду к Саше на Северное кладбище. Есть чудесная песня, посвященная ему. Эту песню я ставил на похоронах Саши Болошева и Гены Вольнова.
– Вы же занимались их похоронами?
– Помогал. Для Болошева пробил почетный караул, "Динамо" его забыло. А с Вольновым – ужас! Едем с его женой на Востряково. Указатель – "аллея великих спортсменов". Директору кладбища объясняем: Вольнов – легенда. Участник четырех Олимпиад, три медали – золотая, серебряная, бронзовая. Хотим, чтоб захоронили вот на этой аллее. Усмехается: "Да никакой "аллеи" нет! Стенд старый, не соответствует…"
– ???
– Они же все хитрецы – года два никого там не хоронили, находили причины. Значит – не употребляется. Ну и продали эту землю. Где же, говорю, можете захоронить? Заводят под какую-то стену, там венки сваливают. А на "аллее" все ухожено, выложено плиткой. Красота. Но стоит место 25 тысяч долларов!
Я попытался дозвониться до Лужкова и Сергея Иванова – они очень любили Гену. Никак. Не подпускают. А время поджимает! Жена Вольнова заплатила. Я думал – куда-то обращусь, компенсируют траты. Бесполезно.
– Саканделидзе, закончив с баскетболом, стал директором чайной фабрики. Бывали у него?
– Руководил Зураб не чайной фабрикой – предприятием, которое выпускало лимонады, сиропы. А Мишу Коркия назначили директором сувенирного заводика. Оба были свадебными генералами. Правда, в середине 80-х Миша загремел в тюрьму. Обнаружили какие-то нарушения, повесили на него.
– Саканделидзе и Коркия ушли с интервалом в 13 дней.
– Сако и Мишико не дожили даже до шестидесяти. Вы не хуже меня знаете, как в Грузии умеют чествовать олимпийских чемпионов. Бесконечные застолья…
– Самый сложный в той команде – Сергей Белов?
– Серега говорил: "Если с ребятами не пью, не играю в карты, не хожу по девкам – это не значит, что я высокомерный. Просто мне комфортно наедине с собой". Многие были недовольны его аскетизмом в отношениях, не понимая, что это удел лидера.
– Разве?
– Воробьи летают стаями, орлы – в одиночку. Если не будешь держаться обособленно в коллективе, не сможешь выходить на площадку с ощущением, что ты – лидер. И в ключевой момент испугаешься взять ответственность на себя. Серега этого не боялся. У него никогда не дрожала рука. Если б не он, нам бы в Мюнхене ничего не светило. Многие говорят – финал вытащили Едешко и Александр Белов. Да его вытащил Серега! 20 очков в таком матче, он герой!
– В сборной его лучшим другом считался Паулаускас?
– Да, жили в одном номере. Отношения у них были своеобразные. Оба – гордые, молчаливые, самодостаточные. Как-то в Цахкадзоре Белов с Паулаускасом шли пешком от гостиницы до зала. Я чуть поодаль. Так за сорок минут они не произнесли ни слова! Белов вообще редко первым начинал разговор.
– Почему он стал невыездным?
– В Рио-де-Жанейро подружился с парнем. Сын русских эмигрантов из Харбина, осел в Бразилии. Прекрасно говорил по-русски, обаятельный, фанат баскетбола. Когда сборная проводила турне по Южной Америке, наших матчей не пропускал. Иногда в Европу приезжал за нас поболеть.
В 1982-м впервые прилетел в Москву. Белов, который был уже главным тренером ЦСКА, предложил: "Живи у меня. Зачем на гостиницу тратиться?" Кто-то стукнул. Выяснилось – он из ЦРУ! Белова сняли, на пять лет закрыли выезд. Сергей считал, что за этим стоял Гомельский.
– Верите?
– От Александра Яковлевича можно было ждать чего угодно. В 70-е он сам был невыездным. На финал Кубка чемпионов с "Реалом" отправились без него, функциями играющего тренера наделили Белова. ЦСКА выиграл, у Сереги начали проскальзывать тренерские нотки. Гомельского это раздражало. В Белове видел конкурента.
***
– Правда, что мата от Кондрашина не слышали никогда?
– Да. "Баран"! "Чурбан"! "Скобарь"! "Идиот"!
– Тоже неплохо.
