«Елизавета II сказала, что гол был — и Тофик Бахрамов получил квартиру в центре Баку». Десятки историй про судей нашего футбола

Судья Криггс

Давным-давно футбольными арбитрами в нашей стране руководил Эдуард Шкловский. Человеком был могущественным, что и говорить. В ту пору мы дружили.

«Шкловский — главный тормоз российского футбола» — уверял, расчувствовавшись, Олег Романцев.

— Тормоз — очень полезная деталь, — реагировал Шкловский. — Вот если б он сказал «гудок»...

Шкловский необъяснимым образом успевал на все три московских матча, начинавшихся в одно время. Презирал автомобили, передвигаясь всюду пешком. Постукивал по асфальту огромным зонтом.

А после ушел в тень на долгие годы.

Прознав, что Шкловскому вот-вот 90, я отыскал телефон. Набирал с некоторым смятением. Что вы хотите? 90 есть 90. Я в 49 не вполне себя контролирую.

Номер отозвался бодрым голосом. Шкловский не удивился ни тому, что я пропал на четверть века, ни тому, что теперь вот воскрес.

— Еще работаю! — ошарашил меня Эдуард Исаакович.

Я готовился убеждать Шкловского, что ничего страшного в цифре «90» нет. Хоть уверен был в этом не до конца.

Теперь вот получалось, что и убеждать ни к чему. Но хорошая заготовка рвалась наружу.

Я, путаясь в падежах, уверил Шкловского, что он непременно дотянет до ста. С Божьей помощью и моими молитвами.

Шкловский насмешливо проинформировал, как такой же 90-летний явился в поликлинику: «Доктор, я буду жить?» — «А смысл?»

Ответить мне было нечего — и я, откашлявшись, сменил направление беседы.

— Когда-то вы писали стихи, Эдуард Исаакович.

— О! — обрадовался он такой памятливости. — У меня есть стихи про Толстых.

— Захватите с собой! — вскричал я каким-то не своим голосом. — Непременно захватите!

Через день приеду в ту самую большую нефтегазовую компанию, где 90-летний Шкловский заведует спартакиадами. Собственным примером иллюстрируя, куда приводит ежедневная зарядка.

«Стою голым в судейской. Вдруг бросается овчарка — хорошо, ничего не оторвала». Матчи ЦСКА со «Спартаком» навсегда запомнились этому арбитру

Ожидая у входа, буду рассматривать полуобнаженных дам. Московский сентябрь заставлял сбрасывать лишнее. Оставляя клочки необходимого. Всем нам на радость.

С трудом я узнал Шкловского, на старости лет отпустившего усы. Из всех известных мне арбитров такими похвастаться мог разве что судья Криггс.

Эдуард Шкловский в 2023 году.

Фото Юрий Голышак, «СЭ»

Здороваясь, сдержанно поделился результатами наблюдений за девчатами у парадного подъезда — и 90-летний Шкловский встрепенулся:

— Полуобнаженные для меня уже не то. 90 лет — не время полумер. Не вдохновляет. Только если целиком!

В поисках тихого уголка мы будем кататься на лифте туда-сюда. Всюду люди, всюду жизнь.

— На вот, почитай журнальчик, — сунул мне Шкловский.

Я всмотрелся в обложку корпоративного журнала. Развернул на нужной страничке. Вот портрет Шкловского. Вот заголовок — «Хочу, чтоб сотрудники забыли о лифте».

Тут-то мы и доехали.

...просидим мы часа четыре. На прощание Шкловский спросит со странной надеждой:

— Выйдет после моей смерти?

Бейджик с московской Олимпиады

Все это было крайне познавательно. Эдуард Исаакович раскладывал передо мной пожитки. Комментируя каждую бумажку:

— Вот фотография с Ярцевым, вместе спартакиаду проводили. А через две недели он вдруг умирает. Вот я с министром Лавровым. Будто указываю ему, куда пойдем. Нормально, да?

— Не то слово, — подбодрил я старика.

Сергей Лавров и Эдуард Шкловский.

Фото из личного архива Эдуарда Шкловского

— А вот эмблема «АФА»! Ассоциация футбольных арбитров. Шесть лет с такой прожили!

— А это что?

— Это мой бейджик с московской Олимпиады. Сколько судей было — все померли. Азим-заде, Вихров, Бутенко, Липатов. Все моложе меня! Вот фотография, гляди. Это прием в ресторане «Прага».

Фото Юрий Голышак, «СЭ»

— Смотрю, вы бодряк.

— В недавней нашей спартакиаде 700 человек участвовало! Не шутка!

— Да какие уж шутки.

— Сейчас будет новая, «Волжская осень». 500 человек. Вообще-то меня сюда Дюков пригласил, он руководил этой компанией. Мне было 70. Никто не думал, конечно, что столько протяну. Сам Дюков через четыре года ушел на другую работу. А я все сюда хожу. Чтоб не забыли!

Анонимка

— Ой, а что это за бумажка у вас?

— Это анонимка. Я точно знаю, кто написал. Он не особенно и скрывался.

— Как интересно. Рассказывали мне герои про анонимки — но приносят с собой впервые. Можно взглянуть?

— Пожалуйста. Для тебя и принес. Я много такого хлама выбросил, а эта вот осталась.

За здравие и за упокой

— Кто автор?

— Был такой судья — Александр Васильевич Табаков. Работал в спорткомитете у Колоскова. Антисемит ужасный. Пишет в комитет партийного контроля о жульничестве, взяточничестве и засилии специалистов еврейской национальности. А? Это уникально! Все на имя Грамова. Грамов рассмотрел — переправил Колоскову.

Фото Юрий Голышак, «СЭ»

— Какая прелесть.

— Вот как я жил в этом мире? Страшное же дело! Колосков прочитал, меня вызывает: что реагировать-то? А я даже не знал, что в футболе у нас столько евреев. Табаков молодец, пересчитал. Просто сучонок этот Александр Васильевич. Еще был такой Иван Лукьянов.

— Знаменитый судья.

— Судья неплохой. Но антисемит ужасный.

Против Бутенко

— Как же вас при всех этих происках выбирали командующим над судьями?

— А вот это история! Еще в СССР на эту должность претендовали пять человек. Табаков, Латышев, Липатов. А народ выбрал меня. Потому что голосование было тайное. Тай-но-е! Я набираю восемьдесят с лишним процентов. Приехали 86 представителей футбольных федераций. Они и голосовали. Все происходило в конференц-зале Олимпийского комитета.

— Почему ж вы выиграли?

— Потому что представил такую программу. Я был интеллектуал! Потом Союз распался, я уже не хотел ничем руководить. Надо снова выбирать коллегию. Люди приходят: «Эдик, ну выдвини себя...» Уговорили!

— Снова выбрали?

— Против меня бывший судья Валерий Бутенко. Работник спорткомитета. С Колосковым вместе учился. Я к нему нормально отношусь — хоть он и туповат. Подхожу: «Валер, давай так. Ты руководишь, я беру на себя методическую работу». На фиг мне командовать?

— Что ответил?

