Николай Доморацкий. Как я помирил Фетисова и Касатонова
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
МУНДИР
Он умеет дружить как никто. Его обожал Валерий Харламов. Вячеслав Фетисов в чудесной книжке "Овертайм" называет Доморацкого одним из ближайших друзей.
Судьба этого человека, которому вчера исполнилось 70, полна изящных поворотов. Последние четырнадцать лет занимает пост директора спортивной базы в Новогорске. Но мы-то знаем, что прячется в его шкафу.
Обнаруживаем это знание – и он, усмехнувшись, идет в соседнюю комнату. Возвращается при параде. Полковничьи погоны, медаль на медали.
– Какие главные?
– Вот – "За службу Родине". – Николай Сидорович дотрагивается до одной. – Это я еще комбатом был, 1978 год. Нашу часть признали лучшей в Московском округе. Я получил свой первый орден. Три таких приравнивались к "Герою". "Знак Почета" – тоже награда особенная.
– За что?
– За Чернобыль. Я ж ликвидатором был.
– Рядом какой орден симпатичный.
– Это медаль Озерова. Высшая награда Минспорта.
– К какому-то ордену были близки – но прошел мимо?
– За Сочи и Рио-де-Жанейро. Мы представлялись к ордену "За заслуги перед Отечеством" 2-й степени. Не получили. В Олимпийском комитете всем дали, в министерстве – никому.
– Почему так?
– А вот этого, ребята, я не знаю. После Рио мое награждение уже было подписано. Но не утвердили в администрации президента… Сфотографировали? Можно китель снимать? Он такой тяжелый!
– Сколько весит?
– Килограммов шесть. Зато в армейскую пору ни одна медаль от меня не ушла. Если представляли – то и награждали. По-другому не бывало.
– Где служили?
– В Забайкалье. Военный городок при станции Харанор. Одно окно выходило на китайскую границу, второе – на монгольскую. Затем в Горький перевели. А с 1983-го – командир полка в Новогорске.
– Прямо здесь?
– Да, через дорогу от олимпийской базы. Нынче на этом месте Академия гражданской защиты.
– Мундир сегодня надеваете по особым случаям?
– Как-то 9 мая стоим со Славой Быковым, задрали головы на самолеты, которые с гулом проносились над нами. Он и говорит: "Слабо на обед к ребятам в мундире прийти?" – "Запросто". Надеваю и прихожу. Хоккеисты, словно улей, зажужжали: "У-у-у!"
– Как мило.
– А недавно Стас Черчесов просит: "Ты уж, пожалуйста, не подведи. Чтоб к чемпионату мира и поля были хорошие, и гостиница…" Секундочку, отвечаю. Вытаскиваю мундир, говорю Стасу: "Такой человек может подвести?"
– А тот?
– Обомлел. Потом выговорил: "Нет вопросов! Теперь верю!"
– Не знал о боевом прошлом?
– Даже не догадывался.
– Генералом стать могли?
– Должен был! В 1991-м предложили перейти в Главное управление гражданской обороны на генеральскую должность. Я обрадовался. В тот же вечер прилетает друг, директор "Забайкалзолота". Зовет к себе заместителем в московское представительство. Говорю: "Да я генералом хочу стать!" – "Сколько получает генерал?" – "Рублей 650". – "А я тебе с завтрашнего дня кладу две тысячи…"
– Хоть раз пожалели?
– Нет! Я жил лучше, чем любой из генералов. Времена-то наступили смутные. В армии ходил анекдот. Приезжает генерал на строевой смотр: "Проверим вашу форму одежды. Начнем с носков. Глядит: "Ах вы, разгильдяи! Носки должны быть (приподнимает левую штанину) зеленые. Либо (закатывает правую) – черные… И вообще, кто родину защищать будет?! Я, что ли?!"
– Прекрасная история.
– Вот так все в армии и было… Почти все мои друзья стали генералами. Видите фотографию? Это Павел Грачев, бывший министр обороны. Ближайший мой друг.
ХАРЛАМОВ
– К Грачеву мы вернемся, а сейчас про еще одного вашего друга поговорим. Валерия Харламова.
– 1976 год. Был я на стажировке в танковой дивизии. Ночью свалился с танка, руку сломал. Прооперировали – неудачно! Надо снова разрезать, отправили в госпиталь Бурденко к майору Сельцовскому. Открываю глаза после наркоза – а в двухместной палате рядом со мной Харламов!
– С чем лежал?
– Это после первой аварии было, как раз Сельцовский его оперировал. Полтора месяца там провалялись, сдружились. Врач у нас была – каждый день проверяла, что у Валеры под матрасом! Ха!
– Находила что-то?
– А вы как думаете – если гости к нему шли толпой?
– Хоккеисты?
– Не только. Высоцкий был, правда, без гитары. Посидел, поговорили, и ушел. Винокур заглядывал. Кстати, после смерти Харламова на хоккей он ходить перестал, ни разу не был. Мы и сейчас с Володей созваниваемся.
– Что еще сохранила память из тех больничных дней?
