«Фредди Роуч давал тупые подсказки, и тут я вспомнил Михалыча...» Игорь Лебедев: забытый гений русского бокса
Игорь Лебедев — петербургский тренер, который воспитал двух чемпионов мира по боксу среди профессионалов — Романа Кармазина и Дмитрия Кириллова, тренировал Ивана Кирпу (наверняка стал бы чемпионом, если бы не травмы, полученные в уличной драке), Сергея и Александра Артемьевых, многих других отличных боксеров. Но, как это часто бывает, о Лебедеве помнят только те, кто или был с ним знаком, или действительно классно разбирается в российском боксе. При этом, даже если отбросить в сторону достижения его учеников, Игорь Михайлович был тренером со своим видением, со своим особым подходом, с драматичной жизненной историей и, безусловно, заслуживает большого материала.
Лебедев ушел из жизни рано — как многие русские мужчины — в 57 лет, в январе 2005-го. Страдал от алкогольной зависимости, что, впрочем, не мешало ему давать очень точные и эффективные подсказки подопечным. Далее — воспоминания его друга Геннадия Машьянова (тренер Дмитрия Бивола), Дмитрия Кириллова и Романа Кармазина, который, как и всегда, был предельно откровенен. Поехали.
Участвовал в становлении профессионального бокса в Петербурге, легенда «Динамо»
Геннадий Машьянов: «Мы работали совместно с 1978 по 1992 год — в обществе «Динамо». Когда я туда пришел, он был старшим тренером «Динамо». Я пришел туда со своими ребятами, своими учениками, по приглашению руководства этого общества и по его конкретно рекомендации. Он очень хотел, чтобы я пришел в «Динамо» со своими ребятами, потому что на тот момент там бокса не было. За полгода до моего прихода он возглавил «Динамо». Но так получилось, что в 1980-м он был вынужден оставить старшинство, и меня назначили старшим тренером, а он из-за определенной ситуации остался просто тренером. Даже сперва был уволен, а потом по моей просьбе его восстановили. Уволили из «Динамо» из-за алкоголя? Нет, не из-за этого.
В конце 1989 года мои ученики подписали контракты, и мы с ними поехали в Америку. Я там с ними отработал определенное количество времени, вернулся, и мы сделали на базе «Динамо» первый клуб профессиональный, ленинградский. Назывался «Первая перчатка», участвовал в создании этого клуба Игорь Шафер — он выполнял функцию менеджера, организатора. В 1992-м я ушел из бокса на некоторое время, а Игорь [Лебедев] остался работать в клубе".
Не хотел брать Кармазина, так как посчитал перебежчиком. Но взял и потом полгода подсказывал ему «через других людей»
Роман Кармазин: «Я начинал в Кузнецке, в Пензенской области. Потом попал в армию в Казахстане. Попал к хорошему тренеру, Куанышу Сапиевичу Уахасову. Очень хороший тренер. Но в Уральске не было ни спарринг-партнеров, ничего. Уахасов сказал мне: «Тебе надо ехать отсюда, здесь ты не будешь развиваться». Мне предложили вариант с Саратовом, давали там учебу в институте. Второй вариант был — поехать в Питер, у меня там дядя живет. Уахасов сказал: «Езжай лучше в Питер, Саратов — это болото, там ничего хорошего». Благодаря ему я отправился в Петербург, он меня туда направил. Попал там сначала к тренеру Игорю Дмитриевичу Городецкому. Почему к нему? Потому что жил в Пушкине. Ездил на тренировки сначала на автобусе до вокзала, потом на электричке до метро, а на метро уже до центра города. Мне было ближе добираться к Городецкому.
