Солдаты СС били людей палками — мстили за поражение. Футбол под страхом смерти в концлагере

Arbeit macht frei — «труд освобождает» или «труд делает тебя свободным»... Прохожу под этой надписью на воротах и захожу на территорию.

Ворота концлагеря Гросс-Розен. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Под ногами земля, песок вперемешку с мелким камнем. Appellplatz — плац или площадь, где как минимум дважды в день собирались сотни и тысячи людей. Место проверки заключенных и место,.. где они играли в футбол. Справа современная копия «той» виселицы.

Виселица. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Где-то тут и стояли ворота. Но об этом чуть позже.

1940-е

Рабочий лагерь Гросс-Розен создан в 1940-м как отделение концентрационного лагеря Заксенхаузен. Заключенные сначала свозились сюда для работы в гранитной каменоломне. В мае 1941-го получил статус самостоятельного концентрационного лагеря. Считается, что через него за несколько лет прошли свыше 120 тысяч человек из более 20 стран.

Григорий Гаркуша, Тимофей Абросимов, Иван Писарев, Иван Тарасенко, Николай Шаповалов, Василий Зацепин, Александр Еременко, Ольга Юркова, Абдула Абдулаев, Станислав Павелец, Марсель Полэ, Морис Ошен, Ян Пшевроцки, Тулио Марки, Антонио Провенцано, Джованни Бонетти... Русские, украинцы, белорусы, татары, поляки, евреи, французы, итальянцы, бельгийцы, англичане, чехи, венгры, представители теперь уже бывших союзных республик Средней Азии и народов Кавказа...

Список узников.

И немцы — они появились тут первыми. Те, кто чем-то не устраивал власти Третьего рейха или нарушил его законы, и те, кто их охранял.

Гросс-Розен, Рогожница

Гросс-Розен, Нижняя Силезия. Или, по-современному, Рогожница, Нижнесилезское воеводство. Тишина, нарушаемая легким ветром. Большая территория. Остатки помещений, колючая проволока, таблички, копия крематория. И над всем этим высокое-высокое синее небо. Таким я его вижу сегодня. Каким оно было тогда — все пять лет, что существовал печально знаменитый лагерь?

Тут в 1943 году играли в футбол. Фото Александр Бобров, «СЭ»

1940-е

«На лагерной площади приказали раздеться догола и сложить одежду в кучки. Затем через два ряда колючей проволоки загнали в баню. В бане сбрили всю растительность, за исключением головы, сухой бритвой, отчего получились у всех кровавые ссадины, а на голове пробривали полосу шириной в два пальца. После бритья впускали в баню. В душе пускали сначала ледяную воду, а затем — кипяток. Раздавались крики ужаса. Наконец прозвучала команда очистить баню. В предбаннике, где происходило бритье, опять процедура — большой кистью, обмакнутой в ведро с какой-то вонючей жидкостью, смазали у заключенных побритые места. Боль от ожогов, побоев и этой мази была просто нестерпимой. Прежде чем одеться, приказали сдать личные вещи. Я пытался сохранить фото жены, за что был жестоко избит.

Наконец принесли лагерную одежду и приказали одеться. Заключенные впервые видели такую одежду. Это был гражданский костюм, вполне приличный, но со странностями. Красной масляной краской на брюках были сделаны «генеральские» лампасы шириной в два пальца, на спине — во всю спину, на рукавах — поперечные полосы, на кепке — крест. Обувь — брезентовые ботинки на деревянных подошвах. После одевания был проведен осмотр с записью особых примет. Затем началась «физзарядка». Отдавались команды: «бегом»... «ложись», «встать», «бегом»... «ложись», «встать», «кругом», «бегом»... «ложись»... и так в течение двух часов.

Издевательства.

Малейшее неточное исполнение команды влекло за собой жестокое избиение резиновыми дубинками. По окончании «физзарядки» разнесли пятидесятилитровые бачки с супом по баракам. Обедом в этот день новичков не кормили. В этот день они имели возможность познакомиться с лагерем. Лагерь Гросс-Розен был обнесен несколькими рядами колючей проволоки, по которой пропущен электрический ток высокого напряжения. По углам лагеря возвышались сторожевые вышки с пулеметами и прожекторами. В концлагере было пять тысяч заключенных: русских, поляков и немцев-бандитов. Почти все немцы-бандиты занимали должности блоковых или капо.