– На Олимпиаде в Монреале по моему адресу проскочило что-то такое, а мне уже 30 лет. Потом подхожу: "Владимир Петрович, ну как же так?" – "Извини, сорвался…" Ты видишь его искренность – и обида отпускает. В 1974-м на чемпионате мира в Пуэрто-Рико устроили эксперимент. Мячи нам носил местный паренек Хулио. Подговорили – когда коуч войдет в автобус, кричи: "Баран, чурбан, скобарь, идиот!" Кондрашин появился – и понеслось вот это. С латиноамериканским акцентом.
– Рассмеялся?
– Не сразу. Оцепенел… При всех человеческих достоинствах Владимир Петрович был напрочь лишен одного качества – не умел пробивать игрокам условия. Ему в голову не приходило пойти к первому секретарю Ленинградского обкома, попросить для них квартиры, машины. Кондрашина интересовал только баскетбол, отслеживал все новинки, ящиками привозил из Америки специальную литературу. Зато Гомельский обеспечивал команду от и до. Жилье, автомобили, поездки за границу…
– Поэтому Кондрашина звали Батюшка, а Гомельского – Папа?
– Ну да. Однажды с ребятами обсуждали, какой тренер нужен сборной. Сошлись на том, что для результата – Кондрашин. Для более комфортной жизни – Гомельский. Хотя великие оба. Первый сделал из меня игрока. Второй – закалил.
– Как?
– Я был игроком основного состава сборной при Кондрашине, входил в сборную Европы. А Гомельский в ЦСКА часто на лавке держал. Бывало, накипит, идешь к нему с желанием высказать все! А выходишь из кабинета и думаешь: "Елки-палки, куда я лезу? Как смею его обвинять? Проблема-то во мне…" По части психологии и дара убеждения Александру Яковлевичу не было равных. В воспитательных целях использовал разные методы.
– Например?
– 8 марта в Каунасе я выпил две бутылки пива. Он разыграл спектакль. Мне объявил об отчислении за нарушение режима. А капитана предупредил: "Пускай ребята организуют собрание, попросят взять Едешко на поруки. Прощу – но для него это будет уроком".
Сохранилась запись интервью, где Гомельский незадолго до смерти сказал: "Едешко опередил меня в понимании того, что такое красота игры. К нему были претензии, терял мячи. Но и забивали немало с его изумительных передач!"
– Сергей Белов писал в книге, что Олимпиаду в Монреале проиграли из-за Кондрашина, который переборщил с нагрузками.
– Не согласен! Наоборот, физически готовы были лучше, чем в Мюнхене. Но там Кондрашин с составом угадал, здесь – нет. Выпустил в полуфинале с Югославией "бросунов" – Серегу Белова и Арзамаскова. Оба стремились забить, тянули одеяло на себя. А в тылу никого, югославы понеслись в контратаку. Хотя сгубило не это.
– А что?
– Русский менталитет. В день полуфинала с утра охмуряли фирмачи. Спортивная экипировка в Союзе была жутким дефицитом. А тут – бери не хочу! Подходит представитель "Адидаса": "Даем каждому 200 долларов, два костюма, пять пар кед". Следом "Пума": "300 долларов, часы, три костюма, десять пар кед". Потом "Конверс": "500 долларов, пять костюмов, кеды в неограниченном количестве". С непривычки голова шла кругом. Народ разбился на кучки, шептался по углам, боясь продешевить.
– Об игре не думали?
– Вот именно! "Поплыли". Когда Олимпиада завершилась, на банкете разговорились с югославами. Услышав, сколько мы получили за рекламу, хохотали: "А нам по пять тысяч долларов заплатили!" Югославы расценки знали – не то что нищие советские спортсмены.
– Футболист Муртаз Хурцилава на чемпионате мира-1966, взяв деньги от фирмачей, играл одновременно в "Пуме" и "Адидасе".
– В Монреале это практиковали прыгуны в высоту. На полном серьезе уверяли начальство, что для бега удобнее кроссовки одной фирмы, для толчка – другой. А в Мюнхене отличился штангист Вася Алексеев.
– Как?
– За пару лет до Игр начал работать самостоятельно. Узнав, что премия за золотую медаль полагается еще и личному тренеру, в этом качестве записал жену. Ему говорят: "Вась, ты очумел?!" – "Позвольте! Супруга живет со мной в Олимпийской деревне, варит борщ, ночью помогает снять напряжение перед стартом. Чем не тренер?"
– И что?
– Заплатили призовые – и Васе, и ей! Мне рассказывали, как в Мюнхене он попал на баскетбольный финал. Ажиотаж неимоверный, даже у советского посла не было билета. Васе он не понадобился. На служебном входе толкнул двери с такой силой, что волонтеры разлетелись. Алексеева узнали. Связываться никто не рискнул.
