"Не надо хайпить на этих футболистах". Почему матч Кокорина и Мамаева в СИЗО - это незаконно

 

Обращение президента. Храм на Рождество. Как Кокорин и Мамаев встречают Новый год

– Разъясню свою позицию, – начал Пятницкий. – На мой взгляд, правозащитник – это не тот, кто за все хорошее. Потому что для кого-то смерть его врага – это тоже хорошо. Но убийство – это всегда плохо. Всегда! Какие бы основания под этим не были. Поэтому у нас с Меркачевой различаются взгляды на правозащиту. В моем понимании правозащитник – это тот человек, который защищает право, а право – это закон.

И в данном случае у меня следующая позиция: мне абсолютно безразличны чьи-то предпочтении – футбольные, сексуальные или другие, но есть законодательство, в частности закон 103 о содержании под стражей. И я хочу, чтобы все подозреваемые, обвиняемые, подсудимые, которые находятся в местах лишения свободы, были равны перед законом. И не важно, какой у них финансовый достаток, статус и прочее.

– При этом вы не против йоги?

– Когда Меркачева сказала, что я хочу уничтожить йогу (в СИЗО. – Прим. "СЭ"), я был настолько удивлен... Если бы не участие моей команды, которая приобрела 52 недешевых коврика, то они (находящиеся под стражей. – Прим. "СЭ") бы занимались на листочках бумаги. Это был наш подарок в качестве гуманитарной помощи. Почему мы с моей командой решили сделать этот подарок? Потому что у людей был равный доступ – не была нарушена 33-я статья, то есть не пересекались ранее судимые с ранее несудимыми. И женщины, изъявившие желание принять участие в уроках, были все допущены. А если завтра в футбол захочет поиграть другая камера? Ей дадут такое право? Нет, конечно! Неужели кто-то может подумать, что дадут сыграть в футбол людям, допустим, в иркутском СИЗО?

Ранее в "Бутырке" сидел другой спортсмен – Александр Емельяненко. Он ходил в спортзал – то есть пользовался теми услугами, к которым имеют доступ все. Допустим, питание в следственном изоляторе дано всем – все могут, зачислив деньги на счет, купить себе горячее и прочее.

А в ситуации с этим футбольным матчем мой поcыл следующий: не надо хайпить на этих футболистах. Я уже не раз был и у Кокорина, и у Мамаева, и у брата Кокорина. И могу сказать, что они все уже устали от этого шума. Случился чих, коллеги выходят и разносят свои умозаключения. И вот на днях адвокат Кокорина согласилась с моей позицией, потому что она понимает, что такое право и что такое закон. Также она понимает, что это может быть использовано против ее подзащитного.

 

Сыграют ли Кокорин и Мамаев в СИЗО? Детективная история!

Для чего это делает Ева Михайловна (Меркачева) – не знаю, но это ее право. А мое право, как я говорил раньше, обратиться в Генпрокуратуру и Следком, если такой матч будет разрешен, потому что только надзорное ведомство может с уверенностью сказать, было нарушение или нет. Я предполагаю, что это будет нарушением закона, а дать реальную оценку может только Генпрокуратура, в том числе, действиям сотрудников ФСИН.

И когда Ева Михайловна дает интервью направо и налево, называя меня нехорошими словами, и добавляя, что мне нужен психиатр... Может быть, она не поняла моей аналогии с Цеповязом и проститутками в "Лефортово"? Объясняю: Мамаев хочет мяч – ту вещь, которая не предусмотрена законом, проститутка тоже не предусмотрена законом. Мамаев – футболист, он любит мяч, а один человек в "Лефортово" любит женщин с низкой социальной ответственностью и на воле всегда такими пользовался. И если мы разрешаем мяч Мамаеву, то давайте разрешим девушку с низкой социальной ответственностью в "Лефортово". Это я имел в виду. А она (Меркачева) говорит, что мне нужен психиатр. И, конечно, я подам на нее иск в суд.

Когда она утверждает, что меня не поддерживают в комиссии... Минимум треть, если не половина, меня поддерживает и подпишет вместе со мной обращение к Чайке (генпрокурор РФ. – Прим. "СЭ") и Бастрыкину (председатель Следственного комитета РФ. – Прим. "СЭ"). Это первое. Второе – ее утверждение, что я постоянно куда-то избирался, а меня не выбирали. Так вот в прошлом составе ОНК я был заместителем председателя комиссии. В этом созыве, да, я избирался, как и Ева, на пост председателя – и нас с ней не избрали. Больше я никуда не выдвигался, то есть она опять вводит в заблуждение и журналистов, и общественность. Поэтому я принял решение приструнить ее в рамках закона. Сегодня я уже встречался с адвокатом, мы проработали позицию, в ближайшее время подадим иск в суд и будем привлекать ее к ответственности.

– За клевету?

