Николай Маношин: "Жженов отодвинул стакан: "За Сталина пить не буду"
Когда-то он был великим футболистом в "Торпедо". Много ли таких осталось в живых? Наш герой да Виктор Шустиков. Все.
Раневская
Мы едем к Николаю Алексеевичу в актерский поселок Жаворонки. Чувствует себя скверно, но нам рад. Рядом жена, актриса театра Моссовета Галина Дашевская. Отгоняет от гостей ласковую дворняжку.
– На собачку Раневской похож, – вырывается у нас. Галина Самуиловна играла с Раневской в одном театре. Помнит прекрасно и ее саму, и собачку.
– Да, тоже дворняга, кличка – Мальчик. Нашла на улице, больного, хромого, облезлого. Вылечила. Жила Фаина Георгиевна одна, вот и не чаяла в нем души. В театр часто с ним приходила. Оставляла в гримерке, пес ждал, когда спектакль закончится. А после смерти Раневской Мальчика забрала ее подруга.
– Вообще-то я хожу, – улыбается нам Маношин. – Но сегодня самочувствие не очень. Ничего, что лежа буду говорить?
– Не беда. Слышали мы анекдот, как Галина на вашем имени ящик коньяка выиграла.
– Это не анекдот, а правда! Я где-то на сборах, а грузинских знакомых у нас в Москве много. Денежки у них водились. Пригласили на вечеринку в Дом кино. Галя с подружками пошла. Грузины эти все с именами – врач, артист, поэт, скульптор, архитектор. Заспорили: кто для Грузии больше сделал? Каждый встает и свои подвиги перечисляет. Посередине ящик коньяка стоит – приз победителю. Очередь до Гали доходит. Поднимается: "Тоже хочу сказать!"
– Что грузины?
– Переглядываются – ну и нахалка. Она-то какое отношение имеет к Грузии? А Галя продолжает: "Наша семья для Грузии сделала больше, чем вы все, вместе взятые. Когда тбилисское "Динамо" впервые стало чемпионом, в самом главном матче мой муж забил в свои ворота!" – "А-ла-ла!" Тут же этот ящик и выпили. Не понесет же домой.
– Стоп. В знаменитой переигровке за чемпионство-1964 не было никаких автоголов.
– Не было, она все выдумала. Подыграла настроению! Хотя однажды действительно забил в свои, причем в Тбилиси. Вратарь Глухотко пошел на перехват, а я его опередил. В самую "девятку" вогнал.
– История знакомства с Леонидом Марковым – тоже быль?
– С Леней-то? Да! Тяжеловатый человек. Но артист великий. Я с Галей только познакомился, начали встречаться. Заглянули в ресторан ВТО на улице Горького. Смотрим – Леонид сидит, поддает. Галка представляет: "Это Николай, мой муж". Тот, чуть повернувшись: "Шестой, что ли?" Ушли за свой столик, я все думаю – неужели он болельщик? Откуда знает, что под шестым играю?
– А на самом деле, какой муж?
– Я для нее второй. Первым был художник-реставратор Сергей Богословский. Галя для меня тоже вторая супруга.
– Вдова Боброва рассказывала – были вы женаты на мотогонщице Тамаре. Та ходила в гастроном и брала трехдневных цыплят. Если пять дней – уже все, Коле такое нельзя.
– Да ну, Ленка придумала! Хотя с Тамарой была знакома. Действительно, заботливая. Но какая "мотогонщица"?! Откуда это? Считалась талантливой конькобежкой. Когда стали жить – про спорт забыла.
– Старше вас?
– Довольно прилично, лет на восемь.
– Разошлись легко?
– Очень – как корабли. Без всяких обид. Детей не было. Все из-за нее вышло. Я уже не играл. Однажды возвращаюсь домой, какой-то хмырь сидит. Познакомься, говорит.
– Вот так новости.
– Привела мужика! Тот был связан с Израилем, почувствовала перспективу. Переключилась на него.
– А вы?
– Открыл шкаф, забрал свою шинельку и ушел из дома. Все.
– Что ж с лестницы его не скинули?
– А смысл? Я даже обрадовался! Разница в возрасте уже начала сказываться. Нашла себе – и слава Богу. Правда, не сложилось у них.
– Жива Тамара?
– Давно умерла.
– Вы Галину тоже из семьи уводили?
– Нет, с Сергеем они еще не развелись, но уже не жили. Разлад случился. К Гале в комнату и переехал.
– В театре Моссовета еще играет?
– Три спектакля осталось. Было пять. Когда умер Саша Леньков, из репертуара убрали "Я, бабушка, Илико и Илларион". А с уходом Тараторкина сняли "Серебряный век". Новых актеров решили не вводить. Но три спектакля – тоже нагрузка будь здоров!
– Лучший, который видели своими глазами?
– "Дальше – тишина". Потрясающий! С Пляттом и Раневской. В финальной сцене зал рыдал. Галка участвовала в этом спектакле, играла редактора. После нашего знакомства я в театр Моссовета зачастил. Какие там были постановки! Застал Любовь Орлову, Марецкую, Жженова, Маркова… Даже в партийных спектаклях хулиганили на сцене. Интонацию Раневской как сейчас слышу, спекулянтку играла, все время повторяла: "Шо вы грите?" Однажды сел в первый ряд, а Галка из зала выходила на сцену. Я-то не в курсе, поднялся ей место уступить. Актеры полегли.
– С Пляттом, Раневской общались?
– Не сложилось. Вот с Жженовым дружили.
– Самая удивительная встреча?
– Театр Моссовета гастролировал в Грузии, а меня Анатолий Тарасов, возглавивший футбольный ЦСКА, заслал в Тбилиси посмотреть игрока. Встретился там со Славой Метревели, он был уже директором ресторана.
– Пельменной.
– Да какой пельменной? Настоящего ресторана! Что Славка понимал в торговых делах? Но раз назначили, то назначили. Помощники за него отдувались. А тут жалобу на Метревели накатали – в ресторане, мол, отсутствует туалетная бумага. Целую комиссию прислали разбираться. Рассказывает мне: "Вызывают к начальству. Иду, трясусь. Думаю – снимут сейчас к чертовой матери…"
– Не сняли?
– Начальник обнимает: "Слушай, этот идиот написал, что бумаги нет. Но ты не переживай. Мы его с работы сняли, а ты трудись спокойно".
– Прекрасно.
– Слава устраивает банкет – за счастливое окончание дела. Всю комиссию угощает. Меня просит: "Раз здесь театр, позови артистов". Иду к Ие Саввиной: "Наш дружок приглашает закусить" – "А кто будет?" – "Мы с Галей, Жженов…" – "Жженов? Я не пойду!" Так и не пришла. Ну, нет так нет. А Жженов явился. Этот банкет я запомнил надолго.
– Скандал приключился?
– В Москве чуть-чуть, а в Грузии сильнее начали восстанавливать имя Сталина. Во главе стола сидит Метревели, рядом его сосед по лестничной клетке, генерал. Руководит контрразведкой Закавказского военного округа. У того тоже проверяющие были. Дальше мы присели, обе комиссии. Кто-то поднимается – захотел подсластить местным: "Поднимем бокалы за Иосифа Виссарионовича Сталина!" Жженов демонстративно свой стакан отставляет: "За этого человека пить не буду".
– Каков.
– Все переглядываются – а Жженов продолжает: "По милости Сталина я 20 лет провел в лагерях". А посадили-то за пустяк! Пришел с репетиции, квартира опечатана. Сорвал пломбу. Этого хватило, чтоб сесть. Я тихонечко что-то уточняю, Жженов отвечает: "Лучше спроси, с какой формулировкой меня выпустили через 20 лет. За "недостаточностью улик", представляешь?!"
Дефибриллятор
– В марте вам исполнилось 80. Отмечали здесь, на даче?
– Да. Приехали наши ветераны, из ЦСКА. Кто живой остался – Ольшанский, Дулык, Коробочка, Швецов, Валера Новиков… Оля Остроумова была, она вообще частенько заходит.
– Жена Гафта?
– Еще и наша соседка по поселку. Сам Валя не мог, он слабый. Хотя живет тоже на даче. Чувствует себя хуже, чем я. Откуда только силы берет играть? Необъяснимо! Преображается на сцене!
– Многие этому удивляются.
– Моя Галя с Олей – подруги по несчастью. Делятся, кто как страдает. Но я-то ходячий. Видите, жена повсюду перил наставила. Вот и карабкаюсь.
– Давно инфаркт случился?
– Первый – в 2004-м, следом еще один. Третий – года четыре назад. С остановкой сердца!
