Борис Михайлов: "Хотел ударить канадца коньком между ног. Но не достал"

Суперсерии - 45 лет! Фото "СЭ"

ПОСЛЕ ВТОРОЙ ИГРЫ ПОЗВАЛИ В "ТОРОНТО"

– Когда вы осознали, что Суперсерия-72 стала поворотным моментом в мировом хоккее?

– Уже после ее окончания. Я выделю две причины. Первая – до этих матчей НХЛ была закрытой организацией, в которой царило мнение, что в хоккей на высшем уровне умеют играть только североамериканцы. Европейцы? Они тоже что-то могут, но по сравнению с ними рядом не стоят. Второй момент – Суперсерия стала противостоянием двух хоккейных систем. О сопернике мы имели определенное представление, поскольку выезжали на матчи в Канаду, где встречались с любительской сборной. В ней мы регулярно побеждали, из десяти игр могли уступить от силы в одной.

Хотя там выступали достаточно известные хоккеисты, например, тот же вратарь Кен Драйден. Так вот, Суперсерия дала огромный толчок развитию хоккея. Мы да и вся Европа взяли у канадцев следующие моменты: мощная игра в начале матча и концовках периодов, умение действовать на вбрасываниях, силовые единоборства и игру на пятачке. Они позаимствовали у нас комбинационный хоккей.

– До Суперсерии в НХЛ почти не было европейцев за исключением нескольких шведов.

– Правильно, если не ошибаюсь, то одними из первопроходцев стали два чехословака – Вацлав Недомански и Рихард Фарда. Они сбежали в Канаду в 1974 году и сначала, кажется, играли в ВХА (Недомански стал выступать в НХЛ с 1977 года, а Фарда провел три сезона в ВХА и переехал в Европу. – Прим. "СЭ"). Но именно после первого матча Суперсерии, в котором мы победили 7:3, в НХЛ, наконец, осознали, что в Европе есть много хоккеистов высокого класса. Для того, чтобы успешно продавать свой продукт, были нужны звезды. Могу сказать, что человек 10-12 из нашей сборной сразу получили предложения от клубов НХЛ. Если бы кто-то из нас дал согласие, то мог подписать контракт хоть на следующий день.

Но тогда мы об этом даже не могли думать, прекрасно понимая, какие за собой оргвыводы повлечет такой шаг на родине. А НХЛ после Суперсерии стала постепенно обращать внимание на европейских игроков, тем самым укрепляя свои позиции и зарабатывая на новых звездах. Сначала поехали за океан шведы, потом финны, чехословаки, а затем уже и наши хоккеисты. Сейчас и швейцарцы, и немцы, и даже датчане с норвежцами играют в Северной Америке. НХЛ, как я ее называю, это фабрика спорта по зарабатыванию денег. Европейские игроки ей очень помогают, поскольку собственных звезд на всех в Канаде не хватает. Для меня Суперсерия, если проводить грубое сравнение, стала таким же событием, как начало 18-го века, когда Петр Первый открыл окно в Европу.

– У вас не было сожалений, что так и не смогли поиграть в НХЛ?

– После второй игры Суперсерии мы втроем – я, Володя Петров и Валера Харламов – беседовали на эту тему, а чуть раньше с нами разговаривал хозяин "Торонто". Конечно, звучала мысль, что неплохо было бы попробовать свои силы в НХЛ. Но не более того. Мы прекрасно понимали, что на тот момент это невозможно, осознавая, чем может все закончиться. Если говорить честно, то я не жалею. Да и как иначе? У всех семьи, дети. Тогда, чтобы остаться в НХЛ, надо было сжечь все мосты. Не хочу сейчас никого хаять, но у нас было совсем иное воспитание – через коллектив, близких, родных. Мы выросли не каждый сам по себе. Всегда был коллектив – в школе, институте, команде.

УВИДЕВ НАШУ ФОРМУ, КАНАДЦЫ ЗАХИХИКАЛИ

– До Суперсерии вы играли в Канаде с любителями, но в качестве зрителей были на матчах НХЛ. Как те встречи воспринимались со стороны?