У него мне тоже нравилось, там были профессионалы — например Роман Бабаев, еще ребята неплохие. Было с кем поработать. Городецкий мне все говорил: «Тебе надо в профи переходить, нечего тебе тут делать». Я ему отвечал: «Слушай, Дмитриевич, я отцу слово дал, мне надо мастера выполнить». Он объяснил: «Ну, если тебе нужно получить мастера, то надо в другой зал. Познакомлю тебя с таким тренером, Лебедевым, он ездит по любителям, а мне любители неинтересны». Городецкий позвонил в зал Лебедева, объяснил мне, куда нужно идти. Я в первый раз пришел к Михалычу и сказал, что хочу выполнить мастера. Он спросил: «На фиг тебе это нужно?», объяснил ему: «Хочу, отцу слово дал». Он в ответ: «Ну, ладно. Месяц до соревнований, у меня такое условие — ты должен ходить этот месяц только ко мне». Я сказал: «Хорошо» — и начал ездить на «Динамо». Значит, мне из центра надо было еще полчаса ехать до Крестовского острова. В итоге поездка длилась где-то 1 час 45 минут. Был мастерский турнир в Сосновом Бору. Первый бой я выиграл нокаутом у одного паренька, а во втором поединке попал на Колю Талалакина, он в то время был членом сборной Санкт-Петербурга и сборной России, самый крутой в нашем весе. Получилось так, что первый раунд прошел туда-сюда, во втором я отлетел в одну калитку. Михалыч мне сказал: «Слушай, ну дай ты ему ***, что ты...» В третьем раунде я так гонял этого Колю! Он у меня бегал по канатам. Так как он — член сборной Санкт-Петербурга, а я только появился и меня никто не знал, ему отдали победу со счетом 3-2. За то, что он — крутой, мастер спорта.
В общем, я мастера спорта не выполнил, а если бы победил Колю, то стал бы им. Тогда я мог бы уже перейти в профессионалы. А тут — проиграл, расстроенный. Пришел к Городецкому, он спросил: «Ну, как?» Рассказал ему, что стал третьим. Он уточнил: «Кому проиграл?» Рассказал, что Талалакину. Городецкий заявил мне: «Ты — позорище! Как ты мог ему проиграть? Иди на *** отсюда». Он был немного выпивший в тот момент. Выгнал меня прилюдно, послал меня, сказал: «Больше не приходи сюда, иди отсюда. Рома Бабаев этого Колю бьет, как щенка, а ты, ***... Как ты мог ему проиграть?!» Если бы он меня послал в разговоре один на один, то, может, я бы и остался у него. А он прилюдно меня прогнал. Мне так обидно стало...
Я пришел к Михалычу обратно, спросил, можно ли мне у него тренироваться, а он сказал: «Нет». Представляете? Я спросил: «Почему?», а он в ответ: «Не люблю перебежчиков. Ты потом и меня так же предашь». Я охренел, не ожидал. Сказал: «Ну ладно, тогда поеду назад, в Кузнецк, к матери». Лебедев уточнил: «А почему уезжаешь-то?» Я объяснил, что меня Городецкий выгнал из зала. Лебедев спросил, за что. Я рассказал: «За то, что Талалакину проиграл в полуфинале». Он мне заявил: «За тот самый бой, который ты проиграл? Ну, тогда приходи ко мне». Так я и начал ходить в «Динамо».
Я, наверное, за полгода ни одной тренировки не пропустил: понедельник, среда, пятница — три раза в неделю. Лебедев мне не подсказывал, ничего не говорил, просто присматривался. Редкий раз мог подойти и сказать: «Расслабься, будь пораскрепощеннее». Городецкий нас всех гонял, чтобы мы все были жесткие, зажатые. И я начинал таким становиться. Лебедев подсказывал мне, чтобы я расслабился, и больше ничего. Я гляжу — у него были свои любимчики, а я их уже бить начал. Они уже начали меня избегать. И только после этого Лебедев начал со мной заниматься, когда прошло полгода. Он потом мне признался: «Я смотрел на тебя, присматривался. Видел, что ты молодец. Я кому-то подсказывал, а на самом деле подсказывал тебе». Понимаете, какой грамотный?! Не напрямую говорил! Объяснял потом: «Я хотел, чтобы ты своей головой дошел, я тебе это говорил, но через других людей». Какой стратег! Потом он уже начал конкретно мной заниматься, подсказывать, ругать, объяснять интересные вещи, как поджать правильно, как перехватить, как добить, как столкнуть на пятки. Столько моментов! Уникальный он человек. Так мне повезло, что я у него был... Это был 1995 год".
