Газета Спорт-Экспресс № 173 (2965) от 3 августа 2002 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 1

ОЗЕРОВ

Озеров стал с годами знаменит не то чтобы даже более чем умерший в начале семидесятых Синявский, но - по-иному. Он был на целых шестнадцать лет моложе Вадима Святославовича - и прославился по-настоящему уже в постсталинские времена. Однако в его славе я всегда почему-то чувствую основательность домов для советской элиты на улице Горького - или "высоток", взошедших на рубеже сороковых - пятидесятых годов.

Ассоциации мои легко расшифровываемы - никакой Фрейд не потребуется. То, что при расцвете Синявского лишь подразумевалось, в годы процветания Озерова декларировалось уже более чем внятно: футбол и хоккей признавались спортивными жанрами партийно-государственного значения, а тот, кто их комментировал, относился к идеологической номенклатуре. Только вот ступенька для комментатора, назначаемого первым, была достаточно узка. И уместился на ней габаритный Николай Николаевич, а не сухощавый Вадим Святославович.

У нас есть карьерный обычай называть своим учителем мэтра, чье место ты занял, отодвинув предшественника в почетную отставку. При желании модель эту легко рассмотреть даже на самой верхней - изначально иерархической - ступени советской действительности. Ведь Сталин всего охотнее называл себя учеником Ленина, когда учитель уже пребывал внутри мавзолея.

Не знаю (и не очень хочу, если откровенно, знать) подробностей интриги, которая вывела Озерова на роль главного комментатора. Не исключаю, что скорости выдвижения ученика-конкурента невольно поспособствовал и сам Синявский: он был не очень здоров и (что скрывать это теперь, когда он вместе со своим временем превращается в легенду), имел слабость, не способствующую укреплению здоровья.

В пятьдесят седьмом (Синявскому до пенсии девять лет оставалось), когда происходило широкое награждение спортсменов за успехи на зимней и летней Олимпиадах, не обнесли знаками отличия и ведущих комментаторов. Так вот Озеров получил "трудовика" - орден Трудового Красного Знамени, а Синявский, имевший за войну Боевое Красное Знамя, получил орден на порядок ниже - "веселых ребят" (на протокольном языке - "Знак Почета"). Намек поняли?

Ни в коем случае нельзя тем не менее сказать, что на стремительность выдвижения Николая Николаевича влияла лишь поддержка сверху. Вся биография его, предшествующая комментаторскому делу, обещала успех на новом поприще: сын народного артиста, певца Большого театра, он, закончивший ГИТИС, после войны был принят в МХАТ, где выходил на академическую сцену вместе с Ливановым, Яншиным, Грибовым, Кторовым, Массальским, Тарасовой. Уже сам приход такого человека на радио и телевидение облагораживал спортивные редакции, придавал им весу.

Вовсе не собираюсь шутить над полнотой Озерова - наоборот, тороплюсь сказать наконец о его громком имени в большом спорте. Если Синявский играл в футбол на рубеже двадцатых и тридцатых, то Озеров был лучшим теннисистом страны, заслуженным - с 1947 года - мастером. Теннис в такой чести, как сейчас, конечно, не был, но звезд, по-моему, набиралось не меньше, чем сегодня, пусть и без международного признания (они же никуда из страны не выезжали). И чемпионов все мы откуда-то знали. Я бы вообще рискнул свидетельствовать, что популярность Николая Озерова немногим уступала популярности футболистов.

В футбол он, кстати, играл очень хорошо. Как-то в начале девяностых на вечере памяти Хомича промелькнули хроникальные кадры любительского матча спортивных журналистов и актеров МХАТа. И когда на телеэкране возник Озеров с мячом, ветераны - Симонян, Бубукин, Николаев - одобрительно зашептали: понравился им "Кол я"-футбол и ст.

Выступлениями за команду театра его футбольная карьера не исчерпывалась - он и за клубные спартаковские команды играл, и за дубль. Я хотел было сказать, что Озеров стал первым из спортсменов экстра-класса, пришедших в журналистику, но вспомнил про Виктора Набутова - блестящего человека из Ленинграда (хотя в случае с Виктором Сергеевичем наименование "Санкт-Петербург" гораздо уместнее, однако ведь до обратного переименования он не дожил...).

И все же не надо, наверное, никого убеждать, что Озеров лучше всех прочих сумел стать матрицей времени, не нуждавшегося в чудачествах Синявского или экстравагантности Набутова. Время предпочло серьезность во всем. И потому никто тогда не видел абсурда в словосочетании, допустим, "ордена Ленина Цирк". Работу Карандаша в пору Сталина можно было бы принять за высочайше дозволенный фрагментик упакованного в клоунаду либерализма, за что высших титулов не полагалось. Но ушел из жизни Михаил Николаевич Румянцев (настоящее имя Карандаша) народным артистом СССР и, главное, Героем Социалистического Труда.

Сложилось стойкое представление, что Синявский остался в эпохе радийно-дотелевизионной, а на ТВ остался непонятым. Озерову, наоборот, приписывают открытие эпохи, когда футбол и хоккей помимо партийной принадлежности стали и первостепенным жанром на телевидении. Но самый талантливый из репортажей Николая Николаевича проведен им все же перед радиомикрофоном: десятого июля шестидесятого года он комментировал финал Кубка Европы, выигранный нашими футболистами. Этот репортаж, я думаю, и поклонники Синявского согласятся сопоставить с теми фантастическими поэмами, что передавал Вадим Святославович из Лондона. Выдающийся спортсмен дал себе волю. В первый и последний раз.

Дальше он по системе Станиславского играл в официоз. И официоз воздал ему сполна. Ворошилов на пенсии просил у него автограф: "А то внуки не поверят, что я Озерова видел".

Александр НИЛИН