– Мы обычно смотрели два периода, сидя при этом очень далеко – где-то на галерке в стороне от событий. Какого-то особенного впечатления те матчи не произвели. Говорю в данном случае исключительно за себя. Ажиотаж, куча народу на трибунах – это было здорово, а сама игра мне не понравилась. Прямолинейные действия, вход в зону и сразу бросок, никаких комбинаций. Выход "2 в 1" – пас никто отдать даже не думает, игрок с шайбой обязательно бросает, а второй мчится на добивание. Но внутри коробки жизнь кипит по полной! Этого и сейчас не хватает многим командам в КХЛ.

– Что-то знали перед Суперсерией о канадских звездах?

– У нас тогда про НХЛ ничего не писали. Но мы видели в деле Бобби Орра, который в Суперсерии из-за травмы не принимал участия. Ничего так, катается, хорошо подыгрывает. Еще удивились, когда увидели в воротах канадцев Кена Драйдена. Ранее в матчах против любителей я ему в каждом матче забивал и считал его для себя "дежурным" вратарем. И вдруг узнаем, что он теперь в НХЛ, играет в "Монреале". Причем очень прилично. Но в любом случае пока сам не почувствуешь на себе уровень соперника – рассуждать со стороны сложно. Помню нашу первую тренировку, за которой канадцы следили со стороны. Сидят на трибунах, улыбаются. На нас по их меркам формочка не ахти, хотя вроде в сборной неплохо одевали. В нашу сторону хихикают. Нам это все до одного места.

– Неужели вы оставались настолько спокойными?

– Напряжение все-таки присутствовало, поскольку был важный политический момент – тогда наши войска вошли в Чехословакию. Эмигрантов в Канаде очень много, злопыхателей тоже хватало. Если говорить об организации, то встречали нас очень хорошо. Небо и земля по сравнению с тем, что было, когда мы приезжали на матчи с любителями. Хоть и тогда все было нормально.

– Какое настроение царило перед Суперсерией в сборной СССР?

– Прежде всего нам было очень интересно попробовать свои силы против профессионалов, ведь в Европе мы всех соперников обыгрывали. Перед отъездом в Канаду накачек не было. Зато помню собрание перед первым матчем в Монреале. Руководителем нашей делегации был Рагульский, один из заместителей председателя Спорткомитет СССР Павлова. Он выступает и говорит: "ребята, вы должны достойно проиграть". Представляете? Мы еще на лед не вышли, даже не пожрали и не поспали перед матчем, а тут слышим такое.

Когда наша команда вышла на площадку, то нас встретили нормально. Даже похлопали. Своих же встретили ревом, все в тот момент вскочили на ноги. Мы стоим на приветствии, а я чувствую, как струйка пота по спине катится и прямо в коньки. Думаю, как ноги поднимать, ведь там вода? И понеслась.

Одну пропускаем, потом – вторую. Вот это канадцы! Но потом Женька Зимин забил, и в перерыве Всеволод Михайлович (главный тренер Бобров. – Прим. "СЭ") нас успокоил. Говорит, ребята, ни одной комбинации не проходит, не переживайте и просто играйте в свой хоккей. Мы пришли в себя, вышли на второй период, раз – и все пошло как надо. После матча, правда, канадцы сразу уехали со льда. У них не было традиции жать руки сопернику после игры. Не помню уже, кто именно из них сказал следующую фразу: "Зачем жать русским руки, если они залезли к нам в карманы"? Но трибуны нас провожали стоя – так же, как встречали перед началом матча своих. Болельщики в Канаде очень грамотные, хорошо понимающие игру. Они не только голам своей команды радовались, но и нам аплодировали после заброшенных шайб. Ненависти и антипатии к сборной СССР у них не было.

В МОСКОВСКОЙ ИГРЕ СУДЬЯ НЕ ЗАСЧИТАЛ ГОЛ. ЭТО ПОВЛИЯЛО НА ИСХОД

– Во время советской части Суперсерии болельщики, приехавшие из Канады, болели за своих более агрессивно.

– Наши трибуны в Москве молчали. Знаете почему? Истинные болельщики на матчи попасть не смогли. Достать тогда билет простому человеку было невозможно. На играх были партийные работники, которые не могли вскочить со своего места посредине встречи, заорать что-то в духе "бей его, колоти" и погнать свою команду вперед. Канадские игроки осознали, что находятся на грани. Они приехали и делали все специально, чтобы вывести из равновесия и нас, и нашу публику.