Мог бросить в ученика гонгом, Кириллову в перерыве как-то разбил губы, а больше всех кричал на Кармазина
Геннадий Машьянов: «У Лебедева были качества диктатора, так можно сказать. Но сколько тренеров есть, они ни один друг на друга не похожи. Я со своими учениками решаю полюбовно вопросы. Находим середину золотую и двигаемся дальше. Но у нас все равно было одно видение бокса. Наш учитель, Григорий Филиппович Кусикьянц, объединял нас. В большей степени в тактическом плане и частично в техническом исполнении, мы были сторонникам той школы бокса, которую нам дал Григорий Филиппович. Грубо говоря, в те годы у нас был один наставник, поэтому мы одинаково видели бокс. Но каждый подходил к своим ученикам по тем критериям, которые он сам в себе видел. Если он был диктатор, то я, как говорят, был демократом». (Смеется.)
Дмитрий Кириллов: «Рома Кармазин, может, про это не говорил, но Игорь Михайлович очень кричал на Рому, хотя очень хорошо к нему относился. Он кричал только во благо. В жизни Игорь Михайлович Лебедев никогда не разговаривал матом, но тот мат, который был на тренировках или турнирах, — это по работе. Если Рома делал не то задание, которое давал ему Игорь Михайлович, то Лебедев так кричал на Кармазина матом, что я такого не слышал нигде. Лебедев ставил определенные задачи, Рома делал свое, пренебрегая этими задачами. Если Игорь Михайлович это видел — он мог кинуть что-то, кричал, выгонял из зала. Но, я вам скажу, Рома — очень целеустремленный, но только благодаря тому, что Михалыч его заставлял, он раскрылся. После этого у Ромы начали люди падать. У него карьера пошла вверх».
Роман Кармазин: «Да, Лебедев на меня ругался. А знаете почему? Я был во многом с ним не согласен и начинал спорить. Но я с ним был не согласен не по боксу, а по жизни. Он пытался Диму Кириллова, Ваню Кирпу и меня учить жизни. Я-то был намного старше этих пацанов, они были сопливые еще совсем, а я уже нюхнул жизни, мне было 23-24, я уже понимал, что и как. Это им было по 18-19, они Лебедеву в рот заглядывали. А я говорил: «Михалыч, ты — бог в боксе, даже слова сказать не могу. Но в жизнь не лезь, я знаю, что делаю». А он кричал: «С***!», психовал, ему так не нравилось, что я иду с ним вразрез. Но в боксе я всегда его слушал. Ему просто очень не нравилось то, что я делал. Я наложил его вещи, которые он нам давал, на то, что у меня уже было. И это стало офигенно работать, люди стали у меня падать. Я еще был каэмэсником и перебил в зале всех мастеров. От меня все стали убегать, не хотели в пары вставать. Я все хотел стать мастером спорта, Лебедев говорил: «Давай уже в профи», а я все вспоминал, что слово отцу дал. Пока не стал мастером, не перешел в профессионалы».
Дмитрий Кириллов: «Игорь Михайлович мог не только скакалкой ударить, он мог и гонгом в тебя кинуть или каким-то тяжелым предметом. Но это только в том случае, когда он видел, что ты можешь выполнить то, что он от тебя требует, но ты этого не делаешь. Он тем и отличался, что мог это сделать во время соревнований — при судьях, при публике. Если человек не выполнял работу, он мог некультурно, громко и матом выразиться в адрес своего ученика.
Когда я выполнил норматив мастера спорта на турнире в Сосновом Бору, я вышел после боя с разбитыми губами. Но губы были разбиты не из-за соперника, а из-за Игоря Михайловича Лебедева, который меня в углу, так сказать, мотивировал, чтобы я правильно делал свою работу. Помню, что проиграл первый раунд, но во втором и третьем я человека просто... Это был первый мой взрослый турнир, мне было 17 лет, я выходил против мужчин, которым было лет по 25. У меня был какой-то психологический страх. Первый раунд я проиграл, сел в угол и почувствовал, что у меня как-то щека горит. Сначала одна, потом вторая. Короче, он мне пару раз нормально приложил, разбил губы, зато потом я два раунда выиграл.