– Помню другой больничный случай. Я в Горьком служил. Как ЦСКА приезжает – встречаю на вокзале. А тут нет меня. Харламов в часть звонит: "Где Коля?" – "В Москве, швы ему снимают в Бурденко…" Лежал я там в коридоре. Утром чувствую – дышать нечем. Открываю глаза – а это Валерка меня за нос ухватил, а Вовка Попов – за ноги. Чтоб я не дергался. Прямо с поезда ко мне примчались.
– Популярность у Харламова была невероятная?
– Сколько раз видел: идет на рынок покупать мясо – ему лучшее отбирают, делаю большую скидку. Когда я выписался из госпиталя, Валера приехал ко мне в общежитие на "Академической". Он сам-то на костылях! Надо везти его обратно – я уже не в силах. Жена моя пошла ловить частника. Отвезла Валеру, вернулась. Говорит шоферу, с которым колесили по Москве: "Сейчас схожу за деньгами" – "Да бросьте, я ж самого Харламова возил!"
– Многим, знавшим Валерия, фильм "Легенда №17" не понравился.
– А меня пробрало!
– Не ожидали.
– По–настоящему зацепило. Понятно, много нестыковок, даже по времени. Но все равно – это ж художественный фильм! Вот я и воспринимаю как художественный. Козловский сыграл фантастически.
– Там еще один эпизод – Харламов после операции закрывается в палате, тягает железо. Выдумка?
– Я вам расскажу, как было в реальности. Где б Харламов ни оказался, сразу искал гантели. Фанат работы. Везде отжимался и подтягивался. Валера весь состоял из мускулов. Вы не представляете его тело! Мы тогда носили один размер. Я приезжал в военном, у Харламова переодевался в его костюм. Вместе после игры куда-то отправлялись. А пил, не пьянея. Сумасшедшее здоровье, будто из металла человек. Я от Харламова впервые услышал фразу: "Мастерство не пропьешь".
– По поводу?
– Играли, кажется, против СКА. У Тихонова начались трения с Сашей Гусевым, Харламовым тоже был недоволен. А тут первую шайбу забрасывает Гусь, затем Харлам, следом Гусь еще одну! 3:2 ЦСКА побеждает. Я встречаю после матча: "Ребята, поздравляю". Валера усмехается: "Мастерство не пропьешь…"
– Гусева вскоре все равно отчислили.
– Его первым Тихонов выгнал из ЦСКА. Хотя в конце 70-х это был лучший защитник страны. Сильнее никого. Ну, выпивал. С Виктором Васильевичем у них пошла коса на камень. Дали приказ – "навести порядок в команде!" Тихонов с полковничьем упорством начал исполнять.
– Подарки Харламова в вашем доме остались?
– Он обожал делать подарки. То костюмчик с надписью "СССР", то маечку "титановскую", то пляжные тапочки…
– Тапочки?!
– А тогда их не достать было! Вот вам история. Меня Валера познакомил с Лешей Касатоновым, тоже подружились. Перед поездкой в Штаты просит: "Надо бы десять баночек икры". Отправляюсь к своему товарищу Жене Рязанцеву.
– Это кто?
– Директор продовольственной базы, которая обеспечивала Кремль. Тот говорит: "Попроси Лешку, чтоб из Америки пляжные тапочки мне привез". Беру у Жени по нормальной цене десяток 50-граммовых баночек черной икры. Передаю Касатонову: "Тапочки не забудь…"
– Так что в вашем доме сохранилось от Харламова?
– Две клюшки с Олимпиад. С надписью "Харламов". На одной от себя черканул фломастером: "Коля, Харламов дарит тебе клюшку олимпийского чемпиона. С любовью!" А вторую я вручил Грачеву на 60-летие.
– Зачем?
– Он обожал хоккей. Даже сына назвал Валерием в честь Харламова. А еще осталась у меня особенная фотография.
– Какая?
– Первый матч после аварии, забил "Крыльям". Кто-то сфотографировал табло, на котором написано: "Шайбу забросил Валерий Харламов". Поперек нее поставил автограф.
– "Крылья"-то разъезжались перед ним.
– Значит, молодцы ребята. Все поняли правильно. Но в глаза это не бросалось.
– Рассказывал, из-за чего первая авария случилась?
– Как сам говорил: "Думал, я водитель очень хороший…" Занесло, угодил в столб.
– Случай, который вспомнили недавно про Харламова, – и улыбнулись?
– Просыпаемся с женой у него на даче – все черные! Выходим, видим Валеру с Ириной – они тоже черные! А это ночью пить хотелось, бегали к единственному чайнику. Тот на печке стоял, весь в саже. Вот и вымазались. Еще вспоминаю, как Третьяк перебрался в Новые Черемушки, а его квартиру на Щербаковке отдали Харламову. С каким удовольствием Валера переезжал, ремонт делал, доставал что-то…
– Вы помогали?
– Конечно. Я часто у него ночевал. Однажды поднимаюсь утром, выхожу в коридор – а дома только Ирина. Спрашиваю: "Валера-то где?" – "Ты хоть и ранняя пташка, а он в 6 утра на тренировку умотал…"
– Борис Михайлов нам рассказывал – после женитьбы общаться с друзьями Харламов стал гораздо меньше.