***
– После бронзы Монреаля Гомельский сменил Кондрашина в сборной и вас отцепил. За что?
– Под предлогом омоложения состава. Сначала из сборной, затем из ЦСКА. Поехал в киевский СКА. Вдруг приглашение в Вену! На контракт! Австрийцы закидывали удочки еще в 1974-м, когда играл там за сборную Европы. Речь шла о клубе, который спонсировала коммунистическая газета "Фольксштимме". А тренировал мужик без одной ноги. Передвигался на костыле.
– Догадываемся, каким был ваш ответ.
– Советский офицер, действующий игрок сборной в капстране выступать не может. "Вот если отовсюду выгонят, шанс есть", – посмеялся я. Едва очутился в киевском СКА, австрийцы напомнили о себе. Из "Фольксштимме" в Министерство обороны прислали письмо. Самое удивительное – дали добро!
Это была сенсация – впервые спортсмен отправляется за границу по контракту, оставаясь военнослужащим. Михайлов, Петров, Харламов смотрели на меня, как на Бога. Если уеду я – смогут и они.
– Почему сорвалось?
– Пока оформляли документы, играл за сборную Вооруженных сил. Провели два контрольных матча со сборной СССР, которая готовилась к чемпионату Европы. В первом я, защитник, набрал 24 очка. Во втором – 14. Гомельский был в шоке. Понял, что рановато меня списал. Вскоре вызвали в ЦК: "Об Австрии забудьте. Вы нужны советскому спорту!"
– Вернулись и в ЦСКА, и в сборную?
– Да. На чемпионате мира берем серебро, через год на "Европе" – золото. Наступает 1980-й. Команда начинает подготовку к Олимпиаде – меня в списке нет. Звоню Гомельскому. "Иван, не волнуйся! Подключу к заключительному сбору. С твоим-то опытом…"
– Не подключил.
– Ни меня, ни Жармухамедова. Позже ему это ставили в упрек. Думаю, в битве с югославами мы бы пригодились. Но Гомельский был уверен, что золотая медаль в кармане, раз США бойкотируют Игры. Если без Сереги Белова не обойтись, то без нас с Жаром – вполне. Зачем стране несколько двукратных олимпийских чемпионов? Гомельский усмотрел в этом потенциальную опасность для собственного будущего, ведь вся слава могла упасть на нас.
– Спустя два года вновь пригласил вас в сборную – уже ассистентом.
– Я совершенно не рвался! Тренировал молодежку, где были Сабонис, Тихоненко, Сокк, Миглиниекс. Все устраивало, но Гомельский пригрозил: "Не пойдешь ко мне, добьюсь, что тебя отстранят от молодежной сборной". Это было в его власти. Спросил: "Зачем я вам, Александр Яковлевич?" – "Ты общительный, а мне надо контакт с ребятами наладить…" – "Хотите сделать из меня стукача?" – "Боже упаси! Плевать, курят они или пьют. Важнее знать, кто в каком состоянии".
– Согласились?
– Куда деваться? В 1982-м выиграли чемпионат мира в Колумбии. После чего меня заменил Селихов.
– Мотив?
– Ха! Гомельский не был бы самим собой, если б не плел интриги. Мог поднять, мог уничтожить. С одной стороны, говорил: "Иван, ты единственный, кому доверяю. Не подсидишь, не подставишь. Не боишься со мной спорить". А с другой – постоянно тасовал ассистентов. Считал, что помощник, долго работающий с командой, рано или поздно будет метить на место главного. Раскачает трон.
– Чем юный Сабонис удивлял?
– Начало 80-х. Долетели слухи, что в "Жальгирисе" Арвидас ведет свободный образ жизни, на тренировках себя не утруждает. Гомельский немедленно послал меня на две недели в Каунас. Подготовить Сабониса к сборной.
– Каким образом?
– Индивидуальные тренировки я специально назначал на девять вечера. Полтора часа в зале отпашет, и уже ни гулять, ни выпивать ему не хотелось. Мечтал лишь о том, чтоб доползти до кровати и заснуть.
– Ахилл за год до Олимпиады в Сеуле он порвал на ваших глазах?
– Да, в Новогорске. Ловит мяч, треск – и падает. На своей машине повез Сабониса в ЦИТО. Вечер пятницы, кроме дежурного врача, никого. До главного хирурга Сергея Миронова не дозвониться – уехал за город на день рождения. Говорят – ждите понедельника. А при разрыве ахилла медлить нельзя.