После боя Игорь Михайлович сказал что-то типа: «Ну, хоть сделал свою работу, а то какую-то херню делал, первый раунд вообще...» Игорь Михайлович из многих практически бесперспективных учеников сделал мастеров спорта. Где-то мог замотивировать, где-то мог приложить матом, но зато был результат. Причем он знал, с кем так можно обращаться, а с кем — нет, на кого это повлияет, а кого психологически подавит. В тот момент со мной сработало, но с тех пор он больше никогда на меня не кричал матом и не бил меня".
Пришел на спарринг-сессию Кармазина пьяным. Почти не смотрел поединок, но дал точнейшую подсказку
Роман Кармазин: «Лебедев и Фредди Роуч — это небо и земля! О чем вы говорите! Ваня Кирпа, я слышал, что-то про Роуча говорил. Нет, Фредди — хороший тренер, он все видит, чувствует, но по сравнению с Лебедевым — небо и земля.
У меня была последняя защита Европы. С Михалычем у нас был договор: если он забухает, то не получит гонорар. У нас был ударный месяц, последний до боя. Мы с ним договорились: если хоть раз напьется, то лишается денег. Он сам предложил. Представляете, мы вызвали какого-то паренька за деньги, к нам приехал хороший спарринг-партнер, тогда не хватало ребят, стало очень мало. Поначалу было много, а потом стало становиться все меньше. В общем, приехал этот парень, последний спарринг, 12 раундов сделали специально. Лебедев пришел — лыка не вяжет, еле стоит! Я охерел! У меня последний спарринг, гонка веса, я еле вес делаю, а он — пьяный, никакой! Я ему сказал: «Михалыч, пошел на хер отсюда домой». А он в ответ: «Так, ни ***, я никуда не пойду, буду здесь, все!» Я еще раз попытался: «Пошел домой, не позорь меня, я сам отспаррингую». Начался спарринг. Знаете, у боксеров есть такое чувство, по крайней мере у меня так всегда было, я чувствовал — все, я его схавал, дело времени, когда я его хлопну. Либо по очкам легко выиграю, либо ищу, как его легко и красиво хлопнуть. И вот один раунд, два, пять — не получается ничего, вообще ничего не могу сделать! Не проигрываю, но не могу ничего с ним сделать. Михалыч мне крикнул: «Иди сюда!», я ему: «***, иди на *** отсюда, позорище, пошел домой!»
Он за канаты держится, его назад откидывает, он обратно подтягивается, еле стоит! Полминуты ему надо было, чтобы голову в сторону повернуть! Он подозвал меня и сказал: «***, по пузу ему ***! *** ты на бошку целишься?» И я подумал: «***, и правда, чего я за головой гоняюсь?» Выхожу на следующий раунд — и сажаю его по печенке! Потом еще один раз, и еще один. В итоге в восьмом раунде он уже снялся. Я ему сначала печень отбил, а потом голову. Понимаете, он нас видел, только когда мы пересекали его угол обзора, он голову повернуть не мог, такой пьяный был, и в таком состоянии увидел, что надо сделать! Я подумал: «***, это писец, гениальный человек!»
Я приходил к Лебедеву перед его смертью, когда он бухал. Никто к нему не приходил, я приходил, я его понимал, потому что у меня отец такой же был загульный. Я знал, как Лебедева вытащить. Я ему покупал грейпфрутовый сок, приходил и говорил: «Михалыч, все, завязывай. Попил недельку, вторую уже пьешь, харэ. Вот тебе сок». И вытаскивал его. Говорил ему: «Я тебя понимаю, давай, выходи, ты нам нужен». И он всегда мне в ответ: «Кармазин, ты мне так поначалу не нравился своими этими...» Изображал, как я делал. И продолжал: «Я тебя и так, и так сломать хотел, чтобы ты под мою дудку плясал, а потом понял — на хер тебя ломать, когда у тебя люди падают?»
