Тот самый еврей. Часть 9
"СЭ-Воскресенье" продолжает публиковать исторический цикл обозревателя Александра БЕЛЕНЬКОГО о боксерах эры "голых кулаков".
(Продолжение. Начало в предыдущих номерах "СЭ-Воскресенье")
Бой с Ли стал предпоследним для Мендосы и его последней победой. А последний бой состоялся 4 июля 1820 года, накануне того дня, когда бывшему чемпиону исполнилось пятьдесят шесть.
А теперь угадайте, кто был одним из секундантов Мендосы в тот печальный для него день? Правильно, Хэрри Ли, если историк бокса Г. Д. Майлз ничего не путает, а он, думаю, не путает. Просто это были большие люди, а большие люди в отличие от маленьких умеют в том числе и переступать через мелочные обиды.
Что касается самого этого боя, то он лишний раз подтверждает, что даже самые умные боксеры из года в год и из века в век совершают одну и ту же самую глупую ошибку: слишком задерживаются на ринге. Его соперник, Том Оуэн, был совсем ненамного моложе него – ему был только пятьдесят один годик, но в это время каждый год может значить очень много. Кроме того, это был совершенно особый случай.
Оуэн, как и многие другие боксеры тогда, был одним из колоритных персонажей тех колоритных времен. Он стал чемпионом Англии в одном из первых боев. В каком именно – трудно сказать. Видимо, он дрался где-то в провинции, но из более-менее известных его поединков титульный был только вторым. Так или иначе, но в 1796 году Оуэн нокаутировал известного бойца Уильяма Хупера и был провозглашен чемпионом Англии. Он победил Хупера и в матче-реванше, но в 1797 году проиграл титул Джеку Бартоломью. Это на время отбило у него охоту к рингу, и он вернулся к своему основному занятию – торговле тем, что тогда называли москательными товарами, - маслам, краскам и т.п.
Однако в 1799 году Оуэн вернулся на ринг, чтобы всего за десять гиней встретиться с бойцом, о котором мы почти ничего не знаем, кроме того что его звали Хаусса (Houssa) и что он был евреем. По словам Г. Д. Майлза, Хаусса избил Оуэна в хлам за сорок минут. После этого Оуэн провел еще пару хороших боев, выиграл их и перестал выступать сам, но остался возле ринга и работал там в качестве тренера и секунданта. Известно, что его считали очень знающим человеком и полагались на его мнение в том, что касалось организации боев и составления пар. И вот в 1820 году Оуэн решил составить еще одну пару - из себя и Мендосы. Они были хорошо знакомы. Более того, между ними пробежала какая-то кошка, и, когда Оуэн предложил урегулировать конфликт в ринге, Мендоса с радостью согласился.
Г. Д. Майлз в своем рассказе об Оуэне упирает на то, что тот как раз прославился составлением пар на бои, и, следовательно, когда выдвигал свое предложение Мендосе, исходил из того, что победа ему практически гарантирована. Еще Майлз не советовал в данном случае доверять Пирсу Игану, который был очень близким другом Оуэна. Так что воспользуемся той информацией, которую дает нам сам Майлз, абсолютно ровно относившийся к обоим участникам этого боя.
Мендоса тогда все еще неплохо выглядел, но находился в скверной физической форме. Это был усталый человек, у которого кроме жены имелось еще одиннадцать детей. Оуэн же, хотя и смотрелся просто костистым немолодым человеком, на самом деле находился в прекрасной физической форме, которую он постоянно поддерживал. Сохранился его портрет как раз 1820 года, на котором он выглядит здорово моложе своих пятидесяти с хвостиком и изображен он там с гантелей, изобретение которой ему и приписывают. Честно говоря, сомневаюсь, но что точно, так это то, что Оуэн всячески поддерживал форму на протяжении всей жизни.
Первый раунд оба начали очень осторожно, потом обменялись ударами, сцепились и упали, но Оуэн подмял Мендосу под себя. Во втором Оуэн упал, но, скорее, от толчка, чем от удара Мендосы. В третьем Дэн хорошо дрался, пока не пропустил сильный удар справа, пришедшийся под левый глаз. Он упал, но тут же вскочил. Его секунданты посоветовали ему этого не делать, но он их не послушался.
Любопытно, что у Конан Дойля в "Родни Стоуне" Мендоса, выступая в роли секунданта, советует "своему" бойцу, которому как раз досталось, лечь после первого же удара и выиграть время на отдых. Как видим, сам он ничего подобного не делал.