Список погибших.

Отличительными знаками служили нашивки на груди. Так, у русских — красный треугольник с буквой R, у поляков — такой же треугольник с буквой Р, у немцев-бандитов — зеленый треугольник. Кроме того, каждый заключенный имел присвоенный ему номер, который был нашит на груди под треугольником. Размещались в громадных бараках-блоках по национальностям. В каждом блоке, кроме блокового, имелся капо — старшина на работах и немец-эсэсовец, носящий звание «блокфюрер». Блок имел комнату для сна и столовую. В спальне стояли трехъярусные одиночные койки. Посреди лагеря имелся водоем, примерно сто пятьдесят квадратных метров. В лагере были лазарет и крематорий. Для казни применялось средневековое сооружение: два вкопанных в землю столба с положенной на них перекладиной, через кольцо на перекладине пропущена цепь с громадным колуном на конце. Жертву ставили между столбами, отпускали цепь и колуном раскалывали голову.

Утренний рацион состоял из одной кружки эрзац-кофе и двухсот граммов немецкого хлеба. Мизерный паек немедленно уничтожался.

Карьер. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Основная работа в лагере — разработка каменных карьеров. Горы взрывали, а камни заключенные носили на плечах в лагерь, метров за четыреста-пятьсот. Крупные камни разбивали молотами, добиваясь, чтобы камень весил шестнадцать-двадцать килограммов, камни с меньшим весом возили на тачках. Я был направлен на земляные работы. Товарищи порекомендовали побольше работать глазами, а не руками. Пояснили, что нужно, не работая, смотреть на конвоира, а когда тот начинает к тебе поворачиваться, то приступать к перекладыванию земли. Делали очень мало, но и побоев получали меньше. На обед был суп из турнепса. Весь обед продолжался не более десяти минут, за это же время требовалось вымыть миску. После работы шли в блок для прохождения осмотра на вшивость. Если вшей обнаруживали, то заключенного избивали до полусмерти. Затем шли спать. Несмотря на холод, достигающий зимой двадцати градусов мороза, во всем блоке выставлялись на ночь все рамы.

Однажды при мытье посуды после обеда была разбита миска. Обвинили в этом меня. Я был жестоко избит. Результат избиения — два сломанных ребра. Со сломанными ребрами, крепко перевязанными полотенцем, я продолжал ходить на работу, хотя и чувствовал себя прескверно. Каторжные работы, избиения и голод не проходили бесследно.

В один из ноябрьских дней после работы выстроили весь лагерь на площади для проверки. Как ни считали, а одного человека не досчитались. Тогда приказали снять головные уборы и объявили, что один человек сбежал и пока его не найдут, весь лагерь будет стоять на площади. Погода была холодная, лил мелкий осенний дождь. Как только стемнело, направили с вышек прожектора и предупредили, что кто сядет — будет убит. Некоторые заключенные падали и встать уже не могли, их оттаскивали в сторону. Так мы и стояли голодные и холодные в течение трех суток. За это время умерло 80 человек. Наконец привели сбежавшего. Желая убежать, он спрятался в каменоломне, которая находилась за пределами лагеря, но внутри наружных постов, выставляемых на время дневных работ. Посты не снимали до тех пор, пока не убеждались, что никто не сбежал. На глазах заключенных тут же на площади его повесили. Вот чем окончилась попытка побега из лагеря.

Казни и наказания.

В лагере существовал еще и штрафной блок, куда помещались те заключенные, которые чем-то проштрафились. Они работали дольше обычного на три часа, на работу и с работы не ходили, а, лежа на земле, перекатывались, при этом сопровождающие конвоиры пинали их ногами. Борясь со вшивостью, еженедельно мылись в «бане». Среди ночи строились в блоке, раздевались догола и, несмотря на снег и мороз, голыми бежали в баню, которая от блока находилась в трехстах метрах. В бане мытье происходило по одному сценарию: так же, как и в первый раз, когда прибыли в лагерь. После бани, не получив одежды, сырые бежали в блок. После получения нательного белья разрешалось ложиться спать.

При всех ужасах, происходивших в концлагере, видимо в насмешку, имелся духовой оркестр. Музыкантами были заключенные. Каждую субботу идущих с работы, а в воскресенье — и на работу в воротах лагеря встречал духовой оркестр, игравший марши".