Лебедев стоял в углу пьяным, опустив голову, произнес одну фразу — и благодаря ей Кириллов переломил ход боя
Дмитрий Кириллов: «Лебедев приходил на турниры выпившим? На турниры — это вообще закон. Расскажу историю из моего опыта. Кажется, это был чемпионат России 1996 года. Когда все съезжаются на чемпионат — уходят вместе посидеть, отдохнуть, давно не виделись же. Вот Игорь Михайлович, видимо, посидел, а у меня первый бой на чемпионате России, я горел, переживал. Он вывел меня на ринг — вернее, было так, что практически я вывел его. Первый раунд прошел, Игорь Михайлович держался за канаты и периодически смотрел, что происходит на ринге. Первый раунд я проиграл. Во втором раунде он продолжил стоять и держаться за канаты (показывает, как человек держится за канаты и смотрит вниз) и сказал одну фразу: «Левый в туловище, правый в голову», и опять голову вниз опустил. Я сделал — у меня прошло. Я два раунда так и выиграл. Тогда я стал призером страны».
Геннадий Машьянов: «В тот период, когда мы плотно сотрудничали с Игорем, вместе выводили ребят в ринг, секундировали, сборы проводили, я за ним такого не наблюдал. Чтобы он в нетрезвом состоянии кого-то выводил и секундировал, это просто была бы катастрофа лично для меня, и он не позволял себе такого. После того как я, может, отошел немножко от дел... Уже и с возрастом, может быть, эта слабость у него стала присутствовать и в рабочем моменте. Я имею в виду употребление горячительных напитков. А так никогда не позволял себе. Да, вне работы мы позволяли себе провести какие-то праздники, как все русские люди. Но не в зале, не секундируя, чтобы дышать перегаром на своих боксеров».
Пошел посмотреть бой, не выдержал, подсказал боксеру — и тот сразу победил нокаутом
Роман Кармазин: «Да, он на протяжении всей нашей с ним работы — с 1995-го. Но чем он становился старше, тем сильнее и дольше уходил в запой. Сначала мог пить день-два, а потом начал неделю-две, даже три, бывало. Когда он бухал, он нам рассказывал всякие истории, которые по сей день в голове остались. Я думаю, он их сам придумал, но они настолько яркие, настолько отложились, что во время боя, когда надо что-то сделать, я понимал, для чего они нужны. Я уже рассказывал, наверное, как он одному пареньку помогал.
Он поехал в Москву, там был паренек один, и он дружил с тренером этого паренька. Против паренька вышел дагестанец, бьющий, маленький, коренастый, ни шагу назад. Классный мастер [боксер, с тренером которого дружил Лебедев], международник, и вдруг начал проигрывать какому-то лоху. Встречал-встречал, подустал и начал пропускать. И стал проигрывать в одну калитку. Лебедев не выдержал, спросил у тренера: «Можно я подскажу?» Шесть раундов уже прошло, оставалось еще два. Бой почти проигран. Лебедев получил разрешение подсказать, сам тренер уже потерялся, не знал, что делать, что сказать. Михалыч подсказал: «Слушай, не пяться назад, встань в центре ринга, упрись на ноги, протолкни его, подсядь и бей сразу». Седьмой раунд — нокаут, парень воспользовался советом и выиграл. Тактический момент! Просто сделать надо правильно и все. У меня это в башке сидит, сейчас, если с моим бойцом такое произойдет, я подскажу. Все это надо на спаррингах пробовать, чтобы потом в бою это все делать легко".
Фишки Лебедева: как добивать, как ставить на пятки. Делал боксеров разносторонними
Роман Кармазин: «Технические моменты от Лебедева? Как добить соперника, например. Надо идти головой к сильной руке, если уже попал и он в нокдауне. Надо ближе, не далеко от него находиться, а ближе к сильной руке, и оттуда уже его начинать добивать. Всегда, когда я в нокдаун сначала посылал, он мне кричал: «Рома, к левой руке!», если соперник был левша, ну или просил к правой, если соперник — правша. Он все равно боялся, что я забыл это правило. Но я никогда про это не забывал. Очень редко бывало, что не мог кого-то добить.