— «А ты мне не нужен как методист!» Вот сука, думаю. Это все от глупости. Я оставил свою кандидатуру — и выбрали меня.

— Бутенко отодвинули?

— Конечно, он никуда не попал. Так и работал в аппарате на Лужнецкой, деньги получал. Табаков, Бутенко...

Эдуард Шкловский и Валерий Бутенко.

Фото Александр Федоров, «СЭ»

«Ух, харя!»

— Вы ж были большим человеком в газовой отрасли. Судейство — как хобби.

— Я московский бандит — в юности боксом занимался, был спарринг-партнером всех чемпионов Союза в своем весе! Дохлый, с длинными рычагами, ничего не боялся. Мама мне запретила спортом заниматься: «Сынок, ты здесь на хлеб не заработаешь». Я стихи писал — через день все это оказывалось на Лубянке.

— Ну и дела.

— Решил я податься в МГУ, на журфак. Но мне пятикурсник, с которым в футбол играли, сказал: «Не надо, Эдуард. По пятому пункту тебя не возьмут». Он был заместителем секретаря комсомольской организации МГУ — все это знал!

— Вот как пробирались тогда в нефтяники?

— Нефтяной институт тогда считался говном. Я еще выяснять стал: а где больше стипендии? На какой кафедре? Мне отвечают — «Транспорт и хранение нефти». Вот туда и пойду, думаю. За одного сдаю русский язык, он за меня математику. Карточку переклеиваем.

Победу «Спартаку» обеспечил судья

— Ловко вы.

— Последний экзамен — химия. Ее я более-менее знаю. Мне двойку ставят. Такой антисемит принимал — ух, харя! Да пошли вы, отвечаю. Выхожу на улицу — а там уже ждали поступающих, которые в футбол играют. Зазывали к себе в институты.

— Что выбрали?

— Московский институт химического машиностроения. Там потом диссертацию защитил. Там же преподавал.

«5 лет меня не подпускали к международным матчам»

— Стать арбитром ФИФА в то время — это подвиг.

— Международную категорию мне долго не давали. Ну, никак! Был такой Еремин — комсомолец, кагэбэшник.

— Руководил федерацией футбола РСФСР?

— СССР!

— Надо же.

— Сидели на Арбате. Как-то оказался возле приоткрытой двери — а там обсуждалась семерка судей международной категории. Еремину говорят: «Шкловский» — «А что Шкловский? У нас что, Иванова нет?» Вычеркивает. Опять мимо. Вместо меня вписали Костю Вихрова из Киева.

— Хороший судья?

— Нулевой. Мой друг. Теоретик такой.

— Но арбитром ФИФА все ж стали?

 — Когда уж совсем невозможно стало вычеркивать. Приезжаю судить в Австрию в город Грац. Играли с какой-то немецкой командой, у них еще датчанин играл. Лучший футболист Европы. На матч приехал руководитель судейского комитета УЕФА Зеппельт, австриец. Посмотрел на мое судейство: «Где ж ты раньше был?» А мне 47 лет!

— Ого.

— Где, где... В ***! Настаивался, отвечаю, для этого матча. Готовился. Пять лет меня не подпускали к международным матчам.

— Сохранили нашивку FIFA?

— Еще бы!

Фото Сергей Колганов, архив «СЭ»

«Щербицкий набрал Грамову: «Это что за судья?!»

— Самый экстремальный матч в вашей жизни?

— Это игра «Динамо» Киев — «Динамо» Тбилиси. Апрель 1979-го. Полный стадион! Счет 1:0, Киев ведет. Минуты за три до конца история вышла. Был в Тбилиси здоровый нападающий, лысый — Челебадзе...

— Мой товарищ.

— Помню, что из города Боржоми. Рвется в штрафную, его хватают за майку, он вырывается, снова хватают, прет... Уже падая, касается мяча. А я ставлю пенальти! Киевляне меня окружили: «Он же успел ударить!» — «Да что он мог сделать с мячом, падая?!»

— Забили?

— Да, Гуцаев. Заканчивают 1:1. Щербицкий был на стадионе, тут же набрал Грамову: «Что это за судья? Такие пенальти ставит!» Грамов тут же дает команду: отстранить! Уже в поезде я ехал отстраненным.

— В Москве разбираться не стали?

— Собралась какая-то комиссия. Как же фамилия нападающего киевского «Динамо», он в Москве работал... А когда-то был помощником Лобановского...

— Базилевич.

— Да, Базилевич! То ли он в центральном совете «Динамо» работал, то ли в федерации футбола. Словом, в Москве жил. Тут бы ему выступить как нейтральному человеку, а он открыто за Киев: «Ты зачем дал пенальти?!» А в чем соус-то?

— В чем соус?

— Как пошла новость о моем отстранении — в ЦК волна писем из Грузии. Причем два потока!

— Это как?

— Отдельно от депутатов Верховного Совета, отдельно от Героев Соцтруда. Все — в мою защиту. Вот какое время-то было! Что делать? Собирают новую комиссию, уже никакого Базилевича не приглашают. Во главе Лева Яшин. Посмотрели так и эдак — ну и восстановили меня. Только приписали — выносится порицание за методическую ошибку, с опозданием дал свисток о нарушение правил. Ну и как с ними бороться?

— Да никак, Эдуард Исаакович.

— А на московской Олимпиаде что было — рассказать?

— Не знаю, как вы держали в себе до сих пор.

— За два-три дня до Олимпиады мы, судьи, съехались в Москву. По одному начали вызывать в гостиницу «Спорт». Платить нам! Думаю — оказывается, еще и заплатят...

— Много?

— 1800 швейцарских франков.

— Прямо франками?

— Конечно. Но это ерунда. Где-то выходило 1400 долларов за месяц. Я расписался, все, спасибо. Ну и пошел. А я знал, что внизу меня ждут работники Госкомспорта — отобрать 40 процентов гонорара!

— В жизни не поверю, что вы отдали.

— Они до сих пор меня там ждут.

— Это как же?

— А я до этого узнал, где в «Спорте» черный ход...

Пожар в Махачкале

— Еще опасное случалось?

— Горячо было в Махачкале. Лайнсмен минуты за три до конца поднял флажок, отменил гол местного «Динамо». Что творилось!

— Что?

— В судейскую явился какой-то министр — говорит: «У нас все горит! Давайте я объявлю, что судейская бригада разобрала ситуацию и гол засчитываете? «Динамо» выигрывает?» — «Да вы что!» Собралась толпа, стадион в самом деле подожгли.

— Что вы?

— Вырядил этого судью в пожарную форму и отправил. Чтоб не убили. Он тоже откуда-то с Кавказа был.

— Отменил-то по делу?

— Ну никак не засчитаешь. «Вне игры» — метров пять.

— Страшно было?

— В тот момент — нет. От окон отошли. Поначалу только факелы были видны. Потом вертолет опустился с какими-то известными людьми. Уговаривали: «Заканчивайте!»

— А дальше что?

— «Динамо» месяца три играло в Дербенте. А я дожил почти до 90.

Эдуард Шкловский, Никита Симонян, Валентин Бубукин, Владимир Маслаченко.

