Кокорин - гордость валуйского спорта. Как мы ездили к Кокорину и Мамаеву

Юрий Голышак при содействии Александра Рогулева совершил путешествие по маршруту Москва – Валуйки – Алексеевка – Воронеж – Москва. Первая часть - здесь,

Мы колесим по области от одного городка к другому. От остывших следов Александра Кокорина к следам будущим. В Валуйках он родился, жил и играл в футбол. В Алексеевке будет отбывать срок. Все закольцевалось на квадрате в 80 километров.

Кто там говорил, что портрет Кокорина сняли с какого-то стенда в Валуйках? Да ничего подобного!

Мы не только добрались до этого городка – но и отыскали ту доску.

– Фотографировать хотите? Да пожалуйста, – женщина-охранник не возражает. – Калиточку-то на себя потяните.

Вот он стенд – "гордость валуйского спорта". Саша Кокорин – самая первая карточка. Чуть пожухла, волнами пошла от дождей и снегов, зато сразу ясно: никто ее отсюда не выковыривал. Кокорин улыбается немного вымученно, будто стул уже побывал с его помощью на темени Пака. Футболка еще динамовская.

А на том самом школьном поле, где Кокорин гонял мяч, воткнута в клумбу табличка – "Я выбираю спорт". Это решение трезвое, рациональное. Подхожу, рассматриваю пристальнее – нет ли среди прочих изображений под надписью нашего Саши?

Эх, нет – велосипедист есть, хоккеист тоже. Представитель волейболистов. Кокорин отсутствует.

Июль. Валуйки. Портреты футболистов Александра Кокорина и Романа Концедалова на доске почета. Фото Юрий Голышак, "СЭ"

 

Холодное лето 2019-го. Как мы ездили к Мамаеву и Кокорину

"Выпроваживай их"

Вот в школе нам не рады – сторожиха звонит завучу. Диалог слышен всему холлу.

– Здесь эти… Из Москвы! (шепотом, повернувшись к нам – "Вы откуда?")

– Из "Спорт-Экспресса".

– Из "Спорт-Экспресса", – повторяет в трубку.

Слышим ответ:

– Выпроваживай их. Скажи – "никаких комментариев".

– Никаких комментариев, – послушно произносит она. Вешает трубку и говорит тихим, печальнейшим голосом:

– В понедельник будет директор – вот и заезжайте. Может, что расскажет. Странные вы люди! Вот что сюда-то ехать?

– А куда же?

– В Шебекино! Здесь Кокорин учился до второго класса. Кто его помнит? А потом туда его вывезли. Подкидываю идею, можете благодарить.

 

Кокорин богаче, Мамаев – свободнее. Какими будут их следующие контракты?

Экспонат

В пригожей, отутюженной Белгородской области, где даже на проселочных дорогах выбоину не сыскать, музей на музее.

Дом-музей генерала Ватутина, сельский музей хутора Зварыкино. Даже в школе, куда нас не пустили, есть музей. Где наверняка хранятся тетрадки Кокорина.

Куда успеваем – туда заезжаем.

– Вам бы экспонат – тот самый стул, которым Кокорин…

Договаривать не надо – все понимают, о чем речь. Пожимают плечами. Но вдруг на одном лице искоркой мелькнет интерес, на другом. Склоняют голову хитровато:

– А где он?

Вдруг достанем сейчас из багажника, и оставим в дар. Поедут толпы со всей Руси глядеть на диковину. Щупать. Хоть щупать запрещено, но пусть. Не Эрмитаж.

Мы пожимаем плечами, правду говорить не хотим. Что стул-то уничтожен по решению суда. Сожгли.

Те самые заваленные набок ворота, по которым в детстве бил Александр Кокорин. Фото Юрий Голышак, "СЭ"

 

Тюремный "Оскар". Они сделали рейтинги шоу "Кокорин и Мамаев"

Ржавые ворота

Там же, около стенда, нас направят правильным путем – мы собирались искать старую квартиру Кокориных на улице Щорса. А зря!

