Виталий Смирнов: кабан для Гагарина
Собеседником корреспондентов "СЭ" стал почетный президент ОКР, член МОК с 1971 года.
Мы уверяли, что знаем все титулы и должности Виталия Смирнова, - а он посмеивался: "Вы не можете этого помнить. Потому что я сам не помню..."
Мы могли поговорить об олимпийском движении и участии нашего героя в многочисленных оргкомитетах и комиссиях - но решили о другом. О чудесных встречах, которые подарила Виталию Георгиевичу жизнь. И затянулся такой разговор надолго.
"БЛОКНОТ АГИТАТОРА"
- На днях нам Игорь Тер-Ованесян рассказывал, как американцы предложили ему за мемуары бешеные деньги - но с единственным условием: писать всю правду. Он отказался.
- Мне предлагало писать английское издательство. Но интересовали их, как я понял, жареные факты. Анекдотические случаи про бывших руководителей. Я счел для себя невозможным участвовать.
- Неужели издательств мало?
- Только вчера приятель сказал: "Знаешь, старик, за что тебя уважаю? За то, что не опустился до мемуаров". Но жизнь у меня в спорте была довольно интересная, участвовал во всех Олимпиадах с 1960 года. Может, еще созрею до книжки. Надо писать, надо.
- Громыко говорил: "Если опубликую честные мемуары, мир перевернется". От вашей книжки - тоже может?
- Не думаю. Даже от воспоминаний Громыко не перевернулся бы. Это была бы всего-навсего правда Громыко. Мир давно ни от чего не замирает.
- С Громыко общались?
- Общаться с большими руководителями того времени было сложно. Система держала дистанцию. Был узкий круг людей, которые вращались на этой орбите, - и все.
- А с Брежневым разговаривали?
- Пару раз. В мае 80-го он принимал лорда Килланина, президента МОК. С одного края стола сидел Брежнев, рядом председатель оргкомитета московской Олимпиады Новиков, спортивный министр Павлов, я и помощник генсека Блатов. На другой стороне стола Килланин с мадам Берлю, директором МОК. На месте председателя - Суходрев, переводчик. И вдруг Килланин показал, что такое британский юмор, - кивнул на меня: "Это вице-президент МОК, мой зам, почему он сидит на вашей стороне?" Брежнев спрашивает: "Ты чего сюда забрался?"
- Забавно.
- Тихо отвечаю: мне правильнее находиться с этой стороны. Тогда Брежнев повернулся к Килланину: "Господин президент, он сам сюда сел! Его не заставляли!" Та встреча едва не завершилась неприятностью.
- Что стряслось?
- Когда готовились к таким визитам, надо было заранее предусмотреть сценарий. Ход беседы. И составить для Брежнева записку. В тот раз мы как будто бы все угадали, но Килланин нас сразил: "В СССР издается "Блокнот агитатора"..."
- Что за блокнот?
- Небольшая книжечка для пропагандистов. Листки можно было вырывать и вешать - вроде календаря. И вот в каком-то выпуске появилась заметка: дескать, Олимпиаду Советский Союз получил благодаря миролюбивой внешней политике Коммунистической партии. Перевод подложили одному из членов британской палаты лордов. Тот послал запрос: "На каком основании МОК принял такое решение?" И дошло до Килланина.
- А Брежнев?
- Для него такой поворот оказался неожиданностью - в записке-то об этом ни слова. Тяжело посмотрел на нас. Его помощник покраснел до ушей, зашипел: "Что за вопросы?!" Я молчу. И вдруг Старика осенило: "Во-первых, это не самое солидное наше издание. Во-вторых, у нас свобода слова. Раз написали - значит, это их точка зрения".
- Великого спринтера Борзова в те же годы поразило, насколько у Леонида Ильича крепкое рукопожатие.
- Я-то впервые Брежнева увидел намного раньше. В 62-м в Лужниках было комсомольское мероприятие, он шел за Хрущевым. Тогда это был видный мужчина. Красивый, улыбчивый, нравился женщинам. Как многие бывшие военные, ходил в штатском костюме - а брюки заправлял в сапоги.
- С кем из больших политиков вам было интересно говорить не о спорте?