Фото из личного архива Эдуарда Шкловского

«Отсюда не уедет»

— Больше при вас стадионы не жгли?

— Было другое. Сужу в Кировабаде. Это Азербайджан. Они проигрывают! Чувствую — что-то затевается. Какие-то перешептывания, косые взгляды. Уловил: «Отсюда не уедет». В гостиницу меня привезли — но все к тому идет, что до утра не доживу.

— Ну и как быть?

— Сумочка у меня небольшая. Подхватил среди ночи, незаметно вышел из гостиницы. Семь километров шел по дороге, которая вела в Грузию. Звездное небо, обочина, ковыли какие-то.

— Вот это приключение.

— Какая-то машина километра три меня везла, потом ссадили: «Дальше сам». Добрался до квартиры какого-то нашего судьи. Баканидзе, что ли. Оттуда и улетел. Еще помню сумасшедший матч! Там-то вообще бараны в горах замерли!

Один из самых скандальных матчей советского футбола. Погром в Кутаиси закончился жертвами

— Как формулируете.

— В Кутаиси их «Торпедо» играло с «Памиром», лидером. Вот представьте: сидят 30 тысяч человек — и все в кепках.

— Это картина великолепная.

— На последней минуте ставлю пенальти в ворота хозяев!

— Теперь еще сильнее удивляюсь грядущей дате.

— Тренер «Памира» Марк Тунис вскочил: «Зачем?! Мы ж не уедем отсюда!» Их футболист разбегается, ковыряет землю бутсой — и мяч тихо-тихо катится к грузинскому вратарю. Хватает, выбрасывает вперед. Там подхватывает игрок «Торпедо», лупит со своей половины поля — и мяч заползает в пустые ворота. Вратарь «Памира» тоже убежал вперед. 1:0 выигрывают!

«Зря не убили»

— Судью Колобаева как-то перед матчем отвезли на кладбище. Показали вырытую могилу. С вами таких экспериментов не проводили?

— Нет. Знали — со мной такие вещи не проходят.

— Почему?

— Знали, кто я такой. Что могу, что не могу. Знали, что я в этой банде над схваткой. Напрямую меня не пугали и ничего не предлагали. Знаете, какая раньше главная взятка была? Покупали обратный билет и давали бутылку хорошего коньяка в дорогу.

— Судить в Ереване — это как поощрение?

— Один раз туда приезжаю судить. Работаю на линии. А зрители камушки выковыривают — и в меня кидают. До главного добросить не могут, а я только успеваю уворачиваться. Еще и на поле надо смотреть — я чуть не окосел! А ко мне приставили старшего лейтенанта для охраны. Кончается тайм — подхожу к нему: «Слушай, невозможно судить! Меня чуть не убили!» Он посмотрел на меня с тоской: «Зря, ***». Подумал и добавил: «Зря не убили». Вот тебе и Ереван.

— Беру свои слова назад.

— Еще помню случай в Ереване — уже я был главным...

— Это легче.

— Перед матчем сидим в гостинице, инструктирую помощников: «Ребята, надо отсудить так, чтоб все было в порядке. Видите, на каких креслах сидим?» Они осмотрелись — да, кресла сказочные. Люкс! Продолжаю: «Хорошо отсудим — хозяева каждому по такому креслу дают!»

— О!

— Игра была несложная, Ереван выиграл 2:0. Сидим, через час ехать в аэропорт. Лайнсмен все ерзает. Наконец подает голос: «Эдуард Исаакович, надо же их разобрать. Как увезешь-то?» На полном серьезе!

Маккабиада и КГБ

— За границей посудить толком не успели?

— За границей узнали, что я, еврей, получил «международную категорию». Но я такой же еврей, как ты татарин. Ни одного слова по-еврейски не знаю. Стали меня приглашать на Маккабиады!

— Это еврейские Олимпийские игры?

— Ну да.

— Добрались до Маккабиады?

— До этого звонок из КГБ. Говорят: «На вас пришло приглашение, приглашают на Олимпийские игры. Мы хотели бы с вами поговорить...» А я известный человек в химической промышленности. Время дорого. Говорю: когда и где?

— Так-так.

— Отвечают: «Давайте в центре Москвы, в 9 утра. Позавтракаем». Конечно — им удобно в центре. Нет, отвечаю. В 10 — не пойдет. Я обычно обедаю в два часа. «О! — обрадовался этот человек. — Давайте в два...»

— Что за разговор вышел?

— Приезжаю. Меня встречает полковник. Невысокого росточка, невинный такой с виду. Потом он стал начальником международного отдела в спорткомитете. Я через него много ребятам помогал. Говорит вкрадчиво: вы собираетесь за рубеж, в Марсель. От государства к вам просьба.

— Ой, как любопытно.

— «Наступило время евреям не выезжать, а приезжать!»

— А вы здесь при чем?

— Начинает инструктаж: «Вы авторитетный человек, попробуйте поговорить. Для нас это важно». Проще согласиться. Хорошо, отвечаю. «Но с вами поедут два наших человека» — «Нормальные ребята?» — «Отличные!»

— Хоть евреи?

— Хоть нет. Зато знают английский. Говорю: «Простите, а какие у них будут суточные?» — «16 долларов!»

— Как вам?

— Отвечаю — пусть в Москве остаются. Полковник растерялся: «Как так?» — «Я с нищими ездить не буду. Не менее 30!» — «Этот вопрос мы решим...» — «Точно?» — «Ручаюсь!» У меня уже козырь: надо стране помогать. Приезжаем на Маккабиаду, эти два парня: «Нам-то что делать, Эдуард Исаакович?» — «Ваша задача — мне не мешать».

— Вы там были главным судьей?

— Нет. Возглавлял делегацию нашей страны!

— Все ясно.

— Вся поездка — 20 дней. 18 я их не видел.

— Лучший вариант.

— Потом вечерком приглашаю их к себе. Надо же поговорить, итоги подвести. В гостинице взглядом провели по стенам: «Эдуард Исаакович, здесь прослушивают. Идем на улицу!»

— Трезво.

— Сели на лавочку. Я хожу мимо них: «Ручка есть? Записывайте!» Им же надо отчет в Москву предоставить. Мне-то что? Диктую им: «За время пребывания на Маккабиаде в Марселе нами проделана следующая работа. Удалось переговорить с более чем 75 лицами. В том числе известными спортсменами».

— Вот это вы излагаете.

— Дальше выводят: «Десять отрицательно, столько-то сомнительно, а эти согласны». Улетаем в Москву, потом звонят: «Все прошло идеально!» А через два месяца Союз распался.

— Я бы напрямую эти события не связывал.

— Это только один эпизод. У тебя пленки не хватит все записывать.

Тофик Бахрамов.

Фото Joost Evers/Anefo

«Елизавета II сказала: «Гол был!»

— Хватит, не тревожьтесь. Был такой судья — Шая Маркусович Штернгель. Известный в Союзе.

— Умер недавно!

— Так он в СССР просил звать его «Александр Максимович». Так вы специально высовывались в коридор, кричали ему в спину: «Шая Маркусович! А, Шая Маркусович?» Тот вздрагивал, будто вилкой ткнули.