Это отрывок из воспоминаний Александра Архипова, заключенного номер 63211. В концлагере не полагалось иметь фамилию, она оставалась в анкете — на специальной карточке, которая заводилась на наших военнопленных, попадавших в шталаги, офлаги, дулаги и такие лагеря, как Гросс-Розен.

«Месяцами ели без ложек. Это отличало Гросс-Розен от других лагерей. Помню, те, кто прибыл из Аушвица (Освенцима. — Прим. А.Б.) в июле 1942-го, говорили, что хотят обратно в тот лагерь. Хоть на коленях, хоть по плохим дорогам и тропам», — рассказывал Антони Гладис, заключенный номер 2313.

«Каждый в лагере должен был драться за существование. Умные и дураки, честные и лжецы, воры и бандиты. Если кто-то сражался плохо, он умирал. Искореженная миска, кусок искривленной ложки или иголка обладали невероятной силой и помогали выжить. Обладатель таких богатств мог считать себя уже получеловеком», — вспоминал Тадеуш Федорович, заключенный номер 8527.

Крематорий

Прохожу в дальнюю часть лагеря. Там, где небольшая копия печи «того» крематория и много табличек и памятников с надписями на разных языках. Там, где свыше 70 лет назад все пахло смертью. А сегодня тишина, прерываемая пением птиц...

Тут в 1940 годы находился крематорий. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Захоронений практически не делалось. Умерших, казненных, погибших, расстрелянных, повешенных не хоронили — сжигали. Сначала крематорий был небольшой, полевой. С его помощью можно было сжечь 10 трупов за сутки. Мощностей оказалось недостаточно — стали вывозить куда-то в соседний городок. Потом к январю 1943-го создали новый, намного больше и мощнее, на своей территории, с высоченной трубой. Он работал почти до самого прихода наших войск, пока его не взорвали охранники.

По примерным подсчетам, не выжил каждый третий. Тут остановилась жизнь не менее 40 тысяч человек. Их врагов — врагов Третьего рейха. Людей, мужей, братьев, отцов, сыновей, сестер, жен. Возможно, жертв больше. Сохранились не все архивы. Нет полных данных по всем группах советских военнопленных, которых привозили сюда на уничтожение (большая часть собиралась в Гросс-Розене для работ, но несколько тысяч наших, солдат и офицеров, доставляли только на казнь).

«Здесь в годы войны уничтожено свыше 30 тысяч советских людей. Вечная вам слава и память потомков», — надпись на русском языке...

Вечная память погибшим. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Букин Иван Никитич. 707-й бомбардировочный авиационный полк. Капитан, начальник связи. Не вернулся с боевого задания, на которое вылетел на самолете У-2. Попал в плен, трижды (!) бежал. Оказался в концлагере Гросс-Розен.

Букин Иван Никитич.

Бобров Никита Леонтьевич. 340-я стрелковая дивизия. Капитан. Попал в плен в районе Юхнова. Пуля в колене. Бежал. Оказался в концлагере Гросс-Розен.

Бобров Никита Леонтьевич.

Бобров Никита Леонтьевич.

Абросимов Тимофей Маркелович. 895-й стрелковый полк. Старший лейтенант химической службы. Попал в плен под Черниговом. Бежал, ранен, передан в гестапо. Оказался в концлагере Гросс-Розен.

Вечная вам память...

1940-е

«Игра в футбол в условиях, в которых мы находились, была неестественным явлением и казалась профанацией ввиду окружавших нас мучений и смерти», — это не выдумка, не сон, не ночной кошмар, а реальные воспоминания польских узников. В офлагах для английских, американских, французских офицеров спортивные соревнования не были редкостью — там проводились даже крупные турниры по футболу, волейболу, легкой атлетике, шахматам... В концлагерях о такой жизни можно было мечтать. Там царила своя жизнь. Или ее извращенное подобие.

Оберштурмфюреру СС Вальтеру Эрнстбергеру не было и 30 лет, когда он стал одним из заместителей начальника лагеря Гросс-Розен. До этого он служил в других лагерях — Заксенхаузене и Маутхаузене. Выходец из семьи строителя, его папа знал, как класть кирпичи. А сын занялся другим и в середине 1930-х совсем еще юным вступил в СС (№ 270670). Не знаю, где он влюбился в игру, со временем ставшую самым популярным видом спорта в мире, но футбольные матчи в Гросс-Розене ввел именно Эрнстбергер — весной 1943-го. Себя потешить? Поиздеваться над заключенными? У него спросить после войны было некогда — в середине лета 1945-го он покончил жизнь самоубийством. А до этого Вальтер оставался в лагере почти до прихода наших войск в феврале 1945-го — уничтожал документацию и тех заключенных, которых в январе не отправили в марши смерти в другие концлагеря.