- Я не искал дружбы с политиками. Гораздо приятнее было общаться с художниками, артистами, писателями, космонавтами. Дружил с Рождественским, Гагариным. У меня дача в поселке на Красной Пахре, где жили Нагибин, Трифонов, Гердт, Зыкина. Я многим обязан писателю-маринисту Игорю Всеволожскому. Сегодня, ребята, в это трудно поверить, но до 60-х годов Достоевского в Советском Союзе не издавали. За "Бесы" срок впаять могли. Полное собрание сочинений Достоевского я прочитал именно из библиотеки Игоря.
- Кто из ваших знакомых поражал остроумием?
- Архитектор Эдик Барклай - муж певицы Майи Кристалинской. Я часто бывал у них в гостях. Эдик знал миллион смешных историй. Особенно запомнилась одна, про композитора Дмитрия Покрасса.
- Того, что написал музыку к фильму "Трактористы"?
- Да. Это был уже подслеповатый старичок, любитель поддать. Барклай с ним дружил. Когда они отдыхали в пансионате, Покрасс часто звонил ему с утра пораньше: "Эдинька, яичко облуплено - ларек открыт". И тот присоединялся. Как-то Покрасс решил сам спуститься в ларек. В пижаме и тапочках.
- Оригинально.
- Там его, не успевшего махнуть стопку, принял старшина милиции. Доставил в околоток. Покрасс просит дежурного: "Позвольте позвонить моему другу Васе. Он волнуется, будет меня искать, я ведь не молод". - "Ладно". Набирает номер и говорит: "Васенька, ты еще лежишь? А я уже сижу…" Объясняет, где находится. Затем протягивает трубку дежурному: "Вася хочет с вами поговорить. Он очень настаивает". Тот лениво берет телефон: "Ну чего?" Но через секунду меняется в лице, вытягивается по струнке.
- И кто же был Васей?
- Первый секретарь обкома партии. Дежурный зовет старшину, указывает на Покрасса: "Кого ты привел? Это ж знаменитый композитор! Уважаемый человек! Сейчас сажаешь его в люльку, отвозишь к ларьку, и охраняешь. Пусть пьет".
ПОСЛЕДНЯЯ ОХОТА
- Вы упомянули о Гагарине. Где познакомились?
- В 67-м во время поездки во Францию. Я еще работал в Московском комитете комсомола. Отправились туда вчетвером по приглашению французской компартии - Павлов (до того как стать спортивным министром, он был первым секретарем ЦК ВЛКСМ), Гагарин, переводчик и я. Почти месяц колесили по "красному поясу" - там, где у власти были коммунисты. Мы выступали, агитировали за них - как раз шли выборы.
Гагарин во Франции был нарасхват. Больше не видел, кто бы из наших пользовался за границей такой же любовью. В Марселе есть традиция: ребенок должен дотронуться до великого человека - тогда сам станет великим. И к Гагарину крохотные ручонки тянулись со всех сторон. У него был белоснежный парадный китель с золотыми пуговицами. Так эти пуговицы вырывали с мясом. Когда это случилось впервые, я всполошился: "Юра, как же быть?" - "Нормалек", - улыбнулся Гагарин.
- Кто пришивал новые?
- Сам. Садились в поезд, он доставал нитку с иголкой и шкатулку, в которой полно пуговиц. Видно, уже знал, чем заканчиваются такие встречи, - вот и захватил с собой про запас.
- Никакого апломба?
- Абсолютно! Гагарин обладал фантастическим обаянием. На уровне гипноза. Едем на машине из Парижа к вдове Мориса Тореза. Дождь стеной - даже щетки на лобовом стекле не справляются. Внезапно Юра обращается к шоферу: "Давай поведу". И тот покорно уступает место. Или катаемся по Сене на речном трамвайчике. Юра говорит: "Пойду порулю". Я в шоке: "Кто тебе даст? Да и опасно. Трамвайчик-то под мост еле-еле проходит". Но через пару минут смотрю - Гагарин уже у штурвала. Не представляю, как ему это удавалось?!