– Зато к этому моменту они начали жать вам руки.

– Их руководство разобралось с этим уже после первой игры в Монреале. Просто раньше у них это было не принято. Тогда же у нас с канадцами после матчей проходили совместные ужины (речь идет о канадской части Суперсерии. – Прим. "СЭ"). Отношения с ними оставались нормальными. Фил Эспозито как всегда шкодничал и смеялся. Он только на льду был злой. Фил говорил в раздевалке после первых игр: "нет, ребята, так просто Советский Союз мы не обыграем. Давайте уберем свое "я" и клубную принадлежность – "Монреаль", "Рейнджерс" – и будем настоящей сборной Канады". И в СССР они приехали не командой звезд НХЛ, а именно сборной. И это все изменило.

– А что поменялось в игре сборной СССР в московской части серии? Почему не смогли одержать решающую победу?

– В шестом матче при ничейном результате Володя Петров, кажется, забил гол, а судья, наш друг латыш – спит. Вот из-за этого мы проиграли ту встречу, а потом появилась нервозность, и канадцы зацепились за серию. Они видели, что мы выходим из себя, и полезли нахрапом, а мы стали допускать грубейшие ошибки. Это естественный процесс.

– Но потенциал советской сборной был не ниже, чем у канадцев?

– Сейчас можно говорить все, что угодно. Но мы тогда уступили – значит, канадцы были сильнее. Главное в той серии – что она дала пищу для размышлений и показала, что мы можем играть против них и бороться за победу.

Мы же не просто так сейчас говорим о Суперсерии. Не о Кубке Вызова или Кубке Канады. Серия 1972 года – это первично, все остальное – вторично, при всем уважении к другим турнирам. Тот же Кубок Вызова, где была сборная звезд НХЛ, не так часто вспоминают за океаном – они ведь его проиграли. Или Кубок Канады-1981, где мы разгромили канадцев в финале 8:1, что было для них трагедией.

– И все-таки, кто кого первый ударил: вы – Эспозито, или он вас?

– В те времена у канадцев щитки были такие, которые защищают икры, я сам в таких одно время играл, мне дядя Веня Александров подарил. Но на Суперсерии у советской сборной, и у меня лично не было таких щитков. Ну Фил мне клюшкой в икру и дал, а ему в ответ – в ребро. Он меня по-английски ругал, а я его – по-русски. Но понимали друг друга отлично. Я привык, что если меня кто-то заденет, то надо стараться по правилам дать сдачи. Тем более с канадцами – потому что если они почувствуют, что тебя можно бить, сразу садятся тебе на голову.

– В Канаде именно вас они считали самым "грязным" игроком в советской сборной.

– Конечно! Им не нравилось, что дают сдачи, ведь больно, а судья соперника не удаляет. Но потом нормально было все – на банкетах жали друг другу руки. А с возрастом – и рюмочку где-то выпивали.

– Когда эти банкеты шли, как вы себя вели? Считалось, что советские хоккеисты были зажаты, боялись шаг в сторону сделать.

– Конечно, канадцы были более развязными, у них в НХЛ так было принято. Когда играли на клубном уровне – нет, там тебе дают пиццу в зубы, водичку – и идешь в автобус. А вот когда сборные собирались – все общались, как нормальные люди. На совместных ужинах все хорошо было, Фил возьмет себе графинчик красного, и ходит, глотками пьет. А кто-то вискорька немножко.

– Вы рассказывали в интервью "СЭ", что вас ни разу не удаляли до конца матча за всю игровую карьеру.

– Да, все верно.

– А было такое, чтобы вы заслуживали такого наказания?

– Было такое. И именно в Суперсерии. Играли в "Лужниках". До сих пор помню, что был в корне не прав. Я подрался с защитником Биллом Уайтом и хотел его ударить коньком между ног, даже снимок остался. Такая злость была на него, тем более судья меня держал, а не его.

– Хотели, но все-таки не ударили?

– Да я не достал просто (смеется). На меня сразу канадцы ополчились, но справедливо – какая злость бы не была, нельзя это делать.

– А откуда у вас самого взялось это – жесткий хоккей, игра на пятачке?

