Борис Михайлов: "Фидель меня ждет"
Кажется, про Михайлова написано все. И рассказано тоже. Изданы книжки.
6 октября великому хоккеисту ХХ века – 70. Перед юбилеем мы отправились к нему на дачу в Поварово, на многое не рассчитывая. Уже там выяснили, что историй у Бориса Петровича еще на один том…
* * *
– Мы навестили Анзора Кавазашвили накануне 70-летия. Он вздыхал: "Ужасный юбилей". У вас отношение к цифрам другое?
– Меня это не тревожит. Иногда супруга говорит: "Загляни в паспорт". Открываю: елки-палки, 70! В душе-то мне чуть за пятьдесят.
– Образ жизни активный?
– Лопату уже не беру. Зато в Москву выезжаю каждый день. Здесь зовут выступить, там… В ЦСКА на всех матчах бываю.
– Как насчет пробежек?
– Набегался уже, хватит. Никогда этого не любил.
– Предложения тренировать поступают?
– После Новокузнецка еще года три приглашали. Причем в одно место так настойчиво, что почти сломался! Но решил жене позвонить: "Конопуль, контракт два плюс один. Думаю – что делать-то?" Татьяна отвечает: "Приезжай в Поварово, я тебе подпишу контракт!" Ясно, говорю, вопрос закрыт. Официально заявляю: с тренерской карьерой я закончил. Пусть молодежь себя проявляет.
– Сколько лет вы женаты?
– 48.
– Это же очень много.
– Вы хотите, чтоб я развелся, что ли? Хорошо, Татьяна Егоровна не слышит. Сейчас бы высказалась!
– У вас было три брата. Как сложились судьбы?
– В живых уже никого нет. На одного шпана в Москве напала. Просили деньги – а денег не было. Забили до смерти. Со старшим в 90-е – приблизительно та же история. Средний скончался от сердечного приступа, когда похоронил жену.
– Юность у вас была боевая?
– Все помню… 1954 год. Сейчас эта улица около вашей редакции называется Гашека, а тогда – Тверской-Ямской переулок. Там была фабрика "Дукат", напротив жили мы, в полуподвале. Когда началось строительство чехословацкого посольства, дома отселили. Я за три червонца продал сарай. На эти деньги мама мне же первые "гаги" купила, коньки. Она на 45 рублей всех тянула. Ели черный хлеб да чеснок. Если суп сварит – счастье. Котлету по праздникам видели.
– Пока отец был жив – доставалось?
– Да, человек строгий. Задницу мог надрать так, что не сядешь. На час отпросишься погулять, придешь раньше – по шапке получишь. Опоздаешь – ремнем. Если я понимал, что время просрочил, то уж не являлся дотемна. Все равно всыплет.
Помню, как прикрепили к нам секретаря партийной организации. Он устроил музыкальный кружок. Дали мне балалайку, научился играть: "Светит месяц, светит ясный…" А разве могу забыть, как я, 12-летний, на открытии Лужников в 1956-м совершал круг почета?
– За что такая честь?
– Был капитаном дворовой команды. Статья вышла с заголовком – "Останется память на всю жизнь". Так и случилось.
– С Евгением Мишаковым вы же с детства знакомы?
– В одном дворе жили! Дом в дом! Сами сооружали хоккейную коробку – стащили доску со стройки и деру. За нами милиционер. Кричу: "Женя, догоняет" – "Попробуй брось! Убью!" Но оглянулся, видит – тот почти настиг. Меняет тактику: "Кидай! Врассыпную!" Через час вернулись на то же место, доску забрали. Милиционера уже не было – не будет же ее караулить.
– Почему не унес?
– Шесть метров длиной. Но он знал, куда тащим – вечером явился: "Наконец-то я вас поймал!" – "Дядя Вань, ну прости…"
А Мишаков в моей судьбе сыграл огромную роль. Всюду меня рекомендовал – от хоккейной команды ремесленного училища до ЦСКА. Кулагину сказал: "Присмотритесь к Михайлову". Когда пригласили, я первым делом отправился к ветеранам своего "Локомотива": как быть-то? Только квартиру здесь получил. Ветераны посовещались: "Иди".
– Знакомство с Тарасовым вышло у вас неординарное.
– Точно. Для встречи он выбрал заправку на Ленинградском проспекте. Ему по пути было из дома на тренировку. Тарасов с Кулагиным едут на 21-й "Волге" – я стою на обочине. Уши от мороза багровые. Анатолий Владимирович говорит: "Ничего на площадке делать не умеешь. Ничего у тебя нет, кроме характера. Но я научу. Если будешь спать на клюшках, думать только о шайбах". Я хотел сообщить, что у меня сын маленький, жена, но не рискнул. Тарасов смотрит: "Согласен?" – "Да!" А Кострюков, тренер "Локомотива", из-за этого со мной года два не разговаривал.