– Да, это клевета. Я буду защищать свою честь и достоинство. Когда она говорит, что меня мало знают, меня не поддерживают... В прошлом составе ОНК я был одним из самых активных членов комиссии, а в этом составе ОНК я самый активный член комиссии. Больше всего посещений у меня. Причем существенно больше. Больше всего запросов в прокуратуры, на оказание медицинской помощи и прочее – у меня. Больше всего посещений карцеров и карантинных отделений СИЗО снова у меня. А отделы полиции вообще можно не обсуждать, потому что с проверками туда езжу только я и еще пара человек из комиссии. Все эти места, которые я перечислил, – самые явные точки, где могут нарушаться права граждан, поэтому вот так безапелляционно, голословно высказываться обо мне нужно прекращать.

Я, конечно, допускаю, что у некоторых может быть свое понимании правозащиты. И это их лично право, дарованное им конституцией. Но лично для меня ни Меркачева, ни кто-то другой не являются мерилом правозащитника. И когда она говорит, как должен говорить правозащитник, а как не должен, то возникает вопрос: "А кто вы такая, Ева Михайловна, чтобы по вам мерили правозащиту?". Свое сугубое мнение – высказывайте, ради бога. Это право и ей, и мне даровано конституцией. Но высказывать мнение и оскорблять – это две больше разницы, как говорят в Одессе. За слова нужно отвечать, поэтому мы в судебном порядке будет привлекать ее к ответственности, будем просить суд сделать ей замечание. Надеюсь, Ева Михайловна вернется в то лоно, в котором она была несколько лет назад, когда была конструктивной коллегой. Что с ней случилось сейчас – я не понимаю.

– Уточню про бой Емельяненко в "Бутырке": это аналогия или такой запрос действительно был?

– Да, это я провел аналогию. Завтра в "Бутырку" сядет какой-нибудь известный актер, и что, нам театр устраивать? А потом, не дай бог, попадет туда какой-нибудь балерун и попросит станок и зеркало. И к чему мы придем?

– К бардаку.

– Да. У нас есть закон, и его нужно соблюдать. Когда Меркачева утверждает, что я хочу ужесточения условий содержания для заключенных – это опять голословное утверждение. Никто не давал ей право говорить от лица всех заключенных. Это раз. Второе – когда люди осуждены судом, следом убывают в исправительные колонии, а уже в местах отбытия наказания в соответствии с законом они могут принимать участие в культурно-массовой жизни колонии, то есть делать театральные постановки, музыкальные коллективы и так далее. К слову, ФСИН проводит прекрасный всероссийский творческий конкурс для осужденных. Пожалуйста! Этого никто не запрещает. А в следственном изоляторе это запрещено. И в СИЗО любой человек должен иметь равный доступ ко всем услугам и равное к себе отношение. Если мы не можем на территории России добиться того, чтобы перед законом были все равны, то давайте хотя бы сделаем это для тех, кто уже нарушил закон и находится под стражей, хотя бы они пусть будут равны.

 

Кокорин – Мамаев: если не отпустим, то наградим. Они так ничего и не поняли

– Скажите, какое лично у вас отношение к футболистам Кокорину и Мамаеву? И как вы смотрите на ситуацию, что они уже почти четыре месяца в СИЗО?

– Когда меня спрашивают, за кого я болею, то мой ответ таков: "Я – человек здоровый и ни за кого не болею. То есть футболом я не интересуюсь, а эти люди мне не друзья и не товарищи, поэтому каких-то личных отношений у нас быть не может.

Что касается второй части вашего вопроса про затягивание следствия, то я не вникал в дело. К тому же члены ОНК в соответствии с законом не имеют права вмешиваться в действия следствия и суда. То есть все это регламентировано законом. Наша прерогатива – это соблюдение законных прав и интересов людей в местах принудительного содержания.

Но! То, что я вижу из СМИ, из заявлений адвокатов Кокорина и Мамаева, конечно, для меня, как для практика, непонятно. То есть у них не убийство, не терроризм. И 4-6 месяцев вполне достаточно, чтобы передать дело в прокуратуру, в которой утверждают обвинительное заключение, и после направить его в суд, а он бы уже разбирался. Но опять же мы с вами не знаем всех подводных течений и камней, если суд находит основания, то здесь уже вопросы к суду.

– Разговаривали ли вы с кем-то из руководства "Бутырки" с целью предупредить их о недопустимости проведения такого футбольного матча на территории СИЗО?

– Ни начальник "Бутырки", ни руководитель московского управления ФСИН не могут согласовать такой матч – это не в их компетенции, хотя свою позицию до них довел. Такие решения принимает исключительно ФСИН России. Ева Михайловна уже заявляла, что контактирует по этому вопросу со всеми и через ФСИН продавливает проведение этого матча. Но, думаю, если ФСИН продавит эту игру, то это, на мой взгляд, будет незаконным распоряжением. И, как я уже говорил, планирую обратиться в Генпрокуратуру и СК РФ.