– Так это естественно! Помню, идем с Харламовым и Серегой Макаровым после тренировки в "Семь дорог". Классное место в Петровском парке, всегда свежее пиво было. Берем по кружке – а Макаров вдруг отстраняется: "Я не стану пить!" – "Почему?" – "Ребенок не подпускает, когда от меня пахнет…"
– Умница какой.
– Макаров – уникум! Я такого катания ни тогда не видел, ни сейчас. Человек отталкивается в этом конце площадки – и на одном коньке доезжает до противоположного борта.
ПОХОРОНЫ
– Последняя ваша встреча с Харламовым?
– Месяца за четыре до смерти. Сезон еще шел. Я на матч приехал, потом, как обычно, отправились ужинать. Любимое место хоккеистов – ресторан "Советский". На втором месте – "Союз" на Речном.
– Где узнали о гибели?
– С женой гостили в Киеве. На машине туда приехали. Сидим на Крещатике, открываю газету – читаю, что сборная улетает в Америку, а Харламов остается в Москве. Жене говорю: "Люсь, надо Валере позвонить. У нас два дня от отпуска еще будут, на даче у него проведем. Потом в Горький…"
– Позвонили?
– Да, попал на подругу Ирины, Наташу Остроушко. Та в крик: "Коля, быстрее приезжай, все погибли". Я оцепенел, автоматически спрашиваю: "И дети?" Нет, отвечает, Саша и Бегонита целы.
– Рванули в Москву?
– За руль я сесть не мог в таком состоянии. Кинулся посреди улицы к первому же постовому, молоденькому сержанту: "Я только что друга потерял, Валерий Харламов разбился. Мне срочно нужно лететь в Москву…"
– О чем просили?
– Садись, говорю, сейчас отвезешь меня в аэропорт. Потом с женой вернешься, машину поставишь в гараж. Чудо! Парень садится за руль, все делает, деньги брать отказывается. Такое было имя – Харламов.
– На похоронах лил жуткий дождь?
– Хлынул, когда гроб опускали. Прямо стена воды. Поразило, сколько народу было, какая процессия. Весь Кутузовский перекрыли! В марте Володю Петрова хоронили – совсем немного людей собралось. А к Харламову шли и шли.
– Пока в гробу Валерия не увидели, в смерть его не поверили?
– Я поверил, когда мне Генка Цыганков показал фотографии с места аварии. Он-то с ребятами сразу помчался туда. На самом Харламове ни царапины не было. Как говорили, сердце оторвалось от динамического удара.
– Вы на его "Волге" ездили?
– Да сколько раз! Прекрасно знал и двоюродного брата Ирины – Сережку Иванова, который с ними погиб.
– Эта "Волга" еще долго стояла в гараже.
– Да ничего от машины не осталось, груда металла.
– Как же ее продали?
– Не ее – документы от "Волги". В то время документы дорогого стоили. На месте аварии Слава Фетисов поставил памятник, большую шайбу. Вы видели, наверное?
– Разумеется.
– А меня Слава попросил, чтоб клюшку сделал из нержавейки и привинтил намертво. Дал чертеж, какой размер должен быть. А то несколько ставили – воровали! Но потом так прикрутили, что не сорвешь.
– С Касатоновым вас познакомил Харламов. А с Фетисовым?
– Он же. Славу впервые увидел, когда ему было 17 лет. Горький, гостинца "Ока". Заходят хоккеисты ЦСКА, у всех длинные плащи. Самые модные. Цыганков на правах старшего отдает ему свой плащ: "Слав, отнеси в номер". Я еще не знал, что это Фетисов. Слава берет огромный плащ, надевает поверх своего – и уходит. Он как тростиночка был! В "Овертайме" тепло обо мне написал.
– Брата его, Анатолия, вы знали?
– Конечно. День его гибели – один из самых страшных в моей жизни. 1985 год, я – командир полка. Звонит Лада Фетисова без четверти двенадцать: "Коля, срочно нужна твоя помощь, Славка попал в аварию. Надо машину эвакуировать, с госпиталем помочь…" Приезжаю. Лада стоит заплаканная. В руках разбитые часы Толика. Стрелки остановились. Говорит: "Вот… Представляешь?"
– А вы?
– Поднимаю целый батальон по тревоге. Не докладывая никому из начальства. Отправил всех в госпиталь, у Толи оказалась редкая группа крови. По-моему, первая. А раньше дурацкая система была…
– В смысле?
– Никто в армии не знал, какая у солдата группа крови. Стоит батальон гражданской обороны, 150 человек. Пришлось всех пропускать через пункт сдачи крови, проверять. Нашли у двенадцати ребят нужную. Но не спасли. В 6 утра умер Толик. А те "Жигули" забросили в кузов грузовика, привезли на территорию моей части. Так и стояли, пока Славка не забрал. Через год.
– Тоже под списание?
– Нет – серьезных повреждений не было. Его же занесло, повело боком. Как раз той частью, где Толик сидел, врезался в здоровенный тополь. Это на Ленинградке случилось, возле магазина "Надежда".