– Он жив?
– Даже бодр. Жду на юбилей. Когда отмечали его 90-летие, спрашивают: "Анатолий Михайлович, вам налить?" – "Конечно. Желательно что-нибудь покрепче". Молодец!
– На эту тему у Тарасова для вас был прекрасный совет.
– 1969 год. После чемпионата мира традиция: игрок садился за стол – а напротив, как вы сейчас, Тарасов с Чернышевым. Мы, молодые, зашли втроем. Принялись благодарить за то, что доверили, взяли. Старшие товарищи меня научили: "Бери".
– Что брать?
– Вот и я гадал: что? Купил бутылку сухого. Тарасов не выдержал: "Что у тебя за спиной?" Вытаскиваю – вот, вино. И стеснительно, и страшно. Тарасов поглядел с тоской: "Н-да… Ребята, если вам когда-нибудь придется пить – только водочку!"
В соседней комнате прохаживался заместитель руководителя делегации. Тарасов кричит: "У нас что-нибудь есть? Неси!" Тот приносит зеленую бутылку водки за 2,87. Наливают мне. Я хлоп – осушил стакан. У Тарасова глаза расширились: "Адя! С первого раза!" Мне-то уже 25 лет – говорю спокойно: "Да я привык". Потом корил себя: кто ж меня, дурака, за язык тянул? Что-то мы тему выбрали спорную.
– Тогда меняем. Какие еще советы Тарасова помнятся?
– После какой-то игры так по спине и почкам настучали, что мелькнула мысль: ну чего я буду лезть на пятак? Три матча не обострял. И все три не мог забить!
Вызывает Тарасов. Не поднимая головы: "Садись. Думай, почему тебя вызвал". Голову ломаю – где ж я завалился? Вчера если и выпил – чуть-чуть. С утра жену попросил принюхаться – нет выхлопа? Не было!
Тарасову ждать надоело, прервал мои размышления: "Что, надумал?" – "Нет". – "Значит, скажу я вам, молодой человек…" А если Тарасов произносит "молодой человек" – жди подарка.
– Каким был подарок?
– "Хоккеиста Михайлова, который работает на пятачке, я знаю. Хоккеиста Михайлова, который лазает по углам, не знаю и знать не хочу. Усек?" Вот пристал, думаю. Но стараюсь на лице это не отобразить – иначе сомнет в крошку. Затем дошло: я же три игры не ходил на пятак. И что? Ноль голов! В следующей полез – сразу забил. Понял, что Тарасов наставляет правильно.
1973 год. Капитан сборной СССР Борис МИХАЙЛОВ получает "Приз "Известий". Фото - Анатолий БОЧИНИН
– Ваш рекорд – 428 шайб в чемпионатах страны не побит до сих пор. Какая из них самая тяжелая?
– Четырехсотая. Ребята уже на пустые выкладывают – а у меня все мимо летит! Руки трясутся, ничего поделать с собой не могу. Это тянулось семь матчей. Катастрофа! Наконец в Риге выкатываемся с Гусевым на динамовского вратаря Василенка. Шайба у меня, думаю: "Прости, Гусь, не отдам! Либо гол будет, либо Василенку хана". Под планку обычно не бросал, а тут ка-а-ак дал от ушей – тащи!" Вы даже не представляете, какое облегчение испытал.
– Смешные голы были?
– Не помню, с кем играли, – я спрятался за чужими воротами. Присел, киперу меня не видно. В отличие от Петрова, который выезжает на пятак. Пасует, я выскакиваю и укладываю шайбу в уголок. Вратарь в шоке озирается: "Ты-то здесь откуда?!" А меня смех душит: "Вася, не зевай!"
– Третьяк нам про вас говорил – вся игра Михайлова перед воротами. Нигде так не бьют, как там.
– Это правда.
– Как били в те времена?
– Как и сейчас. Но амуниция нынче другая. Раньше спина практически голая. Получали и в позвоночник, и по почкам, и по печени. Спина после матча синяя. В игре с американцами дважды засадили в нос. Но ничего – мне туда натолкали…
– Вату?
