Наталья Воробьева: "Я слишком сильно хотела выиграть в Рио. Поэтому и проиграла"
Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ
из Рио-де-Жанейро
Я была уверена, что она не станет разговаривать. Более того, прекрасно понимала, что в борцовский зал на следующий день после своего поражения Наташа скорее всего не придет: слишком непросто бывает снова оказаться в обстановке, где тебя настигло самое горькое и больное испытание в жизни, где на помосте (и ты точно знаешь это) под толстой шкурой борцовского ковра еще не просохла лужа твоего пота и твоих слез. Скорее для проформы попросила знакомого тренера: "Увидите Воробьеву в олимпийской деревне, передайте, что я прошу ее позвонить". Поздно вечером раздался звонок:
– Здравствуйте. Вы меня искали?
– Искала. Хотя бы для того, чтобы сказать, что серебряная олимпийская медаль, сколь бы обидной и ненужной она ни казалась вам сейчас, это очень большое достижение. Которым вы по праву можете гордиться.
– Спасибо вам за эти слова. На самом деле теперь все воспринимается значительно легче, нежели сразу после финальной схватки. Мне 25 лет, у меня две олимпийские медали, завоеванные в финалах Игр. Хотя, конечно же, я совершенно не мечтала о том, чтобы вторая из этих медалей была только серебряной.
МОЯ СЕРЕБРЯНАЯ МЕДАЛЬ – ОЧЕНЬ ЧЕСТНАЯ
– Знаю, как сильно вы мечтали об олимпийском золоте. Как вам удалось пережить эту ночь после поражения и не сойти с ума?
– С трудом. К счастью у меня есть семья, есть друзья. Все меня любят, независимо от того, выигрываю я, или нет. Да и понимают, через что я прошла за эти четыре года после Лондона – чтобы выступить в финале этой Олимпиады. Я сама не ожидала, если честно, сколько людей придет поддержать меня в соцсетях, сколько будет звонков и смс. Все, кто мне звонил и писал, говорили о том, что моя серебряная медаль – очень честная. В общем, подбадривали меня, как могли.
– Успешно?
– Да. Если рассуждать без эмоций, а они у меня уже в достаточной степени схлынули, то я рада этому серебру. В конце концов еще пару недель назад все шло к тому, что никаких Олимпийских игр у российских спортсменов вообще может не быть.
– Это сильно вас напрягало?
– Да. Я как раз в тот период вернулась в Питер между тренировочными сборами и старалась даже избегать какого либо общения с людьми – чтобы вообще не говорить на эту тему. Все происходящее не укладывалось в голове, настолько казалось абсурдным: ты работаешь, как проклятый, готовишься к Играм четыре года, и вдруг твоя судьба оказывается в руках совершенно посторонних людей, половина из которых вообще ничего не понимает в спорте. Так что состояние было напряженным, подергаться пришлось прилично.
– Вы сказали: "Через что я прошла за эти четыре года". А на самом деле – через что?
– Были травмы, взлеты, падения, много каких ситуаций случалось. Тяжелых и морально, и физически. Если начать вспоминать все сейчас, до утра проговорить можно.
– Когда мы с вами встречались год назад на чемпионате мира в Лас-Вегасе, вы выглядели как человек, который ради Олимпиады готов убрать из своей жизни все, кроме тренировок.
– Так оно и было. Та победа в Лас-Вегасе очень сильно меня мотивировала. Наверное даже слишком. Я слишком сильно хотела выиграть в Рио. Наверное, поэтому и проиграла.
Я СЛИШКОМ ЗАИГРАЛАСЬ
– Вы выходили на ковер в финале с таким выражением лица, словно что-то идет не так, как вам хотелось бы.
– Все с самого начала было не так. С первой же схватки. Словно все, что мне приходится делать, вообще происходит не со мной. Не моя борьба, да и я сама не своя.
– Но вы же победили в первых трех поединках без особых проблем?