Еще помню эпизод в Париже. Гагарин с Павловым идут впереди, за ними - толпа. Мы с переводчиком чуть поотстали. Навстречу странная дамочка, с виду - бандерша. Показывает на Юру: "Кто этот месье?" - "Юрий Гагарин". - "Да ну! Какое счастье, что я сегодня так рано встала!" Хоть было уже пять часов вечера.
В той поездке и сблизились. Потом в Москве встречались. Выбирались в баню, на охоту. Со мной у Юры была, наверное, последняя в его жизни охота - за два месяца до гибели.
- На кого ходили?
- На кабана. Это было в январе 68-го. Договорились встретиться у выезда из города. Мы с товарищем подкатили к условленному месту. Видим - черная "Волга" стоит. За рулем Юра. Летная куртка, на голове потешный треух. Так и поехали. За Волоколамском на "газике" нас ждал первый секретарь местного райкома. Вышел он из машины, Юру в этом треухе даже взглядом не удостоил.
- Не узнал?
- Конечно. Принял за шофера. Говорю: "Познакомься с Юрием Гагариным". Мужик на секунду потерял дар речи, а потом с криком: "Юра? Твою мать!", бросился ему на шею. Охота была чудесная, вечером слушали пластинку с записью токующего глухаря. В Москву вернулись с одним кабаном на троих. Делить тушу не стали, целиком отдали Юре. Вскоре ему предстояло защищать диплом в академии Жуковского. Вот и сказали: "Угостишь ребят".
- Больше не встречались?
- Мельком увиделись 23 февраля на заседании во Дворце съездов. Гагарин сказал, что у него накопились долги по летной практике: "Налетаю - и пообщаемся. Заеду к тебе в Пушкинский район". Меня туда перевели. А 27 марта он разбился. Причем в тот день я звонил ему домой - никто не подходил. Наконец, сняли трубку. "Можно, Юрия Алексеича?" - "Нет больше Юрия Алексеича". А потом по радио объявили о его гибели.
- Не рассказывал Гагарин - может, видел в космосе что-то, о чем в газетах не напишешь?
- Нет. Да я и не спрашивал.
- Неужели не интересно было?
- Не в этом дело. Во-первых, у меня давно выработалась привычка - лишних вопросов не задавать. Во-вторых, я нередко общался с космонавтами. Лично знал Сергея Павловича Королева. Порядок у него был такой: на второй день после возвращения космонавтов на землю, когда отшумят торжественные приемы, они приезжали к Королеву в Подлипки. Передавали бортовой журнал с записями, рассказывали не то, что писали в "Правде", а как было на самом деле. На эти встречи приглашали все начальство Московской области, в том числе из комсомола. Вот поэтому я там несколько раз побывал.
- Что запомнилось?
- После одной из таких встреч остался тяжелый осадок. Заканчивались они обычно фуршетом. И вот слышу под конец: "Кто еще тост не говорил? Комсомол!" Поднялся и дернул же черт ляпнуть: "Сергей Павлович, все наши полеты в космос прошли успешно. Ни одной смерти. Хочу поднять рюмку, чтоб так было всегда". Сразу - мертвая тишина. Вдруг Королев взрывается: "Мальчишка! Ты что, отрицаешь теорию познания?" И отвернулся.
- Вспыльчивый был человек?
- Еще какой! Телефонные трубки швырял так, что аппараты раскалывались. Я уж думал, что карьере конец, но все обошлось. При следующей встрече, 28 декабря 65-го, Королев даже извинился. И все объяснил: "Виталий, ты попал в самую больную точку. Тронул тему, которая для нас табу. Жертвы обязательно будут. Их не избежать. Невозможно все предусмотреть. Ведь что такое космический корабль? Пуля, в которой находится микроорганизм. Любая случайность для него станет роковой". Помолчал и добавил: "Чем больше полетов проходит без жертв, тем мне страшнее. Люди начинают привыкать, что полеты в космос заканчиваются благополучно". Между прочим, пока был жив Королев - ни один космонавт не погиб.
В тот декабрьский день он принимал нас в своем кабинете вместе с Павловым. Первое, что показал, - макет запуска и посадки нашего космического корабля на Луну. Он был создан на год раньше американцев. Потом достал флакончик с какой-то жидкостью. "Догадайтесь-ка, что это? Вода из камня!"