«Получив назначение, Эрнстбергер смягчил политику в отношении заключенных. Создали футбольное поле, боксерский ринг, построили столовую. Он становился жестоким после употребления алкоголя, когда приходил в блоки и убивал людей. Я не помню даты, но во время моего пребывания в блоке 8 Эрнстбергер приходил ночью и говорил заключенным, чтобы они занимались «спортом», то есть забирались под кровати и прыгали обратно», — вспоминал Владислав Сикорски, узник номер 2639.

Зачем заключенные выходили на футбольное поле? Почувствовать себя хотя бы на время человеком. Нам, сидя сегодня в кресле или на удобном диване и читая все это, не понять и доли того, что испытали те люди. Не понять — и все. Наверное, футбол был для них отдушиной, частичкой другого мира, оставшегося за колючей проволокой. И во время матча все, пусть и с долей относительности, становились равными — и узники, и их охранники.

Формированием команд и организаций соревнований занялись привилегированные немецкие заключенные Карл Кирхманн, Кристиан Рорер и Август Шнайдер. Говорят, они выбирали действительно сильнейших. К тому же от их предложений было сложно отказаться: либо ты идешь на верную смерть в карьер, либо получаешь работу попроще, а по воскресеньям — шанс проявить себя на футбольном поле.

Siemens, Blaupunkt

Таблички — Siemens, Blаupunkt. Помимо них работу заключенных Гросс-Розена использовали еще 207 предприятия и фирм: Telefunken, Farben, Osram, Filips... Обмундирование, комплектующие для военной техники, оборудование, электроприборы, блоки управления для пусковых систем ракет «Фау» — сотни и тысячи узников фактически бесплатно работали на германскую оборонку. Это помимо тех, кто трудился в карьере или строил подземные комплексы в горах. Бухгалтеры из соответствующего управления СС подсчитали, что один день труда в карьере 2-3 тысяч рабов, чье питание и обслуживание почти ничего не стоили, приносил от 24 до 28 тысяч рейхсмарок.

Вратарь Жорка и Алекс

«Сначала сборные представляли рабочие команды. Со временем от такого принципа отказались — предпочли создавать национальные сборные», — вспоминал Ежи Ковалевски.

Steinbruch, Bauleitung, Kaki-Manschaft, Deutsche I, Rapid I, Rapid II, Helden, Lewen-Wilde, Denst... Каменоломня, строители, немецкие капо...

Разные источники сообщают о разных числе сборных — нескольких, составленных из поляков (за них выступали несколько профессиональных футболистов), чешской, венгерской, немецкой (из уголовников), немецкой (из охранников), русской... А вот расстановка одной из необычных футбольных команд лагеря. Схема 2-3-3-2. В воротах Жорка (русский), далее — Рышард Хибнер, Мариан Гадай, Мирецки, Тарковски (у обоих имена отсутствуют), Мечислав Гадай (все — Польша), Алекс (русский), снова поляки Владислав Гадай, Веслав Будзик, Ян Ленарчик и Збигнев Мирецки. Кто выжил из польских игроков? В архивах среди погибших их не нашел. Кто были эти русские Жорка и Алекс? Как сложилась их судьба?

Расстановка игроков одной из сборных концлагеря.

Лига Терезин

В другом лагере, в гетто Терезиенштадт (на территории современной Чехии), нацисты организовали целый турнир — Liga Teresin, в котором соревновались несколько команд. В 1944-м появился особый пропагандистский фильм, снятый немцами.

«Тех людей, кого вы видите в этом фильме, не стало в течение четырех-шести недель после того, как он был снят», — комментирует один из тех, кто принял участие в съемках уже современного документального фильма.

1940-е

«Сама игра вовсе не была легкой, поскольку все мы были ужасно уставшими, и у нас просто не было сил. Нам помогли товарищи, которые выполняли в лагере обязанности управленческого и обслуживающего персонала... помощью было разрешение раз в месяц получать продовольственный набор...»

