Руслан Чагаев: "Валуеву лучше, чем мне: он может боксировать"

Александр БЕЛЕНЬКИЙ

из Нюрнберга

     Когда я уже перестал на это надеяться, мне все-таки удалось встретиться с чемпионом мира по версии WBA в тяжелом весе Русланом Чагаевым из Узбекистана, который сначала из-за болезни, а затем из-за травмы не смог выйти на ринг против россиянина Николая Валуева ни 31 мая, ни 5 июня. Искренне надеюсь, что эта публикация поможет положить конец слухам и домыслам, которые ходили вокруг Чагаева в связи с отменой боя.

     Мои поиски Руслана Чагаева затянулись. Я уже провел в Германии несколько дней, перебрался из Ганновера в Мюнхен, опираясь не на слишком надежную информацию о том, что травмированный чемпион мира проходит курс лечения где-то в здешних краях, а от своей цели был так же далек, как и в Москве. Кто-то все время вставлял мне палки в колеса, кто-то явно не хотел, чтобы я увидел Чагаева. Впрочем, я понимал, что это касается не только меня лично, а любого представителя российской прессы.

     Оставались две последние возможности - два телефона, на которые можно было позвонить. Начал с менее надежного. Телефон этот мне попал почти случайно, при этом сказали, что принадлежит он человеку (назовем его условно псевдо-Гюнтер, настоящее имя называть по ряду причин не хочу), который имеет какое-то отношение то ли к PR-службе фирмы Universum, то ли еще к чему-то боксерскому. В общем, не бог весть что, но выбирать не приходилось.

     Был уверен, что к телефону никто не подойдет, но псевдо-Гюнтер, как ни странно, подошел. Впрочем, едва я представился, как голос у него стал такой, словно он сильно пожалел, что подошел и даже не старался этого скрыть. Сам же я был настолько ошарашен тем, что со мной наконец говорит кто-то, имеющий отношение к делу, что даже стал запинаться. Псевдо-Гюнтер, видимо, подумал, что у меня проблемы с немецким, перешел на английский. Лучше бы он этого не делал - по-немецки его понимать было куда легче. По-английски же он говорил так, будто во рту у него было очень много очень горячей каши, которую проглотить невозможно, а выплюнуть жалко. В общем, не английский, а просто какая-то: "Овсянка, сэр". Но языковой барьер был все же преодолен, и я попросил его о встрече с Чагаевым. На что псевдо-Гюнтер сказал, что перезвонит, но, разумеется, не перезвонил.

     Вот я и подошел к последнему рубежу и набрал  номер, который мне дала корреспондент РенТВ в Германии Ольга Огинская. Принадлежал он Кристофу Хаверкампу, PR-менеджеру фирмы Universum. Почему я не позвонил ему сразу вместо того, чтобы звонить псевдо-Гюнтеру? Потому что это был действительно самый последний резерв, но вот теперь пришел момент воспользоваться и им.

     Хаверкамп подошел, и я попросил его о встрече с Чагаевым. Тот тяжело вздохнул в ответ как человек, который не хочет отказывать, но перед которым ставят очень трудную задачу. Кристоф сказал, что Чагаев находится в клинике в городке Донауштауфе, недалеко от Нюрнберга, но до понедельника (а разговор проходил в субботу) о встрече не может быть и речи, а потом он постарается помочь.

     После этого оставалось только упаковать вещи и перебраться в Нюрнберг, поближе к месту событий. Хотя, скажу честно, не очень поверил в то, что мне все-таки удастся увидеть Чагаева. Но когда на следующий день я шел где-то посреди улицы, позвонил Хаверкамп. Чудеса бывают! Он сказал, что встреча с Чагаевым назначена на тот же день прямо в клинике в Донауштауфе. Я почувствовал себя как человек, который пять дней (а именно столько я добивался встречи с Чагаевым) бился в закрытую дверь сначала руками, потом ногами и, наконец, головой и вдруг этой самой головой надавил на какую-то тайную пружину, и дверь открылась.