– Я и Светку знала, чудесная женщина, и сына ее, – рассказала нам милая гражданочка. – Мы рядом жили. На Котовского. Такая площадочка физкультурная у нас под окнами, Сашка на ней пропадал.

– Стоп. Какого Котовского? Вы уверены?

– Так сколько лет рядом провели! Котовского, 22. Кажется, на третьем этаже они жили.

Через пять минут мы были там. Валуйки – городок крохотный. Бродим кругами, дотрагиваемся до ржавых ворот, до наваренного куска железа между перекладиной и штангой. Сколько раз здесь маленький Саша спорил – был гол, нет? Настаивая на версии – был!

Валуйки считаются городом – но все вокруг, кажется, родственники. Как минимум, добрые знакомые. Разве в городе такое возможно? Вот курят на балконе два деда.

– Здорово, отцы!

В Москве "отцы" сверху пульнули бы бычком. Озлобились бы от фамильярности. А эти даже рады:

– Привет-привет.

– Здесь Кокорины-то жили?

– А где ж? Здесь! Во-о-н в том подъезде, на таком-то этаже. Около него кричали: "А Сашка выйдет?" До сих пор квартира их. Хорошие люди. Только зря вы эти ворота фотографировали, он здесь почти не играл. Вам к пятой школе надо, там старые ворота набок завалены. Вот по ним лупил.

Бредем и туда – точно, древние ворота завалены, лежат в сторонке. Вкопаны новые. Но нам милее те, ржавые.

– Из-за Кокорина вы здесь? – проходит мимо лысый мужичок. – Это брат его во всем виноват, Кокорин-младший. Эти только вступились. Вы откуда будете-то?

– Из Мытищ, – открываюсь.

– О, нас в Мытищи в баню возили! Служил в Свиблово!

Мы прощаемся с Валуйками. Записываем видео на краю дороги. Возле плаката, информирующего, что Валуйки – город чудес, слава земли русской. Толкуем о чем-то перед камерой, позади бегут, чешутся на ходу бараны.

– Это вы баранов моих фотографируете? Бесплатно нельзя!

Что ж, поговорим и с пастушкой.

– Да знаю я Кокорина! Вот с таких лет знаю!

Опускает руку все ниже и ниже.

– Они с сыном моим играли. Только сына в "Спартак" увезли, а Сашку куда-то еще. Сын сейчас в Калининграде детей тренирует, а Кокорин вот как попал. Но такой славный мальчишечка был! Все улыбался, улыбался.

Подумав, неожиданно закруглила:

– Вот и доулыбался.

До свидания, Валуйки. Бог даст, еще приедем. Поулыбаемся.

Школьный стадион, где Александр Кокорин в детстве занимался физкультурой. Фото Юрий Голышак, "СЭ"

 

Все о колонии, где будут сидеть Кокорин и Мамаев

"Не убили же"

Что ж это за Алексеевка такая – где проведут наши герои ближайшие месяцы?

– Городок наш маленький, да удаленький, – рассказывают нам уже в гостинице. – Родина подсолнечного масла. Крепостной Бокарев за это вольную получил, случайно открыл. Майонез "Слобода" у нас делают. Вы здесь мусорную кучу не увидите! У нас не принято! Генсек КПСС Константин Черненко наш парень – построил элеватор и мост. Премьер-министр Дмитрий Медведев тоже отсюда. Он ледовый дворец выстроил. Родня его на нашем кладбище, прямо в центре города. Спросите в сторожке, вам укажут – Шапошниковы…

Все окажется правдой – только Черненко наутро обернется товарищем Кириленко. Тоже членом Политбюро.

Вслед нам будут кричать:

– Не Черненко, не Черненко!

– А кто ж? – обернулись мы.

– Кириленко!

Ах ты, елки-палки. Заедем и на погост – увидим, какое здесь все пригожее. Даже крестики на Белгородчине выкрашены все в синий цвет – как на подбор.

Здесь-то и расспросим простых людей, что там с Мамаевым и Кокориным. Вот бабка бредет среди могил. Видит нас, протягивает конфету.