– Здесь?
– Нет, в московской квартире. Живу на Большой Спасской, рядом Склиф. Жена вызвала "скорую", врачи измерили давление. Видят – плохо дело. Написали телефон: "Позвоните, это скорая помощь от института Склифосовского". Оттуда сразу примчались, засучили рукава, сделали прямой массаж сердца. Ребра поломали. Но ожил!
– Вы совсем отключились?
– Да. Ничего не чувствовал.
– Перенервничали?
– А не поймешь! Куда-то собрался, нагнулся зашнуроваться. Услышал звук: "Тр-р-р…" Видимо, пищевод порвался. Из желудка пошло давление на сердце. Черт его знает – от чего оно? Неожиданно! До этого было дело, потерял сознание в ЦСКА. Заехал по ветеранским делам. Хорошо, имплантированный дефибриллятор у меня сработал. Прежде и не знал, как он включается. Первый раз случилось – я так испугался!
– Как работает?
– Сижу, вроде все нормально. Вдруг разряд ка-а-к даст, ё! Прибор сам почувствовал, что сердце начало останавливается. Тонко настроен. А я и не понял, что какие-то нелады. Мне ж еще шунтирование сделали. Был богатый человек, болельщик "Локомотива". Выделил сумму – человек пятнадцать ветеранов сборной СССР поставили на учет в моссоветовской поликлинике на Солянке. Пришел к кардиологу, тот убедил – надо оперироваться. В больнице эти операции, как пирожки пекут. На четвертый день люди домой уезжают! Радостные! Я и махнул рукой: "Давай". Вовремя успел – вскоре спонсор денежки перестал выделять, ветеранов отцепили. А сейчас в клинике на Рублевке за мной следят. Каждый месяц вызываю машину – отвозят.
– Когда последний раз на футболе были?
– Давно! Товарищ все зазывает на новый стадион ЦСКА: "Давай с нами, ложа выкуплена". А я боюсь, честно говоря, табло.
– Табло?
– От него же сильное излучение. Кто знает, как на дефибриллятор подействует? Мне через металлоискатель запрещено проходить, например.
– Что друзья подарили на 80-летие?
– Да не принято у нас подарки вручать. Обычно денежки в конверте собираем. Кто здорово помогает ветеранам, так это Алик Тохтахунов. Когда-то взяли его в ЦСКА с Берадором Абдураимовым, который за Алика очень просил. Числился тот помощником администратора, но был, понятно, на вольных хлебах.
– "Раздевать" граждан в карты по поездам успевал?
– Они не по поездам "бомбили", а в аэропорту. Видно же по человеку, откуда он, с какими деньгами. С Севера люди в Домодедово прибывали, нефтяники, золотопромышленники… Около такси как-то вовлекали в игру. Был случай: Алик вернулся ночью на базу в Архангельское. Чтоб никого не будить, лег прямо на бильярдном столе, шинелькой накрылся. Утром с Бобровым зашли поднимать команду на зарядку, наткнулись на спящего Алика. Михалыч опечалился: "Коль, дай ему рублей 25. Тяжко парню, он же только на сборах с командой питается…" А у Алика в кармане большие тысячи лежали. Кого-то "встретили" ночью.
– Чудесная история.
– Алик ко мне с огромным уважением – исключительно "Алексеич" зовет. Помогает Лене Бобровой, все юбилеи Шестернева проводит на свои деньги. Помнит, как был солдатиком!
Квазимодо
– Почему у Боброва-тренера в ЦСКА не получилось?
– Ничего он сделать в том ЦСКА не мог. Когда в 1967-м принял команду, был вообще очень сложный период. Даже с формой проблемы, Михалыч через знакомых доставал. Да и с футболистами творились странные вещи. Буксуем!
– Это как?
– Все, парень призван. Уже играет в СКА. Неважно, Ростов, Хабаровск, Одесса. Казалось бы, что проще – перевести в ЦСКА? Нет!
– Почему?
– Все командующие округов трясутся за своих, не отпускают в Москву. А наши могли бы настоять, но боятся. Вдруг завтра этого командующего округом назначат министром обороны? Неизвестно еще, как все обернется! В этих СКА обнаглели, переспрашивают: "Вот вы нашего игрока хотите. А он точно будет в основном составе?" Мы уже не выдержали, пошли втроем к министру Гречко – Бобров, Шестернев и я. Как раз не могли к себе перевести Леонида Шмуца, Рональдо…
– Рональдо?
– Ромауальдаса Юшку! Еще кого-то. Человек пять. Гречко насупился: "Вы кому списки-то доверили? Щелкоперам нашим? Ну-ка дайте сюда!" Сразу кладем на стол.
– Результат?
– На следующий день уже в команде были! Все до единого!
– Ай да министр.
– Так я всю неделю гонял по вокзалам, встречал поезда. Через проводников документы отправляли на этих футболистов.
– Нового Шестернева в ЦСКА не оказалось.
– Алик – выдающийся… Бегал как лось, всегда подстрахует. Он же бывший легкоатлет. Сильнее центрального защитника не знаю. Правда, я поколение ЦДКА не видел, не попадал на стадион. А там Толя Башашкин был, тоже легендарная личность. Даже в поговорку вошел: "Башашкиным будешь?" В смысле – третьим при поддаче.
– Шмуц считался вратарем сборной. Как забросил в свои ворота против "Арарата" – сломался.
– Я помню этот гол. Он взял мяч, хотел защитнику швырнуть. Того то ли перекрыли, то ли Леня в последний момент изменил решение. Как женщина, ё! Думает одно, а со стула поднимется – совсем другое на уме. Мяч с руки срывается – и в ворота. Вскоре в ЦСКА Астаповский пришел, а Шмуц на лавку сел. Сейчас и не знает никто, где он. Уехал к себе на Украину, наверное.
– Лучший вратарь на вашей памяти?
– Яшин. Никого близко нет.
– Кто за ним?
– Маслаченко и Володя Беляев. Великолепные вратари, но разве из-под Яшина высунешься? Маслаченко при мне чуть не закончил с футболом. Сборная играет с Коста-Рикой, Володька бросается в ноги за мячом. Нападающий с пыра бьет – в челюсть!
– Бедняга.
– Володьку унесли. После рассказывал: "Помню только тебя, Коль. Всех разгоняешь". Это правда, я стоял над ним и расталкивал: "Разойдитесь, дайте воздуха!" На этих словах он и отключился. Маслаченко в госпиталь, сборная поехала по Южной Америке без него. Гастроли не отменишь. Потом я же его встречал в аэропорту. Не узнал!
– Даже так?
– Квазимодо!
– Кошмар.
– Чтоб челюсть не проваливалась, ему в рот метров десять бинта натолкали. Один глаз выше, другой съехал. Щеку раздуло. Я боялся, что не выправится – но ничего, срослось… Маслаченко чем был хорош?
– Чем?
– На линии штрафной ставят мячи и лупят один за другим. Никто так ловко не умел вскакивать. Как черт! Впечатление, будто телом отталкивается от земли, пружинит.
Тарасов
– Астаповский в ЦСКА накануне прихода Тарасова оказался в списке на отчисление. А через год стал лучшим футболистом СССР. Как такое возможно?
– Понятия не имею. Вратарей-то классных было много. Ну, отправили бы Остапа – есть Шмуц. За ним Лева Кудасов, тоже отличный кипер. Это только в ЦСКА! Вот и не дорожили никем. К тому же тренеры у нас менялись один за другим. Назначают нового – все расчищает: "Мне эти футболисты не нужны…"
– Так дошла очередь и до Тарасова. С ним ЦСКА чуть не ухнул из высшей лиги.
– Как-то попал к нему на тренировку – за голову схватился. Назавтра игра, а он заставляет футболиста тащить на спине партнера от ворот до центрального круга. Затем меняются. Мог нижнему еще блин от штанги в руки дать. Кто ж так перед матчем нагружает?! Мышцы забиваются! Мяч не остановишь, отскакивает от тебя, как от деревяшки.
– При нем игроки и на стенку с разгона забегали.
– Было. Воспитательный момент! Проверял, трус ты или нет. Начертил линию на стене: "Кто дойдет, тот герой". Значит, можно идти в разведку. На дерево загонял, чтоб прыгали с высоты.
– Все решались?
– А куда денешься? Я смотрел снизу и думал – слава Богу, играть давно закончил, а то сейчас тоже напрыгался бы. Или парня привезли в ЦСКА – здорового, розовощекого. Анатолий Владимирович крепышу обрадовался. Так нагрузил, что того списали с пороком сердца. Закончил с футболом.