     И я как ошпаренный бросился на вокзал.

     Город Донауштаф, где расположена клиника Чагаева, оказался совсем недалеко от Нюрнберга - километрах в семидесяти. Однако ехать туда пришлось на двух поездах, последний из которых доезжал до Регенсбурга. Остаток же пути можно было преодолеть только на машине - так что быстрой дорога никак не показалась.

     Таксист, уроженец Регенсбурга, оказался развеселым малым, который рассказал, что клиника Eden Reha, куда мы ехали, знаменита на всю Германию - кто только там ни лечился, в том числе и самые знаменитый спортсмены. И что Донауштауф - это такая местная страна Лимония для крутых. Говорил он на местном диалекте "оберпфальциш", который отличается от стандартного немецкого тем, что в нем меняется половина гласных и половина согласных звуков и есть еще некоторое количество местных словечек. В общем, просто праздник для иностранца! Но в его исполнении это все звучало как-то просторечно-залихватски. Что-то вроде: "Не-е, боксера этого не знаю, я ваще о боксерах ничаво не знаю, а-а, не, падажжи, тощно, чижилавес, чемпион мира, да? Я в Bild читал. У нас он лежит, у нас, а где же еще?" Дальше опять шло длинное рассуждение о том, что "на све-е-ете ме-е-еста лу-у-учше нет, чем рИдный Регенсбург" или "рИдный Донауштауф", которое прервалось самым неожиданным образом: какой-то холеный "мерседес" очень по-московски, но все-таки не так нагло, попытался нас подрезать.

     - "Ах ты, футбалер, звЯзда, панимаешь. Это наш футболист известный. Ево тут 'се знают. АфтогрАфы дитЯм раздает, думаит ему 'се можно. А те'е низзя, понил?" И футболист верхом на своем мерине остался далеко позади.

     Я уже давно понимал все, что он говорит, и вообще чувствовал себя как дома. Тем более что за окнами расстилался очень уж российский сельский пейзаж, отличающийся только большей ухоженностью и несколько более южной растительностью. Страна Лимония оказалась на редкость скромной. Никакого рублево-новорижского безумия. Все те же милые и до невозможности ухоженные немецкие домики. Красота, уют и изумительная природа вокруг.

     Боясь опоздать, я приехал на час раньше назначенного времени и решил прогуляться. Все немногочисленные местные жители, которых встретил, здоровались со мной так, как будто только меня им и не хватало для полного счастья. И вот я приехал, и все на свете стало так хорошо, что лучше уже и не бывает. Над лесом парил ястреб, пахло какими-то цветами. Этакая до невозможности благоустроенная глухомань. Благода-а-ать! Захотелось остаться здесь и полечить усталые нервы.

     Через некоторое время я вернулся к клинике, где наткнулся на нескольких парней разных рас и национальностей, по виду явно спортсменов. Было отчетливо видно, что местная природа им совсем не так мила, как мне. С первого взгляда стало понятно: они здесь давно, и будь их воля, уехали бы отсюда еще вчера. Похожий вид был и у неспортсменов, проходивших курс лечения в той же клинике, - у некоторых на ногах были какие-то хитрые приспособления. Было неловко перед всеми этими людьми, многие из которых в отличие от местных жителей подчеркнуто смотрели на меня как на чужака.

     Когда до назначенного срока осталось совсем немного времени, я вошел в клинику и сказал, что у меня назначена встреча с Русланом Чагаевым. Холеная пожилая женщина, сидевшая в приемной, похожая на "бабушку" из рекламы "домика в деревне", только в два раза полнее, куда-то уплыла. Потом вернулась и сказала, что "мне не назначено". Я почему-то ожидал чего-то подобного и в качестве последнего средства дал ей телефон Хаверкампа. Она снова уплыла куда-то за дверь и, когда я уже думал, что пора уезжать, вернулась, улыбнулась как человеку, которому приятно сделать приятное, и сказала, что Хаверкамп все подтвердил и Чагаев дал свое согласие. Но у Руслана сейчас заканчиваются процедуры, и не могу ли я подождать наверху. Там очень уютно.