Как поставить на пятки — вообще уникальный момент. Те, кто бьет вперед, как правило, сильно бьющие, плохо работают назад, практически не умеют. Их надо ставить на пятки, столкнуть. Если толкнешь руками, то судья сделает замечание, потом — предупреждение, могут и с боя снять. А если корпусом — то это уже другое дело! Как корпусом столкнуть? Ты приседаешь, соперник на тебя наваливается, а ты просто встаешь, выпрямляешь ноги — и он откидывается назад. Все, в этот момент бей — все залетит, потому что он откинулся назад и стоит на пятках. Это уникальная вещь, мало кто этим пользуется, не знаю почему.
У него были варианты на все случаи жизни! Мы были разносторонними, он нас делал и рубаками, и отбегать мы могли, если надо. Если надо было работать в контратаку — тоже могли, перехватить надо — перехватим. Он делал нас разносторонними, как и я сейчас стараюсь со своими учениками. Объясняю им: «Вы должны уметь все, тогда вы будете лучшими». В любой момент нужно уметь перестроиться под любого соперника. Надо подраться — подерись, надо догнать и перебить — ты должен это все уметь!
К нему приходили почти все сборники-международники. Юрий Клюшниченко, Олег Сергеев. Они приходили дотачиваться перед боями, втихаря от своих тренеров бегали к Лебедеву. И он дотачивал, но славу себе не брал. Он говорил: «Мне это на хрен не надо, я — заслуженный тренер. Просто хочу, чтобы вы доучились». Он — доводчик".
Основа Лебедева — работа ног. Его любимым боксером был Мохаммед Али
Дмитрий Кириллов: «Мы у него практически жили, постоянно собирались у него дома. Он был одиноким человеком, у него был только бокс, он жил этим делом. Может, Роман имел в виду, что в Америке такое вряд ли есть.
Лебедев рассказывал нам не только про это, но еще и про то, как подхватывать, как развивать атаку. Все эти тонкости нам не то что просто рассказывали, мы каждую неделю собирались у него дома и просматривали видео, он нам показывал, отматывал, показывал в замедленном повторе. Мы сидели по четыре-пять часов у него и просматривали, а он объяснял, почему так получилось и что нужно для этого делать.
Везде основа — это работа ног. Моим любимым бойцом был Мохаммед Али. Али же мало бил вперед, в основном — на выходе и на подхвате назад. Того же Формана он завалил, уходя от партнера. У него была основа — перехваты соперника, работа навстречу. Тот же Рой Джонс, Шугар Рэй Леонард — оба мало работали вперед, работали на перехват соперника. Это все основы, а дальше уже мы разбирали тонкости. Все нюансы работы на средней, дальней, ближней дистанциях. Смотрели, как работать вблизи, по какой траектории бьют вблизи. Мы разбирали даже такие мелочи. А на следующей неделе должны были прийти в зал и показать Лебедеву, что не просто так смотрели бои, а можем попытаться что-то применить в ринге".
Сейчас тренеры используют лапы не по назначению, а Лебедев с ними вообще не работал
Геннадий Машьянов: «Я совсем не сторонник работы на лапах. Мы с Димой [Биволом] и другими учениками работаем на лапах только в исключительных случаях. В период подготовки уже к бою. Лапы, как мне кажется, предназначены для обучения новичков, а не для нагрузки спортсмена. Для совершенствования и постановки правильности [удара], а не для нагрузки спортсмена. Лапы — это вообще изобретение наших тренеров 50-60-х годов, советских тренеров. Этот снаряд был изобретен, чтобы тренер мог правильно, по его видению... чтобы его ученик технически правильно исполнял тот или иной элемент. Потому что тренер становится напротив своего ученика как оппонент. Делает определенные движения, заставляет наносить или ответный удар, или встречный, контролирует движения ученика. Он [тренер] его исправляет, [говорит], что вот здесь нужно поднять локоть, убрать голову, сделать подсед или еще что-то. В техническом плане корректирует правильность исполнения.