– Спорить никто не отваживался?
– Что вы! Дорого могло обойтись! Была в хоккейном ЦСКА история. Отыграли в Ленинграде, возвращаются "Красной стрелой". Поезд отходит в полночь, второй тренер Кулагин прошелся по вагону, проверил. Все на месте, укладываются спать. Едва дверь в купе Тарасова закрылась, началась поддача.
– Кто бы удивлялся.
– А на следующий день Тарас кладет на стол репорт – чтоб сняли с Мишакова звание "заслуженный мастер спорта". Вот за что начальство терпеть не могло Тарасова, так за эту черту: раньше всех явится, часов в восемь. Рапорт на стол руководителю ЦСКА кинет – "сделать то-то и то-то. Если нет – докладываю министру".
– С Мишаковым-то что?
– А никто не знает. Рапорт лежит. Встречаю самого Женьку: "В чем дело?" – "Откуда ж я мог знать, что в 3 часа ночи Тарас обделается?"
– Господи.
– Ночью приспичило, пошел вдоль вагона. Тянет дверь туалета – а там пьяный Мишаков. Тарас устроил шухер, все купе подряд открывает. В каждом гуляют, команда пьяная!
– Только Кулагин спит?
– Ага. Интересный случай?
– Бесподобный.
– А так прошло бы и прошло, не выйди Тарасов в туалет. Выпили бы да заснули. Будто в первый раз… Вот отличие от футбола: в хоккее не нужно режимить, диету соблюдать. Чем больше вес, тем лучше для катания. Не говоря уж про игру в корпус.
– Вернули Мишакову звание-то?
– Конечно. Они ж постоянно выигрывали.
– Футболисты над Тарасовым посмеивались?
– Вот играем с венграми, те хамят. С Тарасовым такое не проходит – подзывает Капличного, громко: "Товарищ капитан! Мочить их по всему полю! За красные карточки отвечает полковник Тарасов!" Тут смеяться или плакать?
Призыв
– Это же вы в том ЦСКА заведовали селекцией?
– Я. Захотел Анатолий Владимирович призвать в армию Юрия Чеснокова из "Локомотива". Меня инструктирует: "Поезжай в горвоенкомат, помоги им. Чтоб без неожиданностей".
– Могли быть "неожиданности"?
– Еще какие! Такой шум вышел с Коньковым! В аэропорту устроили операцию "перехват". Так он вырвался, начал стекла бить головой. Какие-то японцы все сняли. После этого полковника Нерушенко, который отвечал за призыв, министр Гречко сразу уволил без пенсии. Тому как сообщили – обширный инфаркт, мгновенная смерть.
– Какой ужас.
– С Чесноковым надо было тише сработать. Сборная должна вот-вот прилететь из Индонезии, он в составе. Кстати, возглавлял Николаев, тренер ЦСКА. Ему б поговорить с Юрой о переходе в команду, а нет – на меня вешают.
– Как прошло?
– Мы-то урок вынесли – брать его в аэропорту не стоит. Дадим отдалиться. Как нырнет в автобус, тронется – блокируем со всех сторон. Заходим, вручаем повестку. Говорю генералу: "Он в общий автобус может и не сесть. Часто из клуба присылают машины". Генерал задумался: "Ладно, встречаем возле дома. Сверху и снизу будем окружать – чтоб не убежал".
– Это план безупречный.
– Нет. Чеснокова могли в Хосту сразу отправить, там у "Локомотива" база. Решили и туда патруль послать, перекрыть входы. Мне говорит: "А вы, товарищ подполковник, езжайте лично в аэропорт, помогите военному коменданту. Чтоб футболиста вашего не вывели через ресторан. Или окно".
– Как романтично.
– Все окна проверили. Всюду наши люди. Комендант говорит: "Стоим вместе у трапа. Твоя задача – на нужного указать, больше ничего. Дальше мы сами". Ребята спускаются, меня моментально приметили. Переговариваются: "Ого, Маношин в форме. За кем-то…"
– Чесноков не бросился обратно в самолет?
– Нет. Они почему-то решили, я Валерку Зенкова из "Спартака" пасу. Понеслось: "За Зенковым приехали!" Я-то на Чеснокова указал, и к Николаеву. Все равно мимо "генеральского" дома на Соколе едем, где Николаев живет. Заброшу по пути. Тут ко мне комендант несется, весь в поту! "Потеряли Чеснокова!"
– Министр уволит всех.
– Я оглянулся: "Да вон же он, усаживается в автобус "Локомотива". Оказывается, в Индонезию они улетали из этого же аэропорта, зимнюю одежду оставили в камере хранения. Что с собой-то таскать? Опознавал я Чеснокова на трапе в рубашечке – а из аэропорта он выходил в тулупе и шапке.
– Что комендант?
– Побежал следом за автобусом. А мы с Николаевым укатили. Гляжу, у самого выезда на Ленинградку автобус "Локомотива" взяли в клещи. Только домой я зашел – звонок от Тарасова: "Коля, как?" – "Анатолий Владимирович, все нормально. Встретили, вручили повестку…" – "Что ж ты его не привез в казарму?" – "Не я их призываю!" Тарасов выкрикнул: "Если Чесноков завтра на тренировку не придет – мы с тобой не работаем!" Бросил трубку. Грубоватый был парень.
– Явился Чесноков?
– В 11-00. Все обошлось.
– Ольшанский всю жизнь было зол на Тарасова за призыв, смотрел в упор и не здоровался. А на вас?
– На меня – нет. Хотя мог бы. Больше обижен на меня Никонов. Ольшанскому-то что обижаться? Полковником стал, хорошая пенсия! Кто еще из ветеранов так устроен?
– Вы призвали Ольшанского в 27 лет?
– Как на духу могу рассказать, что было. Решайте сами, виноват я или нет. Тарасов со мной по футболистам советовался. Я и доложил: "Анатолий Владимирович, чтоб усилить команду, можем взять Ольшанского из "Спартака" и Никонова из "Торпедо". Это последний призывной год. Если не сейчас – все, уплывут".
– Тарасов обрадовался?
– Вставил фамилии в директиву генерального штаба на призыв. Но вместо ЦСКА отослал Никонова служить в Чебаркуль, а Ольшанского – на Дальний Восток, Тихоокеанский флот!
– Невероятно. Они ему не нужны были как футболисты?
– Кто ж знает? Туда, и всё! Главное, ослабить команду противника. Видимо, так рассуждал. Хотя Ольшанский был капитаном сборной. Счастье, Серега как футболист не пропал, за флот играть давали. Потом в Хабаровск переправили. А Никонов в Чебаркуле служил по-настоящему.
– Печально.
– На следующий год Тарасова снимают, меня ставят начальником команды. На приеме у министра обороны рассказываю – там-то служит Ольшанский, а там Никонов. Оба помогут основному составу ЦСКА. Полетела директива – перевели ребят в Москву. Еще и Тарханова я хотел получить.
– С ним-то проще?
– Гораздо сложнее!
– С чего бы?
– Где-то на сборах подошел начальник хабаровского СКА: "Коль, есть в Красноярске классный парень. Но у нас сил не хватает призвать. Спрятали его, пристроили в охрану атомного завода. Забирайте, если сможете".
– Никонов в Чебаркуле увял?
– К сожалению. Тяжелый, вес набрал. Совершенно не тот игрок, от которого все с ума сходили в "Торпедо". Еще и подвел меня.
– Как?
– Армейская база в Кудепсте, внизу у моря молодежный центр. Приезжает Бобров с другом, корреспондентом Володей Пахомовым из "Вечерки". А двое, Ольшанский и Никонов, пропадают в эту же ночь! Встретили приятелей, загуляли. Понятное дело, надо наказывать. Я и наказал!
– Сурово?
– С первой категории снял – перевел на третью. Это 130 рублей. Поначалу-то вообще выгнать хотел. По итогам сборов докладывал министру обороны – предложил отчислить и написать в семьи, что творят. Тот меня сдержал: "Не надо".
– Первая категория – это сколько?
– 160!
– 30 рублей потеряли? Ерунда.
– Но Никонов пока оставался в ЦСКА, так 130 и получал. Хотя уже не тянул, от веса не мог избавиться. Не волевой он человек. Ему бы заняться собой, подрежимить, питание наладить, кроссик лишний пробежать… Нет! Считал, не нужно это. Вернулся в "Торпедо" – тоже не заиграл. Ольшанский более дисциплинированный, добросовестный. Потому в полковники вышел.
Штромбергер
– Селекционер киевского "Динамо" Александр Петрашевский нам рассказывал, как приехал в какую-то деревню за Васей Рацем. Так мужики с кольями и вилами на его "Волгу" пошли, еле успел развернуться. Вас опасности подстерегали?
