Газета Спорт-Экспресс № 155 (5032) от 17 июля 2009 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

Игорь ТЕР-ОВАНЕСЯН: "КАК МЕНЯ ВЕРБОВАЛО ЦРУ"

- Что ответили?

- Иллюзий по поводу тоталитарной системы я не строил. Понимал: моя задача - прыгать очень далеко. А система, со своей стороны, работала на меня, условия были созданы замечательные. Я жил во Львове, получал стипендию, тренировался в манеже. Представлял, как будет жизнь складываться дальше. А тут до меня стало доходить, с какой целью американцы затеяли эту беседу. Насторожился: "Что предлагаете?" - "Свободу!" Поначалу-то они прощупывали, как буду реагировать. Их подготовили.

- Хорошо подготовили?

- На уровне трепа - нормально. Я же не сразу догадался. Мысли не было, что идет какая-то вербовка. И вообще что-то серьезное.

- Так чем завершилась ваша вербовка?

- Зим - интеллигентный парень, студент медицинского факультета. Начал откровенно со мной говорить: "Пойми, я должен выполнить задание. Прошу только об одном - встреться с нашим чуваком из ЦРУ". Я опешил: "Дэвид, ты ох…л?! Да и о чем нам разговаривать с человеком из ЦРУ? Никаких заявлений делать не стану. В Америку не побегу. У меня здесь отец - ректор института, сестра". Но Зим настаивал: "Умоляю, лишь одна встреча - ради меня".

- И вы дрогнули?

- Не то чтобы дрогнул - стало интересно. Мне 22 года - а тут настоящая детективная история. Ладно, думаю, поеду. Хоть боялся страшно. Втихаря выбрался из Олимпийской деревни, поймал такси - и погнал в тот ресторан, где цэрэушник назначил встречу. Мне недавно один итальянец из МОК, прочитавший книжку, сказал: "Ресторан-то ты выбрал хороший…"

- Как прошла встреча?

- За столом Зим с женой и какой-то усатый дядька. С виду - украинский националист, западенец. Говорит: "Дэвид, оставь нас". А тут уж я решил под дурачка косить - дескать, от Зима секретов нет, пусть сидит. Человек из ЦРУ при Зиме говорить не решился. Вербовка сорвалась.

- Почему, как думаете?

- Американцы не идиоты, все просекли: то ли я не хочу, то ли боюсь. Но возвращался в Олимпийскую деревню с единственной мыслью: мне конец. Попался. Наверняка в ЦРУ внедрены наши ребята, работают на две разведки. Теперь нацарапают отчет - и плохи будут мои дела. Может, думаю, самому сдаться?

- Вот и сдались бы.

- А что скажу? И кто мне поверит? Зато возьмут на такой крюк, с которого я уже точно никогда не соскочу. Эх, думаю, была не была, ничего говорить не стану. Пройдет - значит, пройдет. До первого выезда жил в большой тревоге.

- Продолжение было?

- Спустя два с половиной года Зима вызывают в ЦРУ: "Тер в Нью-Йорке". Вы только представьте: начало 1963-го, только что отгремел Карибский кризис, и тут я выигрываю чемпионат Америки в закрытых помещениях, да еще с рекордом. Помню карикатуру: три ракеты - Валера Брумель, я и Валера Булычев. А наш тренер Гавриил Коробков сидит, на гашетки нажимает. Подпись: "Мы ждали ракеты с Кубы, а они в "Мэдисон-сквер-гарден". Зим меня снова отыскал в гостинице, тихо-тихо начал возвращаться к теме. Но я остудил: "Хватит!"

- Прошло почти полвека. Ни родители, ни одна из ваших жен не знали о контактах с ЦРУ?

- Даже им не говорил. Никому! Вчера на даче откопал чемодан с дневниками. Достал дневник 60-го года, этот день. Сел читать. Все расписано - как мы дурачились, в такси пели итальянские песни. В бане один из американцев, Кантелло, начал мастурбировать. Абсолютно не стеснялся. Потом на меня смотрит: "В СССР этим занимаются?" Американцы создали обстановку, когда можно было говорить на любые темы. Полная раскованность. Но о главном я ни словом не упомянул!

- Дневники по-прежнему ведете?

- По настроению. На Играх в Пекине ко мне подошел американец: "Игорь, ты единственный человек, который принимал участие во всех Олимпиадах с 56-го года. Полвека на верхушке профессионального спорта. Напиши нам книгу - и получишь огромные деньги. Одно условие - писать всю правду".