— Это мой человек. Судил не очень, но парень хороший. Рак нашли — и не вытянул. Сколько их поумирало, судей! На московской Олимпиаде от СССР было человек семь. Никого не осталось.

— Кто финал судил?

— Конечно же, Латышев поставил Азим-заде...

— Кстати, этот Азим-заде мухлевал с датой рождения. Чтоб судить на два года дольше. Это не он ли был любимцем Латышева — постоянно возил из Азербайджана дары Николаю Гавриловичу?

— Это Тофик Бахрамов. Опять ты меня уводишь с темы! Рассказать про Тофика Бахрамовича?

— Еще спрашиваете.

— Отправляемся бригадой на международный матч. Собираемся все в Москве. Помогали Бахрамову я и грузин Баканидзе. Встречаемся в гостинице «Белград». Жора Баканидзе в этой гостинице живет уже день-два. Я приезжаю, Тофика ждем из аэропорта. Сидим в ресторане, народу мало. Гляжу, Баканидзе отправился к музыкантам, что-то шепнул, сунул денежку. Вскоре появляется Бахрамов. Делает шаг — и оркестр грянул футбольный марш: «Та-та-ра-ра-ра-там...»

Умерла королева Великобритании Елизавета II: что произошло со спортом за время ее правления

— Здорово как исполняете, Эдуард Исаакович.

— Бахрамов розовый от удовольствия: «Ну, нэ магу! Ну, всэ знают, всэ узнают...»

— Смешно. Мяч-то он правильно засчитал в финале чемпионата мира? Гол был?

— Елизавета II сказала — был! А раз королева сказала — о чем разговор? Тофику сразу после этого квартиру дали в центре Баку. Правильно сделали. Еще и стадион назвали его именем, с ума сойти...

— Моим-то именем даже спортплощадку в Мытищах не назовут.

— Да, шансов мало. Я сбился. О чем мы говорили?

— О том, хороший ли судья Бахрамов.

— Хороший! Даже разговора нет!

«Шустрый, как вода в толчке»

— Лучший судья советского футбола?

— Алимов и Казаков. Если оценивать в комплексе. Как двигается, как ведет в стрессовой ситуации.

— А самый переоцененный — из известных имен?

— Табаков. Как судья — просто середняк. Спирин — очень переоцененный. Шустрый, как вода в толчке. Неглупый парень. Доцент, кандидат наук. Тут надо отдать должное. Но судья даже не для высшей лиги.

— Кто-то из нынешних судей работал бы в советской высшей лиге?

— Мне нравится армянин из Сочи. Который в «Жемчужине» играл. Он со странностью — но и с интеллектом...

— Кукуян?

— Да. Не хочется моего друга Левникова обижать, но вот сын его не нравится.

— А что такое?

— Дубовый судья!

— Ух.

— Прежде совсем другой уровень был! Я с 1985 года являюсь почетным членом международной ассоциации футбольных организаторов. В Америку сам ездил — и возил Казакова, Бутенко, Будогосского, Ибрагимова...

— Ибрагимов был известный судья. Куда пропал?

— Ибрагимов сейчас... Большой человек!

— Вот как?

— Килограммов двести весит. Молодец! Судил он не очень. Но я его продвигал. Сейчас он член исполкома, председатель коллегии судей Южного Кавказского округа. «Ты меня уважаешь?»

— Значит, от футбола не отошел.

— Это Валя Иванов-младший отошел. Он нигде.

— Чем занимается?

— Вроде доцентом был. Он парень неглупый. Хоть и с гонором. Это надо иметь волю — уйти!

— Что ему сказали, когда установил рекорд чемпионатов мира — 4 красных, 12 желтых?

— Дал бы тринадцатую! А что? Если есть!

Андрей Будогосский.

Фото Алексей Иванов, архив «СЭ»

«Будогосского в гробу не узнали»

— Что Валерий Бутенко так рано умер? Держал себя прекрасно. Подтянутый такой.

— Как рано? 78 лет! Будогосский вот умер. Судья средненький. Я его двигал. Активный, пишущий.

— Вроде в КГБ работал?

— Лет семь отработал в этой системе. А потом попытался с дочкой какого-то начальника КГБ подружиться, как сам мне рассказывал. Вот его, значит...

—  Отобрали табельное оружие?

— Вроде того. Вот кому было тяжело-то!

— А что такое?

— То ли полтора, то ли два года лежал прикованный к кровати.

— Будогосский?! Я не знал.

— Ему сделали операцию — и вот это вот случилось. Мне позвонил младший Бутенко, говорил — не узнали в гробу. Просто никакой. А они дружили. Отмучился! Ты лучше фотографии посмотри. Видишь, какая газетка?

— Это что-то заграничное.

— Редкий случай — нас пригласили судить финал Кубка Болгарии. С Липатовым и Кадетовым. Так главная их военная команда проиграла какой-то заштатной. Все говорили: «Зачем вызвали русских? С нашим бы договорились...» Как называется человек, который футболистов отбирает?

— Селекционер.

— Нет. Агент! Или скаут? Я ж еще как скаут работал!

— То есть, Эдуард Исаакович?

— А вот — старое интервью Валерия Газзаева. Могу зачитать.

— Сделайте милость.

— «71-й год памятен мне дебютом в юношеской сборной СССР. 25 апреля мы играли в Иваново против местного «Текстильщика». Мне в той игре все удавалось. Видя такое дело, капитан нашей команды Руслан Хадарцев, мой друг с самого детства, давай нагружать меня, отдавать пас за пасом. Тот матч судил москвич Эдуард Шкловский. Который, вернувшись домой, поделился своими впечатлениями от игры с тренером юношеской сборной СССР Евгением Лядиным. Через неделю получил вызов в сборную. Это было событие для меня, как по тем временам, уверен, для любого молодого футболиста. Да и сами республики тоже. Я ведь стал первым представителем Северной Осетии в юношеской сборной страны».

— Все правда?

— Полная. Я с Лядиным в одной команде играл четыре года! Не я ж придумал!

— Валерий Георгиевич мог творчески переосмыслить.

— Этот ничего не придумывает. Я еду судить — мне уже поручения дают: «Эдуард, посмотри!» Я и смотрел.

— Кого еще нашли?

— Приезжал, например, в Фергану или Навои, где русские играли, приличные ребята. Жизнью рисковал! Сужу матч — и шепну между делом: «Сегодня в полночь около гостиницы». Люди потом в высшей лиге играли.

— Вы стихи обещали про Толстых. Я дрожу от нетерпения.

— Про кого?

— Толстых.

— Эээ, нет. Про Толстых потом. Где-то лежат у меня в папочке.

Три ордена

— У вас три заграничных ордена. С Армандом Хаммером были на короткой ноге.

— Не на короткой — но Хаммер меня знал. У нас было крупнотоннажное производство аммиака под Берлином. Хаммер сотрудничал с ГДР. Ну и с нами. Помогал завод строить в Тольятти.

— Так и получили вы орден от ГДР?