– Угроз я ни разу не слышал. Но когда призывал Гену Штромбергера из Алма-Аты, все рейсы на Москву отменили. Чтоб только не увез.
– Уверены, что из-за вас?
– Не сомневаюсь! Это при Кунаеве было. Там своя власть, не совсем советская. На Гену надеялись, квартиру дали. Но я хитро устроил…
– Это как же?
– Два билета заранее купил, по ним и вычислили, когда должен улетать. Посмотрели: ага, тогда-то, на имя Маношина и Трахтенберга.
– Штромбергера.
– Тьфу ты, Штромбергера. А мы в аэропорт пораньше приехали. Шла посадка на московский рейс, который дня на два был задержан. Тут вдруг выпускают!
– И нашлись билеты?
– Как раз на такой самолет мест хватало – кто-то не стал ждать, сдал билет. Протягиваю наши: "Возьмете?" – "Без проблем". Даже доплачивать не пришлось.
– Штромбергер – тот редкий человек, который мечтал попасть в ЦСКА?
– Да. Заявление написал, я в Алма-Ату приехал с приказом министра обороны о присвоении ему звания лейтенанта. Самое главное у меня в кармане лежало. Обычно местные такую бумагу видели – сразу руки вверх, вопросов не задавали.
– Кто-то обидно срывался?
– Андреев из Ростова. Уже приказ на него был, Серегу в Москву перевезли. Мы с Галей по очереди уговаривали – никакой строгости в ЦСКА нет, здесь столица, лучшие театры, все разрешено… Он дисциплины боялся – страшное дело: "Я знаю, у вас с этим жестко". Но сводили на какой-то спектакль, и все, убедили. Готов! Растаял: "Неужели так демократично?" Мы с женой наперебой: "Конечно!"
– Почему не сложилось?
– Явился в приемную начальника ЦСКА. Ждет. А тут кто-то из наших м…в с ним столкнулся и вроде как пошутил: "Это что такое?! Почему не стриженый? На гауптвахту захотел?" Андреев повернулся и ушел, больше его в ЦСКА не видели.
– Насильно удержать не могли?
– Нет. Вдобавок теща письма в ЦК писала. Чуть раньше еще один переход сорвался. Разжалобили меня.
– Рассказывайте.
– Нападающий, со Штромбергером в "Кайрате" играл. Вдвоем и перейти должны были.
– Пехлеваниди?
– Точно! Евстафий поначалу хотел в Москву, потом раздумал. Я прилетаю, в семью к нему оправляюсь. Жили где-то под Чимкентом, папа культурный, в свое время играл крайним защитником в "Динамо" Тбилиси. Чудесно меня встретили, даже в гостиницу не отпустили. У них жил. Отец расспрашивал: "Николай, есть варианты, как армии избежать?" Я объяснил. Знаете, за какой зацепились?
– За какой же?
– За идею с двумя детьми.
– Не так просто успеть.
– Евстафию тут же нашли тетку с двумя мальцами, оформили липовый брак. Все, вопрос закрылся. Большое сопротивление было и в Литве. Я оттуда Иванаускаса забирал. Если б по-настоящему захотели – ничего бы у меня не вышло. Там тоже сразу к родителям сунулся, они отвечают: "Понятия не имеем, где он. Дома не появляется".
– Где искать?
– Говорю родителям – я в гостинице такой-то. Пусть приходит, пообщаемся. Тренером ЦСКА был Юрий Морозов, в его молодежной сборной Иванаускас играл.
– Появился?
– Сначала отец пришел. Следом, смотрю, Вальдас плетется. Стал его оформлять, везде на меня со злобой смотрят. В военкомате к нему поворачиваются: "Ты что, хочешь в армию?" – "Да!" А скажи "нет" – и никто бы его не отпустил. На призывном пункте все повторятся. Литовцам кажется, насильно увожу. Иванаускас твердит: "Нет, я сам хочу".
– Доставили вы его в ЦСКА. Что ж Морозов надел на парня шинель и отправил сторожить ворота?
– Думаю, досадил ему упрямством своим литовским. Но и я чувствовал себя виноватым. Раз призывал, значит, ответственный за него. Иванаускас обижен был на меня, что и говорить. А с Морозовым эти темы не обсудишь, тяжелый человек. Вот пример. Сидим с ним на лавочке, ЦСКА в Москве играет с "Кайратом". Штромбергер уже наш. Теряет мяч, за ним не бежит, казахи атакуют, бьют мимо. Морозов в ярости его меняет – за минуту до перерыва! Спрашиваю: "Юра, зачем?" – "А что он назад не откатился?!"
– Счет?
– Вели 1:0. На второй тайм вышли – "Кайрат" нас задавил. Штромбергера-то они боялись, уважали. Бывший их лидер. А как убрали – большое для "Кайрата" облегчение. Просто ожили. Проиграли мы тот матч… Обидно вышло и с Васей Швецовым.
– А с ним что?
– Забрали из Минска в ЦСКА, отслужил, собрался возвращаться домой. Тут приходит ко мне девушка: "Я Василия люблю, мы встречаемся. А жениться не хочет". Пожал я плечами: "Ладно, потолкую".
– Вот это миссия.
– Подошел к нему: "Вася, некрасиво. Раз встречаешься – что ж ты?" – "Алексеич, все будет нормально!" В Минске я был, местные начальники меня тепло принимали. Сводили на спектакль, в музей МВД, оказывали внимание. Говорят: "Вы уж нашего Васю не держите у себя насильно, он в Минск вернуться желает…" – "Да никто не собирается держать!" И тут конфуз.
– Это какой же?
– Возвращаюсь в Москву, узнаю – Швецову навесили погоны лейтенанта. Бубукин сам за него написал рапорт на имя министра обороны с просьбой продолжить службу в рядах Вооруженных сил.
– Сам же за Васю расписался левой рукой?
– Да. Все сделал!
– Ловок. И что?
– А что? Парень остался в ЦСКА.
– Часто такой фокус использовали?
– Да что вы! Кто на такое решится? Время спустя встречаю минских руководителей. Качают головами: "Николай, твое счастье – искали и не нашли. Прибили бы".
– Трудно было найти?
– Я в Африку тренировать уехал.
– Из милиции приходилось игроков вытаскивать?
– Нет. С хоккеистом Рагулиным была история. Тренировал он новосибирский СКА. Как-то уехал на несколько дней в Москву – и сквозь землю. В ЦСКА не появляется, дома не ночует. Из Новосибирска телеграммы летят: "Куда пропал Рагулин?" Еще и жена бывшая, актриса Людмила Карауш, на него пожаловалась. Машину не могли поделить. Поручили мне, секретарю парторганизации ЦСКА, найти Рагулина. Отправился по злачным местам.
– Это каким же?
– В Серебряный бор, например. Было там у хоккеистов прикормленное местечко. Но и туда он давно не заглядывал. Еще я пару точек объехал – мимо. Пришлось в милицию обращаться. Наконец Рагулин сам мне перезвонил. Говорю: "Саша, нельзя же так. Ты офицер…" А он загулял. В другой раз Мишка Воронин выкинул номер.
– Сын Валерия?
– Да. Сначала в Горьком служил, потом в смоленскую "Искру" пристроили. За месяц до дембеля дали отпуск. А он на Украину рванул. Играл за какую-то командочку, зашибал копейку. Полгода болтался. Не понимал, что по грани ходит. Если остановят, проверят документы – все, арестуют! Дезертир!
– Чем дело кончилось?
– Мать его, Валентина, пришла в слезах: "Коля, помоги. Сын в бегах, повестками обложили". Объяснил: "Нужно поехать в Горький, к месту призыва, поставить отметку, что отслужил и уволиться из армии". Вроде ничего сложного, но получилось, как с Андреевым. Пока стоял на проходной, мимо офицер шел. Сверкнул глазами: "Что за волосатик? На гауптвахту таких сажать надо!" Миша перепугался, убежал, позвонил в панике. Еле-еле я убедил вернуться.
– Умер Воронин-младший рано.
– В 48 лет. В последние годы работал массажистом в бане. Не режимил, мягко говоря. Вот и не выдержало сердечко.
Метревели
– Бубукин для нас открылся с новой стороны. По истории со Швецовым.
– Да Валька замечательный мужик! Мы с Галей пришли в госпиталь его проведать в последний раз. Бубука уже понимал – конец близок. Рак не разбирает. Так о себе не говорил! Вы не представляете, что его волновало!
– Что же?