     Я поднялся наверх, где действительно было уютно, хлебнул местной минеральной воды, от каждого глотка которой силы как будто прибывали, и стал ждать. Сидеть быстро надоело, я вышел в холл к лифту, двери которого открылись, и я, вот так сразу и неожиданно, увидел того, кого увидеть давно уже не чаял - Руслана Чагаева.

ГРУСТЬ ВМЕСТО ПОБЕДЫ

     И вдруг все сразу переменилось. Ушло развеселое настроение, испортилась погода. В последний раз я видел Чагаева в момент его самого большого триумфа - сразу после того, как он победил Николая Валуева в прошлом году и завоевал титул WBA в тяжелом весе. А сейчас…

     На левой ноге у него был здоровенный жесткий сапог, фиксировавший ногу, в руке костыль. Он посмотрел на меня, и я почему-то вспомнил, как несколько дней назад в Мюнхенском метро сидевшая напротив меня молодая женщина вдруг неожиданно завыла от какой-то одной ей ведомой боли. Во взгляде Чагаева была та же боль, но которая никогда не вырвется наружу. Сдавленная, спрессованная боль очень сильного человека, которая ест его изнутри. И только тут мне стало ясно, кто все это время препятствовал моей встрече с Чагаевым - конечно, это был он сам. А я-то подозревал его промоутера, Клауса-Петера Коля - главу фирмы Universum.

     Если бы моей задачей было только удостовериться, что Чагаев действительно травмирован, то можно было бы уезжать прямо сейчас. Передо мной стоял больной человек, который отдал бы все на свете за то, чтобы быть здоровым. Всем своим тяжелым весом опираясь на костыль, он сделал два шага из лифта, и я невольно сказал: "О, господи!" - настолько плохо ассоциировалась его теперешняя походка со всем могучим обликом Руслана.

     Мне было трудно начать разговор - так, чтобы мой визит не выглядел как инспекционная поездка с целью проверить, а действительно ли Чагаев болен и не уклоняется ли он от боя с Николаем Валуевым, который был сначала перенесен с 31 мая на 5 июля, а потом отменен. Да и, видит Бог, в том, что лично Чагаев уклоняется от боя, я его никогда не подозревал, а разговоры о том, что он боится Валуева всегда считал откровенной нелепостью. Да, промоутерские игры подозревал, было дело. Но и на журналюгу бывает проруха.

     Однако надо было начинать, и я сказал, что приехал главным образом для того, чтобы нейтрализовать всякие ненужные разговоры и т.д. и т.п.

     - А пускай говорят, - невесело ответил Чагаев, - мне все равно. Я, честно говоря, не хотел встречаться не с вами лично, а вообще с журналистами. Но Кристоф Хаверкамп сказал, что нужно. Ну хорошо, вы напишите все как есть, что у меня травма, а десять человек, которые никогда в глаза меня не видели, напишут, что я уклоняюсь от боя, и это перевесит все ваши слова.

     - Я постараюсь, чтобы не перевесило. Давайте все-таки попробуем - может быть, получится. Вы извините, что приходится напоминать вам о том, о чем вспоминать не хочется, но все-таки расскажите, пожалуйста, как все произошло.