- Отказались?

- Да. Исключено. Я лишь теперь начинаю понимать, какой пешкой был в большой игре. Недавно думаю: дай-ка вспомню всех американцев, с которыми общался. Вроде как друзья. О-па! Как любопытно!

- Что именно?

- Спортсменов-то мало. Один профессор-политолог, изучающий русский язык. Почему-то постоянно всплывал в моей жизни. Есть парень, который работал в русском отделе библиотеки. Он свел с американским консулом. Тот даже домой ко мне приезжал. Я предупреждал: машину ставь за три-четыре квартала, не у моего подъезда.

- И о чем все это говорит?

- Американцы постоянно держали меня под колпаком. Стоило заикнуться: "Ребята, как же я устал! Сил моих нет!" - и сразу очутился бы в Америке. Напрасно думали, что только при нашей делегации были люди из КГБ. Американцы тоже работу вели, может, не так массированно. С другой стороны, кого бы из наших спортсменов специально выдернули в Москву, на Лубянку, для задания - на Олимпиаде вербовать какого-то американца?

- На Брумеля тоже выходили люди из ЦРУ, как считаете?

- Едва ли. А если и выходили - действовали проще. Хотя люди за границей оставались. Например, прыгун в воду Сергей Немцанов, который не вернулся в 76-м из Монреаля. Его вербовали, девица была замешана. Но вскоре нашим удалось вернуть его оттуда.

- Догадывались, что ваши беседы с американцами рано или поздно всплывут?

- Откуда ж мне было знать?! Никакого предчувствия! И сейчас не понимаю, зачем им понадобилось раскрывать архивы. Взяли и раздели самих себя. Правда, этим американцы и хороши - не стесняются: "Да, мы г…о, но двигаемся дальше".

Книжка-то Маранисса презанятная. Рассказывает о том, какую Советы создали систему физического воспитания. Благодаря которой я, например, чувствовал себя нормально. А что было в тогдашней Америке? в том же 1960-м в разгаре был конф ликт "белые - черные" внутри их олимпийской команды. Они даже специально дали темнокожему десятиборцу Раферу Джонсону нести флаг на Олимпиаде - пытались что-то противопоставить разговорам о расовой дискриминации.

Но, кстати, наши успехи в Риме, когда впервые в общем зачете обошли американцев, заставили их сильно пересмотреть отношение к спорту. Президент страны Эйзенхауэр собрал олигархов, создали фонд. Именно из него, а не из госбюджета пошли на спорт деньги.

ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ

- Вы сказали, что не строили иллюзий по поводу советской системы. Но диссидентом-то не были?

- Разве что в одном - в 71-м году из Хельсинки привез роман Солженицына "В круге первом". Да и вообще книги возил регулярно. И пластинки. Джаз. У меня была хорошая коллекция.

- Каждый раз проходили таможню и дрожали?

- Еще бы! Но тогда все спекулировали. Сколько раз меня дипломаты просили провезти пяток париков, например. А для спортсменов эти поездки были главным источником существования.

- Много тащили на себе?

- Не то слово. Туда надо было вывезти фотоаппараты с икрой и за три дня загнать, чтобы никто не засек. Купить сто плащей, упаковать и допереть до Москвы. Наивный я был человек - думал, никто ничего не знает. Да все наши комитетчики знали! И смотрели сквозь пальцы!

- Находили только у тех, у кого хотели найти?

- Вот именно.

- Кто на вашей памяти особенно обидно погорел на таких делах?

- Я сам. Из партии не исключили, но с работы выгнали. Вернулся из Канады, а тем же вечером нужно было куда-то улетать. В кармане болтались 72 доллара, которые не внес в декларацию. Скорее всего, стукнул кто-то из старших товарищей - они знали об этих деньгах. А может, я слишком дергался на контроле. Меня остановили, вывернули карманы и сняли с рейса.

- Как наказали?

- Разбирали на парткоме. Убрали из помощников тренера сборной. Записали выговор и отправили служить в профсоюзы. Потом еще один выговор получил.

- А этот - за что?