– Кокорин у вас будет сидеть, – сообщаем невзначай.

– Да я телевизор смотрю… Раньше Денису, внуку, говорю – включи мне это и то. А теперь сама научилася. Это те, что убивали?

– Не убивали. В этом-то и фокус.

– Это к нам на зону прибыли? Или в Оскол? Там много зон. Наша-то за городом, где поезда идут. Ничего в этом дурного нету. Думаю, мало им дадут. Не убили же! Это товарищи ваши?

– Можно и так сказать.

– Что ж в Москве не сажают – а к нам везут?

– Чтоб родня не частила с визитами. Не избаловала.

– А… Понятно, понятно. Мало дадут. Не убили же.

И еще долго бабка охала вслед:

– Так не убили же!

Причитала с таким азартом, что высунулся гробовщик. Поправляя на ходу листочки пластмассового венка. Если у бабки во рту полтора зуба, у этого гражданина – какой-то бодрящий глаз сплав. Возможно, иридиевый.

– Так ждать, пока убьют? Если заработали – сажать!

Даже слегка притопнул – а за спиной что-то с грохотом сползло. Страшусь предположить, что. Громе гроба – нечему.

– Не тоскливо вам среди гробов-то?

– Так это пустые стоят. Ящики! Вот когда молодых туда закладывают – это жуть. Но кому-то работать надо.

Карта переезда Кокорина и Мамаева из Москвы, где они стали участниками двух драк у ночного клуба "Эгоист" и в кафе "Кофемания". После приговора Пресненского суда игроки были этапированы из "Бутырки" в ИК-4 в Алексеевке, недалеко от родных для форварда Валуйков. Фото "СЭ"

 

Колония Кокорина и Мамаева. Когда-то там был концлагерь

Крестный ход

Пробудились мы рано – прослышав, что в Алексеевке пройдет крестный ход. Кто бы мог подумать, что он сведет нас с самыми важными людьми этого города.

Дали кружочек по городу – суббота, пусто. Четверти часа не прошло, едем снова – на каждом углу по полицейскому в каске и бронежилете. Все-таки везут Кокорина?! Нас провожают не самыми добродушными взглядами. Вот деревянная баба с караваем в руках – а вот притаился человек в каске. Автомат готов к работе.

Снимаем Алексеевку и военное положение украдкой. Готовы к погоне. Как в фильме "Выйти замуж за капитана". Когда на "Победе" фотографирующие удирали от председательского УАЗа.

Там все закончилось хорошо. Почти свадьбой. Едва ли это наш вариант с коллегой Рогулевым. Так что скорее, скорее к собору. Там не обидят.

– Доброго вам дня! – кидается юродивый жать руку. – Дайте на пирожочек. Я человек больной.

Шарю по карманам – мелочи ноль. Не будет пирожочка.

– А мы крупными берем, – басят нищие со ступенек.

Разулыбался не только я – но, кажется, и соседствующий с церковью чугунный Владимир Ильич.

– Вы из Воронежа? – приметила чужаков в церковной толпе милая дама.

– Мы из Москвы…

Вот она, Вера Лунева, и познакомит нас со всей Алексеевкой. Дама в большом авторитете.

– Что это у вас полиции столько? Из-за Кокорина?

– Какого Кокорина?! У нас беда приключилась – парень перестрелял семью и скрылся. Для такого городка вообще немыслимое дело. Ищут.

– Найдут.

– А вот не знаю! У меня сына застрелили прямо во дворе. Вышел ночью, собачка залаяла – выстрелы с двух сторон. Никто никого за три года не нашел. А парень был кандидат в мастера спорта по рукопашному бою, так просто не уложишь. Он раскопки вел на Сторожевском полигоне, где штрафников гнали на убой. Фотографии показывал – это ужас какой-то… Думаю, с раскопками связано. Я святого Митрофана прошу – открой! Кто убил? Может, Митрофан вас и послал, чтоб что-то шевельнулось.

Ох, Господи. Вот это Алексеевка.