     - Это был последний спарринг, предпоследний раунд. Как же все глупо вышло! Можно было не проводить этот спарринг вовсе, и все было бы в порядке. Никакой необходимости в нем не было. Вышел просто закрепить достигнутое, так как вся работа была уже проведена. Два раунда отработал с американцем Джулиусом Лонгом. Все было нормально. Оставалось отработать два раунда с другим моим спарринг-партнером Женей Орловым - и все! И вот начался раунд, ничего особенного в нем не происходило. Я просто двигался, и вдруг - хлопок. Поначалу даже не понял, что произошло. Ощущение было такое, будто кто-то по ноге чем-то заехал. Я говорю Михаэлю Тимму, своему тренеру: "Тимми, что такое?" А на ногу как будто груз какой-то повесили, и она все тяжелее становится. Хотел на нее ступить, шаг сделать - и рухнул. Оказалось, полностью порван ахилл и еще три мышцы, которыми он крепится к ноге. Но это выяснилось, конечно, позже. Тогда была только боль и полное непонимание, что же случилось. Единственное утешение: будь ахилл порван в другом месте, чуть ниже, было бы еще хуже.

     - Наверное, у вас все было, что называется, готово к этой травме?

     - Мне врачи то же самое говорят. Спрашивают, были ли какие-то боли, ощущения. Да не было ничего! Ничего я не чувствовал! Только примерно за неделю, может, чуть меньше, до этого немного вывихнул ногу, точнее, потянул, но не в том месте, где ахилл. Мне ее вправили, помассировали, перебинтовали, день походил в повязке, потом снял и на следующий день вообще об этом забыл.

     - Может быть, это все-таки было как-то связано?

     - Не думаю. Если бы было связано, наверное, как-то давало бы о себе знать, а ничего подобного не было.

     - А раньше травмы ног были?

     - Никогда. Я всегда предохранял как-то кисти рук, локти - места, где были травмы, а с ногами никогда и ничего не было. Даже не думал об этом.

     - Я часто замечал, что, как вы и сказали, боксеры больше думают о руках, а о ногах забывают и зарабатывают иногда тяжелые травмы. Тяжи особенно - ведь у вас нагрузка на ноги получается совершенно сумасшедшая.

     - Никогда у меня ничего с ногами не было - с 1991 года, когда начал заниматься боксом… (Замолкает на несколько секунд.) Никогда не думал, что подобное может случиться.

     - Легче вам от этого, конечно, не станет. Но у боксеров такие травмы бывают. Костя Цзю, например, порвал ахилл как-то.

     - Врач, который меня оперировал, Томас Бухорн, сказал, что все дело в перенагрузке на ногу. Наверное, так и было, но я ничего такого не чувствовал. Была самая обычная работа… (Неожиданно сам меняет тему.) Вот говорят, что у Коли Валуева из-за переноса и отмены боя все как-то не так пошло. Очень об этом сожалею. Но у меня тоже все пошло не так. Вот у вас есть в жизни что-нибудь самое важное, что-то такое, к чему вы всей душой стремитесь? Конечно, есть. Так вот, для меня такую роль играл этот бой. Это была моя самая заветная цель! И я не считаю, что должен оправдываться. Моей вины в произошедшем не было. Я сам был больше всех огорчен, когда матч сначала пришлось перенести из-за моей болезни, а теперь… О чем, вообще говорить?

     - Мне поневоле приходится бередить раны, но я просто вынужден это делать. И раз уж вы сами об этом заговорили, то что произошло в первый раз, когда бой перенесли с 31 мая на 5 июля?

     - Три дня валялся с температурой за 39, а Тимми как раз уехал. Он должен был готовить других ребят. Пытался лечиться сам, жена что-то давала - не помогало. Вызвали "скорую". Они прописали антибиотики, стал их принимать. Тренироваться продолжал, но чувствовал себя при этом как выжатый лимон. Тут приехал Тимми, наконец. Проводим первый спарринг, а я совершенно нулевой. Ничего не могу сделать. Он спрашивает: "Что с тобой?" Я рассказал ему. Он говорит: "Ты что, сдурел тренироваться в таком состоянии?" Отправил меня к врачу на обследование. Тот осмотрел меня и говорит: "Какой бой? Иди лечись". (Чагаев замолкает и смотрит куда-то в сторону. По-моему, думает о том, какой ерундой были те проблемы по сравнению с нынешними, и я как-то естественно задаю вопрос, относящийся к нынешнему положению вещей.)