— Еще орден Трудового Красного Знамени получил! Один я знаю, как удавалось все это совмещать с судейством. Работаю в Швейцарии. Матч еврокубков. Отсудил в среду. А в четверг возвращаюсь через Вену. Наш самолет, Ту-134. Прохожу через бизнес-салон, вижу — наш министр сидит! Из Италии возвращается — мы там закупали карбамид!

— Какой министр-то?

— Химической промышленности. Прекрасный мужик — Леонид Костандов. Его вскоре сделали заместителем премьер-министра — и умер прямо на совещании в Германии. Предпоследний, кого захоронили в Кремлевской стене. Последним стал маршал Устинов. Правнук этого Костандова сейчас играет в московском «Динамо» — Даниил Лесовой.

— Прекрасная историческая справка. Так что министр?

— Видит меня, крайне удивлен: «О, привет!» Вырывается в ответ: «А у меня отгул!» Еще будет размышлять — что это я, советский человек, в Вене болтаюсь в середине недели?

— Ну и жизнь.

— У меня отпуск был — 48 рабочих дней. Все на судейство тратил.

— Надевали хоть раз ордена-то?

— Никогда. Вообще, главная моя награда — медаль «Ветеран труда».

— Такие льготы по квартплате дает.

— Не в этом дело! Значит, я много лет работал на благо России!

— Кто бы в этом сомневался.

— Недавно вручили медаль Петра Лесгафта. За заслуги в спортивной науке и образовании. Это медаль редкая! Не просто так! Не с каждым происходит такое несчастье — доживают до 90 лет. Ну, случилось так. Я же не виноват! Ни одного дня я не сидел на пенсии.

— Какая пенсия?

— 40 тысяч. Еще есть стипендия РФС. За выдающиеся заслуги перед отечественным футболом.

— Сколько?

— 7 тысяч.

— На семечки.

— А было вообще пять! Меня в качестве гостя постоянно приглашают на конференции РФС.

— Что там интересного? Только выспаться.

— Столовка!

Прием в ресторане «Прага» по случаю Олимпиады-1980 в Москве.

Фото из личного архива Эдуарда Шкловского

«Может, какая-то зараза в Москве?»

— На футбол ходите?

— Мало. За некоторыми поездами в 90 лет лучше не бегать. Надо знать меру! Это как в истории про трех евреев на вокзале.

— Что за история?

— Поезд пошел — они бегут. Запрыгнули в последний вагон. Третий вдруг задумался: «Что бежал? Я же провожающий...»

— Все вы в анекдот превратите, Эдуард Исакович.

— А на футбол мало хожу, потому что мне тоскливо. Я привык по красной дорожке идти! А тут пандемия. Никуда не выйдешь. Потом надо ехать в спорткомитет, оформлять ветеранский билет... Жена говорит: ну куда тебе? Я живу в Одинцовском районе, на даче. До работы два часа добираюсь.

— В Барвихе, наверное?

— Рядом. Пешком можно дойти до деревни Лапино — там построили самый навороченный госпиталь в области! Мне туда еле-еле ВИП-страховку сделали. Но сделали. Коридоры такие — в Третьяковку ходить не надо. Кругом картины. Всем докторам стихи написал. Время позднее, сестра заглядывает в палату — кстати, симпатичная: «Эдуард Исаакович, ну что вы все сидите и пишите? Ну-ка марш в койку!» Я оборачиваюсь: «А нас не застукают?»

— Смех с вами.

— Дальше иду. Мне скучно! Думаю: время идет, а я никого тут не подцепил?! Все стеклянное вокруг, дамы, охранники. Достаю телефон, подношу к уху, будто разговариваю: «Да, да, я в Лапино, здесь такой госпиталь хороший. Только вот сейчас надеваю бахилы, а мимо меня девушки проходят. Одна, вторая, третья. Что-то у них с губами не в порядке. Может, какая-то зараза в Москве?»

— Не накостыляли вам девушки с губами?

— Охранники услышали — попадали! Ладно, думаю. Уже веселее. Сделали мне укол, брожу по коридору. Гляжу — две такие крутые женщины стоят, говорят о чем-то профессиональном. Что ж придумать?

Прохаживаюсь мимо них туда-сюда, приговариваю: «Нет порядка, нет... Никакого качества...» Будто бы про себя — но вслух. А это все равно, что в ЦК партии прийти и сказать — «нет порядка». Одна отошла, а вторая подходит ко мне. Оказывается, жена хозяина. Миллиардеры! «Что случилось?» — «Нет порядка! Видите бахилы?» — «И что?» — «Дырка!» — «Ну?» — «А если б это был презерватив?»

— Какой вы уморительный.

— Все это под Новый год было. Задумалась — и говорит: «А вы не могли бы к нам на капустник прийти?»

Носильщик и чистильщик обуви

— Понятно, почему в футболе вас не забывают. Медалями отмечают.

— Как-то банкет устроили в мою честь. Судьи были, хороший ресторан. Но я недолго пробыл, домой пошел. Лучше пригласите меня на какой-нибудь сбор, методическое совещание! Венгр командует судьями?

— Уже серб.

— Все равно. Спросил бы серб: «А кто у вас раньше-то был?» Может, думает, что и не было ничего? Есть же история судейства. Был такой Марк Рафалов. Знаете?

— Еще б не знать. Вы его звали «толчковый писатель».

— Да-а! Я ему все помогал. Но он не бесталанный, какие-то сборники писал по истории судейства. Сейчас-то вообще ничего! Я вел семинары — был и такой: «Искусство поведения». Рассказываю случай: я инспектор. Едем на игру в маленьком автобусе. Открывается дверь, судьи туда попрыгали. Я подхожу последний. Заглядываю в дверь: «Быстро из машины все! Первым заходит старший. Я выбираю себе место. Потом — вы. Понятно?» Идем в ресторан. Ни вилку, ни нож держать не могут. Подхожу к одному: «Ты ж вроде судья международной категории. Не стыдно?»

— При вас судил Жафяров. Он же грузчиком в Шереметьево работал?

— Не так.

— А как?

— Гриша Жафяров работал носильщиком в аэропортах. Не грузчиком!

— Ах, простите.

— В предыдущем поколении Шумунов обувь чистил.

— Он хоть не арбитр ФИФА был?

— Не-е-т. Он был арбитр Латышева. Богатый человек, чистильщик! По всей Москве будки стояли. У него все было схвачено, каждый долю давал. Как-то едем мы в Ростов. То ли я ему помогал, то ли он мне. Проезжали Таганрог. Стоянка — одна минута. Смотрю, у него тяжеленная сумка. Понять не могу: что там? В Таганроге выбрасывает ее на перрон — а кто-то уже готовится поймать. Ловит — и падает!

— Что оказалось?

— Спрашиваю: «Коль, это что?» — «Да набойки металлические...»

Судьи Сергей Беляев, Сергей Алимов и Марк Рафалов.

Фото из личного архива Сергея Беляева

12 мая 1945-го

— Вы Рафалова вспомнили. Как-то вы сказали про него — «Рафалов судил после революции и только на линии. Никто уже не помнит».

— Да, судил только на линии. Да и там плохо. Зато бабник был страшный. Ууу, какой! Для него это как спорт!

— Что вы говорите.