- Засунул куда-то партбилет и не смог найти. Формулировка была такая: "За халатное хранение партийного билета, приведшее к его утрате". На собрании мой начальник Витольд Креер встал: "Вообще, не все в порядке у Игоря Арамовича. Пьет за границей, не всегда аккуратен в исполнении обязанностей, опаздывает. И по женской части…" Сказал - и сел. Меня поставил на край пропасти. Но в итоге сам Креер и оказался крайним. Его уволили, а я стал главным тренером.

- Анонимок на вас много приходило?

- Как-то вызвал председатель Спорткомитета Грамов: "На вас пишут…" Вертит в руках письмо. Я смеюсь: "Марат Владимирович, на кого не пишут? Даже на вас пишут! И на всех нормальных людей!" - "А я вам зачитаю".

- Что было в письме?

- Девица жалуется: "Включаю телевизор, а там показывают этого аморального типа, который обещал жениться. Я поверила, родила от него. Причем не только я родила, еще другая…" И называется имя девушки - Ольги Клейн, у которой действительно от меня ребенок.

- Сюжет.

- Грамов дочитал: "Что скажешь?" Я в панике - как бы не соврать и в то же время правду не сказать? Выкрутился: "Допускаю, что это возможно. Но я об этом ничего не знаю!" Чувствую - министру ответ понравился. Усмехнулся: "Вот и напишите".

- Кому?

- Я тоже перепугался - кому? Этой женщине? Нет, говорит, на мое имя. Позвонил я журналисту Женьке Чену. Вместе сочинили: "Ни я, ни моя семья вот уже третье поколение не живем половой жизнью…"

- За границей и вправду пили?

- Да бросьте. Абсолютно не злоупотреблял. Брали на всех бутылку - и выпивали вечером. Просто времена такие были - как-то комсомольское собрание проводили в зоопарке Филадельфии. Рассадили нас на поляне - чтоб никто не подслушал.

- Листовки вам под подушку на Западе подкладывали?

- Декларацию независимости США. Специально отпечатанную и переведенную. Библию клали. Я ее в Союз провозил. У нас не достать было.

- Один из музыкантов вашего поколения говорил: "Ни одна вещь в моей жизни не вызывала таких эмоций, как первые джинсы".

- Ох, знакомо! В той же Филадельфии нам подарили настоящие Levis. Это было такое событие! А в 56-м я вернулся из Мельбурна во Львов - и стеснялся ходить с беленькой сумкой Adidas. Чтоб не назвали стилягой. Она у меня до сих пор лежит. Отцу привез фуфайку, а тот не носил. Когда умер - смотрю: все новое! С 56-го года!

- Фантастика.

- А сейчас это очень модно - стиль ретро. Все фирмы возвращаются к давнишним фасонам. Мы жили двойной жизнью, прекрасно понимая, что можно, а что нельзя. Думали, не слишком ли свободно сидим на стуле. С кем можно говорить, с кем не стоит.

- До сих пор в вас это просыпается?

- Знаете - да! Умение предчувствовать опасность!

- Жаль, на книгу вы так и не отважитесь.

- Открою секрет - пишу. Понемножку. Вот, у меня с собой несколько листов - например, о том, как понимаю заповеди. О том, что большие спортсмены по человеческим качествам - малосимпатичные люди. Потому что для них главное - быть ТАМ, наверху. А какой ценой - не так важно. Для 99 процентов на вопросы допинга и морали - плюнуть и растереть. Пишу о лжи.

- И что о лжи?

- Я нарушал спортивный режим. Наутро подходил тренер: "Как спалось? Как здоровье?" "Все хорошо", - отвечаю. И он дает план, в котором, получается, все построено на лжи. Ведь в спорте нет ничего важнее, чем оценить свое состояние. А на лжи будешь проигрывать. Мама умерла во время войны от брюшного тифа - потому что ей поставили неверный диагноз. Давали лекарства, которые усугубили болезнь. Сестра Вика тоже умерла от неправильного диагноза.

- Ну и примеры у вас.

- Знаете, почему я прыгал на пяти Олимпиадах? Потому что прислушивался исключительно к собственному состоянию. Все спортсмены-сборники обязаны были вести "тренировочный дневник". Ежемесячно высылать отчеты о нагрузках в Москву. Все эти отчеты были враньем. Я знаю ребят, которые годами получали стипендию только за то, что идеально вели дневники. И мне, оболтусу, их ставили в пример - вот как надо тренироваться! Смотри! А сейчас никого не интересует, насколько морален большой спорт…

- Нас очень интересует.