     - В общем, вы пострадали в этой ситуации никак не меньше Николая Валуева?

     - Да уж никак. Валуеву лучше, чем мне - он по крайней мере может боксировать. А я где-то полгода даже думать об этом не смогу. Тренироваться можно, только выше пояса. Но в этой клинике работают очень хорошие специалисты. Мой - даже не знаю, как его назвать, тренер, что ли - Гельмут много со мной работает. Тут вообще врачи-физиотерапевты чудеса творят. (Первый раз за время всего разговора у Чагаева как-то проясняется сумрачное выражение лица. На нем так очевидно читается надежда, что врачи сотворят чудо и с ним, что я невольно отвожу глаза, так как не знаю, сбудутся ли эти надежды.) Вы же видите, я сегодня хожу с одним костылем, а еще вчера ходил с двумя. (От этой искренней радости одного из самых сильных людей на Земле, что он может ходить с одним костылем, мне хочется провалиться под стол.) Тут приезжал этот хирург, Томас, и я его спросил: "А я могу вообще без костылей ходить?" Он сказал: "Да, но желательно пока все-таки хотя бы с одним".

     Конечно, вы же видите, у меня специальные ботинки, и, честно говоря, без этого ботинка я ступить на ногу вообще не могу. Иногда сам привыкаю к тому, что могу ходить, снимаю ботинки, ставлю ногу - там такая боль адская. Все правильно, в ботинке нога фиксирована под определенным углом и еще укреплена, а так… Когда все это произошло, я ведь не понял, что у меня ахилл порван. Меня отвезли в больницу, и я там врачу говорю: "Ну сделай мне какой-нибудь укол, чтобы я ногу чувствовал, чтобы ходить мог. У меня бой вот-вот! Хочу боксировать!" Он промолчал, потом рентген сделали. Я говорю: "Ну что?" Он посмотрел на меня и говорит: "Ты что, дурак? Какое боксировать? Без ноги хочешь остаться? Да ты на нее и наступить не сможешь".

     - Радоваться в вашем положении трудно, но, по-моему, хорошо, что это не случилось во время боя.

     - А мне кажется, лучше бы это случилось во время боя.

     - Не думаю. Очень велик шанс, что вам бы не поверили, как многие по сей день не верят Джамилю Макклайну, у которого во время боя с Валуевым на самом деле вылетело колено, что он не симулировал травму, чтобы выйти из боя. Что же касается того, что вам и сейчас не все поверили, так это потому, что нас оставили почти без информации.

     - Ну да. И еще пытались ловить на всяких мелочах, нестыковках. Вот сначала написали, что меня прооперировали в Гамбурге, а потом спрашивают: а как ты в Баварии оказался?

     - Я сам читал, что вас прооперировали в Гамбурге, причем в нескольких местах. И все это была совсем не желтая пресса.

     - Так меня действительно поначалу собирались оперировать в Гамбурге, а потом из Австрии сюда в Баварию с чемпионата Европы специально приехал Томас Бухорн, и все решилось очень быстро. Томас обычно работает с футболистами, и он лучший в Германии специалист по ахиллам. У футболистов же это куда более распространенная травма, чем у боксеров. А в прессе потом пошли разговоры: вот, сначала говорили, что прооперировали в Гамбурге, а потом, что в Баварии. А может, его вообще не оперировали?

