Похороны Яшина, «Мерседес» Бескова, бесстрашный Толстых. Сто лет «Динамо» в историях

Ознакомившись с водопадом добрых слов в адрес великого «Динамо» к столетию, я крепко задумался. А ведь и мне есть что сказать! Вот и говорю — выдержав паузу. Пока выговорятся остальные.

Мое «Динамо»... Мое «Динамо» — это «брехаловка», которую застал. Сам пристраивался к толпе московских мужичков, вытягивал шею, силясь расслышать. Помню их тряпичные сумки, очки в пластмассовых оправах и панамы унисекс.

Эти мужички знали все — и споры были жаркие. Замирающие порой в мгновении от рукоприкладства. Это они, динамовские мужички, едва не снесли контролеров, отказывавшихся пускать без билета на матч «Динамо» закончившего уж Игоря Добровольского. Только-только вернувшегося из Испании. Провели!

Пожалуй, мне их не хватает. Но я смотрю на нынешний динамовский размах в архитектуре — куда они здесь вписались бы? Да никуда.

Васька

Мое «Динамо» — это очередь в билетную кассу на площади у метро. Вот он, двухрублевый билетик-то, в потной ладошке! Это ли не счастье?

То «Динамо» из 80-х порой давало такие представления, что не жалко было бы отдать и пятерку.

У «Динамо» 80-х была самая красивая форма. А у трибун — странные любимцы. Вроде Буланова или Каратаева.

— Васька! — голосил кто-то рядом. — Васька, ё! Гони его!

Оборачивался к соседу:

— Васька-то, а?

«Васькой» и был Каратаев. Пройдут годы — я уж забуду, как играл Васька. Но буду помнить тот вопль, стелившийся по Петровскому парку до самого царского путевого дворца.

«Динамо» — 100! Яшин или Хомич? Вальбуэна или Данни? Якушин или Бесков?

А однажды, разговорившись с Сергеем Силкиным, разузнаю про судьбы парней из 1980-х:

— Васька Каратаев то ли в Швеции, то ли в Финляндии. А Миша, брат-близнец, в Москве. Сынишку в нашу школу водил.

— Кто-то из того состава работает физруком.

— Зато в Швеции. Демидов! Интересно сложилась судьба Буланова. Уехал в Германию, женился на дочери босса клуба. Работает в его фирме, отмывают стеклянные здания. А Головня — в Сан-Диего. Сначала бизнесом занимался, потом в казино пошел работать.

— Кем?

— Крупье. Еще жену подтянул. Так и трудятся в одном заведении. Скляров мелькнул в России — и тоже в Штаты уехал.

Владимир Демидов (слева).

Федор Алексеев, Фото архив «СЭ»

Генерал

То «Динамо» лихими атаками могло загнать кого угодно — и самой малости не дотянуть до чемпионства. До сих пор встречаю Алексея Прудникова, душевнейшего из людей. Тяну про себя: «Эх, Алексей Палыч. Как же вы зевнули от Раца-то?» Если б не тот гол — быть бы «Динамо» чемпионами...

То же самое «Динамо», малости не дотянувшее до золотых медалей, могло в самом скором времени сдуться дома «Металлисту» 0:3. Говорили, после матча прямо в фуфайках всех футболистов загнали в кабинет к самому важному из генералов — тот долго топал ногами и тряс кулаками в воздухе. Так топал, что едва не валились со стен фотопортреты членов политбюро — товарищей Зимянина, Воротникова, Слюнькова и примкнувшего к ним Долгих...

Вот это — мое «Динамо». Лихое и непредсказуемое. Команда настроения.

Сезон «Динамо» спасает Тюкавин. Его мариновали на лавке, но сейчас он — один из лучших нападающих России

В том «Динамо» я научился любить то, что ненавидел в других. С необъяснимой нежностью относился к Никулину и Новикову. Когда летели на какого-нибудь Блохина с двух сторон — о-ох как это было ярко! Как значительно! Ну, Олег Владимирович? Понравилось? Это вам не над Берти Фогтсом издеваться. Шипы Новикова и Никулина блестели на солнышке. Усачам из «Торпедо» вытачивали титановые шипы на ЗИЛе — но динамовские казались еще злее. Еще титановее.