– Как через правительство поставить ветеранов на учет в госпиталь, чтоб лечили бесплатно. Всё бумаги передавал в Управделами: "Этот игрок у меня не устроен, и этот…" Его самого-то держало в жизни лишь то, что тренировал команду правительства. Платили по 100 тысяч за один укол для Валентина. Прекрасный человек. А как начнет рассказывать!
– Это мы в курсе.
– Такое мог залепить! Стучат к нему в дверь посреди зимы: "Хозяин, дрова нужны?" – "Нет, не нужны". Потом выходит – оп, дров нет. Утащили. Я все расспрашивал: "Валька, ты как столько анекдотов запоминаешь?" – "А способ очень простой. Услышал новый – сразу поймал одного, второго, третьего. Пересказал – и сам запомнил".
– В книжке его вычитали эпизод про Юрия Морозова. Если кто-то плохо сыграл, начиналось: "Все, со ставки снимаем! Маношин, оформляй рапорт!" Вы рапорт-то составите, да под сукно. Потому что очень скоро тот же футболист отыграет здорово, и Юрий Андреевич воскликнет: "Маношин, все ему вернуть! Оформляй!"
– Вот Валька путаник!
– Что не так?
– Это не с Морозовым, а с Тарасовым. Там история повторялась: "Снимай со ставки!" Отвечаю: "Да-да, сейчас займусь". Но придержу рапорт. Точно знаю – вскоре Тарасов сжалится: "Ладно, ставим его обратно". Есть поговорка в армии: получая приказ, не торопись исполнить. За ним последует новый – отменяющий. А Валька юморист, что вы его слушаете. Метревели в сборной за ним ходил, как привязанный, не отлипал. Бубука что-то ляпнет – этот хохочет. Такой смешливый! Озорной! Аракелович, елки-палки…
– Вообще-то – Калистратович
– Да какая разница…
– Кто-то нам рассказывал: Метревели – единственный человек, который в сознательном возрасте сумел развить скорость.
– Это нереально! Хотя однажды ввели нормативы. Так Славка нас всех уложил. Учитывали, кто сколько раз верхом в маленькие ворота попадет, подтянется, прыгнет в высоту.
– Сколько же надо было подтянуться?
– Минимум – 12 раз.
– Вам удавалось?
– Для меня шесть – предел. А в высоту Метревели со всеми разобрался. 175!
– Много?
– Да это профессиональный прыжок. С его-то росточком. Мы и не догадывались, что Славка настолько прыгучий. Дорогу ему в большой футбол открыл я. Сборная где-то играла, пауза в чемпионате. "Торпедо" отправилось на товарищеский матч в Горький. Вот там и увидел впервые Метревели. Я – левый полузащитник, он – правый инсайд. Держим друг друга. Играли по системе "дубль-вэ", с персональной опекой.
– Справились?
– Навес, я прыгаю и не достаю. А Славка за спиной замыкает, гол! Да и весь матч удивлял, рывок за рывком. Я Бескову на Метревели указал, а он и сам уже вглядывался: что за парень? Сразу забрал его в Москву, а жить негде. Даже общежития нет.
– Как быть?
– Бесков в свою квартиру на Маяковке его поселил! Потом всем новичкам сделали общагу. Островский пришел, Пурцхванидзе… Эти заведутся, выпивки не хватает – Славке деньги суют, чтоб сбегал. Принес бутылку.
– Бегал?
– Деньги возьмет. Он простодушный. Возвращается – вместо водки купил себе брюки. Но такой скромный парень!
– В Грузии жил, как король.
– Я с ним однажды ехал. Славе на каждом посту честь отдавали. А он видит, милиционер тормознул таксиста, отчитывает. Метревели останавливается, выходит: "В чем дело?"– "Да вот, нарушил…" – "Верни ему права!" Гаишник возвращает, ни слова не говоря.
– Славу в Грузии обожали все! – присоединилась к нашему разговору Галина Самуиловна. – Спокойно пройти по улице с ним было невозможно. Но популярностью не кичился, никакой фанаберии. Чудесный парень.
– А Месхи?
– Тоже. Озорник! – рассмеялся Николай Алексеевич. – Помню, тренируется сборная в Тбилиси. Вдоль поля идут болельщики, Мише что-то по-грузински говорят. Секунду спустя он на меня наскакивает, проводит прием, пытается завалить. Хотел показать, какой сильный и смелый. Мы же в разных весовых категориях, плюс я выше сантиметров на пятнадцать. Представляю, насколько комично смотрелось. Про Мишу много историй рассказать могу.
– Вот и расскажите.
– Тбилиси. Товарищеский матч. Смотрю – трибуна напротив битком. А в перерыве пустеет, тысячи людей на нашу сторону перебегают. Что происходит? Мне объясняют: "Миша Месхи теперь на этом фланге играть будет!" Или 1961 год. Турне по Южной Америке начинали матчем с Аргентиной. Которая дома проигрывала. Нас всерьез никто не воспринимал, думали, приехали дикари, сейчас накидаем полную авоську. Накануне в интервью расписывали, как русских порвут. Санфилиппо, лучший бомбардир сборной, заявил, что Аргентина победит 4:1. У Симеоне, правого защитника, свой прогноз: "Какие 4:1? Да вообще не пропустим!"
– Не тут-то было?
– Мы выиграли – 2:1. Этого Симеоне Миша всю игру возил! Клоуна из него сделал! От финтов Месхи народ балдел. Особенно, когда мяч с одной стороны пробрасывал, а соперника с другой оббегал. Наутро в местных газетах написали, что "Ривер Плейт" дает за Яшина миллион долларов, а за Месхи и Метревели по 500 тысяч.
– Солидно.
– По тем временам – заоблачные деньги. Миша скупил все газеты, привез в Грузию, раздавал друзьям. Ну и загудел на радостях. Дальше сборы, а Месхи никакой. Растренирован полностью. Андрей Петрович Старостин в бешенстве: "Миша, ты вредитель! Мы надеемся на тебя, выпускаем в стартовом составе, а ты еле двигаешься. Так в футбол не играют! Когда в порядок себе приведешь?" – "Через две недели". Не обманул.
– В гостях у Месхи бывали?
– Да, жил он в красивом доме неподалеку от динамовской базы. На веранде из стены бил родник, Миша держал там бутылки. Когда ему "Волгу" дали, я за границей купил дверные замки. Кажется, от "Форда". Но к "Волге" подходили, подарил Мише. Тот был счастлив.
– Вы Островского упомянули. О котором Владимир Пономарев говорил: "Хулиганистый, приблатненный".
– Ну что вы! Нормальный парень. Он же в Риге вырос, воспитан в европейских традициях. Из-за этого в команде то немцем дразнили, то шутили, что в оккупации фашистам окопы рыл.
– Обижался?
– Смеялся громче всех…
Сплав
– Давайте развенчивать мифы. Вот Виктор Понедельник сказал нам: "В СССР матч с Уругваем на чемпионате мира-1962 любили вспоминать в связи с джентльменским поступком Нетто. Во втором тайме мяч после удара Численко попал в сетку через дырку с внешней стороны. Арбитр указал на центр, а Нетто на правах капитана к нему подошел и объяснил, что гола не было. Я много читал о том эпизоде, в том числе в книжке Нетто, но, убей бог, в памяти у меня не отложился".
– И не мог отложиться! Не было такого в той игре! Случилось все в Союзе, в каком-то международном матче. Игорь поступил благородно, вопросов нет. Но зачем решили увязать это с чемпионатом мира в Чили, осталось загадкой.
– Что помешало Воронину уйти из "Торпедо"? Потренировался месяца два в московском "Динамо" и вернулся.
– Деталей не знаю. К тому моменту меня в "Торпедо" уже не было. Вот в ЦСКА Валерка точно бы не ушел. Недолюбливал этот клуб. Говорил: "Лучше руку отрублю, чем в ЦСКА перейду!" А к московскому "Динамо" отношение другое. Думаю, из-за Бескова, с которым приятельствовал его отец, вместе служили в армии. Да и Гешка Гусаров в 1963-м уже перебрался в "Динамо".
– Как в 1956-м торпедовские "старики" Бескова сплавили?
– Начал резко вводить в состав молодежь – Метревели, Воронина, Медакина, Островского, меня. Ветеранам не понравилось. Подробности всплыли, когда к нам из ЦСКА пришел Валя Емышев. Рассказывал, как играл против "Торпедо" и услышал от нашего защитника Льва Тарасова: "Давай, Валь, проходи по краю, простреливай, мы Бескова сплавляем". А в конце того сезона на встрече с руководством "старики" открытым текстом поперли на Константина Ивановича.