А в дальнейшем это все покатилось, покатилось, и лапы стали применять как нагрузку. Как темп какой-то — нагрузить человека функционально. Что никак не соответствует этому снаряду. Распространились эти лапы на весь мир, и весь мир, тренерский состав стал использовать их чисто как нагрузочный элемент. Не оттачивание... может, кто-то и оттачивает на них [технику], но я мало видел людей, которые оттачивают на них правильность исполнения.
Наш учитель Григорий Филиппович Кусикьянц был очень грамотным человеком в плане медицины. Он говорил: самое страшное, когда тренер держит лапы ученику, а тот бьет по ним со всей мощи. Тут прежде всего страдает здоровье тренера. Кисть, локоть, плечевой сустав. А самое главное — страдает голова, потому что при каждом ударе по лапе идет сотрясение. Он говорил, что только сумасшедшие люди держат лапы и позволяют ученику бить страшные удары в полную мощь. Шлифование элементов [бокса] в замедленном виде можно приветствовать, а вот такую работу [на лапах во всю мощь] я не приветствую".
Любимый ученик Игоря Лебедева... Игорь Лебедев
Геннадий Машьянов: «Любимым учеником Игоря Лебедева был Игорь Лебедев. У него был такой ученик, и фамилия, и имя были идентичны. В те советские времена, в 1970-х годах, Игорь еще работал в обществе «Зенит» на Кировском стадионе, и у него один из учеников был Игорь Лебедев. Он подавал большие надежды в юношах, молодежи. Но перешел во взрослый бокс, и не получилась дальнейшая карьера. Вот это был, по его понятиям, самый способный, самый перспективный. Понимаете, когда тренер молодой, взял ребенка десяти лет и довел его до определенного уровня, конечно, проникается к нему как к родному».
Кармазин специально уволил Лебедева перед боем, на который ехал проигрывать. Чтобы его потом не обвиняли в поражении
Роман Кармазин: «Единственный раз, когда он со мной не поехал, — это когда я ехал проиграть Кастильехо, потому что у меня уже голова поехала. Думал, с ума сойду. Я ехал специально проигрывать. Я специально уволил Лебедева, чтобы потом не говорили: «Вот, Лебедев — пьяница, из-за него Кармазин проиграл».
Я после этого пришел к Лебедеву, он меня встретил словами: «Что, пришел, предатель?» Я ему объяснил, почему я так поступил. Сказал: «Я не хотел тебя подставлять. Я завязал со спортом, ухожу». Он мне: «Глупости не неси». Я ему принес гонорар, отдал, хотя он меня не готовил. Он сказал: «Я не возьму, это не мои деньги», но я ему отдал их. Месяц вообще никуда не ходил. Он мне позвонил и спросил: «А ты чего не приходишь, Кармазин?» А я ему: «Я же бросил, Михалыч, ты чего, забыл? Я тебе честно сказал». Он меня стал убеждать: «Нельзя так бросать быстро! Приходи! Это опасно. Приходи в футбольчик погонять. С боксом завязал — ну и на хер его тогда, в футбол с ребятами погоняешь». Я пришел, поиграли в футбольчик. Потом смотрю — все на мешки встали, все пашут. Я, естественно, сразу захотел опять. Он меня так грамотно назад в зал затянул! Я уже распрощался с боксом, больше не хотел, и мозги уже отпустили... А после этого начал всех крушить в Европе. Я бы и того Кастильехо разобрал, слабенький он был для меня тогда. Я просто чуть с ума не сошел, так перетренировался... Ужас, даже боюсь вспоминать то состояние.
Я спал по 3-4 часа, а в остальное время тренировался. Просто убивал себя. Лебедев боролся с этим, но я ему отвечал: «Да-да», а сам, когда он отворачивался, опять работал дальше. Или говорил: «Все, я спать пошел», а сам заходил в номер и потом уходил в парк дальше херачить, ночью. Михалыч же не видел, он же не мог быть со мной круглые сутки. Пытался меня вытащить. Мне, наверное, в тот момент психолог нужен был. Очень тяжело было".