– Победила, но боролась при этом не так, как мне хотелось и как было удобно. Постоянно подстраивалась под соперниц, это заставляло нервничать больше обычного. В принципе в этом нет ничего удивительного. С того самого момента как я выиграла в Лондоне, на меня стали настраиваться совершенно иначе: как на лидера. Я довольно быстро начала чувствовать, на какие бы турниры ни приезжала, что соперницы особенно сильно хотят выиграть именно у меня. А это проще сделать, если сразу встать в глухую защиту, вынудить меня самой идти вперед, атаковать, "пробивать" сопротивление. В Лондоне меня ведь никто не воспринимал всерьез. Вот я и делала там все, что хотела. Сейчас все стало сложнее в разы. Какое бы движение ни сделал – понимаешь, что соперник к нему готов.
Я старалась на протяжении этих четырех лет что-то придумывать, уходить от привычного стиля: если раньше, допустим, больше работала на левую руку, сейчас стала больше работать на правую. Но все равно ведь постоянно на виду, любую схватку можно разобрать до деталей. Да и вообще в борьбе больше шансов всегда у того, кто стоит в защите – когда главная задача заключается не в том, чтобы выиграть, а в том, чтобы не проиграть.
– Можете объяснить, что произошло на последних секундах вашей схватки с Сарой Досо, когда японка заработала два балла и получила преимущество?
– В том-то и дело, что ничего экстраординарного не произошло. Я слишком увлеклась борьбой. Как у нас говорят, заигралась. Сама проводила движение и... Досо для меня очень неудобная соперница.
– Почему?
– Маленькая, короткая – мне по плечо, коренастая. У нее икроножная мышца, как у меня бедро. Если уж уперлась, то не сдвинуть.
– Было хорошо видно на самом деле, какими невероятными усилиями дается вам каждый балл. Мне даже показалось с трибуны, что вы начали улыбаться, когда повели счете 2:0.
– Улыбаться – это вряд ли. У меня в тот момент не было ни единой мысли о том, что это – преимущество.
– Так уж и не было?
– Нет, я, конечно же, понимала, что два балла – это какое-никакое, но преимущество. Но все равно продолжала быть очень собранной. Я вообще с самого начала настраивалась на то, что финальная схватка будет очень тяжелой и что бороться скорее всего придется все шесть минут. К тому же совершенно не представляла себе, по какому сценарию эта схватка может пойти. Старалась, конечно, предусмотреть все возможные варианты, но никакого четкого понимания, как себя вести, у меня в момент выхода на ковер не было. И совершенно точно – не было никаких шапкозакидательских настроений. Японкам вообще свойственно очень тщательно готовиться на соперника, изучать все его уязвимые точки.
ПОНИМАЛА, ЧТО МОГУ ОТ РАССТРОЙСТВА НАГОВОРИТЬ ЛИШНЕГО
– До олимпийского финала вам с Досо доводилось встречаться на ковре?
– Да, один раз – на чемпионате мира-2014 в Ташкенте. Я тоже там ей проиграла. Как раз на том чемпионате и поняла, как сложно и неудобно бороться с соперником, которого, как говорится, проще перепрыгнуть, чем обойти. Я ведь за сегодняшний день уже несколько раз пересмотрела финальный фрагмент схватки – пыталась понять, в какой момент сделала ошибку.
– Нашли ответ?
– Просто перестраховалась, хотела провести прием, так, чтобы уже было наверняка. А нужно было просто удерживать преимущество – любой ценой.
– А был ли шанс его удержать?
– Шанс есть всегда. У нас же образовалась достаточно стандартная "завязка" в которой я просто на долю секунды потеряла концентрацию и пропустила движение.
– И в этот самый момент поняли, что уже ничего не сумеете изменить?
– Я билась до последнего. Все тридцать секунд. В этом плане мне не в чем себя упрекнуть.
– Я далека от мысли вас упрекать – видела весь поединок с трибуны. Просто мне казалось, что борец всегда чувствует, остался у него реальный шанс, или уже нет.
– На Олимпийских играх люди, случается, проигрывают в финале и за пять секунд до конца, и за три.