«За хорошую игру эсэсовцы бросали нам на поле сигареты».

«Недалеко от футбольных ворот я увидел гору ботинок. Сразу понял, что это обувь тех из наших, кто уже оказался в крематории».

Ботинки, в которых играли в футбол.

«На поле выбежали две команды. Заключенные в тюремной робе. Эсэсовцы в белых майках, зеленых галифе от обычной военной формы... На поле разгорелась ожесточенная война... Для заключенных за спортивными соревнованиями скрывалось нечто значительно более важное:.. то, что позволяло им с помощью своих представителей насладиться эфемерной местью, почувствовать вкус обманчивого триумфа».

«С одной стороны одиннадцать откормленных, обутых в кожаные бутсы, безнравственных бандитов; а с другой — одиннадцать худых венгров в обуви на деревянной подошве... Венгры... мужественно им противостояли. Их пинали, бросали наземь, но они поднимались, своим мастерством игры в футбол отвечая на грубость и хамство... после окончания проигранного матча, побитые и с синяками, они покидали игровое поле».

«Эти соревнования таили в себе угрозу и имели двойное «дно»... Гол в ворота ВV-эров (уголовников) являл собой смертельную опасность... Особенно опасными были национальные матчи с командой эсэсовцев и охранников...»

«Игра, которая проходила очень эмоционально, но с соблюдением спортивных правил, за чем следил арбитр, доводила зрителей до белой горячки. Даже «мусульмане» (крайне истощенные узники) прекращали поиски еды и выходили на два часа из апатии. Реакция на пасы и голы была такая же, как где-то на стадионе «Краковии» или «Вислы». Громкие крики летели высоко в небо».

Это высказывания польских заключенных, доживших до освобождения. Поделившихся частичкой воспоминаний и разделивших свою вечную боль с новыми поколениями.

Стенд выставки «Футбол в робах».

Арбитр

Одному заключенному, правда, в другом лагере (в Аушвице) футбол спас жизнь. Лео Голдштейна, польского еврея, один из охранников сделал арбитром — тот судил встречи между эсэсовцами. Лео выжил, поначалу перебрался в Израиль, затем уехал в Нью-Йорк, стал обслуживать футбольные матчи, вошел в число рефери ФИФА и даже работал ассистентом арбитра на двух играх чемпионата мира-1962.

Совьи горы

На строительстве подземных комплексов не до спорта. Рабочие, переведенные из Гросс-Розена на строительные проекты в Совьи горы, не переставая, вгрызались в породу. Прорубили десятки, если не сотни километров в рамках проекта Riese «Великан». Для чего это всё строили, кому предстояло тут жить и работать, не понятно. По одной версии создавались условия для перевода в Силезию заводских мощностей для производства новых видов вооружений, которые в большом количестве немцы разработали к концу войны. Вторая версия — тут собиралась расселиться верхушка нацистской Германии.

Проект «Ризе». Подземные сооружения. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Комплекс «Жечка». Объем обнаруженных тоннелей — 14 тысяч кубических метров. Комплекс «Осувка». Покрупнее — 30 тысяч кубов. Странно, но немцы оставили комплексы без боя. Ушли, едва успев опередить наши войска. Заключенных не расстреливали, оборудование всё (всё ли?) бросили.

Проект «Ризе». Подземные сооружения. Фото Александр Бобров, «СЭ»

В одних местах идем с сопровождающим меня поляком пешком, в других — переплываем. Внутри прохладно — не больше 10 градусов. Снаружи — жарко и безмятежно. Как и в районе концлагеря поют птицы, гудят над клевером пчелы и качаются бжозы-березы. Сколько же здесь народу полегло от тяжелого труда и не менее тяжелых условий жизни? В память об умерших два поклонных креста — православный и католический. Низко кланяемся вам, тем, кто не дожил, недолюбил и недобил врагов. С победой вас, вы победили!

Поминальные кресты в Совьих горах. Фото Александр Бобров, «СЭ»

1940-е

Среди капо не только немцы. Поляки рассказывают про некоего Ивана, то ли украинца, то ли русского по национальности:

«Иван целыми днями муштровал нас, придумывая различные жестокие упражнения, которые он называл «спортом». Его любимым видом спорта были так называемые Rollen — кувырки. Над крутым склоном он приказывал присесть, ухватившись руками за щиколотки, и держать их так под угрозой избиения. Потом он толкал, и жертва, кувыркаясь, скатывалась вниз».