– Как быть?
– Переночевал с Арвидасом в палате. Тем временем Гомельский поднял всех на уши, вызвал хирургов из Литвы. В субботу утром прилетели в Москву. В ЦИТО, чтоб себя выгородить, сунули бумажку, мол, Сабонис покидает клинику по собственному желанию. Подписали. Первая операция была в Финляндии, повторная – в США. К Сеулу успел восстановиться.
***
– Болошев говорил: "Там, где Ваня Едешко, всегда что-то происходит". Какие были проделки?
– В Бразилии привезли на экскурсию в серпентарий. А Коркия ужасно боялся змей. Ходил по залу с опаской, смотрел на них из-за спин ребят. Я подкрался, провел рукой по его бедру, зашипел. Миша издал дикий вопль! Команда грохнула от смеха!
В другой раз пошутил над Володей Ткаченко. В аэропорту на багажной ленте ждет хозяина овчарка в наморднике. Один круг, второй – ее не забирают. Тут наши чемоданы появились. Ткаченко свой потащил, а я сзади ухватил его за ногу и гавкнул. Вова с такой скоростью рванул вперед, что чуть на полу не растянулся.
– Отомстил вам Ткаченко?
– Что вы! Не в его характере. Хотя помню эпизод. Рано утром будит на сборе: "Иван Иваныч, проснитесь!" Открываю глаза и вздрагиваю: "Ой, ё!" Надо мной с высоты своих 2,20 нависает Ткаченко. Огромное лицо, массивная челюсть. С виду грозный, но более добродушного человека не встречал.
На площадке первый сезон его били внаглую! Володя робел, не отвечал. Вздыхал в раздевалке: "Ну не могу я человека ударить…" Посовещались с ребятами и поняли – пацана надо спасать.
– Как?
– Подружки у него не было, к алкоголю не притрагивался. А мы выпить уговорили, девушку привели.
– Помогло?
– Еще бы! Мальчик превратился в мужика. Взгляд другим стал. С той поры соперники связываться с Ткаченко побаивались. Рассказывал, как однажды вора задержал.
Сидит дома в туалете. Звонок в дверь. Не открывает. Внезапно в замке поворачивается ключ. Залетает мужичок, начинает шуровать в шкафах, складывает в мешок пластинки. У Ткаченко была шикарная коллекция, любимая группа – Smokie. Володя по-тихому заканчивает свои дела, выходит. Прислонившись к косяку, молча наблюдает за воришкой. Тот оборачивается, бросает мешок и кричит: "Только не убивай!" А Володя пальцем манит: "Иди к дяде…"
– Поколотил?
– Нет. В милицию сдал.
– Знаменитый случай – у Жармухамедова в 1973-м на таможне конфисковали пистолет. Утверждает, что оружие в сумку подбросил один из игроков ЦСКА. У вас есть версия – кто?
– Абсурд! Ничего не подбрасывали! Жармухамедов был уверен, что везет игрушечный пистолет. В подарок сыну.
– А оказался "Смит и Вессон".
– Какой нормальный человек потащит через советскую границу оружие?! Тем более, Алжан – адекватный парень, умница. Он и не пытался спрятать пистолет. В сумке лежал сверху – достаточно молнию расстегнуть. Произошло недоразумение. В Европе история обросла фантастическими подробностями. Договорились до того, что Жар пытался провезти пулемет.
– Тогда на таможне засыпалась вся сборная.
– Кроме меня. Было турне по США, в последнем матче сильно подвернул ногу. Наложили гипс, сунули костыли – и в Москву. А команда полетела на игры в Панаму и Коста-Рику.
– Наверное, чувствовали себя самым несчастным человеком на свете?
– Расстроился, конечно. Панама – свободная торговая зона. Все дешево. Ребята затарились основательно. Но в таких местах обычно отирается чувачок из посольства. Следит, что покупают, в каком количестве. В Москву поступил сигнал – баскетболистов проверить!
Что такое советская таможня? Борьба имущих с неимущими. Закон был суров, хотя не поддавался логике. К примеру, можно было ввезти три пары джинсов. Четвертая подлежала изъятию. Но джинсовые костюмы проходили отдельной строкой. То есть, джинсы – одна продукция, а джинсы плюс куртка – другая.
– Но тоже три?