Потом те же фокусы со злым подкатом повторял в Киеве Олег Кузнецов или Пучков в «Днепре» — и я фыркал. Это что такое? Ну как так можно?!

Подкат

Рассказывал недавно Александр Васильевич Новиков, посмеиваясь, как вышел против тбилисского «Динамо» совсем больным. Шагу ступить не мог, все ныло.

— Грузин перед матчем один вопрос волновал: «Новиков приехал?» Кто-то ответил: «Да, но у него травма. Вряд ли сыграет». И тут на выходе из раздевалок сталкиваемся с тбилисцами. Гуцаев видит, что я в составе. Меняется в лице. Разворачивается, начинает майку снимать: «*** [блин]! Не буду играть!»

— Но вышел?

— Куда ж денется? А мне поручили персонально его опекать. Они с центра разыгрывают мяч, откатывают Гуцаеву. И в ту же секунду я в подкате лечу!

С юбилеем, Великие Оппоненты! Рабинер — на 100-летие «Динамо»

— Срубили?

— Нет-нет, отнял чисто! Но он окончательно приуныл. Встал на фланге и не рыпался. А я рядом. Мне же сказал Соловьев: «От Гуцаева ни на шаг!» Игра в стороне, а мы кукурузу охраняем. Не знал бедный Гуцик, что бегать я не могу. Знаете, что самое удивительное?

— Что же?

— Хлопнули мы Тбилиси — 2:0! А они в предыдущем туре «Спартаку» три накидали, «Вест Хэм» 4:1 грохнули, следом «Фейеноорду» трешку ввалили. Это 1981-й, как раз в тот год Кубок Кубков взяли.

Александр Новиков (слева).

Федор Алексеев, Фото архив «СЭ»

Бесков

Мое «Динамо» могло обыгрывать в Москве 3:0 ростовский СКА — и проиграть 3:4. Не потому, что «сливали» — нет! Искренне! Просто не пошло. Бывает.

Мое «Динамо» — это Бесков. Снова принявший команду в семьдесят с лишним. Помню его колючий взгляд под трибунами, кепочку, из-под которой бровей не видно.

Бесков отчитывал самого модного из телевизионных репортеров той поры.

А потом, оборвав самого себя на полуслове, махнул рукой — и пошел к служебному подъезду. Не забыл достать из кармана мерседесовский значок — и привинтить к капоту. Чтоб проехать честь по чести три улицы — до легендарного дома у памятника Маяковскому.

«Когда Бескова сняли из «Спартака», он в истерике не бился. Но был случай, когда он расплакался»

На этом же салатовом «Мерседесе» до последних дней будет ездить Валерия Николаевна, уже похоронившая мужа. Но эмблему, сколько помню, не отвинчивала...

«Динамо» с Бесковым заиграло довольно ярко — с Божьей помощью вырвав Кубок у могучего «Ротора». В составе были Саматов, Сабитов, Шульгин и Яхимович.

А умненькому Омари Тетрадзе, явившемуся к завтраку в шлепанцах на босу ногу, Бесков выкрикнул в лицо:

— Ты отчислен!

В ту пору, когда никого уж не «отчисляли» — а могли только продать. Или выменять на комбайн — как «Ростсельмаш» выменял у «Ротора» защитника Нечая.

Мы, юные корреспонденты, над Бесковым и его причудами угорали. Не понимая масштаб фигуры.

Все дошло годы спустя. Звонил размякшему Константину Ивановичу домой. Тот, как ни странно, был рад. Предлагал звонить еще.

Фильм

А фильм «Футбол нашего детства» смотрю — и слезы на глазах. Каждый раз история повторяется. Я знаю, чем это закончится, — но смотрю снова и снова.