– Когда у Фетисова начались проблемы с отъездом в НХЛ, вы тоже были рядом?
– А как же! Я был уверен – он не сломается. Повторял: "Нет, я добьюсь…" Добился!
– Где были проводы?
– В "Яре". Розенбаум приехал. А в день отъезда я с женой и младшим сыном рванул к Славе домой на Фестивальную, вот там были самые близкие.
– Сидели на коробках вещей?
– Да какие "коробки"?! Два чемодана! Вон, посмотрите, что за фотография у меня на стене. Почитайте, что написано.
– Фетисов с Касатоновым вас обнимают. Где ж вы их так объединили?
– Если по-честному говорить – я их и примирил. После нескольких лет ссоры. В Лужниках был хоккейный вечер, маленький банкетик – я и сказал: "Ребята, ну-ка давайте выпьем вместе". А то в "Нью-Джерси", играя в паре, даже не здоровались! Сейчас в их отношениях все красиво и правильно. На этом снимке Касатонов написал: "Сидорович, люблю тебя!" А Фетисов добавил со своей стороны: "Я тоже".
– Его папа как себя чувствует?
– 19 августа исполнилось 86 лет. Слава богу, держится старичок. Я звонил, поздравлял.
НОВОГОРСК
– С кем еще из спортсменов близко сводила жизнь?
– С Толей Бышовцем. Жаль, не будет его на юбилее – улетел в Грецию отдыхать. Человек своеобразный, но очень интересный, с ним на любую тему можно говорить. Познакомились в середине 80-х. По пятницам, в Реутове, вместе в футбол играли. Была у нас дружная компания – среди них директор ресторана "Узбекистан". Кто проигрывал, потом накрывал там поляну.
– Анатолий Федорович теперь ваш сосед.
– Да, у него дом в Новогорске, неподалеку от базы. Сейчас только в бассейне встречаемся. С игрой в футбол он уже завязал, зато его сын Серега приходит к нам мяч погонять.
– Неужели вы до сих пор играете?!
– Каждое воскресенье! Там еще один ровесник есть. Когда делимся, говорю: "Два 70-летних в одной команде быть не могут".
– Возраста не чувствуете?
– Есть один момент. Раньше чаще забивал. А сейчас – отдаю.
– Кажется, вы имеете отношение к ФК "Химки".
– Я старейший член наблюдательного совета клуба. Когда там периодически меняется власть, исполняю обязанности председателя. Создавались "Химки" при моем участии.
– Кто вас подтянул? Владимир Стрельченко, президент клуба?
– Юрий Кораблин, бывший мэр Химок. Время от времени я помогал команде финансово. Это были разовые переводы в районе 50 тысяч долларов.
– Футболисты, поигравшие в "Химках" при Стрельченко, со смехом вспоминают его накачки перед матчем. Еще после поражения на полном серьезе предлагал: пусть игроки бегут длиннющий кросс в военном обмундировании, а сзади катит главный тренер на квадроцикле и подгоняет теплым словом.
– Володя – он же такой… Политработник, уволился из армии в звании полковника, был заместителем командира дивизии. Но у меня с ним проблем не возникало. Когда в 2006-м "Химки" заняли первое место в чемпионате ФНЛ, для игроков и тренеров изготовили 35 значков с бриллиантиком. Один из них Стрельченко вручил мне. Есть и другой сувенир на память о "Химках".
– Какой?
– Мяч. В ресторане на презентации клуба устроили для гостей конкурс – кто больше начеканит. Так я выиграл!
– Результат?
– 22. Мог бы еще пожонглировать, но и этого для победы оказалось достаточно. Как ни странно, даже кого-то из бывших футболистов опередил. Кстати, уже пять дней я – почетный гражданин города Химки.
– Что это дает?
– Бесплатный проезд в общественном транспорте. Освобождение от коммунальных платежей. Ну и какую-то сумму раз в год переводят.
– С кем из тренеров "Химок" общались?
– С Пашей Яковенко, например. Но он замкнутый, неохотно шел на контакт. А вот Володя Казаченок был моим близким товарищем. К сожалению, в разгар сезона 2007-го внезапно сердце прихватило, начали ноги отказывать. Тренировать уже не мог, написал заявление об уходе и вернулся в Петербург. А команду сколотил изумительную! Разве забудешь, как в тот год раздели дома "Спартак" – 3:0?! Первый мяч забил Рома Широков. Потом две голевые отдал Андрей Тихонов, с которым у меня великолепные отношения. Вы в бар на нашей базе заглядывали?
– Нет. А что?
– Там майка Андрея висит. Рядом моя фотография с Валерой Харламовым. В 2014 году в Новогорск приехал Капелло. Обсуждали инфраструктуру, он обронил: "Поезжайте в Краснодар, посмотрите, какую красоту выстроил Галицкий". Я набрал Тихонову, который уже вошел в тренерский штаб "Краснодара". Андрюша мгновенно договорился с генеральным директором клуба Владимиром Хашигом.
– Вам всё показали?