Святой Митрофан! Не так просто Алексеевка поклоняется именно ему!

Крестный ход, оказалось, посвящен столетию расстрела местного священника, ставшего архиепископом Астраханским и Царицынским. Это благодаря его речи в Думе вернулось в Россию патриаршество. Владыка Митрофан Краснопольский из Алексеевки, вот так новости. Теперь он святой – и по делу.

Съехалась родня святого отовсюду. Милые люди. Особенно – по женской линии. Но поговорил с нами правнук Игорь Ткачев, доцент из Воронежа. Сели в уголке.

– Владыка Митрофан организовал крестный ход, который был расстрелян. Ему предлагали спрятаться – ответил: "Не могу бросить паству". Вытащили чекисты на рассвете, полуодетого, как говорили – вырвали полбороды… Тело потом верующие выкупили, одели как положено. А вот где похоронили, неизвестно. До сих пор ищут. Может, время не пришло. Дед мой тоже окончил семинарию. Но стал замом наркома здравоохранения.

– Кокорин с Мамаевым будут сидеть в вашей колонии.

– Какая честь!

– Что посоветуете – как потомок святого?

– Что им посоветовать… Религия исправляет! Мой знакомый был виднейший юрист, председатель коллегии адвокатов Воронежа. Вдруг принял монашеский постриг с именем Силуан. Рассказывал мне: "Два года заключенный еще держится. Если больше – это уже не человек". Сколько им дали?

– Полтора года.

– Это на грани, ребята! Еще есть шанс спастись. Стать нормальными людьми. Но помогать им надо.

– Это как же?

– Единственный путь – приобщить их к религии. Не слушать ворье, среди которого окажутся. Хотя тюрьма воспитывает нелюдей, это факт известный. Если футболисты ваши прогнутся под этой системой – дело плохо.

 

"В колонии можно играть в футбол, работать, научиться шить. Не думаю, что Кокорин с Мамаевым надломятся"

Отец Максим

В крестном ходе мы поучаствовали. Проповедь выслушали. Я задумался о своем – пока не вздрогнул от слов батюшки:

– Мученический путь через страдания к царствию небесному…

Святой Митрофан, не про наших ли это героев?

– Кстати, отец Максим еще служит в церкви на зоне, – слышу рядом шепот Веры Ивановны, дай бог ей здоровья. – Он ученик моего сына. Поговорите с ним?

Конечно! Если человек собирается ходить к Кокорину и Мамаеву с наставлениями – как не поговорить?

Отец Максим Шамрай улыбается. Понимает, что привело нас в Алексеевку.

– Мы поддерживавшем людей духовно. Что сказать тем двум ребятам, которых привезут сюда? Честно – их здесь очень ждали!

– Это как же так?

– Да вот предполагали, что они здесь окажутся. Раз один из них валуйский – могут привезти в Алексеевку. Как видите, оказались правы. Мы отправляем священнослужителей в храм Георгия Победоносца на территории колонии. Когда на зоне находится такой известный человек – все, кто рядом, вольно или невольно стараются стать лучше. Дисциплина подтягивается. Но тот, кто не слышал, как закрываются за спиной эти двери, не поймет, как это ужасно…

– Но вы-то знаете.

– Мне знакомо удовлетворение от того, что ты вышел из этих стен. Но провел там час! А люди задерживаются на годы. Эти ребята – великие спортсмены. Надеюсь, дух их не сломлен.

– Они выйдут лучшими людьми, чем зашли туда?

– Вряд ли!

– Печально.

– Но я уверен – многое вынесут оттуда. Я со многими беседовал перед освобождением. Это уже не те люди, которые зашли в колонию.

– Администрация не препятствует службам?

– Что вы! Наоборот. Там есть воскресная школа. Совершаем молебны, литургии. Скажу им: раз попали в такую ситуацию – надо с наибольшей пользой из нее выйти. Есть время подумать над своей жизнью. Мы суетимся, тратим время на хлопоты. Но потом настигает беда – и все это замирает. Выясняется, что это не совсем та дорога, которой нужно идти. Сейчас парни поймут, кто настоящие друзья, где именно сбились с правильного пути…

– Кто-то исправляется.