Вот играет марш Блантера, в центральном круге старого «Динамо» выстраиваются великие старики-динамовцы — а напротив деды из ЦДКА.

Половины нет в живых — но диктор (кажется, я узнаю голос Валентина Валентинова) вызывает мертвых из вечности: Алексей Хомич!

Камера выхватывает пустоту. Хомича, великого «Тигра», иссушил рак четырьмя годами раньше. Мучительно умирал перед самой московской Олимпиадой.

Но многие тогда, в 1984-м, еще живы.

— Константин Бесков!

Живой, бодрый, с ровненьким пробором Константин Иванович смотрит на всех нас.

Кадр из фильма «Футбол нашего детства».

Отец

Вот это — мое «Динамо». Как и ресторанчик, которым командовал бывший вратарь Крамаренко-старший. Кого там только не встречал!

Однажды сидели с Игорем Добровольским — и выпивал с нами кряжистый мужичок. Игорь отошел, а я склонился к уху. Спросил уважительно:

— Вы — отец?

— Я — Минаев! — с некоторой злобой ответил тот.

Я понял его досаду — еще вчера его, парня с двумя сердцами, мечтал заполучить Лобановский. Сборная выходила на поле — десять киевлян и Минаев. Это он жил с артисткой Гундаревой — она мечтала выйти за Александра, а он крутил-вертел. Ну и открутился.

А сегодня — не узнают! Более того — на стадионе «Динамо», где и вершил подвиги, принимают за папу Добровольского.

Через год-другой мы подружимся.

Александр Минаев.

из личного архива А. Минаева

Автомобиль

Мое «Динамо» — это чудеснейший старик Петрович. Владимир Петрович Кесарев. Если доживу до печальных лет — хочу быть таким, как он.

Так же ловко сдергивать с залысинок бывалую кепочку — и швырять на стол словно на взлетную полосу. Развернувшись в воздухе, кепочка Кесарева ложилась ровно меж двумя подстаканниками. Я понимал: трюк отшлифован годами.

Если доживу, буду так же ловко оттягивать подтяжки — чтоб щелкали по животу. За секунду создавая атмосферу доверия и любви.

Я тоже женюсь на молоденькой женщине и буду гонять на огромном автомобиле.

— Угнали мой «Патриот». Прямо от дома увели, — как-то горевал при мне Кесарев.

Сергей Моня: «За день до матча бандиты угнали автомобиль с моей будущей женой. Выкинули ее за городом»

Я досадливо цокал языком. Вот несчастье.

Но Кесарев тут же расцвел:

— А как в родном «Динамо» узнали — сразу говорят: «Не печальтесь, Владимир Петрович! Мы вам другой купим». Вот, подарили «китайца». Он не хуже! У меня имение во Владимирской губернии. Маленький домик. Еду туда — на «китайце» чистое наслаждение.

Я слушал все это — и становилось так тепло. Так хорошо. Будто с родным дедом рядом.

Я забывал в ту пору, что стою рядом с великим футболистом из 1950-х. Зато регулярно вспоминаю теперь.

Кабинет

Мое «Динамо» — это заваленный бумагами кабинет Николая Толстых. Имел счастье в нем побывать.

Помню бело-голубое знамя в углу. Белая часть под слоем пыли казалась скорее серой.

Взгляд цеплялся за карту на стене с какими-то пробоинами. Я был юноша наблюдательный — отметил кучность проколов.

Позже узнаю — для некоторых посетителей у Николая Александровича была заготовлена реприза. Выхватывал ручку-указку, довольно модную для 1990-х игрушку. Ловким движением кисти расправлял на полную длину. Ручка превращалась в рапиру.

Все это проделывалось, чтоб ткнуть в нужное место на карте:

— Место ваше — на Колыме. Что вы до сих пор не там — это не ваша заслуга. А наша недоработка.

Юрий Баскаков: «Толстых указывал на Колыму»

Посетитель цепенел, а Ленинградский проспект подбадривал откуда-то из-за окна жизнерадостным трамвайным перезвоном.