– Приняли по высшему разряду. Увидел и базу, и академию. Блеск! С того дня, если спрашивают, какой должна быть идеальная база, всех отправляю в "Краснодар".
– Что-то позаимствовали?
– Сразу предложил своему начальству: "Вон, за забором кусок земли. Давайте выкупим, построим полей минимум штук пять. Тогда у нас будут роскошные условия для футбольных сборных – от юношеских до национальной". Но понимания не встретил.
– В какую сумму обошелся бы кусок земли?
– 10 миллионов долларов. Пока курс не подскочил – деньги небольшие. При желании проект еще можно реализовать. Сейчас на этом месте пустырь. Земля так и не продана.
– Сегодня в Новогорске два поля?
– Да. К моменту реконструкции от них осталось одно название. Оба превратились в болото. Пришлось все делать заново.
– Накладно?
– 235 миллионов рублей. Это цена двух полей с учетом подогрева, освещения и прочих расходов.
ЧЕРЧЕСОВ
– 28 августа после долгого перерыва в Новогорск заезжает футбольная сборная. Где она будет тренироваться?
– С 28-го по 31 августа – на динамовской базе. 2 сентября – в Химках. Вчера Черчесов был в Новогорске, осмотрел первое поле, которое уже готово, и сказал: "Жалко на такой газон выходить. Пускай травка немножко подрастет, окрепнет…" В общем, решили поберечь.
– Готовиться к чемпионату мира-2018 сборная точно планирует в Новогорске?
– Да.
– А на динамовской базе – Мексика?
– Это один из вариантов. Окончательная ясность наступит после жеребьевки.
– Хоть кто-то заикнулся, чтоб во время чемпионата мира Новогорск был целиком в распоряжении футболистов?
– Нет. Да это и невозможно. Куда ж остальных спортсменов девать? Впрочем, пересекаться они не будут. У футбольной сборной – отдельный корпус на 50 номеров. Пока там идет ремонт.
– С Черчесовым вы постоянно на связи?
– Разумеется. Стараемся учитывать все пожелания. Вот прислал повар сборной список продуктов, которые необходимы к приезду команды 28 августа. Мне кажется, у Пугачевой райдер тоньше! А Черчесов сказал: "Коля, это первый сбор в Новогорске. Давай сделаем так, чтоб ребятам не на что было жаловаться".
– Ни одного пункта из поварского райдера не вычеркнули?
– А зачем? Любой каприз за ваши деньги. Мы подсчитали затраты, отослали в РФС. Он все и оплачивает. У нас в сутки на питание спортсмена уходит 650 рублей – это закупочная цена. Для футболистов же нужно еще полторы тысячи.
– Ого.
– Ну а как иначе, если они каждый день хотят осьминогов и черную треску?! Какие уж тут 650… Хотя баскетболисты, волейболисты, хоккеисты питаются в нашей столовой за 650 рублей – и довольны. Классные повара, шведский стол, огромное разнообразие блюд. Сейчас к нам ежедневно приезжает Саша Овечкин, готовится к сезону по индивидуальной программе. Спрашиваю при встрече: "Саня, есть вопросы?" – "Никаких!" И это звезда нашего хоккея, человек, который зарабатывает 120 миллионов долларов!
– 124 миллиона на 13 лет.
– Вот-вот. Или подхожу перед тренировкой к Леше Шведу, лидеру баскетбольной сборной: "Как условия? Номер хороший?" – "Все отлично!" – "А еда?" – "Супер!"
– Для волейболистов и баскетболистов кровати на базе особенные?
– Нет. После реконструкции во всех номерах стандартные – 220 сантиметров. Какой рост у Тимофея Мозгова? 216?
– Да.
– Я спросил: "Тебе кровати хватает?" – "Вполне". У Димы Мусэрского – 219 сантиметров. Тоже никогда не жаловался. Правда, сейчас играть за сборную отказывается. Надеюсь, наша кровать тут ни при чем.
– Вы в курсе, почему в свое время футбольная сборная перебралась в Бор?
– Это было до моего назначения. Но когда в 2003-м возглавил базу, она находилась в ужасном состоянии. Телевизоры, например, были не везде, да какие – маленькие допотопные "Шилялисы". Слава Фетисов на втором этаже зашел в 20-й номер, где много лет на сборах жил с Лешкой Касатоновым. Увидел продавленный матрас на своей кровати, присел и усмехнулся: "Скрип тот же…"
– Кто из тренеров извел вас капризами?
– Да со всеми удается найти общий язык. Вот приехал в Новогорск Владимир Кузюткин. Не виделись года три. Раньше, бывало, ворчал: "Ой, Сидорыч, здесь не то, там не так…" А теперь: "Все замечательно! Спасибо!" От Алексея Мишина тоже ничего, кроме благодарности, не слышал. Или Татьяна Тарасова. С кем-то она на ножах, а с нашим коллективом – отношения великолепные.
– А Ирина Винер?