Издевательства.

«В октябре 1944-го я попал в блок 16, где старшим был Левашенко, украинец из Киева, молодой, около 35 лет, жестокий. Бил заключенных так, что они быстро умирали. Не помню дату, в одну из ночей в октябре он разбудил всех и стал избивать одного за другим. В течение нескольких следующих дней около десяти человек скончались от побоев, — рассказывал Аркадиуш Любич, заключенный номер 30392. — Кажется, в ноябре публично казнили двоих, поляка и русского. За попытку побега».

Матч века

Поляки выделяют одну игру — ту, что закончилась их победой над Германией (что в футболе случалось нечасто). «В том матче, где мы играли словно последний раз в жизни, Польша победила — 1:0. А единственный гол забил Левандовски. Не Роберт — Зджислав. «Десятка» на поле, номер 23452 в лагере», — еще из воспоминаний узников.

В 2016 году эту историю Роберту Левандовски рассказал менеджер современной сборной Польши Томаш Иван. Роберт заинтересовался. Но было ли продолжение, не знаю.

А вот еще воспоминание. Возможно, как раз о том знаменитом матче поляков с немцами:

«После завершенного матча мы вместе с немецкой командой пошли в баню. Затем вернулись в бараки. Вечерний отдых был жестоко нарушен организованным нападением группы эсэсовцев лагеря. Они начали с ожесточением бить палками всех находящихся там заключенных, избивая застигнутых врасплох и неспособных убеждать. Таков был ответ за выигранный Польшей матч. Наши мучители этого даже не скрывали», — вспоминал Чеслав Скорачиньски.

Цена отбитого пенальти

В другом матче команда венгерских евреев играла с эсэсовцами из Еленя-Гуры.

«Перед игрой случилось невероятное. Капитаны команд пожали руки. Немец, эсэсовец пожал руку еврею! — писал Арнольд Мостович в книге «Желтая звезда и красный крест». — Заключенные сначала играли лучше, но быстро выдохлись. И немцы повели в счете. В перерыве эсэсовцы расслабились и напились пива. А их соперники поели супа с хлебом. Во втором тайме охранники пропустили гол. Тогда им на помощь пришел судья, назначивший пенальти. Вратарь Ференц Морош отбил удар и сохранил ничью. Но потерял жизнь. Через пару дней во время погрузки бревен, один из капо крикнул охраннику на вышке, что Морош собирается бежать. Эсэсовец произвел несколько точных выстрелов...»

Место крематория. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Нойенгамме

В январе 1945-го, когда Гросс-Розен вот-вот должны были освободить части Красной Армии, заключенных стали переводить в другие концлагеря. Начались так называемые марши смерти (в том числе в вагонах для перевозки скота), во время которых погибла немалая часть узников.

«Мы покинули Гросс-Розен 8 или 9 февраля 1945 года и ехали пять дней. Нас перевозили в открытых угольных вагонах, на нас была наша тюремная форма. Все это время нам не давали нам ни еды, ни питья. Покормили только перед отъездом: выдали около килограмма хлеба и банку мяса. Те, кто съел все сразу, потом голодал. Около 30 процентов умерли в пути — от голода, холода и жажды», — писал Анджей Струдзиньски.

Точных данных отправленных в концлагерь Нойенгамме нет. Но кто-то туда добрался. Чтобы 3 мая 1945-го попасть под жуткую бомбежку.

Макет концлагеря Гросс-Розен. Красным выделен плац, где играли в футбол. Фото Александр Бобров, «СЭ»

Тысячи узников, перевозимых уже из Нойенгамме, погрузили на три судна — Cap Arcona, Deutschland и Thielbek. Они подверглись атакам Королевских ВВС. Английские летчики разбомбили и уничтожили корабли, по разным данным погибли от 7 до 13 тысяч заключенных, из которых немалую часть составляли русские. Пережившие месяцы и годы других концлагерей. Выжившие там, чтобы за считанные дни до победы погибнуть, утонуть, умереть под английскими пулями. Но это другая история. Малоизвестная. Ей тоже исполнилось 75 лет.

Использованы материалы краеведческого альманаха «Тотьма», выставки Herosi w pasiakach, архивные воспоминания бывших узников лагеря Гросс-Розен