- Такое бывает?
- Вот и мы изумились. Оказывается, бывает. Королев растолковал: "На Луне воды нет. Но без нее никуда. Надо проводить какие-то работы, двигатель охлаждать. В казахском филиале Академии наук разработали такую штуку - с учетом температуры на Луне. Камень "потеет" - и получается вода". Слушать Королева было безумно интересно. Выглядел он неважно, незадолго до этого перенес инфаркт. Помнится, строили какие-то планы, Сергей Павлович сказал: "Хотят операцию делать. Но я решил после Нового года в больницу лечь. Чтоб праздник встретить дома". А 14 января 66-го его не стало.
ХУАН АНТОНЫЧ
- По линии МОК вы часто общались с послами. Самые интересные, которых видели?
- Олег Трояновский, мой друг. Его отец легендарная личность, первый наш посол в США и Японии. Соратник Ленина, помог выжить в Европе Сталину, когда тот сбежал из ссылки. Это и спасло их семью. Найдите его мемуары - читаются как детектив. А Олег стал самым молодым переводчиком на Нюрнбергском процессе. Еще потрясающим послом был Валентин Фалин.
- В ФРГ, кажется?
- Да. На Олимпиаде 72-го года Фалин из Бонна приехал в Мюнхен и поселился со сборной. Наше здание было высокое, а рядом в маленьком коттедже жила израильская делегация. И с нашего балкона были видны все события, связанные с террористами.
- Сохраняли спокойствие?
- Как раз благодаря Фалину. Раз посол с нами - значит, все в порядке. Да и ребята у нас были не пугливые.
- Те Игры едва не отменили?
- Вопрос стоял серьезно. Все решалось ночью в отеле МОК. Я был на этом заседании - в четыре часа утра мы проголосовали за то, чтобы Игры продолжались… А Трояновский приехал к нам с женой в Саппоро в 72-м. Специально взял отпуск. Ходили, помню, в Олимпийской деревне в сауну с опилками.
- Там-то было спокойнее, чем в Мюнхене?
- Не намного. Хоккайдо, северная часть страны. Постоянные угрозы, митинги за "северные территории"…
И, конечно, блестящим послом был Самаранч. Никогда не забуду, как его встречали в Москве.
- По-особенному?
- Он был первым послом Испании в СССР после перерыва в сорок лет. В 37-м прервались дипломатические отношения, а Самаранч приехал в 77-м. В зале VIP на втором этаже Шереметьева выстроился дипломатический корпус, все по протоколу. Мы с Андриановым, членом МОК, где-то в хвосте. Самаранч выходит, прерывает приветствия: "Обождите. Первым делом хочу пожать руку коллегам по Олимпийскому комитету". Нас кинулись искать. Привели под руки. Таких курьезов было много.
За два года до Олимпиады-80 в Москву прилетел король Швеции с королевой Сильвией. Она говорит: "Желаю нанести визит коллегам по спорту". Кстати, познакомились шведский король и Сильвия на мюнхенских Играх. Он, совсем молодой человек, был почетным гостем, а она при нем - хостесса. Тогда президент оргкомитета в качестве хостесс для почетных гостей подобрал девушек из аристократических семей. И случилось несколько браков. Женился даже бывший президент МОК, 72-летний Брэндедж.
- Кого взял?
- Принцессу из рода Габсбургов.
- Самаранч по-русски хорошо говорит?
- Неплохо. А его супруга еще лучше. У нее невероятная способность к языкам. Когда Самаранч приехал в Москву послом, ему выделили небольшой особняк неподалеку от здания спорткомитета в Скатертном переулке. Мы пешком к нему ходили, он сделал нас завсегдатаями испанского посольства. Сам Самаранч посещал Дом журналиста, выставки. Частенько гулял ночью по Тверскому бульвару. Говорил: "Москва - моя вторая родина". Мы его считали своим и называли за глаза "Хуаном Антонычем". Хоть все было непросто.
- В смысле?
- До 91-го первое лицо страны не приняло Самаранча ни разу.
- Почему?