– То же самое. Часто повторяет: "Николай Сидорович, если я для гимнасток мать, то ты – отец". Мы действительно для них делаем все, ни одной просьбы не оставляем без внимания. Это касается и питания, и условий для тренировок. Помню, еще в 2004 году накануне Олимпиады в Афинах подошла Ирина Александровна: "У Кабаевой в номере кровать неудобная, бедная девочка спит поперек – и сползает. Можно поменять?"
– Поменяли?
– Конечно. Заказали хорошую, шириной 180 сантиметров. И Алина в Афинах взяла золото! Перед Играми в Турине выделил ее номер Журовой. Указал на кровать: "Светочка, спи на ней – и будет тебе счастье. Как у Кабаевой". Через пару месяцев получили еще одну олимпийскую чемпионку.
– Традиция имела продолжение?
– Нет. Дальше этот номер занимал кто-то из тренеров, а спортсмены живут по двое.
– Нам хоккейный тренер рассказывал про двух парней из юношеской сборной, которые устроили в комнате на базе натуральный бомжатник. Особенно бросались в глаза трусы на люстре. Для вас – самый памятный неряха?
– В этом смысле поражали фигуристы – Максим Ковтун и Серега Воронов. Были маленькие, да удаленькие. Даже кальянчик себе позволяли. Администратор гостиницы их ловила – и выкидывала кальяны с балкона. 14-15-летних девчат тоже приходится воспитывать. Вы не представляете, какие попадаются безобразницы! В основном те, кто впервые на сборе. Открываешь дверь – все валяется, нижнее белье вперемешку с формой, мусор. Горничные начинают убираться, вещи аккуратно раскладывают. После этого до девчонок доходит – стыдно, если кто-то войдет и увидит такое. Когда во второй раз приезжают в Новогорск, у них в номерах уже порядок.
ЧЕРНОБЫЛЬ
– Для ликвидатора чернобыльской аварии дожить до 70 – чудо?
– Думаю, помог образ жизни, который там вел. В домике, где поселили меня и еще двух офицеров, первым делом сделали баню. Каждый вечер парились, выгоняли из организма радионуклиды. Потом на троих выпивали бутылочку водочки. Обязательно!
– Разве красное вино в таких случаях не полезнее?
– Лучше – стакан водки! Нам тоже говорили, мол, на подлодках дают только красное вино. Но друзья-подводники, которые учились в академии Генштаба, рассказывали, что пили и водку, и спирт… Тут как с диетой. Кто-то соблюдает, кто-то – нет. В Чернобыле у меня в подчинении было двадцать таксистов, выполняли любые поручения. А главным врагом у нас считались милиционеры.
– Почему?
– Так в стране объявили сухой закон. Постовые тормозили машины, досматривали. Найдут в сумке бутылку: "О, дай-ка сюда…" Не выльют на землю, а себе заберут. В той ситуации вреда от запрета на алкоголь точно было больше, чем пользы.
– Где вас застала авария на АЭС?
– В отпуске, в Белоруссии. Узнал обо всем от приятеля, директора цементно-шиферного комбината. У меня первая мысль: "Как же через неделю в Киеве пройдет Велогонка мира?!" Отменять или переносить этап никто не стал. Думал, отпуск сразу прервется, наш полк поднимут по тревоге, – ничего подобного. Боялись шумихи, надеялись своими силами обойтись.
– Когда вы попали в Чернобыль?
– Уже в 1987-м. Сначала туда направили начальника штаба гражданской обороны города Москвы, генерал-лейтенанта Анатолия Ермакова, моего доброго товарища. Спустя дней пять позвонил: "Сидорыч, приезжай. Мне нужны люди, на которых могу опереться".
– Сколько там провели?
– Как положено – два месяца.
– Пока не набрали максимальную дозу облучения – 25 рентген?
– Это в теории людей заменяли после такой дозы. Но кто будет заниматься скрупулезными подсчетами, когда у тебя по пять-шесть заходов на станцию? Ясно, что за раз 15 рентген хватанешь. Ты ведь не в противогазе.
– С героизмом сталкивались?
– В то время он уже не требовался. Настоящий героизм проявили пожарные, которые первыми прибыли на место аварии. Пожарные – это вообще отдельная каста. Особое воспитание. Люди постоянно рискуют жизнью.
– Героизма на ваших глазах в Чернобыле не было. А трусости?
– Ни разу не слышал, чтоб кто-то отказался выполнять боевую задачу. Конечно, все понимали опасность. Но здесь как на войне. Никто не думает о том, что с тобой будет завтра. Дали приказ – вперед.
– Самая страшная картина, которую там увидели?
– Однажды провели эксперимент. Поймали в озере рыбину. Сварили, сожгли на костре, поднесли рентгенометр. Зашкалило так, что отпрянули. Подумал: "Вот съешь такую рыбку – и живым отсюда не уедешь".
– Говорят, кто-то из ликвидаторов стишок сочинил: "Спасибо партии родной за мирный атом, теперь я буду спать с женой, как с родным братом".
– Да много было приколов на эту тему. Я, как заместитель начальника штаба, вполне мог выписывать удостоверения: "Полковник такой-то освобождается от уплаты входного билета в женскую баню. Разрешается проводить там не более четырех часов в сутки..."