– Разумеется. Эту цифру таможенники повторяли чаще всего. Разрешалось провозить три рубашки с коротким рукавом, три – с длинным, три пары часов… Зато пластинок – 50 штук. На них делать бизнес было особенно хорошо. В США покупали по доллару, здесь каждая на черном рынке уходила рублей по 20.
– В советские времена ездили на "Волге"?
– На "Жигулях". Как-то в ЦСКА предложили на выбор – трехкомнатная квартира или "Волга"? Я прикинул. Машина стоит 9 тысяч. Представителям солнечного юга продаю за 24 тысячи.
– Ловко.
– За 5 тысяч покупаю новые "Жигули". Свою двухкомнатную квартиру, добавив 7 тысяч, меняю на трехкомнатную. Еще 3 тысячи остается на ремонт и мебель. Приятель, четырехкратный олимпийский чемпион по фехтованию Виктор Сидяк, отговаривал: "С ума сошел? Бери квартиру!" Зря не послушал.
– Схема не сработала?
– "Волгу"-то продал. Но то варианта подходящего не было, то на сборы умотал. А потом деньги кончились. На что потратил, не могу объяснить! "Жигули" купил, остальное – разлетелось.
– В курсе, что собираются снимать художественный фильм о вашей победе в Мюнхене?
– Спасибо за вопрос, ребятки! Очень странная история. Года полтора назад узнаю, что студия Никиты Михалкова после успеха "Легенды № 17" решила снять кино про Александра Белова. Звонят мне: "Готовы побеседовать о Белове?" – "Конечно!" Приезжают. Рассказываю, какой он великий баскетболист, классный парень. Обрывают на полуслове: "Нас интересует другое. Как на таможне завалился с иконами. Как покупал валюту, где пил, с какими девицами…" Выпроводил сразу.
– А дальше?
– Недавно в интернете наткнулся на сюжет. Фонд кино проводил очную защиту кинопроектов, претендующих на господдержку. Среди прочих выступил продюсер. Сообщил, что создаст картину о победе баскетбольной сборной СССР на Олимпиаде-1972. Бюджет превысит "Легенду № 17" почти в два раза. Сценарий готов. Запланированы съемки в США, Южной Америке, Европе… Меня насторожила фраза, что сын Сергея Белова уже тренирует артистов, учит играть в баскетбол. Но они маленького роста! Какие из них баскетболисты?!
– Козловского для роли Харламова научили кататься на коньках.
– Сравнили! Или сейчас с помощью компьютера в кино что хочешь наваяют? Ладно, допустим. Но как передать дух эпохи, отношения тех людей без консультантов? Из сборной 1972-го живы четверо. Паулаускас в Литве. Поливода – на Украине. Жармухамедов – нелюдим, даже на баскетбол не ходит. Из тех, кто может что-то рассказать, остаюсь я. Но ко мне никто не обращался. Страшно представить, что это будет за фильм.
– Прежде вы много курили. Бросили?
– Уж лет пять как. Курил везде – в машине, на даче. Друзья посоветовали доктора. Сидим здесь, у меня. Говорит: "Закуривайте, не стесняйтесь!" Начинает объяснять свою систему – пять затяжек, две… Что за бред? Но чувствую – нет, не шарлатан!
– Это главное.
– Оставил какой-то диск. И книжку: "Когда ее проработаете полностью, снова встретимся". Я все сделал. Больше не виделись – врач мне стал не нужен. Благодаря книге забыл о сигаретах!
– Что ж за книжка?
– Алан Карр, "Легкий способ бросить курить". У него же есть "Легкий способ похудеть"!
– Тоже попробовали?
– Дай-ка, думаю, прочту. Килограммов десять я бы скинул! Начал читать – ну вообще ерунда. Про ягуаров, насекомых, кто как ест. Не пошло!
***
– Знаете, о чем жалею? – улыбнулся Едешко.
Не успели мы обмозговать версии, он раскрыл карты самым неожиданным образом:
– Слишком поздно встретился с психологическими практиками. НЛП. Как стать, как быть, как добиться… Настолько интересно! Надо знать обязательно!
– Да в этих вещах можно утонуть.
– Вот и тону сейчас. Зато эти уроки помогают лучше понять молодежь.
За окном стемнело. В комнату с тарелкой оладьев заглянула "последняя жена":
– Иван Иваныч, ты от молодости к старости идешь? Или наоборот? Говоришь не умолкая, но, по-моему, еще на полпути…
Едешко усмехнулся:
– Милая, я иду к воспоминаниям!