– Что говорили?
– Алик Денисенко, вратарь, горячился: "Бесков сказал, мол, тебе что, шест нужен, чтоб вверху мяч достать? Почему он меня унижает?!" Жаловались и другие. Главное, перетянули на свою сторону Иванова и Стрельцова. Те-то уже в авторитете. Эдика жутко раздражали долгие разборы Бескова, установки. Однажды в разгар теоретического занятия вскочил: "Мне этого не надо!" Хлопнул дверью.
– Константин Иванович терпел?
– Ну а что мог сделать? Бесковым, перед которым трепетали все, стал позже. А тогда ему было 35. Только-только играть закончил, поработал ассистентом Качалина и принял "Торпедо". Сразу пригласил Медакина и меня. Приметил нас в молодежной сборной. Знаете, что самое интересное?
– Что же?
– В "Торпедо" я не рвался. Так Бесков Медакина ко мне подсылал. Сашка ходил по пятам, уговаривал. А меня в ФШМ все устраивало. Старшим тренером там был Виктор Маслов, который пробил мне стипендию.
– Хорошую?
– 80 рублей! Отец, всю жизнь проработавший на мясокомбинате, получал 110. В конце концов Бесков сказал: "Коля, забудь про ФШМ, больше там не появляйся. О деньгах не тревожься, компенсирую".
– Сдержал слово?
– Да. Мне, сосунку, дал ставку первой категории! 160 рублей! А Маслов обиделся. Считал, я его предал.
– Когда после Бескова он "Торпедо" возглавил, это аукнулось?
– Разумеется. Холодок чувствовался, относился не так, как в ФШМ. Первое время при Маслове выпускали исключительно за дубль. Хотя играл здорово, на меня народ ходил! Женя Кравинский, популярный конферансье, специально приводил на наши матчи Георгия Менглета.
– Он ведь за ЦСКА болел.
– Совершенно верно. Кравинский рассказывал мне: "После неудачи сборной на чемпионате мира 1958-го Менглет совсем приуныл. Я предложил сходить на матч дубля "Торпедо". Пойдем, говорю, покажу нашу будущую звезду – Колю Маношина. Его игра поднимет тебе настроение".
– Звучит как тост!
– Перелом в отношениях с Масловым благодаря болельщикам и случился. После очередного матча дубля окружили торпедовский автобус, принялись раскачивать. Да так, что чуть не перевернули! Шумели: "Маслов, когда Маношина начнешь ставить?!"
– А он?
– Обалдел. Произнес странную фразу: "Коля, ты бы играл. Если б я верил в тебя хотя бы на 37 процентов…" Под нажимом болельщиков все-таки включил в состав. А я уж шанс не упустил.
– Кто считался его любимцем?
– Медакин. Напоминал Маслову сына, которого насмерть сбила машина. Тоже Сашка, блондин. Виктор Александрович с такой теплотой относился к Медакину, что распустил. Тот поддавать начал, хулиганить. За что и получил в команде прозвище Белокурая бестия.
– А Лев Тарасов – Ганс.
– Правильно. Почему – не в курсе, до меня повелось. Бесков взял Медакина на позицию правого защитника как раз на смену Тарасову. Ох, и настрадался бедный Сашка на первых порах! То, играя на тренировке в хоккей, Ганс рубанул клюшкой по коленной чашечке. То с "дедами" на сборе затолкнул в канализационный люк.
– Жестокий Ганс.
– Сашка – нахальненький, шебутной, вот больше других от "стариков" и доставалось. Любили еще шапки скидывать в лестничный пролет, когда на сборах поднимаешься в номер после тяжелейшего кросса по асфальту. Ноги болят, мышцы забиты так, что на толчок не сядешь. Поскорее бы до кровати доползти, а вместо этого по ступенькам вверх-вниз, вверх-вниз.
– Ганс, Белокурая бестия… Еще в "Торпедо" смешные прозвища были?
– Коля не та нога.
– ???
– Был такой Коля Афанасьев, защитник дубля. В двусторонке на сыром поле сносит в подкате. С трудом поднимаюсь, отряхиваюсь. Он над ухом склоняется: "Колюня, извини. Я тебя не той ногой…"
– Не со зла?
– Да это понятно. Коряга! Вот и прилипло: Коля не та нога. Была еще с ним хохма в Индонезии, где "Торпедо" проводило товарищеские матчи. Сидит в запасе, в середине второго тайма Маслов говорит: "Коля, выходи на замену". А паузы в игре нет и нет, Афанасьев на бровке мается. Вдруг в его сторону мяч летит. Пытается остановить, но тот под ногой проскакивает. Маслов качает головой: "Пожалуй, не выходи". Обратно на лавку усаживает.
Слезы
– Ваше "Торпедо" 60-х вспоминают по сей день. Самый волшебный матч той команды?
– В Киеве. Выиграли 2:1 и за тур до финиша гарантировали себе золотые медали. Когда Гусаров второй забивал, я начал голевую атаку. Врезалась в память строчка из репортажа Льва Филатова: "Маношин играючи, в бразильском стиле, обошел трех киевлян…" Даже от Сабо ускользнул, который мне в ноги бросался, шипами гетры разорвал. А в матче с московским "Динамо" я вообще мяч на голове почти через все поле пронес.
– Да ладно.
– Серьезно! На своей половине поймал на голову и вперед. Чеканя, добрался до штрафной, скинул на ногу, навесил, и Олег Сергеев замкнул.
– Как же динамовцы позволили такой фокус провернуть?
– Ну… Бежали рядом. Ждали, наверное, когда уроню, ё! А у меня-то с техникой порядок. Еще случай помню. Ввели нормативы, одно из упражнений – жонглирование. Но не простое, каждой частью тела – головой, плечом, грудью, бедром, "шведкой", "щечкой", подъемом. То левой ногой, то правой, не опуская на землю. Я 21 раз мяч по кругу пропустил! Члены комиссии придрались, что двигался. На следующий день опять вызвали: "Повтори. Только теперь стой на месте". Я разозлился. Что за смотрины устроили? Не в цирке же. Три раза сделал и пошел.
– В Киеве, выиграв чемпионство, вы расплакались.
– Нахлынуло. Счастье-то какое!
– Еще из-за футбола слезы были?
– В том же сезоне. Когда дома неожиданно уступили "Даугаве" 1:2. Уверен, что-то здесь нечисто. У нас игра поставлена, понимаем друг друга с полуслова. По полю летаем. А таких можем и пешком обыгрывать. Но эти приехали, заныли, попросили отдать очки. Дескать, вылетим – и будете вместо Риги в Мухосранск мотаться. Думаю, дрогнули наши, продали игру. Так мне обидно стало, что в раздевалке заплакал.
– А как чемпионство отметили?
– Скромненько. Из Киева возвращались поездом, никакого банкета. Вот когда на ЗИЛе прием устроили, в кабинете директора сделали по глоточку шампанского. В какой-то кубок налили, пустили по кругу. Премию небольшую вручили и по фотоаппарату "Киев".
– Пользовались?
– Некоторые, вроде Сергеева, сразу в скупку отнесли, а я фотолюбителем стал, объездил с этим "Киевом" кучу стран. Клуб специально человека нанял, проводил для нас уроки фотографии. Интересно!
– Кто из той команды жив?
– Четверо. Мы с Витей Шустиковым в Москве, Леша Поликанов – в Питере, Миша Посуэло – где-то под Мадридом.
– Первым похоронили Воронина.
– Валера – добрый, щедрый, погусарить любил. Нравился женщинам. Пижончик. Одет всегда с иголочки. За рубеж выезжал в шикарном костюме чернильного цвета. В Союзе таких и не видели. Да что у нас – в Европе с Воронина не сводили глаз, хватали за рукав: "Кто вам шил эту красоту?" Когда были в Италии с молодежной сборной, влип он в историю, которая могла дорого обойтись.
– Что стряслось?
– Турнир завершился, фуршетик. Вернулись в гостиницу, добавили. А на улице демонстрация. Валерка в трусах залез на подоконник, распахнул окно. Лозунги орал.
– "Слава КПСС"?
– "Камарадос! Да здравствует революция!" Что-то в таком духе. Просто валял дурака. А с утра собрание, тренеры и руководство делегации песочат: "Стыд и срам! Опозорил честь советского гражданина…" Какое-то время Воронина в сборную не вызывали.
– Объясните, как при регулярных загулах ему удавалось божественно играть?
– Поверьте, не так уж много он и выпивал, – подала голос Галина Самуиловна. – Больше разговоров. Разве что после игры шампанское себе позволял.