— Сравниться с ним мог только Бычков, маленький такой судья. Тоже человек Латышева.

— Марк Михайлович впервые женился в 85 лет. Это заслуживает почтения.

— Его женили, видимо. Иначе квартира пропала бы. А так хоть отошла бабе, которая с ним мучилась. Она думала: а что? Ни детей нет, ничего. Инженером он был, может, и неплохим. Пиарщик! Война когда окончилась?

— В 45-м.

— Месяц какой?

— Май.

— Число?

— 9-е. Вы меня терзаете как «Википедию».

— А он на войну пошел 12 мая. Ничего не забывал! Через пять лет вручают орден — он в первых рядах. Еще пять лет — юбилейная медаль. Весь обвешан был!

— С Рафаловым у вас была взаимная неприязнь. Я очень памятливый.

— Один журналист, редкостное дерьмо, вместе с Рафаловым придумал — будто я получил в подарок от какого-то клуба маленький автомобиль. Как он назывался-то?

— Инвалидка?

— Нет. «Ока»! Мне сын говорит: «Пап, тебе не стыдно, неужели ты мог на «Оку» польститься?» Ну, ужас.

— Был еще эксперт по судейству. С которого парик сняли.

— Это Левитин! Судил очень посредственно. Работает где-то на второй лиге, выше он не поднимался. Подбегает к нему нахальный игрок. Хватает за волосы — и чуть в обморок не валится. Скальп в руке остался!

— А это парик?

— Ну!

— Судейство не для слабаков.

— На Кавказе один наш судил, хватило отваги пенальти назначить в ворота местных. Но на этом дух иссяк. Бежит в штрафную, показывает на отметку — и дальше, не останавливаясь. А там кукурузное поле. Больше его не видели.

«Как отмечать 90?»

— Ну у вас и энергия. Как надо отмечать 90?

— Главное — не умереть до этого времени.

— Важный нюанс.

— Можно выпить стопочку. В одиночестве. Ну, что там отмечать? Кому мы нужны? Время такое, Юра! Как сказал кто-то: с трудом, напрягая последние силы, мы рвемся вперед, чтоб дойти до могилы...

— Грустно как.

— Я тебе собственное стихотворение прочитаю!

— О! То самое, про Толстых?

— Про Толстых потом. Это я Валентину Иванову на дне рождения зачитал.

И тогда любой судья,
Даже тот, кто Вас не знает,
Гол один из тридцати,
Может быть, и засчитает.
Уточни перед судьей
Цвет торпедовских футболок,
Чтобы он не смог попасть
В сети вражеских уловок,
Чтоб не смог сказать тогда: «Перепутал я цвета».
Ну, а если станет плохо,
Наш совет для Вас таков:
Пусть «Торпедо» вечно судит
Младший Валя Иванов.

— Это блестяще. Валентин Козьмич жалобы на вас не писал? Он мог!

— В Тюмени на меня местная команда жаловалась. Поле херовое, дождь прошел. Ну, жопа! А они, чтоб развеселить публику, в перерыве устроили аттракцион. Болельщики с одной трибуны приглашаются, бьют пенальти, и с другой. Кто больше забьет — тому приз. Я выскочил к полю: «Да вы что? Сейчас штрафной площади вообще не будет!» Ну и жалобу на меня накатали. Еще в местной прессе писали — мол, безобразие.

— Еще.

— Как-то в судейскую пришли: «Не так «вне игры» показал! Там игрок стоял!» — «А кто стоял-то?» — «Петров» — «А, Петров... Я его за игрока-то не считаю...» Те — ха-ха-ха! Все, инцидент исчерпан.

300 тысяч рублей в день

— Как вам сил-то хватало еще шутить.

— Всю жизнь я на трех работах — кручусь-верчусь! Конечно, лучше было бы сейчас получать сто тысяч рублей за игру. Мне бывшие судьи Овчинников, Анохин говорят: «Не тогда ты родился, Эдуард Исаакович! На твоем месте был итальянец, португалец, венгр, сейчас серб. Знаешь, сколько они получали?» — «Нет...»

— Кстати, сколько?

— 300 тысяч рублей... в день!

— Батюшки. Что ж это делается-то.

— Я чуть на пол не сел: «Как?!» — «Миллион двести тысяч евро контракт. Переведи в рубли и раздели на 360». Сразу думаю: ***, сколько ж мне государство должно?! 10 лет я работал бесплатно!

— Вообще ничего не получали?

— Ни копейки. Зарплата у меня была на основной работе — я был заместителем директора института. Как-то успевал ездить в командировки. Я возглавил коллегию в тяжелейший момент! Это автономная организация. Ничего не было. На сборы? Нет. Формы никакой. Я человек активный, связи были — сам создал методический кабинет на Красносельской улице.

«Золотая мантия» О роли кружевниц в судействе

— Бывал я у вас там.

— Колосков приходил, Толстых... Хоть бы спросили: как ты смог? Знаете, как я его обставлял? Нужна мебель!

— Должно быть, это яркая история.

— Был такой судья — Тарас Безубяк. У нас хорошие отношения. Я, говорит, тебе помогу с мебелью. Есть в Питере знаменитая тюрьма.

— «Кресты»?

— Они самые. Руководила там женщина-полковник. А в «Крестах» мебель заключенные изготавливали. Такого качества, что даже руководству МВД отправляли!

— Начало уморительное. При чем тут Безубяк?

— Он там преподавал. В «Крестах» еще и школа какая-то есть. Еду туда! Отыскиваю эту женщину: «Можно мне мебель заказать? Для судей?» Она побледнела: «Каких судей?» — «Футбольных». — «Раз ты такой молодец — сделаем. Но мне нужно 30 комплектов спортивных костюмов. Зеки выходят на свободу — нечего надеть...»

— Достали?

— Думаю: где ж взять-то? Опять блатные дела! Связался с кишиневскими ребятами. Там пошив был. Кое-кому помог. Не буду рассказывать. Мне присылают 30 комплектов формы!

— Робы?

— Робы, костюмы. Везу в Питер эту одежку. Отдаю чертежи своей комнаты. Приезжает две машины мебели. Это ж с ума сойти! Как я судей одевал — это просто комедия.

Александр Мирзоян, Никита Симонян, Эдуард Шкловский и Александр Алаев.

Фото из личного архива Эдуарда Шкловского

В Манчестер с тремя банками икры

— Комедию я люблю.

— Ребята раздеты, формы нет. Колоскову все эти вопросы до жопы. 90-й год! Нам, нищим, помогает Англия. Я вспоминаю — у них же есть фирма Umbro. Дозваниваюсь!

— Куда?!

— В эту фирму. Говорю: «Можете помочь с формой? Мы из бедной России!» — «Надо подумать». Думайте, отвечаю. Я через месяц приеду. Мне ж надо людей одевать. Что за президент — ничего не может?

— Неужели поехали?

— Выезжаю в Англию. Беру с собой три килограммовые банки черной икры. Но их же как-то надо за границу провезти!

— Как?