- Брежнев вскоре умер, затем ненадолго к власти приходили Андропов с Черненко. Не сложилось. А вот почему Горбачев не принимал - понятия не имею. Была ситуация: Самаранч в доме приемов на Ленинских горах, ему говорят: "К Михал Сергеичу вот-вот пригласят". Так и не позвали. Председатель спорткомитета Грамов мне как-то сказал, что Горбачеву нашептывают: зачем, мол, тебе принимать какого-то физкультурника?
- Самаранч осерчал?
- Нет. Не озлобился и не обиделся. Вы наверняка не в курсе, что в 80-м ЦК решил наградить орденом Дружбы народов Килланина - но тот отказался. У нас это замяли, шуметь не стали. А Самаранч мне однажды говорит: "Это была ошибка Килланина. Я бы на его месте от награды не отмахивался".
- Награда нашла героя?
- В 95-м в Москве ему вручили орден Дружбы.
- В чем он был слаб?
- С Самаранчем скучно за столом. Все подчинено режиму. Правило выработал железное: в 10 вечера вставал и уходил. Пусть рядом сидит кто угодно, хоть монарх. Под режим Самаранча планировали мероприятия.
- Почему так рано?
- В 11 должен быть в постели. Потому что просыпался в 6 утра, час делал гимнастику. Как-то мы заметили, что у Самаранча стала трястись голова. Со временем все восстановилось. Он рассказал, как себя лечил. Сам придумал цикл упражнений, носил что-то вроде шлема. И выздоровел.
- Его бытовые привычки вас удивляли?
- Есть у него привычка, которой многие подражали: в руке постоянно держит каштаны. Совсем свежие, привезенные из Барселоны. А если каштан все время тереть в руках, он принимает удивительно красивый цвет. Блестит.
- Вы себя на каштанах никогда не ловили?
- Когда-то тоже держал. Сейчас у меня на даче выросли три роскошных каштана.
- Работал Самаранч много?
- Он устроил революцию в МОК. Тот же Брэндедж наведывался в Лозанну раз в три месяца, все было отдано на откуп аппарату. Брэндеджа сменил лорд Килланин - приезжал уже чаще, два раза в месяц. А Самаранч сразу предупредил: "Я буду работать". Ему сняли 310-й номер в отеле "Лозанн Палас", где он прожил 21 год.
- Самаранчу через год будет 90. Как самочувствие?
- Он невероятно волевой и организованный. Нечеловеческое самообладание. Его выбирали президентом МОК в Москве, в Колонном зале. Я уже стал вице-президентом, а он в тот момент был членом исполкома. Сидели рядом. Самаранч был абсолютно спокоен, руки держал на столе. Я положил свою руку на его - никакой дрожи не почувствовал. А выборы идут! Склонился над его ухом: "Не волнуетесь?" - "Нет. Все, что мог, я сделал. Теперь дело за ним". И поднял глаза вверх.
- Сейчас ведет активный образ жизни?
- Не такой активный, как прежде, это понятно. Не забывайте о возрасте. Мы видимся постоянно - Самаранч достаточно подвижен. Занимается музеем, возглавляет комиссию нумизматов и филателистов, бывает на всех заседаниях МОК.
- Бывший президент ФИФА и член МОК Жоао Авеланж тоже бывает?
- В июне в Лозанну на встречу исполкома МОК с городами - кандидатами на Игры-2016 не приезжал, врачи запретили. Но держится Авеланж неплохо. Человеку 94 года, а он каждое утро проплывает в бассейне милю.
- С президентами МОК - предшественниками Самаранча - тоже ладили?
- Прекрасные были отношения. Брэндедж с уважением относился к Советскому Союзу, даже выписывал "Крокодил". Лорд Килланин был президентом восемь лет, и шесть из них я входил в состав исполкома МОК и был вице-президентом. Правда, понимал Килланина с трудом.
- Почему?
- Он заикался и во время беседы никогда не вынимал трубку изо рта. Сигары, к слову, курили и некоторые члены исполкома, так что на заседаниях дым стоял коромыслом. Не продохнуть.
- А теперь?
- На заседаниях уже давно курить не принято.
- Самаранч не курит?