– Да, тема раздута, – нахмурил брови Николай Алексеевич. – Кавазашвили договорился до того, будто Воронин и Посуэло в день матча пили!
– Это Анзор Амберкович нам в интервью сообщил. Цитируем: "Вечером играть с ЦСКА. Утром на базе в Мячково выходим на зарядку. Потом идем в сторону корпуса – Воронин, Посуэло, Савушкин, Марушко, Андреюк и я. Внезапно ребята сворачивают в лес. "Вы куда?" – "Айда с нами". Приходим на полянку. Воронин подмигивает Посуэло: "Мишка, сгоняй". Тот бежит на базу и через пять минут возвращается с сумкой. Открывает – там холодное шампанское, бутылок пять, икра, колбаса. Все припасли заранее. "Вы с ума сошли? – говорю. – Сегодня же играем!" Валерка улыбается: "Анзорчик, да по шампусику чуток. Тебе налить?" – "Еще чего!" Все посмотрели на меня: "Ну что, пойдешь?" А я понимаю: если уйду, и компанию засекут, скажут – Кавазашвили сдал. Тем более, в "Торпедо" и сборной я был комсоргом. Поэтому остался. Когда сумка опустела, вернулись на базу. Из тренеров никто ничего не заметил. Пообедали, отдохнули – и на стадион. Выиграли – 3:0! Затоптали ЦСКА! Тренер сказал: "Вот, подрежимили немножко – и какой результат!"
– Глупости! Не было такого! Вы не представляете, как возмущались ветераны после интервью. Напихали Анзору: "Зачем придумываешь?" Воронин, конечно, не ангел, но и алкоголика из него делать не надо. Закладывать крепко стал лишь после страшной аварии.
– Валентина, его жена, давно умерла?
– Лет десять назад. С того момента, как они развелись, мы мало общались. Вспоминаю, что про Валю мне рассказывал Эдик Стрельцов: "Встречаюсь с девушкой, ее отец – большой милицейский начальник. Дома у них бываю. Как-то зашла речь о Вале Ворониной. Вдруг выясняется, что она давно под наблюдением. Из-за подружки, которая замужем за итальянцем. Ходят с Валей по ресторанам, знакомятся с иностранцами, расплачиваются за них. А те по курсу отдают валютой. Потом подружка что-то в "Березке" покупает".
– Стрельцов каким помнится?
– Молчун. Тихий, скромный, спокойный. Но по молодости, когда выпьет, просыпалась агрессия, случались скандалы. То в метро повздорит. То на улице за кем-то погонится, ворвется в квартиру, едва не начнет все крушить.
– Он из тех людей, кому алкоголь вообще противопоказан, – добавила Галина Самуиловна. – Трезвый-то и мухи не обидит. Но несколько рюмок – и уже другой человек. Жалко Эдика. Помнишь последнюю встречу?
– На Большой Спасской, – кивнул Николай Алексеевич. – Супчик решил сварить, выскочил в магазин, гляжу – в подворотне трое. С бутылкой. Эдик, Валька Денисов и мужик, оказавшийся замом Хатунцева, председателя общества "Торпедо". У Вальки в авоське овсяное печенье.
– Закуска?
– Наверное. Осень, холодрыга. Говорю: "Подождите, я мигом. Куплю, что надо – и пойдем ко мне". Галка столик накрыла, посидели. Спрашиваю: "Вы-то здесь откуда?" Рассказали. Денисов после "Торпедо" где-то на Дальнем Востоке доигрывал. Халтура, оформляли без документов. В Москву вернулся – нужна трудовая книжка, стаж для пенсии. Позвонил Стрельцову, тот помог. Свел с замом Хатунцева, выправили Вальке трудовую. А от Эдика тогда услышал: "Коль, я виноват. Прости".
– За что?
– Не знаю! Я уточнил – не ответил.
– Версия есть?
– Что-то с "Торпедо" связано. Может, вспомнил, как "старики" душили, а он не заступился. Или уже при Маслове, когда меня в дубле мариновали.
Военкомат
– Самый неприятный человек, которого встретили в футболе?
– Весь Союз ненавидел центрального защитника из Минска – Зарембо. На его совести столько травм! Сабо тоже играл жестко. Не разбирал, где нога, где мяч. Громкая была история – сломал Володьку Сидорова, торпедовского форварда. И в меня пытался попасть, но я выскальзывал. По касательной проходило. Однако с Зарембо никто не сравнится. Тот-то как коршун был. Я мог за все с ним рассчитаться…
– Каким образом?
– Хорошая образовывалась "накладочка". Шел бы до конца – получил бы он перелом в очень неприятном месте. И закончил бы. Но в последний момент я пощадил. Почти с его ноги снял шипы.
– Он хоть понял, что пожалели?
– Да вряд ли. Тупой был. Прямолинейный.
– А кто вас не пожалел?
– Этот эпизод притормозил мою карьеру. В 1958-м играли с дублерами "Спартака". Я должен держать Лобутева, инсайда. Их футболист идет по флангу с мячом. Мы с Лобутевым бежим рядом, он голосит: "На пятак, на пятак!" Сделай, мол, прострел. Вдруг страшнейший удар поверх ахилла!
– Специально бил?
– Сто процентов!
– Каков негодяй.
– Хромал я долго, играл на уколах. Врачи думали – что-то с голеностопом. Потом отпустило. Время спустя собрался я в ЦСКА. Медкомиссия, отправили на рентген. На снимке отлично видно: на кости яма! Оказывается, Лобутев ударил по ноге, но кость не сломал, а раздробил. Осколки разошлись в мышцы по всей ноге. Вот и не давали играть.
– Могли инвалидом остаться.
– Инвалидом-то нет, а призыва избежать мог легко.
– Это как же?
– Мне врач прямо сказал: "Ты не призывной!" – "Да ну, неудобно…" В футбол играю – а армии не гожусь? Хотя сначала прятался. Военком чуть ли не плакал, уговаривал не скрываться: "Николай, призовись, пожалуйста. Иначе министр без пенсии уволит, уже предупредил".
– Грех не призваться.
– У него еще аргумент был – извлек из сейфа анонимное письмо. Расписано в подробностях, как прячусь у родственников в Подмосковье: "Мы-то все знаем…"
– Как полагаете, кто писал?
– Скорее всего, кто-то из соседей. Главное, никто в "Торпедо" и не думал за меня заступаться. На заводе тяжелый период, переходили на новую модель. Не до футболиста Маношина. Был бы директором Павел Дмитриевич Бородин, член ЦК, тот бы защитил. Но тогда рулил другой. Команду растаскивали. Мне в "Торпедо" только посоветовали: "Ты, Коль, в Москве пока не появляйся". Я и побежал.
– Что ж в военкомат явились?
– Домой все-таки заглядывал. Повестки в почтовом ящике копились. Офицеры меня караулили. В какой-то момент задумался: сколько ж мне жить в подполье? В "Торпедо" даже тренера не было, Маслова сняли.
– Перешли вы в ЦСКА и в 28 закончили карьеру.
– В 1966-м команду возглавил Сергей Шапошников. Из Львова, где до этого работал, притащил своих – Капличного, Шулятицкого, Секеча, Грещака, Варгу…
– Но вы-то сильнее.
– Ха! Это ваше мнение. У Шапошникова – другое. Плюс конфликт на сборе в Болгарии случился. Жил я в комнате с Димкой Багричем. Днем просыпаюсь – нет его. Ага, думаю, где-то у ребят. Пошел по номерам. К Леве Кудасову заглядываю – сидит компания. Володька Поликарпов, еще кто-то, винцо местное потягивают. Вдруг стук в дверь. Голос Шапошникова: "Открывайте!" Парни прыг – и в окно.
– Боже. Этаж?
– Первый. А мне чего бояться? Я ж к вину не притрагивался. Шапошников залетает, хватает стакан, принюхивается: "А-а, пьете!" В итоге крайним оказался я. Вывели из состава.
– Вы же ни при чем.
– Он посчитал иначе. Просто повод искал. Своим расчищал дорогу. К ребятам-то у меня претензий нет. Хоть Иштван Секеч трусоват, ножки из борьбы убирал. Зато Степа Варга – боец, в меня был влюблен. Говорил: "Алексеич, в нашем Ужгороде ты со времен "Торпедо" желанный гость. Приедешь – все подвалы твои!"
– Какие подвалы? Винные?
– Ну да. Вскоре Шапошников предложил на тренерскую перейти. Раньше в 30 из футбола выпроваживали. А мне 28. Поиграю, думаю, годик-другой – и что? А здесь уже майора присвоили, перспективы вырисовываются. Хотя многие, включая Бескова, поражались: "Почему так рано закончил?" Не станешь же каждому объяснять, душу выворачивать.