- Мне кажется, скоро наступит момент в обществе, когда люди скажут: "Ребята, вы нам надоели. Такие мерзкие и лживые, что вам, стоящим на пьедестале, не верим". Ясно, что монстра в нормальных условиях не подготовить. Этого борова можно вырастить только в загоне. Его надо кормить, холить, чесать, чем-то колоть - иначе это будет черт-те что. Вроде кавказских свиней - которые бегают, жрут что попало, и не поймешь, свинья это или собака. Из последних случаев - немка Пехштайн, пятикратная олимпийская чемпионка по конькам. "Богиня". Сейчас вытаскивают какую-то ее старую пробу - "есть подозрение, что допинг…".

- Когда были тренером, вас заставляли спортсменам давать допинг?

- Не буду отвечать на этот вопрос. Скажу так: я был рабом системы.

КЕЙС БРУМЕЛЯ

- Тогда расскажите, как вы разбились на горных лыжах перед Играми-60 в Риме.

- Готовиться к сезону решил в Карпатах. Набрал кучу учебников английского языка, книжек по психологии, йоге и поселился один в избушке высоко в горах. Катался на лыжах, булыжников в свою берлогу натаскал, подкачивая мускулатуру. Играл в отшельника. Хотел через йогу отыскать у организма возможности для роста. И вот однажды, катаясь на лыжах, сорвался с холма. Пролетел десять метров и задницей наткнулся на пень, который торчал из-под снега. Размозжил всю ягодицу, заработал сотрясение мозга плюс небольшое обморожение получил. Врачи сказали, что спорт теперь не для меня.

- Но вы-то считали иначе?

- Конечно. Пока полтора месяца валялся во Львове на больничной койке, всю жизнь переосмыслил. Понял, что прежде работал неправильно. Начал относиться к себе по-другому. Но главное было восстановить мышцу, которая полностью атрофировалась. Придумывал специальные упражнения и пахал, пахал. В конце концов сумел отобраться на Олимпиаду, откуда вернулся с бронзовой медалью и новым рекордом Европы.

Кстати, именно в больнице познакомился с Брумелем. Он как раз приехал на сбор во Львов и зашел проведать. "Как самочувствие?" - спрашивает. "Хочешь - взгляни", - отвечаю и сбрасываю одеяло. Валера смотрит - я весь синий…

- С Брумелем общались до последнего дня?

- У нас были непростые отношения. Оба в спортивном смысле "небожители", это и сблизило. Вместе тренировались в институте физкультуры, затем шли обедать. Уж на что, а на еду-то Брумель денег не жалел. Это был культ.

- Что особенно уважал?

- Шашлык по-карски. Брумелю было очень важно выспаться, хорошенько поесть и уединиться с девицей. Валерка был… Словно могучее, примитивное животное. Образования ему очень не хватало. Детство трудное, во дворе лупили. Решил заняться спортом. Потом забросил школу.

- Почему?

- Директор сказал учителям: Брумеля не обижайте, это наша спортивная надежда. Чемпион. Валера сразу смекнул - ага, на учебу можно плюнуть. Все сойдет с рук. Уже тогда шагал по головам. Постепенно это превратилось в стиль поведения. С журналистами, например, мог вести себя просто по-хамски. Кажется, даже к концу жизни Брумель многих вещей так и не понял.

- Вы хоть раз стали жертвой его характера?

- Был момент. Когда Валера упал с мотоцикла и получил страшную травму, не оставлял надежду вернуться в сектор. Я же сказал честно: "Называй вещи своими именами. Прежним Брумелем не станешь уже никогда, больная нога не позволит. убьешь годы на пустую затею. Попробуй заняться чем-то другим. Тебя любят, любые двери откроются…"

- Брумель обиделся?

- Ну да. Решил, что в него не верят, не поддерживают в тяжелую минуту. В его книге я прописан как отрицательный герой. Мол, он трудяга, волевой парень, ишачит до седьмого пота, пытаясь совершить невозможное. А рядом какой-то хлюст указывает на путь полегче.

В 90-х я был замминистра спорта, встречался с Валеркой. Говорил ему: "Как спортсмен - ты более великий. Но почему не желаешь вкалывать? Почему не возьмешься хоть за что-то? Даже не представляешь, как изменится твоя жизнь!" Предлагал устроить на работу - только приходи и сиди. Здоровайся. Брумель - ни в какую. Постоянно находил отговорки. Помню один эпизод…

- Расскажите.