– Вы наверняка уже знаете, до какой степени взорвало интернет резкое высказывание в ваш адрес олимпийского чемпиона и руководителя российской борьбы Михаила Мамиашвили? Хотя позже он извинился: сказал, что его слова были неправильно поняты.
– Я совершенно точно могу вам сказать одну вещь: как бы горячо ни болели за меня мои поклонники, как бы сильно не любили меня мои близкие, в мире не было ни одного человека, кто хотел эту золотую медаль так, как хотела ее я. Я сама себя на части готова была разорвать, когда проиграла. Понятно, что борцы – народ горячий, и что Михаил Геразиевич высказался тоже сгоряча, но слышать подобные слова в свой адрес было обидно. Мы занимаемся очень тяжелым видом спорта и надо, как мне кажется, уметь уважать чужой труд. К тому же у Мамиашвили есть дочери: не думаю, что он позволил бы кому-то высказаться в таком тоне в их адрес.
В такие моменты, как мне кажется, правильнее вообще воздерживаться от каких бы то ни было комментариев. Именно по этой причине, кстати, я не стала останавливаться в микст-зоне перед журналистами. Понимала, что могу от расстройства наговорить такого, о чем впоследствии буду жалеть. Да и потом, мне нечего стыдиться. Я что, убегала от кого-то на ковре? Пыталась уйти от борьбы? Нет. У нас с Досо даже счет получился равным. Сегодня, например, в финале проиграла американке наша великая Саори Йошида (трехкратная олимпийская чемпионка, 13-кратная чемпионка мира. – Прим. Е.В.). Причем проиграла со счетом 4:1. Она что, не хотела выиграть? Не умеет бороться? Просто это спорт, и в нем бывает всякое.
ЕСЛИ СОСКУЧУСЬ – БУДУ ПРОДОЛЖАТЬ БОРОТЬСЯ
– Когда вы вернулись после финала в олимпийскую деревню, пошли искать общество, или, напротив, старались спрятаться ото всех?
– Позвонила маме. У нее как раз на следующий день, который в России уже наступил, был день рождения. Я сказала, что очень сильно хотела подарить ей золотую медаль, а получилось, что дарю серебряную. Мы долго разговаривали обо всем на свете, и мне действительно стало легче. В конце концов на этих Олимпийских играх жизнь не заканчивается.
– Заснуть-то потом удалось?
– Я днем отоспалась – уже после. Хотя правильно у нас, спортсменов, говорят: в любой непонятной и неприятной ситуации ложись спать. Проснешься – станет легче.
– И ведь даже не выпить – с горя.
– Почему же? В борьбе алкоголь допингом не считается.
– Понимаю, что ехали вы в Рио не за серебром. Но если бы случилось золото, завершили бы карьеру?
– Не готова это комментировать. Не потому, что проиграла. Просто много раз убеждалась: у нас, женщин, сегодня одно настроение, а завтра – совсем другое. Гормональный фон по нескольку раз в месяц меняется. Ну какие тут могут быть долгоиграющие планы?
– Спрошу иначе: вы не устали от борьбы?
– Вот прямо сейчас чувствую, что устала очень сильно. От работы, от необходимости держать спортивную форму, от тренеров, от ковров в борцовском зале – видеть все это не хочу. Мне нужно отдохнуть, восстановиться, подлатать организм, залечить болячки. И соскучиться. Если соскучусь – буду продолжать бороться, ну а нет – значит, нет. Сейчас я только одного хочу – поскорее домой приехать. Меня консьержка в моем доме уже не узнает – забыла, как я выгляжу. Да и домашние наверное тоже.
– Вы начали смеяться, и меня это очень радует, скажу честно. В день вашего финала казалось, что вы никогда не перестанете плакать. Хотя далеко не все, как выяснилось, понимали, почему вы вообще плачете, получая медаль. Медаль же!
– А это невозможно объяснить тем, кто сам не прошел через спорт. Как объяснить, что ты годами пахал на тренировках и во всем себя отказывал совершенно не ради того, чтобы получить серебро? И что совершенно невозможно заставить себя улыбаться, когда весь твой мир трещит по швам? Но мы сильные, мы справимся!