«А будет ли на Колыме трамвай?» — озадачивался каждый второй.

Эх, Николай Александрович. Даже не знаю, чего во мне больше — любви к вам или уважения. Я не шучу. Вы для меня образец. Пока не окончательно сформулировал для самого себя, чего именно. Как говорила Алиса в Стране чудес: «Это наводит на мысли. Но непонятно на какие».

Точно — образец смелости и неподкупности. Я ж знаю, как ему грозили в 1990-е. Не считаясь с полковничьим званием. Как нагонял жути кто-то из подмосковных бандитов: «Лоб у тебя широкий, стрелять удобно». Николай Александрович и бровью не повел.

Он был комиссаром Каттани нашего футбола. По счастью, выжил. Но от больших дел оттерли.

Мне жаль. Но уважение безмерное. Толстых точно — «Динамо» моей юности.

Николай Толстых.

Дмитрий Солнцев, Фото архив «СЭ»

Заголовок

Мое «Динамо» — это самые сердитые контроллеры Москвы. Деды с металлическими зубами, охранявшие ложу прессы.

Стоило мне сесть не туда — подскакивал самый гнусный:

— Это место Олега Сергеевича!

Мне не надо было объяснять, кто такой Олег Сергеевич. Конечно же Кучеренко, главный редактор «Футбола».

Про него легенды ходили — как учился в суворовском училище. Несмотря на очки с линзами в полсантиметра, готовился стать красным офицером.

Как-то бежал на лыжах в противогазе, очки запотели. Снял противогаз, желая протереть — и был отчислен.

Арсен Захарян: как он изменился за год. Третий выпуск видеопроекта «СЭ»

Мы, юные, знали, как Олег Сергеевич ездит по всему свету за самыми разными командами. Но, приезжая в Швейцарию, запирается в номере и никуда не выходит. Прокурив все углы. Кто-то из фотографов заглядывал:

—  Олег Сергеевич, выйдем в город?

—  Не могу, — отвечал строго Кучеренко.

—  Что случилось?

—  Жду важного звонка из Москвы! Должны сообщить, как сыграли «Кайрат» с «Динамо»...

Я усмехался, слушая эти истории.

Еще в газете «Правда» ветераны редакции с 50-летним партийным стажем меня научили:

— Во-первых, никогда не называй свою писанину статьями. Только «заметки»!

Я сдержанно кивал.

— А во-вторых, заголовок заметки должен подходить к фотографии голой бабы. Если подходит — значит заголовок отличный.

Я запомнил на всю жизнь. Заголовки Олега Кучеренко потешали всю Москву — однако ж подходили к фотографиям обнаженной женщины идеально. Поэтому я затруднялся понять, хороши ли они.

Некоторые помню до сих пор. Такой, например — «Пришло время напрячься до предела». Умрешь — лучше не придумаешь.

Однажды, после тяжелого поражения, Олег Сергеевич решился на отчаянное — «Провели мордой по асфальту». Разорвал, так сказать, внутренние барьеры. Это ли не прелесть?

...Вот там, на старом стадионе «Динамо», я неохотно двинулся с нагретого места — уступая Олегу Сергеевичу. Который навис надо мной облезлым коршуном.

Всякий раз, приходя на стадион «Динамо», я вспомнил — вот это место не занимать. Верхний ряд — самое дальнее. Кучеренко уж давно ушел на радугу, я все помнил: туда — ни-ни...

Олег Кучеренко (за столом) на матче чемпионата СССР.

из личного архива Сергея Шмитько

Газетка

На том стадионе «Динамо» я застал еще старика Ваньята, черт побери. Лишь по двум журналистам, если память не изменяет, объявляли минуту молчания на всех стадионах страны — Юрию Ваньяту и нашему главному редактору Владимиру Кучмию. Я и не надеюсь стать третьим. Оцениваю трезво.

На «Динамо» видел, как чествуют старенького совсем Сергея Сергеевича Ильина и первого вратаря сборной СССР по футболу Николая Соколова. Цепкая юношеская память зачем-то сберегла даже отчество — «Евграфович»...