– Ваш организм расплатился за Чернобыль?
– Через год подскочил сахар.
– Как почувствовали?
– Начал пить гораздо больше воды. Сдал анализ крови. Так и выяснился диагноз – диабет. Теперь повсюду таскаю с собой глюкометр… А Ермаков умер в 1990-м. Как и генерал-майор Виктор Бельтюков. Их образ жизни в Чернобыле отличался от нашего. Тот же Ермаков из-за проблем с сердцем в баню не ходил. Может, это сказалось. Да и постарше были оба.
– Мародеров в Припяти отлавливали?
– Они появились значительно позже. В 1987-м – ни единого случая. Припять была абсолютно вымершей. Странное ощущение. Чистый город, стоят машины, которые хозяева уже не могли забрать. В открытых окнах квартир развеваются занавески. И – ни души.
– Чем еще памятны те события?
– Для начала – предыстория. 1983 год. Меня в Новогорске только-только назначили командиром полка. Залетает дежурный: "Товарищ майор, вас к телефону министр обороны".
– Маршал Соколов?
– Устинов. Я бегом в дежурку, хватаю трубку. Рапортую: "Здравия желаю, товарищ министр обороны!" Дмитрий Федорович смеется: "Майор, перестань орать. Тебя как зовут?" – "Николай Сидорович" – "Вот что, Коля. Езжай к Анатолию Петровичу Александрову в институт Курчатова. Поставит тебе задачу. Ну и офицера на всякий случай возьми с собой".
– Что стряслось?
– Академик Александров молча провел нас к строящемуся реактору. Рядом – котлован. Из которого торчали мины времен Первой Мировой. Оказывается, в 1914 году там был склад боеприпасов.
– Ох.
– Если б хоть что-то взорвалось, последствия были бы страшные. В течение года вывозили все это добро на полигон в Алабино. Двум майорам из моего взвода, специалистам по разминированию, дали по ордену Красной Звезды. Разумеется, нигде подробности не афишировались. А в декабре 1987-го я вновь встретил Александрова.
– В Чернобыле?
– Ну да. Вместе с министром энергетики он входил в состав правительственной комиссии. Узнал меня: "Привет, Николай! Ты где живешь?" – "В Химках" – "Хочешь к семье на Новый год слетать?" – "Еще бы! А как?" – "Легко". Сели в машину министра, через полтора часа были в киевском аэропорту. Минуя досмотр, прошли в самолет. Приземлились в Быково. Александрова у трапа поджидала "Чайка". Отвезли его домой, следом – меня. Вот так за пять часов из Чернобыля добрался в Химки.
– Сейчас люди на экскурсии ездят в Чернобыль. Это опасно?
– Нет. За полдня больше 10 рентген не получишь.
ГРАЧЕВ
– Давайте про Грачева поговорим, раз вы так дружили. Какая-то темная история с его смертью.
– Ничего "темного". У нас общая беда – диабет. Еще у Павла Сергеевича с афганской войны была серьезная черепно-мозговая травма. Получил контузию. Но думал, что можно глушить боль таблетками, обследования игнорировал. В тот вечер, видимо, сахар поднялся. Любовь Алексеевна, жена, приходит – а тот без сознания. Из госпиталя не вышел. Через несколько месяцев Грачеву бы стукнуло 65. Мы тогда уже готовились его юбилей справлять. Он списки гостей составлял, приглашал людей…
– Что подарили бы?
– Какое-нибудь холодное оружие. У него была роскошная коллекция. До сих пор перед глазами шикарная сабля, вся инкрустированная. Подарок арабского шейха.
– Про Грачева всякое писали. Но вы-то знаете его с другой стороны?
– Это великий человек! Грачев сумел найти баланс между Ельциным и армией. Не позволил развалить. Неизвестно, что было бы, не случись такого командира. Его поведение в 1991-м и 1993-м – подвиг.
– В чем подвиг?
– В августе 1991-го отказался штурмовать Белый дом. В 1993-м штурм возглавил. Он принимал решения по своему усмотрению. Знаете, почему Ельцин его снял с должности министра обороны?
– Почему?
– Мое личное мнение: потому что в 1993-м Грачев потребовал письменный приказ от президента на штурм Белого дома. Ельцин спросил: "Вам что, моего слова недостаточно?" – "Товарищ главнокомандующий, нужен письменный приказ". Думаю, этого и не простили.
– После путча 1991-го Ельцин заставил несколько человек брататься – они взяли нож, сделали надрезы на руке.
– Реальная история. Человек шесть там было, ближайших соратников – Грачев, Коржаков, Барсуков… Павел Сергеевич часто возвращался к тем событиям, к главной ночи. Вот мне хотелось узнать: для него же был подготовлен план ГКЧП. А реализовывать его не стал. Почему? Как пришел к такому решению?
– Никогда не рассказывал?
– Он много чего рассказывал. А в октябре мы обычно шли в ресторан "Золотой", садились и выпивали вдвоем. Больше никого не было. Вспоминали путч 1993-го. Надеюсь, скоро выйдет его трехтомник, Павел Сергеевич успел надиктовать перед смертью. Я сигнальный экземпляр прочитал, какие-то правки вносил.