- Незадолго до Олимпиады-96 в Москву из Атланты приехал армянин, профессор математики. Отыскал меня на стадионе: "Игорь, вы мой кумир!" Вдруг навстречу Брумель. Подсел к нам, познакомился. Профессор говорит: "Будете в Атланте - жду в гости, у меня там дом". Валерка за эту идею моментально ухватился. Записал адрес, телефон. Кто бы знал, какое последует продолжение.

- И какое?

- На Олимпиаде снова вижу этого профессора - он хватает меня за рукав и шепчет в ужасе: "Брумель приехал. Я встретил его в аэропорту. Но у него ничего же нет! Ни денег, ни гостиницы, ни аккредитации!"

- Чудеса.

- Вот именно. Профессор указал на Брумеля в толпе - и сам поскорее растворился. Валерка остался на мое попечение. Не бросать же его. Провел в ложу, где сидели президент международной федерации легкой атлетики Примо Небиоло со свитой. Наблюдали финал прыжков в высоту. Сунулся к Небиоло. Так, мол, и так, недоразумение. Брумель в Атланте, а жить негде.

- Что Небиоло?

- Послал меня подальше. Как и другие чиновники: "Игорь, нам бросать Олимпиаду и заниматься твоим Брумелем?" Да, думаю, сегодня эту проблему точно не решу. Хорошо, у меня, как члена совета ИААФ, шикарный номер, огромная кровать. Уместимся. Ближе к полуночи заглянул в наш штаб, говорю ребятам: "Можете меня поздравить" - "С чем?" - "Сегодня сплю с Брумелем". Народ переполошился, отыскали ему отдельный номер. Смотрю - а у Валерки с собой только кейс.

- А где вещи?

- Так и я спросил - вещи-то где? Показывает на кейс - вот! А там две бутылки водки, рубашка, нижнее белье и тапочки. "И это все?!" Брумель улыбается: "Ты же сам меня учил: минимум туда, максимум - обратно".

- С Юрием Власовым общаетесь?

- Редко. Давным-давно столкнулись на улице. Я еще прыгал, Юрка закончил. Говорит: "Не устал заниматься ерундой?! Спорт - такое бессмысленное занятие…" Мне кажется, в нем сидела обида от проигрыша Жаботинскому в Токио. Чувство это осталось с Власовым на всю жизнь. Он болезненно самолюбив. Это что-то на уровне патологии.

- Власов хоть нашел себя в другой жизни.

- Были и трагедии, люди ломались. Володя Ященко, Володя Трофименко, тот же Брумель... Юра Степанов, который покончил жизнь самоубийством. Это лишь из легкой атлетики. Для кого-то расставание с большим спортом - трамплин в новую жизнь. А для кого-то - испытание, стресс. Когда человек, привыкший побеждать, внезапно осознает, что похожих эмоций больше получить не может. И ничего взамен. Одна пустота.

- Вячеслав Фетисов в своей книге писал, что однажды подумывал о самоубийстве. У вас таких мыслей не было?

- Не представляю, какая в душе должна быть пустота, чтобы всерьез об этом думать. Или надо допиться до белой горячки.

ЛУЧШЕ СЕКС, ЧЕМ БЕССОННАЯ НОЧЬ

- Вы в курсе, как на самом деле Боб Бимон готовился к феноменальному прыжку?

- Прочитал в его книжке. Бимон рассказывает, что в Мехико с любовницей поселился в отеле, который оплачивал Adidas. Накануне старта к нему нагрянула жена. То ли почувствовала что-то, то ли решила поддержать. Ждала Боба в Олимпийской деревне, но тот предпочел остаться с любовницей. Вечером они сидели в баре, слушали музыку. Потом вернулись в номер.

Дальше в книге такая фраза: "Я не выдержал, залез к ней под одеяло, мы занялись сексом. И только кончив, понял, какой же я идиот. Столько поставлено на карту - а я предал свою команду, проявил слабость и завтра ничего не сделаю". К тому же квалификационный норматив Бимон выполнил в последней попытке, с трудом попал в финал. Зато там в первом же прыжке улетел на 8,90.

- О чем подумали, когда прочитали откровения Бимона?

- Думаете, у меня ничего подобного не было? Ха, сразу вспоминаю, как на предолимпийской неделе в Мехико в 67-м прыгнул на 8.35, повторив мировой рекорд. Правда, секса тогда у меня не было. Может, и зря. Лучше секс, чем бессонная ночь.