– Вату потом не вытащишь. Надо бинт, делали полумаску. Поиграл в ней немножко – запотевает. Отбросил, играл так. Ну попадет в третий раз – и что? Все равно нос сломан! Или вот про Мишакова история. Играем в Швеции. У него кисть раз и согнулась. Намертво, не распрямить. Кое-как выправили на скамейке, забинтовали – снова вышел на лед. Все обалдели.
– А вы на Олимпиаде в Саппоро поразили мужеством.
– Зацепились с финским защитником. Ножки у него оказались сильнее. У меня надрыв левого колена. Все опухло. В тот же вечер собрался консилиум хоккейных врачей. Постановили – на лечение потребуется не меньше месяца.
И тут явился Тарасов. Взглянул из-под бровей на доктора Белаковского: "Через день Михайлов должен стоять на коньках!" И я через день играл со сборной Польши! Но чувствую – невмоготу. Подъехал к Чернышеву: "Аркадий Иванович, умираю…" Тот меня снял с матча. Следующий, со шведами, пропустил – а в финале на чехов вышел. Даже гол забил. Ногу мне перетянули и сверху, и снизу.
– Уколы не помогали?
– Для меня они хуже любого удара. Как и финалгон. Очень уж жжет.
– Вратарей били по рукам?
– А как же? У-у-у! И Пашкова, и кого угодно. А вот с Зингером был уговор: если моя нога во вратарской площади, бьет, как хочет. Если я за пределами – не трогает. Все время напоминал: "Войдешь – сразу врежу!"
– По почкам лупил?
– По голени. Как-то в Воскресенске играем с "Химиком". Стою перед Зубаревым. Вдруг он мне между ног засадил клюшкой! У меня глаза чуть на лед не выскочили.
– Отомстили?
– В перерыве говорю своим – братцы, нужен прострел. Кто-то исполнил, я бегу – и не по воротам бросаю, а врезаюсь в Зубарева. Якобы случайно – а на самом деле так, чтоб побольнее! Сейчас это называется "удар в голову". Эпштейн от бортика голосит: "Шпану со льда!" Дали всего две минуты. Меня до конца матча вообще ни разу не удаляли.
– В драки ввязывались?
– Вы посмотрите на меня – могу я драться? Но спуску не давал. Если меня обидите, найду момент и сделаю вам так же больно. Был в любительской сборной Канады центрфорвард, шустренький. Замучил – бьет и бьет. Публика канадская, хлопает. Все, думаю, пора его ликвидировать. Вижу – едет на меня. На противоходе – в голову ему хоп! До свидания!
– Эспозито говорил: "В сборной СССР уважаю всех, кроме Михайлова". Задело?
– Наоборот. Значит, что-то я стою. Эспозито считал, что он здоровый и только сам может больно делать. Удивлялся, когда в ответ получал. У Фила под мышкой было незащищенное место – туда и тыкал ему.
Вспоминаю первое собрание в Канаде накануне Суперсерии. Выступил Бобров. Следом – руководитель делегации Рагульский: "Ребята, надо проиграть сегодня достойно". Выкатываемся, оглядываем канадцев. Те бросают раз, другой, снова… Уже 0:2 "горим". Сижу на лавке: "О-о, полетели". От Боброва слышим: "Играйте быстрее. Не ногами, а головой! Уходите от столкновений!"
– Это и помогло?
– Сразу начали забивать! 7:3 выиграли. Потом думаем: а где ж эти канадцы-то?! Переезжаем в Торонто. Тот же Рагульский берет слово: "Вы не имеете права проиграть!" Выходим – и получаем 1:4.
* * *
– Кроссы у Тарасова были?
– Нет. Это Тихонов налегал на бег. А у Тарасова ни кроссов, ни игровых упражнений. Разве что такие: ты садись на Вову, Витя на Колю. Будем играть в "двухэтажный" баскетбол. Мы с Петровым пришли в ЦСКА, в нем 80 кг, во мне – 60. А блины в руки суют одинаковые! Еще и на спину мне Володьку сажают!
– Сегодняшнего-то Петрова на спине страшно представить.
– Я через пять минут задыхался – а он меня хоть полдня мог таскать. Я ж муха для него. В 1967-м неделю на сборе в Кудепсте выдержал – и к Кулагину. Ночами перестал спать от нагрузок. С 7 до 8 первая тренировка, вторая с 11 до половины первого, третья с пяти до полседьмого. И еще одна – для тех, кто "плохо тренируется". Кулагин покосился на меня насмешливо: "Выживешь – заиграешь. Нет – сами тебя отправим…"
– Вы плохо тренировались?
– Я – нормально. Но были люди, которые задавали много вопросов.
– Говорят, Петров постоянно ввязывался в споры с Тарасовым. Перечил.