– Жизнь и Анатолий Владимирович Тарасов так подсказали. Как-то, когда я уже стал двукратным чемпионом мира, был такой случай – бока болят, и решил я несколько матчей побольше на распасе поиграть. Вызывает меня Тарасов, я думаю – что случилось, режим вроде бы не нарушал. И тут он начинает: "молодой человек …", а когда было такое обращение, стоило ждать "подарка".

"Почему, ты думаешь, я тебя пригласил?", – спрашивает Тарасов. А я сижу, не знаю. "Значит так, хоккеиста Михайлова, который работает на пятачке, я знаю. А хоккеиста Михайлова, который работает в углах, я не знаю. Иди и думай". Первая мысль была – ну чего пристал? Причем по-другому она звучала, конечно (улыбается). А потом я подумал, прав же он, лазил я в углах, как пташечка, и три игры не забивал. Полез в следующем матче на пятак – и сразу забросил шайбу!

– Не было каких-то серьезных травм, полученных из-за постоянной игры под давлением?

– На пятачке нет, два или три раза нос ломали, но это ерунда, я тут же продолжал играть. Бинт засунули – и все. А самая тяжелая травма была в 1972-м на Олимпийских играх в Саппоро, когда защитник развернулся в мою сторону, у него ноги оказались сильнее, и я получил надрыв боковой связки, повреждение мениска. Врачи собрались все на консилиум, канадские, чешские, наш Олег Маркович Белаковский. Кто-то говорил, мол, месяц играть нельзя. А в результате я на следующий день вышел на лед, правда, не доиграл матч. Зато в финале чехам забивал.

БОБРОВ БЫЛ НАМНОГО ДОСТУПНЕЕ, ЧЕМ ТАРАСОВ И ТИХОНОВ

– Есть очень много воспоминаний про Тарасова, про Тихонова. Про Всеволода Боброва почти все воспоминания – как об игроке. А про Боброва-тренера мы почти ничего не знаем.

– Великий человек! Великий футболист, великий хоккеист и великий тренер! У него была своя методика. Говорил очень мало, но все время по делу. У него был особый подход к тренировочному процессу. Бобров был намного доступнее, чем Тарасов и Тихонов. По доступности его можно сравнить с Аркадием Ивановичем Чернышевым. Но по-спортивному был очень требовательным. Он мог посадить тебя в запас и ничего при этом тебе не объяснить. Уникальная личность.

– То есть, в раздевалке не ругался?

– Почти нет. Если говорил, то игроки слушали его с уважением. Он хоккеистов просил. Тарасов и Тихонов никогда не просили – только требовали.

– И конфликтов с игроками у него не было?

– Нет. По крайней мере, я такого не помню.

– Как команда приняла назначение Боброва вместо Тарасова и Чернышева?

– Нормально. Как обычно, когда снимают тренера. Сегодня ты заходишь в раздевалку, тебе тренер дает установку на игру, а на следующую уже "здравствуй" – пришел другой. Это профессиональная жизнь. Кстати, до сих пор так и не знаю, почему отстранили Чернышева с Тарасовым.

– В те времена смена тренера происходила крайне редко.

– Да сейчас вообще времена другие. Даже игрок может легко убрать тренера.

– Почему уволили самого Боброва?

– Это случилось в 1974 году после чемпионата мира в Финляндии. Там произошел какой-то инцидент, и уже после приезда ему объявили об отставке.

– А с точки зрения тактики, ведения игры Бобров чем отличался?

– Когда он пришел, сказал так: я пришел не менять вас. Играйте так, как играете в своих клубах. Но вы не должны делать то-то и то-то. И мы так и делали. Ну а Всеволод Михайлович подсказывал по ходу пьесы. Атмосфера при этом была отличная. Напряжения не было, какое появилось, например, при Викторе Васильевиче.

– Может быть, в последних матчах Суперсерии как раз и не хватило эмоциональной накачки?

– Сейчас можно об этом говорить все что угодно. Мы проиграли. А чего не хватило – это уже совсем другой вопрос. Тренеров же: Тарасова, Чернышева, Боброва, Тихонова я бы вообще не стал сравнивать. Каждый работал в свое время. Так же, как я не люблю, когда сравнивают хоккеистов. В наше время, что мы играли, мы были сильнейшими. До нас – одни, после нас – другие. Никто из них не сильнее и не слабее нас, каждый был хорош в свое время.