- Никогда не видел его с сигаретой. Мы и выпивали-то всего раз за долгие годы. Был длинный перелет из Женевы в Алма-Ату. Я налил себе рюмку водки, Самаранч покосился и говорит: "Мне тоже плесни". Больше на моей памяти Хуан Антоныч водку себе не позволял.
ХАБАРОВСКИЙ "ВОРОНОК"
- Вы к правилам МОК приспособились быстро?
- Довольно быстро. Хоть конфузов хватало. Мы ведь все были, как один советский посол в Северной Африке.
- Что за посол?
- Как-то с Павловым побывали у него на приеме. А того только перевели с какой-то партийной работы в провинции. И вот в перерыве между блюдами подают серебряные плошки, в которых плавают розовые лепестки. Посол говорит: "Сергей Павлович, это не пить. Руки мыть". Тот побагровел. Если для партийца розовые лепестки были открытием - то Павлов разбирался, что к чему за столом. Но проколы у нас случались. Например, я поначалу в МОК ездил в ратиновом пальто с во-о-т такими рукавами. И в советской шляпе. Впрочем, с одеждой быстро разобрался.
- Оставаясь большевиком лишь внутри?
- Большую роль в моем "моральном" разложении сыграл член МОК от Румынии Шиперко. По-русски говорил, как мы с вами. Повторял: "Я обожаю Россию, но ненавижу большевизм". Нашу литературу знал прекрасно, выписывал кучу журналов из Союза - от "Иностранной литературы" до "Нового мира". Когда приезжал в Москву, пропадал на спектаклях. За границей откладывал для меня "посевовские" издания. Благодаря ему я прочитал "ГУЛАГ" на английском языке. Бывало, сидим вечером на приеме. Склоняется: "Виталий, тебе пора в номер, читать". Но категорически не советовал что-то брать с собой в СССР. За "ГУЛАГ" тут же сажали. Колосков три года был невыездным - нашли на таможне Мандельштама. Причем Мандельштам в это время уже издавался - но вез он издание "Посева".
- Ужас какой.
- Разве это ужас… Вы - молодые люди, счастливое поколение. Не представляете, что такое животный страх. Я недавно смотрел передачу о 30-х годах. Карикатурист Борис Ефимов говорил о страхе - и я его отлично понимал. Днем все жили нормальной жизнью, а ночь превращалась в мучение. Мой отец был военным. Каждую ночь в наш хабаровский гарнизон приезжал "воронок". Тем округом командовал Блюхер. Когда его репрессировали, чистка началась лютая. У отца был собран чемоданчик. В сумерках мать прислушивалась к шагам - ага, внизу остановились. Вот, шаркают наверх.
- На вашей площадке так и не остановились?
- Один раз остановились. И с того момента мама стала седеть. Ей было 23 года. Но Бог миловал, позвонили в дверь напротив.
- И в вашей жизни был момент животного страха?
- Самый сильный страх - война. Мне шел седьмой год, многое понимал. Отец, находясь в командировке, оказался отрезан линией фронта, мы не ведали, что с ним. Мать осталась с четырьмя детьми. Дом, в котором жили, переехав в Москву, до сих пор стоит на Красной Пресне. Всех селили в один корпус, чтоб лишние комнаты не отапливать. И в это время оставленные квартиры начали грабить. Я чувствовал, как боятся взрослые. Много лет спустя мать рассказала про человека, которого я знал. Она открыла дверь, а тот что-то прет на себе. Рявкнул ей: "Жить хочешь - забудь". Мне так жалко то поколение! Эти люди столько пережили!
- Доносы на вас писали?
- В Оргкомитете "Олимпиады-80" - писали. Была группа бездельников, которых туда пристроили отсидеться. Самая неприятная публика. Делать ничего не умели, от спорта далеки. О чем говорить, если один из заместителей называл эмблему Игр олимпийской свастикой?! Зато по части интриг эти товарищи шли в первых рядах. Вдобавок я разводился с первой женой - и посыпались "телеги". Разносы устраивали на КПК - комитете партийного контроля. Была такая садистская организация. Судьбы людей там решали не по закону, а по понятиям. В какой-то момент я дошел до точки. Спас Новиков.