– Было. Некоторые тоже отваживались – но не в такой форме, как Володька. Ему все твердили: ну успокойся! Промолчи!
– А он?
– "Не буду". Ему удавалось серьезно разозлить Тарасова.
– По словам Петрова, с вами чаще всего он ссорился из-за форточки.
– Это да! Я захлопну – он встает и открывает. Никто не хотел уступать. Харламов заглянет: "Да хватит вам, детский сад какой-то…" – и уйдет. А мы снова начинаем. Потом выходили на лед и все забывали. Чтоб неделю не разговаривали – ни разу не было.
– Чем Петров особенный?
– Упрямство. Характер невероятный. Тарасов про него говорил: "Да я бы давно его выгнал! Но – играет!" Произнести "Я с тобой согласен" Пете в молодые годы было невыносимо. Нужны были сильные аргументы. А сейчас он покладистый, хороший, рассудительный! Уже меня учит: "Ты не спеши, подумай".
– Почему в 1976-м Кулагин отцепил его и Гусева от чемпионата мира?
– Вы меня спрашиваете? Игрока? Объявили – "в воспитательных целях". Кулагин не сомневался, что выиграет чемпионат мира… Это все равно, что спрашивать, почему Тихонов не взял в Канаду Харламова.
– Так спрашивали.
– И что ответил?
– "Харламов сдал, уже был не тот".
– Вот и Кулагин – так же. Шаг, который привел к его же снятию из сборной.
– В одном интервью вы сказали: "Петров был единственным, кто мог мой рекорд побить. Но его искусственно убрали из хоккея".
– Нет, переформулирую: искусственно ему не дали побить рекорд дяди Вени Александрова. Володька наколотил 50 шайб за сезон, а у дяди Вени – 53, кажется. Сезон к концу, и Тарасов перестал выпускать Петрова центральным нападающим. Только защитником. Все делал, чтоб до рекорда не дотянулся.
– Смысл?
– Думаю, из-за упрямства. Володька слишком много спорил. Могли бы сходить к Тарасову, попросить, но Петров и здесь уперся: "Не пойду!"
– Годы спустя Петров едва не расстался с жизнью в гостинице "Прибалтийская". Знаете, что случилось?
– Нет. Приезжал к нему в больницу. Володька на эту тему вообще не говорил, как бы я ни пытался вытащить подробности. Молчал. Я его знаю: если первый раз не ответил – второй можешь даже не обращаться. Зачем буду лезть? Он до сих пор не оклемался после той трагедии.
2001 год. Борис МИХАЙЛОВ в редакции "СЭ". Фото - Дмитрий СОЛНЦЕВ
У дверей появилась Татьяна Егоровна.
– Идет, идет разведчица! – оживился Борис Петрович. – Что, скучно? Послушать хочется?
– Кто из вашей тройки первым женился?
– Я. Потом – Володя. Валерка последним. Прежде звонил, бывало: "Я к вам приду". Татьяна говорит: "Скажи ему, что ужин на кухне, спать пусть ложится в большой комнате". Вот такие были отношения. Но когда он женился, многое изменилось. С Петровым продолжали общаться, а с Харламовым связь прервалась. Как-то Валерка от нас отошел.
– Вычитали в вашей книжке, что Харламов встретил девушку, которую долго не видел. Спросил: "Ира, где пропадала?" Та ответила, что родила мальчика, назвала Сашей. "Чей же он?" – "Твой". И вскоре они расписались.
– Однажды он пригласил нас к Ире домой на Авиамоторную: "Вот жениться собираюсь, ребенок от меня… Но надо посмотреть…" Мы с Таней приехали, глянули на парня: "Вылитый Харлам! Такой же черненький, носатый".
Татьяна Егоровна: – Сашке тогда было месяцев шесть. До этого матери Харламова постоянно обрывали телефон девицы, уверяли, что рожали от Валеры. Та реагировала спокойно: "Покажите ребенка. Если наш – проблем нет, примем, воспитаем". После чего звонки прекращались. Показывать-то нечего. А здесь Валера сам рассказал ей про сына. Мама говорит: "Где же он? Привози". И на 8 марта познакомил Иру с родителями. А потом мы вместе отправились в загс, они подали заявление.
– Отец Харламова Борис Сергеевич последние годы жил у вас. Рассказывал, синиц всех прикормил…
– И синиц, и кошек! Зверушек обожал, лес, природу. Любимая передача – "В мире животных". Когда начиналась, бежал к телевизору, забывая обо всем. Я вообще больше не встречала человека с такой душой. Дядя Боря часто повторял, что все люди – добрые. В каждом видел только хорошее, никогда ни на кого не обижался.