Начиная с четвертого раунда Мендоса стал резко сдавать. В конце они сцепились с Оуэном, и на этот раз Дэн подмял его под себя, но это уже ничего не меняло. В пятом Мендоса выглядел совершенно измотанным и опять упал. В шестом он сумел достать Оуэна, но потом оба упали. Раунды с седьмого по десятый заканчивались нокдаунами Мендосы от ударов и бросков. В одиннадцатом завязался размен, Оуэн упал от удара… и тут же Мендоса упал сам то ли от общего изнеможения, то ли в результате отставленного эффекта от удара. В двенадцатом раунде Оуэн совершенно избил его, и на следующий раунд Мендоса уже не вышел. Все действо продолжалось не более пятнадцати минут.
Мендосу отнесли в карету, а Джон Джексон, да-да, тот самый, собрал для него еще двадцать фунтов, очень приличную сумму, сверх гонорара в пятьдесят гиней.
В августе того же 1820 года Мендоса попрощался с любителями бокса. Сохранился текст его речи:
"Джентльмены! Я хотел бы сердечно поблагодарить вас за ваше покровительство сегодня и за ту помощь, которую вы оказывали мне в прошлом. Также я хотел бы выразить благодарность тем, кто пришел поддержать меня сегодня. Все это я никогда не забуду. Джентльмены, после всего, что я сделал для боксеров, выступающих на профессиональном ринге, я хочу сказать, что они не слишком хорошо со мной обошлись. На самом деле, самые известные из них полностью меня забыли. Джентльмены, думаю, я имею право назвать себя отцом умного бокса (science), так как хорошо известно, что бокс находился в спячке после ухода Браутона и Слэка. Это я и Хамфрис в наших трех боях с целью выявления сильнейшего возродили интерес к боксу, который с тех пор находится под покровительством публики. (Спросите, спросите об этом любителей бокса из тех, кто постарше.) Джентльмены, я еще раз хочу поблагодарить вас за помощь сейчас и в прошлом. И вот еще: теперь я ухожу и больше вас не побеспокою. (Аплодисменты.) Мне осталось сказать только одно: прощайте".
Как видим, Мендоса говорил не очень складно, не скрывая обиды на время, обогнавшее его славу. Забыли не только его. Через некоторое время точно так же забыли куда более популярного, чем он, чемпиона последующих лет Тома Крибба, а перед этим забыли спивавшегося с тоски одноглазого калеку Джема Белчера.
В этой связи не могу не вспомнить, как я пришел как-то на одни соревнования. Ко мне подошел пожилой человек, лицо которого показалось мне смутно знакомым, и попросил поздравить с днем рождения его друга, лицо которого тоже показалось мне смутно знакомым. Я поздравил, сказал несколько теплых банальностей и отошел, но все-таки услышал, как только что поздравленный мной сказал своему другу: "Я же тебе говорил, он не знает, кто я такой".
И я действительно не знал. Мне было очень стыдно, но это было так, а спрашивать было неудобно. То есть я, разумеется, их знал. Наверняка читал о них и очень может быть смотрел их бои, а так как на память не жалуюсь, наверное, мог бы многое рассказать о том, как они боксировали, но я их не УЗНАЛ, потому что в этих пожилых людях было трудно узнать тех замечательных молодых львов, которыми они когда-то были.
Вполне возможно, что Мендоса и вышел на ринг против Оуэна прежде всего за тем, чтобы его вспомнили, а оно вот как вышло… В своей речи он сказал о себе те хвалебные слова, которые полностью соответствовали действительности, но которые он хотел услышать от других, а другие не сказали. Пришлось хвалить себя самому, а это очень унизительно. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что никто и никогда не оспаривал ни эти слова Мендосы, ни его место в истории бокса. Более того, сейчас его знают даже лучше тех, кого куда больше любили при жизни, того же Джона Джексона, например, или Тома Крибба.
Историки, впрочем, всегда воздавали ему должное, в том числе и те, с чьим мнением он имел возможность ознакомиться. Пирс Иган в своей "Боксиане" называл его звездой первой величины, превозносил его технику и боевой дух и утверждал, что, если Мендосе чего-то и не удавалось достичь, то только по причине ограниченных физических возможностей, то есть, проще говоря, недостатка роста и веса. Однако и Иган признавал, что к концу жизни Мендосу изрядно подзабыли. Но, как уже говорилось, это была общая судьба всех чемпионов. Новые герои всегда затмевают старых не потому, что они лучше, а потому, что они новые.
Даниэль Мендоса умер 3 сентября 1836 года в возрасте 72 лет. О том, как он жил последние годы, существуют разные и при этом взаимоисключающие версии. Так, Дж. Б. Линч утверждает, что Мендоса и его многочисленная семья жили в полном достатке, некоторые другие – что в бедности. Само наличие таких полярных оценок подтверждает то, что доживал свой век он в забвении. Как почти все спортсмены всех времен и народов. Конец Даниэля Мендосы был настолько же тихим, насколько яркой была его жизнь.
Александр БЕЛЕНЬКИЙ
Тот самый еврей:
RSS