Газета Спорт-Экспресс № 183 (4463) от 14 августа 2007 года, интернет-версия - Полоса 15, Материал 24

ЛЕОНТЬЕВ

Может быть, никто в той редакции "Советского спорта" сорокалетней давности не относился к нему с таким - из прошедшего детства - пиететом, как я.

Но именно на меня он и окрысился. Хотя нет, "окрысился" - неправильное слово. Леонтьев вспоминал, что в спартаковских воротах он делался злым, словно камышовый кот. И вот как раз на кота разозленного похожий - круглая голова, лицо круглое и круглые, как мне казалось, глаза - ходил он по редакции, когда что-то бывало ему не по нраву (а такое случалось нередко). Бывший знаменитый вратарь стал самолюбивым газетчиком и вряд ли догадывался, что новичок (Алексей Иванович служил в редакции уже лет десять, а я только поступил) постоянно пытается различить в будничном теперь облике литературного сотрудника черты того самого голкипера, который при мне, следившем за игрой с Южной трибуны, получил страшную, лишавшую его дальнейшей карьеры травму в матче против московского "Динамо".

Как-то пришел к нам Хомич, принес снимки для футбольного отдела - и они стояли с Леонтьевым, беседовали на лестничной площадке. Редакционные люди, всегда и везде спешащие, безучастно обтекали былых знаменитостей - оба Алексея не выступали уже очень давно и превратились для журналистов в коллег: Алексей Петрович стал фотокорреспондентом-внештатником, а вот Алексей Иванович пробился в штат, причем в штат из таких зубров - тогдашних первачей - состоявший, что при всем моем глубочайшем уважении к нынешним эрудитам-грамотеям, сомневаюсь, что каждый из них закрепился бы в том штате. Но, возможно, я, подобно большинству стариков, недооцениваю молодых и зря к ним придираюсь.

Про Хомича всем, наверное, все известно (хотя самое интересное, допускаю, и не рассказано). А вот про Леонтьева - фигуру, сопоставимую по достоинствам с динамовским "тигром", вспоминают куда реже. А тем временем он и мяч ловил иногда не менее эффектно, чем тезка-соперник, и на линии ворот, случалось, действовал никак не менее надежно, чем армейский голкипер Владимир Никаноров.

Леонтьев поспел к еще довоенному противостоянию (теперь сказали бы "дерби") "Спартака" с "Динамо". За "Спартак" перед войной выступали поочередно два равновеликих вратаря - Анатолий Акимов и Владислав Жмельков. Но в последний предвоенный год лучшего спортсмена страны-1939 (вратарь "Спартака" в мнении общественности стоял выше шахматиста Ботвинника и боксера Королева) Жмелькова отправили в Забайкалье служить в гарнизон, поскольку играть за ЦДКА он отказывался. Акимов остался первым и единственным и к Леонтьеву, дублеру из Днепропетровска, отнесся без особой ревности и опаски. При том что принял к сведению рассказ, как в спартаковском зале на Поварской сильнейшие форварды клуба, от одних имен которых у голкиперов других клубов поджилки тряслись, испытывали приезжего по фамилии Леонтьев стенобитными ударами, но ничуть его не испугали.

Жмельков ушел на фронт. А Леонтьев и фаворит Акимов играли и во время войны - на регулярно проводимых московских соревнованиях. И менявшиеся часто (пока отбывали срок заключения братья Старостины) спартаковские тренеры постепенно склонялись к мысли, что первым номером должен стать Леонтьев. И Акимов ушел в "Торпедо", а в "Спартак" вернулся превращенный в легенду Жмельков. Который не скрывал, что рассчитывает съесть нового вратаря. Но легендарный Владислав Николаевич и ранен был тяжело, и старше удачливого Алексея был на четыре года. И я могу свидетельствовать, что в сезонах конца сороковых преимущество оставалось на стороне Леонтьева.

С моей точки зрения, до прихода в 1957 году Валентина Ивакина равноценных Леонтьеву вратарей в "Спартаке" не возникало. Но последним для него оказался сезон сорок девятого. Правда, матч против "Динамо" складывался для голкипера неудачно. Он за первый тайм успел два мяча пропустить. И назревал третий, когда прорвался Василий Карцев. Спартаковский защитник Анатолий Сеглин не успевал за ним - и решил с помощью Леонтьева, выбегавшего навстречу из ворот, взять Карцева в "коробочку". Только динамовский центр с его реакцией выскользнул - и защитник со всего маху врезался в ребра своего же вратаря...

Так что же у нас-то с Алексеем Ивановичем приключилось - из-за чего был конфликт?

Он со стадиона передавал стенографистке отчет о матче. Материал шел в номер. И я в качестве дежурного редактора обязан был пройтись по переданному тексту, исправляя ляпы и несуразности, допустимые при оперативной работе. Переданный точно в срок текст показался мне жутко дремучим - и я внес в него существенные коррективы. Внес, надо сказать, со спокойной совестью, потому что считал себя литературно искуснее (эх, сейчас бы такую в себе уверенность!).

Опытный редакционный работник Леонтьев претензий своих мне в глаза не высказал - я все же был микроскопическим начальником, заместителем редактора отдела. Но зато в коридорах Алексей Иванович сетовал, не стесняя себя в самых резких эпитетах, на погоду, при которой берут в редакцию ничтожеств вроде Нилина.

И я огорчался, продолжая любить в Леонтьеве травмированного голкипера. Но Аркадий Галинский позже объяснил мне, как не прав я был. Галинский сказал, что, мол, Леша видит в футболе то, чего мы в нем никогда не увидим, - и не надо менять его корявого, но собственного стиля на стиль более изящный, но футбола, увиденного глазами специалиста, ни в малой степени не передающий.

Я сказанное Галинским запомнил - и в сферу специалистов никогда потом не вторгался. Но тот текст Леонтьева, который я когда-то исправил, - как крест. Хорошо, что хоть успел покаяться - сказать, что сам исправленному когда-то всю свою дальнейшую жизнь старался не верить.

Александр НИЛИН