— Таможнями руководил Валерий Драганов, сам в футбол играл. На границе меня не тронули. Приезжаю в Манчестер. Договариваюсь о встрече, беру с собой банки. Секретарь меня встречает. Говорю: «Ваза у тебя есть?» — «Какая?» — «Побольше!»

— Так. А дальше?

— Вывалил одну банку. Приготовь крупные ложки, говорю. Пять штук там хватит. Со мной было говенное советское шампанское.

— Это важный момент.

— Захожу в кабинет к президенту фирмы Umbro. Хлопаю в ладоши: «Заноси!» Секретарь появляется с подносом. Президент побледнел: «Это что?» — «Наша традиция — черная икра. Есть надо только ложками...» — «Как ложками? Это же стоит как «Мерседес»!» — «Такая наша традиция. Жри!»

— Оборотистый вы человек.

— Открыли это говно, шампанское, разлили. Поговорили... Какая у них валюта?

— Фунты, Эдуард Исаакович.

— На 60 тысяч фунтов заключил товарищеское соглашение!

— Батюшки.

— Футболки, трусы, гетры, бутсы, кроссовки, ветровки. Сумка вот еще осталась. Еще *** знает что. Да-а, думаю, зашла икра-то. Еще две банки им оставил. Через месяц новости из Шереметьево — вам ящики поступили! Надо где-то хранить. Быстренько договорился с директором магазина, другом Квантришвили. Но надо ж таможню пройти.

— Еще одно испытание.

— Еду туда. Вижу — женщина. «Здравствуйте, вы такая красавица...» А я тоже ничего, симпатичный.

— Вы и сейчас бодряк.

— Вкрадчиво: «У вас дети есть?» — «Сыну 16 лет». — «Ох, уже 16, время-то летит! А какой размер?» Она дает размеры. Сослуживица тоже. Я все записываю. Раз — кому кроссовки, кому сумочку из этой партии. Вот так и одел судей. Бесплатно! Ну и что я имею?

— Ничего.

— Еще и переругались судьи — кому больше дал. Вот, думаю, попал!

Эдуард Шкловский на матче ветеранов.

Фото из личного архива Эдуарда Шкловского

«Если яйца отпадут, чтобы не разбились...»

— Стихи.

— Какие стихи?

— Про Толстых. Чтоб не забыть.

— Я не забуду. Видишь, фотография? Какие люди?

— Бубукин.

— Мой друг. Лучший человек, которого я встретил в футболе. Я как-то судить вышел в 70 лет. Бубукин подходит: «Эдик, осторожнее! Гарантия закончилась...» Но ничего. Я недавно судил.

— Ну и ну.

— С Бубукиным-то историй миллион... Я его в один общественный совет по спорту ввел. 20 тысяч рублей каждый месяц. В день жалованья с утра звонок от него: «Эдуард Исаакович! А косточка-то где? Сегодня пятое число!» — «Приезжай...»

— Какой вы молодец.

— Как-то поехали в Англию с ветеранами футбола. Все люди взрослые, заслуженные мастера спорта. Самого старшего тренером назначили, чтоб провести в ведомости. А он и вправду тренером себя вообразил. Перед матчем говорит, говорит в гостинице... Бубукину надоело. Думает — как же прервать-то?

— Ну и как?

— Поднял палец: «Между прочим, нас тут прослушивают!» Рядом сидел секретарь из посольства — побледнел, перепугался. Пошли-ка, говорит, в скверик. Бубукин-то думал, ветеран установку свернет. А тот все по новой!

— Забавно.

— Я про унитаз не рассказывал?

— Да вы начать должны были с этой истории.

— Прилетаем в Женеву. До отеля далековато, все в аэропорту идут писать. Один наш большой футболист разглядел — в туалете внизу какая-то металлическая стружка. Вышел, руки встряхивает — и к Бубукину, самому умному: «Валь, а что это у них внизу рассыпано?» — «Мудак ты! За тебя люди подумали — если яйца отпадут, чтобы не разбились...»

— Про туалет мне история очень понравилась.

— Тогда слушай еще одну.

— Я готов.

— Прилетаю в Израиль читать лекции. Встречает бывший наш судья Витя Левин. В Иерусалиме прижало по-маленькому, иду в студенческий туалет. Приподнимаю круг, чтоб не обгадить. А там что-то написано на еврейском. Понять не могу!

— Очень интересно.

— Возвращаюсь: «Витя, а что это?» Тот усмехнулся: «Там написано: «Студент, помни, благополучие страны находится в твоих руках». А?

«Вижу — грузина нет»

— Великолепная история. Давайте еще что-нибудь на эту тему.

— Напомни мне потом, чтоб рассказал историю про марганцовку. А пока другую. Везу судей высшей лиги на сборы в Германию. Договорился с Министерством обороны, чтоб нам самолет дали из Жуковского. Денег нет!

— Так.

— Там же немцы проводили соревнования между судьями Европы. Я за них отвечаю. Вдруг в 11 вечера вижу — нескольких нет. А знаю — рядом улица красных фонарей!

— Ага.

— Иду туда и вижу — они одного судью, Федю, выставили как часового. Такое ничтожество, я ему как-то «тройку» поставил... Меня видит, кидается навстречу: «Эдуард Исаакович, все будет нормально! Мы договорились — для вас такая баба будет за полцены...» Вот уровень сознания!

— Уф. Давайте про марганцовку.

— Да. Марганцовка! Матч высшей лиги «Нистру» Кишинев — «Шахтер» Донецк. Я сужу. Первый мой матч! В бригаде у меня грузин. Директор рынка, как всегда.

— Кажется, эта история будет пропитана романтикой.

— Идем спать. Вижу — грузина нет. Я нервничаю! Нахожу администратора: «Где товарищ? Может, его украли?» — «Ну что вы, это ж грузин, пошел гулять...» Я встаю в 8 утра. Сажусь у входа.

— А дальше?

— Он появляется. Окликаю: «Кацо, ты где был?» — «Ой, гулял...» — «А мне сказали, был у бабы». — «Эдуард Исаакович, извини». — «Да не в этом дело! Я ее знаю. У нее триппер. Даже, говорят, сифилис...»

— Что ж творится-то.

— Грузин побледнел: «Да? А что делать?» — «Быстро в аптеку, покупай марганцовку». Через 10 минут возвращается, весь в поту. Я командую: «В ванную!» Развел пол-литра марганцовки. Через три минуты стал как негр. Шея фиолетовая. Чувствую — сгорит! Я его не отмою!

— Так и судил?

— А как же? Еще две недели был желтый.

— Да уж. Что вы там говорили про «уровень сознания»?

— Вот! Одного известного судью взял на сборы. Там начал меня изводить с первого дня: «Хочу женщину, хочу женщину...»

— Вы-то здесь при чем?

— Дальше больше!

— Куда уж больше.

— Сбор идет. Как это называется — в туалете, для мытья?

— Джакузи?

— Нет. Подмываться!

— Биде. Но я боюсь дальнейшего рассказа.

— Биде, да. Судьи высшей лиги! Утром всех строю около цирка на зарядку. Троих недосчитываюсь. Вижу: бегут... Двое новеньких и этот самый. Который женщину хотел. «Извините, извините...» — «Почему опоздали?» — «Да вот из-за этого мудака!»