– Сборная СССР забросила 9 голов в большинстве и 3 гола в меньшинстве. А канадцы – всего 2 в большинстве и один в меньшинстве. Сказалась сыгранность звеньев?

– Конечно! Канадцы тоже были хорошо готовы, но у них мало что получалось. Они ведь работали над этим. Просто мы каждый день играли вместе втроем. Я принимал шайбу в определенном месте площадки и уже знал, где в этот момент Вова и Валера. У канадцев этого не было. Это то же самое, что ты бежишь 100 метров, и тебе посредине дистанции вдруг говорят – направо. А ты к этому не готов, пока повернешь, поезд уже ушел.

– Три гола в меньшинстве за 8 матчей – это ведь немало.

– Мы здорово бегали. К тому же в наше время цена первого паса очень ценилась. Кузькин, Гусев, Васильев, Ляпкин, Лутченко, Паладьев владели им. Еще раньше Рагулин, Иванов, Димка Китаев тоже отлично умели это делать. Раньше играли тройками, а потом стали постоянными целые пятерки. Мы хорошо открывались в средней зоне, получали длинный пас. К тому же, большинство и меньшинство мы много отрабатывали на тренировках. Если в меньшинстве я перехватил шайбу и убежал, пропустившая пятерка делала кульбит.

ЧТО ВЫ ВСЕ СМОТРИТЕ НА КАНАДУ?!

– Как относитесь к тому, что в нашей стране после поражения почти не говорили о Суперсерии?

– После нашей победы в канадской части все были шокированы. И уже в Москве все посчитали, что мы обязаны выиграть. Когда пропустили шестой гол в последней игре, мы сидели и не понимали, как это случилось. А то, что шумиха сразу спала, нам было на руку: не было разбора, оргвыводов. Да и кто же говорит о плохом? Канадцы же тоже никогда не вспоминают ни о Кубке Вызова-1979, и о Кубке Канады-1981. Потому что они их проиграли.

– Не жалеете, что ни разу на льду не встретились с Бобби Орром? Для канадцев этот хоккеист – второй после Гретцки.

– Нет. Он был в составе делегации, но он не играл – у него было травмировано колено. А то, кем они его считают – пусть сами разбираются. Что же вы все смотрите на Канаду!? У нас своих защитников великих сколько. Те же Фетисов, Гусев, Ляпкин, Касатонов. Море их. Вот кем надо гордиться! Да, у них был Бобби Орр. А у нас Саша Гусев.

– С кем из наших защитников вам было удобнее всего играть?

– Мы ко всем привыкли – Гусеву, Лутченко, Валерке Васильеву. Мы выросли на плечах Виталия Давыдова и Виктора Кузькина. Когда попали в сборную, Тарасов поставил их, самую опытную пару – к молодым. Система у них была такая: "Витюля, – высоким голосом изображает Давыдова, – мы не пропустим – молодежь забьет". Они и не пропускали.

– Была в команде дедовщина?

– В сборной никогда не было. По ЦСКА мы чувствовали уважение к старшим, но только в быту, на льду – нет. Помню, разводили бадью клюквенного морса, и все молодые знали: пока старшие не напьются, никто к ней не подойдет. Надо было просто пропустить всех великих вперед, и это не считалось дедовщиной. Чтобы били и ругали – такого не было. Мы же не в действующей армии. Когда выезжали, второй тренер говорил: "Молодежь – в багажное отделение"! И мы грузили за всех баулы.

– В "Локомотиве" была такая же дисциплина?

– Немножко помягче. С уважением относились к Цыплакову, Виктору Якушеву, Козину, Гришину, Михаилу Рыжову, Спиркину – всем ветеранам. Каждый клуб отличается чем-то. Когда играл в Саратове – одна, переехал в "Локомотив" – другая, в ЦСКА – третья, пришел Виктор Васильевич – четвертая.

– Как относитесь к фильму "Легенда 17"?