     - Наверное дело в том, что ложь часто выглядит правдоподобнее правды. Вот недавно прошел немецкий фильм "Жизнь других". Там действие происходит в ГДР за несколько лет до объединения Германии. Начинается все с того, что офицер Штази показывает то ли студентам, то ли молодым сотрудникам из этой организации видеозапись того, как он ведет допрос. Там парень на допросе очень правдоподобно рассказывает о том, что ничего не знал о намерении своего приятеля сбежать в ФРГ, и подробно описывает, где он сам был во время побега и что делал. Офицер заставляет его повторять эту историю снова и снова. И парень повторяет: слово в слово, очень убедительно. Потом офицер задает студентам вопрос: из чего следует, что он лжет? Те молчат, а офицер говорит: "Он все время повторяет свою историю слово в слово. Он выучил ее наизусть. Когда человек рассказывает правду, он будет слегка путаться, вспоминать какие-то детали, но никогда не будет повторять одно и то же слово в слово". Я тогда еще подумал, как это верно. Ну а заканчивается эпизод тем, что парень на допросе ломается.

     - Вот-вот, а тебя на таких деталях, как я уже говорил, пытаются ловить. Да ладно… Знаете, я не большой любитель читать всякую дребедень в интернете, но тут вот наткнулся на то, как какой-то дурак рассуждает: Чагаев специально уклоняется от боя, хочет сохранить титул и денег заработать. Он вообще здоров? Мне платят не за пояс, а за то, что я боксирую. Кто мне даст денег, если я не боксирую?

     Вот вы говорите, что вас оставили без информации. А зачем говорить, когда все, что ты скажешь, искажают? (Так мы совершили полный круг и вернулись к тому, с чего начали.) Ну хорошо, вы напишите все, как есть, а десять человек напишут всякую чушь, и их прочтут в десять раз больше людей, чем вас. Вот вы приехали, увидели, как все есть, написали, а какой-то малый, может быть, на другом конце Земли находится, никогда меня не видел, спортом не занимался, представления о произошедшем не имеет никакого, взял и написал: здорово Чагаев от боя косит и деньги кассирует… Знаете, как это обидно? (Опять долго молчит.) Тяжело это…

     Конечно, все пройдет. Я никакими словами не могу передать, как важен был для меня этот бой. Вот в субботу прошли бои в Халле, где и я должен был боксировать с Валуевым. Посмотрел их и думаю:  вот и я там должен был быть. Как-то все не так пошло. Мне жаль, что Коля Валуев потерял, наверное, много и времени, и денег. Но, видит Бог, я не хотел, чтобы так получилось. Я больше всех хотел, чтобы этот бой состоялся. Еще хорошо, что в Универсуме ко мне в этой ситуации отнеслись не по-скотски, как многие поступили бы на их месте, а очень по-человечески. Никто не сказал: вот, мол, мы из-за тебя на деньги попали. Наоборот, сказали, что всякое бывает, давай выздоравливай. Честно говоря, это было очень приятно и очень нужно. Тут шли разговоры о том, чтобы лишить меня титула, и я тогда Колю сказал: "Петер, если меня лишат титула - ничего страшного. Только сделай, пожалуйста, так, чтобы, когда выздоровлю, мне дали бой с тем, кто тогда будет чемпионом". Но мне титул сохранили.

МЫСЛИ ВСЛУХ

     Когда я попрощался с Русланом Чагаевым, захотелось поскорее уехать из клиники. Поймал себя на том, что стал смотреть на местные красоты как бы глазами пациентов. Нет уж, спасибо. Лучше в самый загазованный город, чем сидеть здесь. Тем более что ни одного загазованного города в Германии я не видел.

     Когда уже подходил к вокзалу, навстречу мне вышли два мужика, по виду типичные немцы с характерными местными чертами. Судя по длинным волосам, представители какой-то свободной профессии, которых здесь много, а судя по хорошей одежде - далеко не бедствующие. Когда они поравнялись со мной, я услышал их разговор. Свободные немцы с нордическими чертами и, вполне возможно, со стойкими нордическими характерами оказались русскими.

     Я это к тому (и говорю это прежде всего себе), что никогда не надо торопиться с выводами, даже когда все кажется простым и очевидным. И не надо считать себя Шерлоком Холмсом, который посмотрел, увидел и все понял. Все мы только Ватсоны. И то - более или менее.