- Заинтриговали.

- За день до старта у меня в Москве родилась дочь. Об этом прознал второй секретарь нашего посольства в Мексике. Мужик хлебосольный, искренне хотел поздравить. Мне уж спать пора, а он под окнами орет: "Спускайся, будем отмечать!" В машине у него девчонки из ансамбля Моисеева. Пытаюсь растолковать, что мне завтра выступать, тот - ни в какую. Черт с ним, думаю, будь что будет. Спустился вниз и поехали гулять.

Я, конечно, не пил, но в номер вернулся в пять утра и завалился спать. А старт - в 16.00. Выходя на дорожку, понимал, что на серьезный результат рассчитывать смешно. Но я мало того что повторил мировой рекорд - все шесть прыжков оказались за 8,17. Лучшая серия в карьере!

- У вас ведь, как и у Бимона, на личном фронте тоже все было очень запутанно…

- Да уж. Первый раз женился на Маргарите Емельяновой - теннисистке, чемпионке СССР 1957 года. У нас двое детей - Игорь и Карина. Но семейная жизнь не сложилась. Емельянова - безумно тяжелый человек. Понимал, что с ней детей нельзя оставлять. Если честно, сохранял брак только ради них. Но когда дети выросли, сразу ушел. Оставил бывшей жене все - квартиру, дачу, весь антиквариат и картины, которые собирал…

- Где поселились?

- Уже наступили перестроечные времена. Я был главным тренером сборной страны по легкой атлетике, получал валютные премии. Скопил около 60 тысяч долларов. Тогда казалось, что сказочно богат. Купил на Красной Пресне квартиру, которая когда-то принадлежала Фурманову. Сделал шикарный ремонт и сказал: "Свобода! Больше я никогда не женюсь!" Хотя с Ольгой Клейн продолжал общаться. Кстати, после той анонимки к ней приезжали из парткома. Но сына она зарегистрировала как Яна Александровича. Ольга всегда была девушкой разумной, отвела угрозу. Позже, когда все стихло, дала Яну мое отчество.

- Пока вы жили с первой супругой, Ольга тоже успела выйти замуж?

- Да. Даже родила второго ребенка. Потом ее муж погиб в автокатастрофе. Мы стали чаще общаться. Я был потрясен, узнав, что Ольга воспитала детей в удивительной любви ко мне. Тер-Ованесян для них был как икона. В их доме я впервые почувствовал, что такое настоящий очаг. Мне стало настолько тепло и хорошо, что я так с ними и остался. Прекрасно живем по сей день.

- Жена вас ревнует?

- Может, и ревнует, но виду не подает. Она поразительный в этом плане человек. С редкой для женщин философией. Говорит, что даже любовь может сделать несчастным, если с криком: "Ты - мой!" постоянно ограничивать свободу. Я стал так ценить это, что Ольгу очень боюсь потерять. Потому что точно знаю: другой такой не найду.

- Вы могли бы однажды, как Кончаловский, описать все свои романы - с фамилиями и подробностями?

- Никогда. Кому это интересно, кроме меня? Да и есть в этом какое-то бл…во. Нельзя такое выносить на публику.

- Ваша жизнь пропитана приключениями. Еще спасли коллекцию шляпок Любови Орловой. Каким образом?

- За это спасибо Ольге. Квартира актрисы после смерти досталась родственнику. Тот спился и продал ее адвокату, которому Ольга помогала заниматься дизайном. Она и нашла вещи Орловой.

- Какие?

- Коробку с двенадцатью шляпками и рукопись сценария фильма "Веселые ребята". С пометками режиссера и мужа Орловой - Григория Александрова. Ольга предложила выкупить коллекцию у хозяина квартиры, а тот торговаться не стал: "Мне эти шляпы ни к чему. Берите так".

- С самой актрисой или с Александровым вы были знакомы?

- Нет. Наслышан, что его третья жена Галина ненавидела все связанное с Орловой. Сжигала ее вещи, выбрасывала на помойку. Так что коллекция уцелела чудом. Как-то рассказал о нашей находке Славе Зайцеву. Сдуру пообещал подарить. Видели бы вы лицо Зайцева в ту секунду! Он весь задрожал, бедный, предвкушая!

- Подарили?