Это ему, родившемуся в 1897 году, посвящали песни. Например, всем известную «Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот...» А я его видел живьем — на стадионе «Динамо»!

«СЭ» — 30 лет! Интервью Владимира Титоренко — одного из создателей издания

Это здесь, на стадионе «Динамо», легендарный Леонид Трахтенберг упреждал конфуз — Константин Бесков собирался в кремовом плаще присесть на мокрую скамейку:

— Нет-нет, газетку-то, газетку! Вот теперь можно...

Лично расправлял и усаживал Бескова. Не исключаю — поверх собственной заметки. Вместо отпечатка скамейки Константин Иванович на полах плаща уносил домой типографский отпечаток — «Советский спорт».

Я смотрю на фотографию из 1950-х — Михаил Жаров, косая сажень в плечах, поднимается на переполненную трибуну. Все улыбаются, он тоже.

С радостью фиксирую знакомые контуры — это ж «Динамо»!

Книжка

Мое «Динамо» — это похороны Льва Яшина в манеже. Явился я туда чумазым, прямо с мячом под мышкой. Гонял в футбол на соседнем стадионе «Юных пионеров».

В стоящем у гроба бледном человеке узнал Эдуарда Стрельцова. Не перепутаешь — это он был на обложке потрясшей меня книжки «Вижу поле».

«В ЦК заявили — в воротах должен быть только Яшин!» Матч, за который затравили легендарного вратаря

Три футбольные книжки я зачитал до дыр — первую, маленькую, книжицу Дасаева в зеленой обложке. «Свисток» Харальда Шумахера. Ну и «Вижу поле» Стрельцова. Потом появится еще один шедевр — «Невозможный Бесков». Это вообще чудо из чудес. Ощущение, будто стоишь рядом с героями — и слушаешь, наблюдаешь...

Открываю сегодня стрельцовскую — и снова выплывает тот образ из динамовского манежа. Говорят, тогда произнес Эдуард Анатольевич: «Я — следующий».

Так и случилось.

Подполковник

Мое «Динамо» — это Адамас Голодец. Ненадолго ставший главным тренером после сорока лет работы вторым. Сразу пошло — обыграли по снежку в тренировочном матчи «Спартак» 4:1!

Крошечный Голодец хотел похлопать меня, юного корреспондента, по плечу. Но дотянулся только до лопатки.

Указал на «шестерку» с трещиной во все лобовое стекло.

— Поехали ко мне домой. Там все расскажу.

Ехать было буквально до соседнего двора. Куда-то на Башиловку, кажется.

Кормил меня премудрый Адамас Соломонович диетическим супчиком с кусочком курицы.

Указывал с гордостью на недавнюю покупку — циклопического размера телевизор. Прилагающийся кассетный видеомагнитофон. Принудил меня смотреть запись матча, на котором я зяб час назад.

Кто лидер РПЛ по числу воспитанников и где им доверяют больше всего. Большое исследование «СЭ»

Минут через десять Голодец заметно погрустнел — на телевизоре такого размера технические изъяны его футболистов смотрелись довольно выпукло. Счет 4:1 больше не очаровывал.

Я как мог веселил вопросами. Формулировал емко — стараясь не повторить ошибку корреспондента Квятковского. Тот придумал вопрос словно серпантин — многоступенчатый, витиеватый. Потом поднял глаза на Адамаса Соломоновича — а тот прикрыл глаза и дремлет...

— Вы вот на пресс-конференцию пришли в милицейском галстуке, — простодушно напомнил я.

Сегодня странно даже вообразить такое. Вы представляете Славишу Йокановича в милицейском галстуке на резиночках? Или Сандро Шварца? Вот и я затрудняюсь.

— Да! — вскричал вдруг Адамас Соломонович, всю жизнь говоривший полушепотом. — Тебя на улице обидят — ты куда пойдешь? В милицию! Да, я подполковник!

Заметку я так и назвал — «Подполковник».

Голодцу понравилось.