Развелся с женой, чтобы никто не отвлекал от бокса
Роман Кармазин: «Он тяжелый был человек, самодур. Ему надо было, чтобы все было так, как он хочет. «Как я хочу, так и должны все делать». Он не был плохим человеком, его все любили, он был гениальный, из-за этого ему все прощалось.
У него есть дочка, сейчас не знаю, где она. Он женился, год с женой прожил и развелся. Понял, что он — тренер по боксу, должен быть один, чтобы никто ему мозги не ***". (Смеется.)
Смерть Лебедева: ученик приехал к нему домой после Нового года и застал мертвым
Геннадий Машьянов: «Мне позвонили наши общие ученики. Ким Игорь позвонил мне, он очень близок как ученик был и Игорю, и мне. И вот он сказал, как раз приехал после Нового года к Лебедеву домой и застал там его уже мертвым. Он вызвал врачей. И сразу мне позвонил. Значит, здесь Опук Борис Иванович, говорит. И Игорь Михайлович мертвый. Я находился где-то на выезде, километров за 500 от города. Сразу сел в машину и приехал через четыре-пять часов. И занимались всеми этими процедурами: организацией похорон и всего-всего.
Конечно, мы были друзьями. У нас была компания, большинство тренировалось у Кусикьянца Григория Филипповича. Так же, как Лебедев Игорь, Опук Борис, Владимир Шульский в той же компании. Олег Петрович Кузьмин — ему недавно исполнилось 78 лет. Это самые близкие друзья, товарищи были, в том числе Игорь Лебедев".
Дмитрий Кириллов: «Мы не сразу это осознали, не сразу поняли, что произошло. Это в корне поменяло всю дальнейшую питерскую профессиональную систему, полностью поменяло мою карьеру и карьеру Ромы Кармазина. Хотя Рома уехал в Америку еще до смерти Лебедева. Это резко, конечно, случилось, было очень неожиданно для всех, особенно для его учеников и близких. Практически весь боксерский Петербург знал его и любил, для всех это был шок».
Роман Кармазин: «Я узнал о его смерти, когда готовился к бою в Америке, да. Когда я пришел, мой тренер здесь [в Америке], Борис Иванович, говорил: «Тому, чему тебя научил Лебедев, не научит никто. Цени это, вспоминай». При жизни Борис Иванович говорил: «Так хочу с Михалычем лично познакомиться, руку ему пожать за тебя». Просто восхищался им. Я как-то раз пришел, смотрю — все зеркала завешены, как при трауре. Я не понял сначала. Борис Иванович рюмочку поставил с хлебушком, свечку зажег. Я спросил: «Что такое?», а он мне: «Ром, крепись. Михалыча не стало, умер». Плакал я конечно, писец. Взрослый мужик — а плакал.
Он умер незадолго до моего претендентского боя с Китом Холмсом. Самый тяжелый бой в моей карьере. Самый трусливый соперник. Высокий, хитрый, коварный. Холмс — пятикратный чемпион мира, он с Хопкинсом два раза боксировал, первый бой — типа ничья, а в реванше Хопкинс по очкам победил. Холмс — высокий, 1,88 м, левша, бздливый, чувствительный, обученный. После третьего раунда я сел в угол — и все. Роуч в углу мне талдычил: Be smart, be smart! («Будь умным!») Чего «умным», как? Ничего не понятно, такие подсказки тупые... «Be smart»... Думаю: «Нормально, охренеть...» Что делать-то? Что это значит? Сел и мысленно обратился к Михалычу: «Подскажи, что делать-то?» И тут пришло прозрение: «Встань к нему боком, покажи на пузо и дай по башке». Так и сделал, попал — и у него ноги заболтались. Ему плохо-плохо стало. Я его добивать начал, он на коленку встал, но судья не считал. Надо было считать, но его тащили за уши. До девятого раунда я его в одну калитку выносил, а потом он опять ожил. Снова сел в угол и обратился к Михалычу: «Что делать?» Он сказал: «А теперь встань фронтально, правую руку заряди и попробуй сделать то же самое, что в прошлый раз». Я сделал — и попал так, что... Бой я вытянул в итоге, благодаря Михалычу все".
RSS