— Все-таки нашел женщину?

— Нет. Их троих поселили в номер люкс. Одноместных не было. Этот-то не знал, как в люксе все устроено. Сходил по-большому в биде — и не знает, что делать. Пригласил молодых на консультацию. Стоят, смотрят. Потом решился, воду врубил. Ну и разметало, всех накрыло. Говорят: «Пока отмылись — пять минут прошло...» Вот такие дела!

— Этот случай — настоящая высшая лига. На всех именинах буду пересказывать. Кстати, где у вас здесь туалет? Или биде?

— На улице.

— На улице я бы и сам нашел.

— Не волнуйся, отыщем. Не это главное! О судьях книжку можно написать. Рассказать тебе, что такое высшая лига?

«За рукав — и в кусты»

— Предыдущую историю ничем не перекрыть. Но давайте.

— Я только начинаю судить. Латышев спрашивает: «Это что за Шкловский такой?» — «Хочет в высшей лиге работать!» — «Все хотят...» Ладно. Отправляюсь на сборы с судьями высшей лиги. Я шустрый, молодой. В Сочи бежим от цирка до порта. Это километра три. Впереди Алимов, преподаватель. Я сразу за ним. Позади Круашвили, Азим-заде, главный их Бахрамов, еще кто-то. Маститые. Меня раз — за рукав!

— Что такое?

— «Куда бежишь, ***?» Ладно, притормаживаю. Последним бегу. Слышу: «Сейчас уходим вправо». Куда вправо?! Там кусты! Но раз — нырнули человек пять. Я за ними. А там хашная!

— Ого. Какое знание местности.

— Садятся, пьют хаш. Мне указывают: «А ты стой, смотри на дорогу. Обратно побегут — скажешь».

— Вот и вам дело нашлось.

— Минут через семь слышу — топот. «Появились!» — «Молодэц...» Все к кустам. Дожидаются, пока пробегут. Пристраиваются в хвост. Потом Алимов разбор устраивает: «Все показали хорошую физическую готовность. Особенно меня удивили Круашвили и Бахрамов. Поэтому они и будут судить». Нормально?

— Отлично.

— Жизнь! Ты журнальчики-то видел, которые я издавал? Вот, гляди. Назывался «Футбольный арбитр». Качалин рецензию написал!

— Не бранную?

— Нет, что ты. Отличную рецензию! Вот, читай — «приоткрылось окно в мир судьи».

— Что вы говорите.

— Все с картинками!

— Вы стихи обещали.

— Какие стихи?

— Про Толстых.

— Про Толстых потом. Сначала другой стих, тоже мой. Называется «Профессионалы».

Обидевшись на то, что мяч отобран,
от Красной Пресни и до стен Кремля
несется полуфраза, полуслово,
никем не расшифрованное «***».
Есть правила, которые не знают.
Есть принципы, которые не чтут.
И что за силы ими управляют,
когда они друг друга сзади бьют?
Дави, глуши, хватай, не дай подняться!
Раз вышел — не стесняйся, убивай!
Ты что, задумал нынче расслабляться?
Тогда другое место выбирай!
А этот со свистком в рубашке черной —
забылся, что ли, для чего он тут?
Баран, который бегает на воле,
пока его фанатам не сдадут.
Он что-то прошипел мне о законе.
Какой-то карточкой цветною все грозит.
Не знает он, что я игрок в законе,
придурок этот, черный Айболит.

— Браво, Эдуард Исаакович.

— Все, что в моих книжках было, ни венгр не знает, ни итальянец, который руководил нашим судейством. Кто там еще был?

— Серб.

— Сейчас у арбитра ФИФА под эмблемой написан год. Сегодня эмблему из 2022-го уже не нашьешь. А у меня просто — FIFA. Могу хоть сейчас в ней ходить. В наше время звание «судья международной категории» давалось не только за судейство международных игр. Еще и за обязательное судейство не менее трех игр на уровне сборных команд! Чувствуешь разницу?

«Этот Романцев — такая деревня...»

— Стараюсь не упустить эту нить.

— Руководители судейской коллегии были интеллектуалами — Латышев, Алимов, Казаков, Липатов! Отстраняли в наше время или за неправильный пенальти, или за ошибку с офсайдом. А сейчас это исключается! Подбежал, посмотрел. На одном матче по восемь судей. Неужели вы думаете, что я бы справился хуже этого серба или итальянца?

— Даже мысли такой не допускаю.

— Да я на порядок выше!

— Вот это золотые слова.

— Я доктор, профессор. То, что у меня написано в этих сборниках, они даже не знают.

«Меня пристегнули к батарее. И вдруг — звонок...»

— Зато сегодняшние судьи — просто культуристы по сравнению с вашими временами.

—  Это правда. Физическая подготовка очень хорошая. В наше время была не такая. Зато они были умниками! Мкртычан такой судил — как шкаф. Я знал — у него всегда все будет в порядке. Вот футбол стал интенсивнее, да?

— Намного.

— А нарушений правил сколько было, столько и осталось. В среднем — 25. Если 30 — это что-то!

— Помню, Романцев говорил: «Шкловский — тормоз всего российского футбола». Как реагировали?

— Этот Романцев... Что за чушь? Ну какой «тормоз»?! Когда я возглавлял коллегию, было 22 тысячи судей. Их надо было подобрать, назначить и проконтролировать. А за каждой командой второй лиги стоял местный бандит. Который эту команду содержал. Думаете, легко?

— Да это страшная работа была — судить вторую лигу. А что с Романцевым?

— Приезжаю как-то в Сочи. Там «Спартак» сидит на сборе. Попал на их тренировку. Гляжу, чем они занимаются — друг друга вышибают мячом. Не помню, как игра называется. Увернуться нельзя! Одному в нос попали, кровь пошла... Главное, смысла никакого в этом упражнении. Романцев сидит как барин, наблюдает. Кто-то голос подал — зачем, мол, мы этим занимаемся? Ка-а-к он понес в ответ!

«Человека с крайне тяжким взором...»

— Жаль, что мы так и не услышали начальника транспортного цеха.

— Это ты к чему?

— Стихи о Толстых так и останутся при вас, кажется.

— Тогда слушай!

— О, счастье.

— Июнь пятнадцатого года. Николаю Толстых посвящается. (Читает нараспев.)

Закатилось солнце РФС.
Тень упала на футбольные поля.
Все, что создавалось им годами, в лето кануло.
Не зря
как Христос, взошедший на Голгофу,
нес он ношу тяжкую свою.
Временами, правда, тихо охал,
но скрипел и говорил: «Стерплю».
Все при нем войну напоминало.
Шли большие и локальные бои.
Только трудно было разобраться,
где чужие были, где свои.
Каждый должен был в строю футбольном
свое место истинное знать
и его любую волю
без оглядки слепо выполнять.
В кабинете тараканий шорох.
Горы протокольных баррикад.
Обстановка... Хуже быть не может!
Слов тяжелый шумный водопад.
Закатилось солнце РФС.
Не увидеть больше в коридорах.
С папками в руке наперевес
Человека с крайне тяжким взором.