- Как?
- При мне позвонил Пельше, члену политбюро и председателю КПК. Вопрос решился мгновенно. На следующий день я увидел толстую кипу анонимок, которые на меня строчили. Помахали перед носом и упрятали в сейф. Чтоб на крючке держать. Забрал их лишь после того, как закончилась Олимпиада.
- Читали эти письма?
- А как же! Сколько же там было бреда! Вплоть до того, что заставляю рабочих делать ремонт в новой квартире и потому затягиваю строительство олимпийских объектов.
- Были поступки, за которые неловко годы спустя?
- И сегодня стыдно вспоминать, как голосовал за отказ от участия в лосанджелесской Олимпиаде-84.
- Разве вы могли тогда что-то изменить?
- Все равно струсил. Хоть тогда казалось - я сделал все, что мог. Ходил в ЦК, объяснял, что совершаем непростительную ошибку. "А если проиграем?" - спросил завотделом пропаганды Лучинский, будущий президент Молдавии. "Ну и что? - возразил я. - Кто занимается этими подсчетами? Зато у нас точно появятся свои герои, десятки олимпийских чемпионов!"
- Лучинский не проникся?
- "Старик, все это любопытно, но поздно. Политбюро уже приняло решение о бойкоте". И я понял, откуда ветер дует.
- Откуда?
- Все решили три человека, которые были против участия СССР в Олимпиаде, - Андропов, Громыко и Грамов. Марат Владимирович просто испугался. В тот год на первых для него Играх в Сараево сборная СССР уступила в командном зачете ГДР. На Грамове не было лица. Так что перед Лос-Анджелесом он перестраховался.
- Жаль.
- Не то слово! Как член МОК, я присутствовал на открытии Игр-84. Когда на парад вышла китайская делегация, впервые участвовавшая в летней Олимпиаде, стадион встал. А моим соседом на трибуне был старый американец. Он сказал: "Эх, как же ошиблись ваши политики! Ты не представляешь, как вас здесь принимали бы! Люди указывали бы на трибуну, где за бронированным стеклом сидел Картер: "Они не договорились. Зато спортсмены общий язык нашли".
А у нас дошло до того, что делегацию во главе с вице-президентом Васкесом Ранья, которую МОК прислал в Москву за пару месяцев до Игр, чтобы отговорить от бойкота, отказались принимать на серьезном уровне. Встречать их поручили министру связи Талызину. Славный мужик, но в спорте ни черта не смыслил. Промямлил что-то и отправил членов МОК в Грузию. Где их так накачали спиртным, что после этого Васкес Ранья два года болел.
- Самый неожиданный подарок, который получали в жизни?
- Младший сын. Объясню почему. Со второй женой расписались в 78-м. У нас были дети от первых браков, но мы очень хотели общего ребенка. Ничего не получалось. И когда уже потеряли надежду, в 88-м, супруга забеременела. Ей было сорок лет. А мне - 53.
Был еще неожиданный подарок. Очень меня удивил. Мой день рождения, 14 февраля, обычно выпадает на Игры. И вот на какой-то Олимпиаде, задолго до того, как Солт-Лейк-Сити объявили столицей Игр-2002, один деятель подготовительного комитета из этого города с помощником решили меня поздравить. Представьте картину: утро, я плаваю в бассейне. Внезапно появляются эти двое. В руках - торт со свечами. И заходят в воду - в костюме и ботинках!
- Трезвые?
- Разумеется. Но мне от этого не легче. Более нелепую ситуацию сложно вообразить. Что им скажешь? Пошли вон?
- Колосков легко ответил на вопрос про самое обидное предательство: назвал имя Владимира Алешина. Вы тоже долго раздумывать не станете?
- Боженька уберег от больших разочарований. Знаете, на протяжении многих лет ко мне в гости ходил один человек. На какое-то время судьба нас развела. Позже он снова оказался у меня дома. И был поражен.
- Чем?
- "Виталий, у тебя все те же лица!" А у него по мере номенклатурного роста состав гостей менялся. У меня же сохранился круг старых друзей, с которыми давным-давно иду по жизни. Предателей среди них быть не может.