– У нас многие осужденные из Московской области. Один сидел по жесткой статье. Кажется, разбой. Пришел ко мне в храм, озирается: "Никогда в церкви не был". Но общение со священниками изменило его настолько! Потом встречаемся в Москве – не узнал его! Вообще другой человек. Не подумаешь, что сидел. Вот он не озлобился, не закрылся. Пересмотрел свою жизнь.

– Есть не самая популярная книжка, которую стоит прочитать братьям Кокориным и Мамаеву? Не считая Библии?

– Библию-то читать… Вряд ли она может понравиться. Есть книга, которая особенно близка моему сердцу – "Непознанный мир веры". Собраны свидетельства о чудесах православия, о жизни. Как людей верующих, таки неверующих. Свидетельства тех, кто были с ними в последние минуты. Вот эта книга может многому научить! Жизнь наполнена чудесами. Каждый день с ними встречаемся. Главное – заметить.

– Сегодня у вас было чудо?

– А посмотрите – съехались родственники священномученика Митрофана. Связь церкви земной и церкви небесной не прерывается. Он на небесах – а родственники здесь, у его иконы. Молятся друг о друге. Я чувствую его помощь! Приходит, когда особенно нужна!

– Есть случаи реальной помощи?

– Вот личный случай – пару лет назад мы расписывали один придел, нужно рассчитается с иконописцем. В день иконы Владимирской божьей матери. Мне нужно было отдать приличную сумму. Взять негде. Надеялся где-то перехватить – не вышло… Отслужил молебен владыке Митрофану, вдруг подходит ко мне обычная бабушка, протягивает сверточек: "Брат просил помолиться, у него проблемы". Дает мне денежку – ровно столько, сколько было нужно. Копейка в копейку. Знать никак не могла. Это ли не чудо?

Провожают нас из церкви кульком пирожков. Вера Ивановна, вы святая женщина.

 

"Тюрьма ничему не научила". Кокорин сам себе роет могилу

Тусклый свет в глазах мерцает

Может, и Кокорины с Мамаевым узнают, что такое чудо. А мы в поисках чудес колесим по Алексеевке дальше – пробуя все на пути. Даже черный бургер "Челентано". Который едва не свернет нашу командировку досрочно.

Ну а вечер встретим… Конечно же, в лучшем заведении города – "Маэстро"! Летняя веранда!

– 50 рублей с человека за музыку, – подскакивает официант.

Музыка в самом деле бьет откуда-то снизу. Строк не разобрать, только отдельные слова:

– Это ночью, этой ночью… Тусклый свет в глазах мерцает… (неразборчиво, неразборчиво, неразборчиво).

– Я закрою уши, – предлагаю.

– Никак нельзя.

– Дам сто – чтоб музыки не было.

– Не годится.

Эх! Чем бы ни начиналась всякая песня в этом "Маэстро" – под конец стечет в лезгинку. А кто-то горячий будет подсвистывать со стороны набережной.

Кажется, все лучшие люди города здесь – за исключением Веры Ивановны и отца Максима. Наверняка заглядывал и Кокорин. Возил приятелей детства (тех, что не закрепились в "Спартаке") из Валуек на своем "Гелентвагене" за большие миллионы.

Смотрю на круглую луну – и понимаю, что вот сейчас где-то неподалеку глазеет на нее и Кокорин. Через решетку. Какая печаль… Пусть забор его не так высок, как в "Черном Дельфине", ну так и Кокорин – не Вася Корж.

На следующее утро мы узнаем, что лучше уложить в коробку с передачей для Кокорина и Мамаева. Люди, знающие колонию изнутри, расскажут нам, как лязгает засов за спиной в камере.

Зазвонит мой телефон – услышав мелодию из "Крестного отца", алексеевцы оживятся:

– Вот-вот! Очень вовремя!

Но это будет завтра. В третьей части нашего сериала.