– Историческое искажение там есть. Некоторых моментов не было. Все характеры ведущих персонажей сыграны хорошо. За это спасибо актерам. Здорово показана личность Харламова, который своим трудолюбием и самоотдачей пробился в ЦСКА и сборную, став любимцев всего хоккейного сообщества. Там показано меньше спорта, но больше вещей, которые важны для воспитания молодого поколения. Такие фильмы можно снять о любом виде спорта. В хоккее взяли пример Харламова. Можно выпустить фильмы про Якушева, Мальцева и Третьяка.

– И про вас?

– Про меня не надо.

ТАРАСОВ ГОВОРИЛ: "В ОСНОВНОЙ СОСТАВ – ПО ТРУПАМ"

– Без ушедшего Владимира Петрова тяжело приходится?

– Потерять друга очень тяжело – сначала одного, потом второго. В нашей спортивной жизни было все. Иногда встаешь утром, думаешь – позвоню Вовке… А сейчас некому... Рано и неожиданно получилось, но что сделаешь.

– В ЦСКА все равно будете ходить на все матчи?

– Конечно. Как игрок я состоялся в ЦСКА, все-таки 13 лет – срок немалый. Тренерский путь я начинал в Ленинграде. Конечно, душа болит за московских армейцев. Одно время я ходил и на "Динамо", и на "Спартак", когда проще было попасть в Сокольники и на МСА "Лужники" – позвонишь Старшинову и Давыдову. Сейчас все стало по-другому.

– Как армейские ветераны относились к годам забвения армейской команды в Суперлиге?

– Вы же прекрасно понимаете: где финансы, там и команды. Во время, когда ведущими были "Ак Барс", "Магнитка", "Салават Юлаев", "Авангард" и "Кузня", их бюджеты были намного выше, чем у московских клубов. Появились финансы, и все изменилось. Недавний кризис в "Динамо" еще скажется. Когда работал в Питере, там денег не было, а сейчас появились, и сразу успех.

– В ЦСКА – уникальная школа.

– Хорошие школы и в "Спартаке", "Динамо", Уфе, Магнитке, Казани и Челябинске. Но просто так они работать не будут.

– Когда вы играли, весь хоккей был сосредоточен в Москве, в 90-х пальму первенства взяли клубы из регионов. Какое направление хорошо для нашего хоккея?

– Хочется, чтобы и в Москве, и во всех регионах были сильные команды и боролись за Кубок Гагарина.

– А побеждал ЦСКА?

– Ну хотя бы через раз.

– В нынешней армейской команде собрано много игроков хорошего уровня. Как в ваши времена решали проблему смены?

– Хорошие слова говорил великий Тарасов: "В основной состав по трупам...". Надо просто доказывать, что ты сильнее. Это спортивная закономерность – я играю, потому что сильнее тебя, жди своего звонка. Ничего другого не придумать.

– Кандидаты в сборную порой не проходят в состав.

– А что здесь такого? Сейчас просто прошла очень хорошая селекция. Два года назад в одной команде прошла успешная трансферная кампания, то сейчас – у другой. Нужно время, чтобы эти ребята, кандидаты в сборную, сыгрались и почувствовали себя как единое целое.

– Считаете нормальной ситуацию, когда на лавке оказывается пятерка готовых кандидатов в сборную?

– Вполне нормальной. Два года назад было то же самое в другом коллективе.

– Парни не получают игровую практику, которую могли получать в других командах.

– Они приходили в ЦСКА, сознавая, на что они идут. Просто так место не дается. Они должны ежедневно доказывать тренеру, кто лучше. Это нормальная рабочая ситуация.

– Кто из новичков армейцев вам понравились в первых матчах?

– Капризов, два Ш – Шалунов и Шумаков, Кузьменко, Окулов, который нравился еще в Новосибирске.

– Как Григоренко?

– Прилично. Я Мишу знаю еще по юношеской сборной, в которой я был руководителем делегации. Выиграли 3-е место, а тройка была Якупов – Григоренко – Кучеров. На одну игру их втроем можно было поставить, потому что потом дело – труба. Кучеров и Григоренко стали игроками.

– Кучеров удивил вас? В 16-17 лет сложно было предположить, что он станет настолько большой звездой.

– Григоренко был центральным, он хитренький, а Кучеров всегда был впереди. Когда молодые ребята появляются в НХЛ, им нужно время, чтобы адаптироваться. Иногда бывает и так, что с ходу они показывают мастерство, а потом…

– Почему вы сказали "труба дело" про эту тройку?