- Нет. Время прошло - думаю: вот еще, раздаривать такие ценности. Лучше себе оставлю.

- Шляпки до сих пор у вас?

- Да. Когда их просят для выставок - не отказываю. А Зайцеву на глаза стараюсь не попадаться.

ЧАСЫ ЕРЕВАНСКОГО ЗАВОДА

-Сразу вспомните, когда был самый тяжелый день в жизни, или задумаетесь?

- Чего думать? В прошлом месяце!

- Что стряслось?

- Я расскажу вам, ребята, про геморрой. Слушайте. У меня большой участок, полгектара. Травяной корт, аккуратный газончик, я вообще увлекся ландшафтным дизайном. Но сломалась машина, которая стрижет траву. Все стало зарастать. Неухоженность раздражала, я взял обычную косилку. И воспалился застарелый геморрой, который заработал еще в спорте из-за перегрузок.

Ох, молодые люди, это было ужасно. Перенес операцию, в больнице похудел на десять килограмм. Ничего не ешь - гадить-то нельзя. Я прошел через такие страдания, с которыми не сравнится ничто! Даже моя беда на горных лыжах, когда под угрозой оказалась вся карьера, - детский лепет по сравнению с этой болью.

Хотя прежде возраста не ощущал. 71 год, но я в хорошей форме. Играю в теннис, вожу машину, к женщинам интереса не потерял. Когда приезжаю в федерацию или на сборы, чувствую, что ко мне люди тянутся. Значит, нужен еще кому-то старина Тер! Вот недавно Евгений Загорулько попросил провести для ребят мастер-класс. Среди них был и наш новый рекордсмен, как же его фамилия…

- Андрей Сильнов?

- Нет.

- Иван Ухов?

- Точно. Так вот, начал я объяснять свое понимание прыжков в высоту. Рассказал об особых упражнениях и нюансах, помогающих уловить саму суть прыжка. И мальчишку проняло. Когда закончил, Ухов подошел к Загорулько: "Сейчас этот мужик наконец-то объяснил мне, как надо прыгать. А вы одно и то же талдычили: "Давай! Давай!" Ухову фамилия "Тер-Ованесян" едва ли о чем-то говорила. Да он, кажется, ее и не запомнил. Но слушал внимательно! Вот это приятно!

- Уютно вам в кругу сверстников?

- Нет. Редко с ними общаюсь. Десятиборец Васька Кузнецов, бывало, поддаст и звонит: "Игорек, приезжай. Возьмем бутылку, поболтаем о прошлом". Но я о прошлом не люблю. Хочу смотреть вперед.

- Есть пример, как нужно красиво стареть?

- Отец, который умер в 90 лет. В одном из его последних писем была такая строчка: "За прошлое мне не стыдно. Будущего, то есть смерти, не боюсь. Настоящее волнует меня разве что в отношении очень близких людей, которые, к счастью, есть". И я подумал: как же мало людей, которые в конце жизни могут так сказать…

- Интересные у вас люди в роду.

- Дед был замечательный. Носил кольцо, на котором было написано по-армянски: "Рыцарь". Часто повторял: "Тот не мужчина, кто в 20 - не красив. В 30 - не силен. В 40 - не умен. В 50 - не богат".

- А дальше?

- На этом дед ставил точку. А я ломал голову, как продолжить фразу.

- Придумали?

- В 60, 70 и 80 нужно лишь здоровье. Старость может быть без болезней и слабости ума. К сожалению, в России очень мало пожилых людей, которые сохранили осанку, а в глазах - интерес к жизни. Это беда нашей страны. Порой увижу на улице древнего старика, подхожу: "Сколько вам лет?" - "62". Но человеку уже абсолютно все равно, как он выглядит.

- Когда-то вы получили приз - настольные часы ереванского завода. Сохранились?

- До сих пор ходят! Бой слабеет, но тикают!

- Дома?

- На даче. Я продал квартиру отца во Львове и весь скарб перевез сюда. Для этого в доме целый этаж пришлось достраивать. Зато сейчас оказался в той самой обстановке, в которой рос. Старый отцовский диван, ковры, книги - все как в юности. Меня так это греет! Дотрагиваюсь до этих вещей и думаю: "Боже, какое счастье, что все это сберег!"

Недавно соседка зашла к нам и сказала: "Как же у вас уютно!" Я ответил: так будет всегда, если живешь в окружении вещей, которые принадлежали твоим предкам.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