– Эпизод, который Грачева особенно по-человечески характеризует?
– Он был первый, кто ко мне примчался, когда умер Дима, мой младший сын. 30 лет…
– Господи. Что произошло?
– Диме сделали операцию на сердце. В Москве стояла чудовищная жара. В госпитале Вишневского условия не очень. Перевезли сына на дачу, где есть хотя бы кондиционер. Там все и случилось. Неожиданно оторвалась хорда трикуспидального клапана. "Скорая" час ехала. Да уже было бесполезно, мгновенная смерть.
– Чем занимался?
– Окончил суворовское училище, его лично Шаманов учил прыгать с парашютом. Они с Юркой Шамановым, сыном командующего ВДВ, лучшие друзья с училища. Обманули меня – сказали, что поехали в Новороссийск. А сами – в Чечню. Провели там то ли неделю, то ли две у Владимира Анатольевича.
– Какой год?
– 1996-й. Самый разгар чеченской войны. Прыгали с парашютом – и улетели на минное поле. Как я понял по обрывкам разговоров.
– Ваша реакция?
– Парень захотел пожить армейской жизнью. Покрутиться в мужском коллективе. Где свои законы, в Москве этого не поймешь. Великолепная школа!
– Семья была у него?
– Нет. Не успел… Мы были очень близки. Вот со старшим сыном не так, Сережа рано женился. Когда он рос, я еще служил, домой приезжал редко. Зато с Димой наверстали в воспитании. Уже семь лет прошло – а вспоминаю каждый день. Как на присягу к нему в суворовское ездил. Как путешествовали.
– Самое памятное путешествие?
– В Сингапур. Всей семьей там Новый год встречали. А в Таиланде поехали на водном мотоцикле – я спрыгнул раньше, чем надо было. Ушел с головой, видеокамеру утопил. Так что остались лишь фотографии. Там же придумали забаву – нырять на глубину. Три дня ходили на занятия, потом погружались, рыбок разглядывали. Мальчишки обычно скупы на теплые слова для родителей, а Дима совсем другой был. Как сейчас в ушах: "Папуля, дорогой…"
– Как вы только выдержали все это.
– Сам не представляю. На Новолужинском похоронили, неподалеку отсюда. Там же Володя Крутов, Серега Гимаев. Как раз между ними – Дима. Мы знали, что он стихи пишет, но сам ничего не читал, не публиковал. После смерти начали искать каждую строчку. Осталось много отпечатанных на машинке листочков. В компьютере что-то находили. Я издал несколько сборников.
– Сколько у вас прыжков с парашютом?
– Ноль. Я же сапер. Грачев все шутил: "Коля, мы с тобой могли на войне встретиться один раз. Когда ты летишь вверх, а я – вниз…" Я окончил с отличием военно-инженерную академию имени Куйбышева, спецфакультет подрывников. В свое время мог сделать расчет взрывного устройства для уничтожения любой конструкции.
– С настоящей миной хоть раз имели дело?
– Нет. Исключительно с муляжом.
– Сегодня разминировали бы? Руки помнят?
– Не факт. Расскажу историю. Едут в купе три командира полка на сборы. Спорят, что надо часы перевести. Один говорит: "На час назад". Второй: "Нет, вперед". Третий пожимает плечами: "Вернусь в полк, отдам солдату – он-то все правильно сделает…" Вот и я, если, не дай бог, с миной столкнусь, предпочел бы солдату довериться.
– Когда работали в золотодобывающей компании – самое дорогое, что держали в руках?
– Чемодан бриллиантов. На 400 тысяч долларов. Тоже история. Французский когда-то учил, худо-бедно объясниться могу. С английским же у меня полный швах. Помню, спрашиваю сына: "Как по-английски – сколько стоит?" – "How much?" Через минуту подхожу к продавцу со словами: "Heavy metal".
– Смешно.
– А тут один прилетел в Цюрих. Наутро рейс в Лугано. Стою с чемоданом бриллиантов и думаю: "Какой же я идиот, что решил сэкономить! Зачем отказался от сопровождения?" Из-за каждого угла мерещились грабители.
– Что сделали?
– Снял номер в гостинице прямо на территории аэропорта. Ужин заказал в номер, с чемодана глаз не спускал. Утром вылетел в Лугано, где уже встретили итальянцы, мои враги…
– Почему "враги"?
– Да все итальянцы – жулики! Априори. Я тоже на этом обжегся. Бриллианты забрали на реализацию. Что-то не срослось. Через год, когда за ними приехали, ни с того, ни с сего выставили счет на 30 тысяч долларов!
– За что?
– За хранение. Когда в Москве подписывали контракт, о таком пункте никто не заикался. Здесь я уже был с переводчиком, он внимательно изучил бумаги и вздохнул: "К сожалению, придется заплатить. Иначе бриллианты не отдадут".
– У вас с собой были 30 тысяч?
– Откуда?! Друзья помогли, перевели. Больше дел с итальянцами не имею. И вам не советую.
