Рахим Чахкиев: "Было больно за нашу команду"

Слава МАЛАМУД

из Пекина

     Насколько похожи были два соперника по финалу тяжеловесов на ринге, настолько же разными они были вне его. Даже назвать их полными противоположностями было бы оскорблением для геометрии. Уроженец Сибири Рахим Чахкиев и итальянец Клементе Руссо - две разные вселенные.

     По окончании боя Руссо немедленно принялся возмущаться. Те, кто слышал итальянскую речь, знают, что на этом прекрасном языке даже простое зачитывание кулинарного рецепта будет звучать, как жалобная молитва, отповедь малолетнему идиоту и последняя ария трагической оперы - одновременно. Но когда Руссо вошел в микст-зону, началось такое плачидо-дискуссионе с размахиванием рук... Как-то вдруг почти на физическом уровне почувствовалось, что рядом с боксером явно не хватает столь же бурно жестикулирующей Софи Лорен.

     В это время победитель финала стоял чуть в стороне и позировал фотографам. Рахим очень старательно изображал на лице улыбку и, наверное, преуспел бы в желании показать себя в наиболее выгодном ракурсе. Однако, как раз в этот момент отклеилась полоска пластыря телесного цвета над его правой бровью и заболталась над глазом.

     - Это рассечение случилось пять дней назад, - пояснил Чахкиев. - Мы проводили спарринг с одним из партнеров, была случайная стычка, и у меня слегка повредилась бровь. Никто этого не заметил, мы ее аккуратно заклеили, и никому ничего не сказали.

     Никаких эмоций ни лицо, ни слова Чахкиева не выражали вообще. Человек выглядел не только что достигшим цели всей своей сознательной жизни, а вернувшимся домой с купленным на рынке килограммом кураги. Вот, вы просили - и я принес. Что ж, не всем дано быть яркими личностями. Но честными работягами, на которых всегда можно положиться - уж тем более не всем.

     Чуть позже, на пресс-конференции, я спросил Руссо о том, знал ли он о рассечении Чахкиева. Клементе, уже успевший сменить гнев на милость (и наоборот - раз, как минимум, пятнадцать), сначала пару секунд смотрел на меня, хлопая ресницами, а потом быстро изобразил на лице выражение, исполненное такого достоинства, что ему позавидовал бы любой итальянский епископ.

     - Конечно же, знал! - пропел Руссо. - Но я, естественно, не метил ему в этот глаз. Ведь это был бы не бокс, а насилие!

     Чахкиев же на все вопросы отвечал одинаково спокойно и вежливо, не отказывая никому. До такой степени, что чуть было не опоздал на допинг-контроль.

     - Олимпийские игры - очень ответственный турнир, - поведал Рахим корреспондентам. - Поэтому бой вышел очень трудным.

     - Вы не боялись, что можете стать жертвой судейских махинаций? - спросил чемпиона корреспондент "СЭ". - Ведь у итальянцев есть боец в супертяжелом весе, которому завтра биться с китайцем. Судьи могли отдать сегодня Италии золото, чтобы со спокойной душой завтра отдать другое Китаю.

     - Я совсем не думал об этом. Все мои мысли были о том, чтобы вернуть долги итальянцу, потому что я проиграл ему одно очко на чемпионате мира в Чикаго. Сейчас я безмерно рад, что у меня это получилось, к тому же на гораздо более высоком уровне - на Олимпийских играх.

     - Совсем не думали о судействе? Ну, чтобы хоть как-то скорректировать манеру боя?

     - Вы знаете, мне еще с детства мой родной тренер говорил, что всегда надо выигрывать убедительно. Чтобы не делать судейство фактором. У меня бывали бои, когда судейство по отношению ко мне было очень плохим, и я все равно выходил из них победителем.

     - Как строили сегодня бой?

     - Тактика была такая: идти вперед, давить...

     - Три раунда! - вмешался тут в разговор главный тренер сборной Александр Лебзяк. - Идешь вперед три раунда, а в четвертом уже ждешь его...

     - Да, точно! - поправился Чахкиев. - Спасибо. Три раунда я иду вперед и набираю очки, а в четвертом - немного тянуть время и не отдавать очковый перевес.

     - Так и вышло?

     - Я очень волновался перед боем. Это еще называется "мандраж". Это, кстати, очень хорошо. Когда у меня нет этого спортивного волнения, бой обычно не складывается так, как нужно. Было желание, было стремление выиграть. И все получилось именно так, как я хотел.

     - Какие выводы вы сделали для себя после проигрыша Руссо на чемпионате мира?

     - Надо было больше на него давить и не давать ему простора для маневра. Это было главное. Ну, и выкидывать ручки - чтобы очки набирать. Я знал, что большой разницы в очках между нами не будет. Мы всегда были равными бойцами - я на "мире" ему только одно очко проиграл.

     - До этого у вас не было значимых международных титулов...

     - Для меня победа на чемпионате России - очень значимый титул. Да и серебро на чемпионате мира - тоже значимо. Но, конечно, победа на Олимпийских играх - это что-то другое. Я ехал сюда с надеждой на то, что я - один из лучших бойцов в мире.

     - На этой Олимпиаде ваши победы были в основном трудовыми, не слишком яркими. Это была намеренная тактика?

     - Было много неудобных соперников. Парень из Ирана в первом бою был очень высокий. Потом парень из Франции, у которого я выиграл на чемпионате мира. Я знал, что он захочет отомстить, поэтому настроился к нему очень серьезно и выиграл убедительно. Потом были не менее трудный кубинец и финал с "моим" Клементе Руссо... Перед боем я смотрел видеозапись нашего финала в Чикаго и вспоминал, как и что было. Вспомнил, кстати, и мою главную ошибку. А она была в том, что в суматохе и нервозности я попутал раунды. Думал, что есть еще один и не стал давить в концовке.

     - Перед началом Олимпиады в список наших фаворитов входили Селимов, Водопьянов, Коробов. Вас обычно не упоминали.

     - Да, вот видите, никто не ожидал... Знали, что будет очень сложная Олимпиада в плане судейства, но не знали, что все будет так кардинально. Мне было больно за ребят и за команду. Своими победами я надеюсь внести, что ли, какой-то резонанс в то, что произошло.