– Были моменты, когда вместо того, чтобы брать игру на себя, начинали перекладывать ответственность друг на друга.

– Там с ними еще в защите играли Нестеров и Яруллин…

– Да, и этих хорошо помню. Нестеров у нас в ЦСКА сейчас. Также в той команде были братья Василевские. А ЦСКА? Все будут играть, тренер сейчас разберется, кого-то отдадут в аренду.

– То есть сейчас готовы спокойно относиться к результатам команды? Все-таки там 12 новых игроков.

– Это просто стечение обстоятельств, что у ЦСКА самая лучшая селекция случилась в этом году. Теперь игрокам нужно время, чтобы они все это переварили.

Нас с Вовкой (Владимиром Петровым. – Прим. "СЭ") призвали в ряды советской армии – нас не приглашали, и контрактов в то время не было – мы до ноября мучились: играем – не играем. Потом нас все-таки поставили, и мы как заиграли!

– То есть до ноября у ребят есть время?

– Конечно, хочется, чтобы при таком составе команда ЦСКА побеждала в каждом матче, но так не бывает. Еще один важный момент – психология молодых хоккеистов. Одно дело брать Ковальчука или Дацюка с устоявшейся психологией, и им достаточно просто посмотреть друг другу в глаза. А наши ребята чувствуют, что рядом с ними играют прямые конкуренты, а нужно доказывать, и получается спешка, небольшая нервотрепка.

Борис МИХАЙЛОВ. Фото Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"

ПОВТОРЕНИЕ СУПЕРСЕРИИ НЕРЕАЛЬНО

– Вернемся к Суперсерии. В какой момент поняли, что это эпохальное событие, о котором будете вспоминать и через 45 лет?

– Не сразу, конечно. Но года через три мы осознали. Особенно, когда начали приезжать агенты. Когда распалась великая страна, осталась не менее великая Россия, мы поняли, что 1972-й – это открытие для всего хоккея.

– Почему, на ваш взгляд, сейчас невозможны такие матчи?

– Можно проводить такие встречи. Но ведь весь хоккей смешался – и со спортивной, и с политической точки зрения. И кто против кого? Вася против Гленна? Но они давно знают друг друга. Вполне можно проводить, и народ будет ходить… Но в 1972 году СССР и Канада встречались впервые. А что вы сейчас, канадцев не знаете? Или американцев не видели? Может быть, они нас не знают? Знают! Поэтому такой подтекст сейчас просто нереален.

– В СССР всегда говорили, что есть три гордости – хоккеисты, космонавты и балет. После Суперсерии вас стали чаще узнавать?

– Можно нескромно ответить? (Улыбается.) Меня и сейчас узнают.

– Это безусловно. Но именно в 1972-м выросла ли популярность?

– Не было никакого переломного момента. Меня узнавали и до Суперсерии, и после нее. Просто у некоторых голова закружилась, а у некоторых – нет.

– У кого закружилась?

– У вас. Я смотрю: у вас кружится, а у меня нет (смеется). Думаю, с канадцами мы будем встречаться и в будущем, контакты все есть. Не говорю про любителей, а про профессионалов – да. Если не с нашей стороны, то со стороны НХЛ. Она же не просто так организовала Кубок мира, ей ведь нужно деньги зарабатывать. В итоге лига заработала, а мы что? Я уже говорил, если НХЛ отказывается от Олимпийских игр, то когда они в следующий раз предложат Кубок мира, отказаться от него. Тогда я посмотрю, как они запляшут. Вот и все.

– То есть вы считаете, что в чем-то нам не хватает более жесткой позиции?

– Я размышляю со своей точки зрения. От ваших коллег слышится, что Олимпиада будет не такой, а я глубоко убежден, что хоккей от этого не пострадает. Да, жалко, что не будут играть сильнейшие хоккеисты со всего мира. Но повторяю, нас ждут интереснейшие Игры, где в центре внимания будет именно хоккей. Ведь раньше как было? НХЛ же сама попросилась выступать на Олимпийских играх. Их никто не звал! Чего нам переживать? Пусть переживают за океаном.