– Тренера Базилевича в ЦСКА не восприняли. Почему?
– Украинская психология – совсем другая. Киевское отношение, именно динамовское.
– Это в чем же?
– Очень они о себе высокого мнения. То же самое у Лобановского было. Садится с Хусаиновым за шахматы. Гиля ставит мат – так Лобан вскакивает и произносит: "А я все равно лучше тебя играю в шахматы!"
– Главное – как в футбол играть.
– Вот мне с Лобановским играть было неинтересно. Валерка – он такой… "Отдай мне мяч, и все!" Получит, задом к тебе повернется и попер. До углового дойдет, во флажок упрется. Расчет на что? Заработать угловой. Подает свой "сухой лист". Или сам в ворота закрутит, или Базилевич на дальней замкнет. Вот и весь их футбол.
– Смешно.
– Нельзя же все строить на ожидании "стандарта"! Это сейчас губит футбол. Слабая команда запрется в собственной штрафной, тянет время. Ждет серию пенальти. А сильная боится рисковать, раскрыться. Плюет: ладно, пусть пенальти. Все как у России с Испанией. Не интересен мне такой футбол.
Верблюд
– В Африке приключения были?
– Да какие! В Йемене с верблюдом в обнимку спал. Горб вместо подушки.
– Удобно?
– Вполне. Получилось как? Навестили с Галей знакомого врача. Стемнело, пора домой возвращаться, а я что-то вспылил, поругался и с ней, и с шофером. Говорю: "Ну вас на фиг! Сам доберусь".
– Не боялись заплутать?
– Нет, все просто – по серпантину спускаешься к трассе, а там до нашей части рукой подать. Они уехали, я пошел пешком. В какой-то момент чувствую – не дойду, страшно клонит в сон. Но не на асфальте же укладываться. Гляжу – вдалеке караван расположился.
– Бедуины?
– Да. Отнеслись дружелюбно, даже ни о чем не спрашивали. Подошел, улегся с верблюдом. Утром проснулся, попрощался – и домой. А там паника! Маношин пропал! Уже армию готовы были бросить на поиски.
– Начали-то вы в 1977-м с Сомали.
– Там мне понравилось. Принял команду на пятом месте – и сделал чемпионом, Кубок выиграли. Среди местных офицеров преобладали те, кто учился в Союзе в военных академиях, по-русски говорили неплохо. Относились к нам прекрасно. Закончилось все в один момент. Президенту страны саудовский принц принес чек: "Сумму впиши любую. Единственное условие – чтоб русских здесь не было". Советско-сомалийский договор о дружбе и сотрудничестве разорвали, всех отправили по домам. Вместо нас в Сомали пришли китайцы.
– А вас перебросили в Йемен.
– Если в Сомали климат нормальный, кондиционер не нужен, то Йемене без него загнешься. Жара – 45 градусов! Уровень солнечной радиации очень высокий. Металлические сетки, что на окна от комаров ставят, через неделю рассыпались. Мы шутили, что в этой стране идет обратный процесс превращения человека в обезьяну.
– То есть?
– Ухудшается память. Резко увеличивается растительность на всех участках тела. Вот вы (указывает на Кружкова) стали бы в Йемене кучерявым. Англичане, которые там служили, больше года не выдерживали. А я три с половиной отработал!
– Это там у вас прямо на поле футболист умер?
– Да. Сердце. Хотя тренировались всегда до восхода солнца. Если чуть взошло – все, бегать нереально. Когда парню стало плохо, повез его на своей машине в клинику. По дороге скончался. Руководители клуба сразу успокоили: "Себя не вини. Работай, как прежде, нагрузку не снижай". Я был на похоронах, но и от родственников упреков не слышал. К смерти в тех краях относятся философски. Значит, так угодно Аллаху. Теперь умерший рядом с ним, ему там хорошо.
– С шаманами сталкивались?
– Нет. Но рассказывали мне в Йемене историю про нашего летчика-инструктора. Во время учений самолет местного пилота попал в его спутную струю, потерял управление, носом вошел в землю. Проходит несколько месяцев – летчик наш умирает.
– Внезапно?
– Да! Здоровый как бык, не болел, вообще ни на что не жаловался. Вскрытие ничего не показало. Врачи написали – причина смерти не установлена. А местные предположили, что на него наслали порчу колдуны вуду, к которым обратились родные погибшего. Решили парня наказать.
– И в Сомали, и в Йемене, и в Мали на ваших глазах происходили государственные перевороты. Страху натерпелись?
– Да нет. Пули над головой не свистели. Если в стране переворот, нас предупреждали: "На улице постреливают, из дома ни ногой". Мы и не высовывались. Вот тем, кто жил около президентского дворца, повезло меньше. Когда пальба начиналась, в туалет пробирались ползком. Кстати, в те годы в Йемене канализации не было. Все выплескивалось на улицу и сжигалось под палящими лучами солнца.
– Представляем, какой смрад.
– Да нет. Даже странно. Возле мусорных ям постоянно копошились коровы, буйволы. На каждой спине – по вороне. Сидят, чистят клюв, высматривают, чем бы поживиться. Завезли их туда англичане. Без ворон Йемен погряз бы в антисанитарии. А они здорово помогают, жрут всякую падаль. В стаи сбиваются, нападают на крыс. Сам видел: несколько секунд – и от нее ни черта не осталось.
– Санитары пустыни.
– Вот-вот. Жил я на вилле. Как-то из окна второго этажа наблюдаю картину. Женщина готовит, в открытую дверь выкидывает объедки. Там кошка. Вокруг вороны. Одна бочком подбирается к кошке со стороны хвоста, дергает, та шипит, ворона отскакивает. Потом второй раз, третий, пятый. Наконец кошка срывается с места, бросается за вороной.
– Успешно?
– Нет. Успевает взмыть в воздух, а ее собратья мгновенно хватают бесхозный кусок мяса и деру. Да, думаю, коллективный отбор у ворон налажен. Еще случай. Купил там товарищ сынишке духовое ружье. Мелкашку. Он с балкона начал по воронам стрелять. Так что вы думаете? Вскоре огромная стая ворон облепила балкон. Долго каркали, клювами долбили по стеклу. Пацан о ружье забыл, несколько дней не то что на балкон – на улицу боялся сунуться!
– Как вашей супруге в Африке жилось?
– Нормально. В Йемене в день национального праздника приехали на матч, а на стадион попасть не можем, все перекрыто. Заставили пешком обходить, пустили с торца, через маленькую дверь. Галя с нами. Кто-то из руководителей предложил ей поучаствовать в церемонии, вывести команду на поле.
– Согласилась?
– Почему нет? И вот идет по беговой дорожке армейская команда Йемена, а во главе – русская женщина. Блондинка, в вышиванке. Арабы глаза выпучили: "Кто это?!" Там девушек на футболе сроду не видели. Но был и неприятный момент.
– Где?
– В том же Йемене. Нас учили: "Нищим на улице не подавать! Себе дороже!" Как-то вдвоем отправились в лавку, за нами толпа попрошаек. Голосят: "Мадам, бакшиш!" Мы не реагируем.
– Разумно.
– Но в лавке женское сердце дрогнуло. Пожалела Галя ребятишек, решила показать, что мы не жадные, просто попрошайничать – это плохо. Купила 20 порций мороженого, причем оно там недешевое. Пока раздавала, толпа стала разрастаться на глазах, крики: "Мадам! Мадам!" Но весь Йемен мороженым-то не накормишь. Те, кому не хватило, обиделись и забросали Галю камнями. Вот история, а?
– Замечательные у вас истории.
– Вы думаете? Тогда еще одна, – произнесла Галина Самуиловна. – Лет семь назад пригласили Колю с ветеранами ЦСКА на праздник в Ханты-Мансийск. Ребята знали, что у него больное сердце, инфаркты, инсульт. Сказали: "Не волнуйтесь, мужа будем беречь. Сделает символический удар по мячу, и все". А он такое устроил…
– Что, Николай Алексеевич? – повернулись мы к Маношину. Тот усмехнулся:
– Выставили против нас местную командочку. Понятно, намного моложе. Под конец матча не выдержал, попросился на замену, хоть на пару минут. Выпустили. Получил пас, одного накрутил, второго. Корпусом так укрывал мяч, что никто не мог к нему подобраться. В общем, не испортил.
Дашевская с нежностью взглянула на мужа:
– Вот уж точно – мастерство не пропьешь!