– Про сына с ним говорили?
– Обходили эту тему. Старались отвлечь теплом, заботой. Татьяна, дочка его, регулярно приезжала.
– Как сейчас у нее дела?
– Сын ушел из жизни, осталась одна. Героическая женщина. Боль держит в себе. Наоборот, нас заводит.
– Что тебя-то заводить? – Борис Петрович посмотрел поверх очков.
– Дядя Боря меня замучил своими птицами: "Тань, дочка, надо бы уже семечки купить и сальца", – улыбнулась Татьяна Егоровна. – Выставлял кормушку, синицы слетались со всей округи. Мне смешно: "Дед, самим бы семечек наесться!"
– У него же здесь собака была?
– Да, Харлик. Ни разу не залаял, совершенно беззвучный. А у нас на крыше флюгер, петушок. И вдруг пес на него уставился: "Гав! Гав!" Дед обомлел: "Ой, а кто это?" – "Кто-кто, Харлик твой!" Дед целую диету ему составил. Прихожу – а Борис Сергеевич на газовой плитке готовит для собаки, заливает оливковым маслом. Потом йогуртами его кормил.
Помню, был проливной дождь. У нас работяги на участке копают. Дед рядышком с Харликом сидит. Мужики говорят: "Что-то собака у вас смирная" – "Да. Одна проблема – бананы не кушает. А вот йогурты – с удовольствием!" Те переглянулись, сплюнули…
– Сколько Борис Сергеевич у вас прожил?
– Десять лет. Жена Бегония умерла, ушел на пенсию – и мы его сразу забрали сюда. Сначала предложили переехать на лето. Затем дом стали топить соляркой, воду подвели. Говорю: "Дядя Боря, поедем на дачу?" – "Конечно!" С моим Петровичем очень сдружились, парой ходили. Дом вместе красили, что-то прибивали… А как у них косилка сломалась!
– Все секреты рассказала! – вспыхнул Михайлов.
– Нет, про косилку – это важно, – не согласилась Татьяна Егоровна. – Косилка рижская, еще в 80-е достал Хельмут Балдерис. А дядя Боря – общительный, на станции с мужиками познакомился. Говорят ему: "Да приноси!" Разобрали на две части, потащили с Петровичем. Исправили!
– Так от вас Борис Сергеевич и не съехал.
– Решили остаться до октября, дня рождения Петровича. Потом – до Нового года. Говорит: "А что мы поедем? Скоро посевная…" На полном серьезе. Будто мы здесь что-то сажаем. В ту зиму сильно мело. Мы с Дедом так чистили дороги, что приятно смотреть.
Я иду с лопатой до угла – а Петрович кричит: "Трактор!" Я обрадовалась – трактор пустили по улице. Лопату бросила. А оказывается, это он меня "трактором" называл. Весело жили.
Наши дети Бориса Сергеевича полюбили. Егорка спать не ложился, пока он массаж ему не сделает. А у Деда ладони холодные. Приговаривал: "Руки холодные, сердце горячее". Когда племянник поселился, спрашивает: "Кирюха, тебя-то размять?" С того момента как вечер – оба лежат. Ждут дядю Борю.
* * *
– Представляете Харламова 70-летним? – спрашиваем Михайлова.
– Да! Он и в 70 был бы шебутной. Открытый и бодрый. Даже представляю, как балагурил бы. Нам говорил: "Я взрослым тренером никогда не буду. Стану детьми заниматься".
– Харламов ехал по Ленинградке в тот трагичный день…
– Из Покровского, от тещи. Это километрах в тридцати от нас. Их дом на 86-м километре, а разбился он на 78-м. Валерий только выехал из поселка, потом за руль села Ирина.
– Борис Сергеевич рассказывал, как следователь разложил перед ними фотографии с места гибели. На Харламове – почти ни царапины.
– Я как раз была здесь, – вспомнила Татьяна Егоровна. – Сразу кинулась на место аварии. В морг ездила. Разбитую "Волгу" при мне грузили. Ира немножко пожила, сердце билось. Ее из машины вытащили на обочину, уложили на траву. А Валерка скончался сразу, разрыв всех внутренностей. Наверное, об стойку ударился, чуть-чуть голова была пробита. А внешне – будто спит! Мы на похоронах поражались!
– Погиб в аварии и брат Ирины.
– Тоже мгновенно. Он сидел за водительским креслом. Весь был переломан, его хоронили отдельно.
– Борис Петрович, сколько раз вы видели "Легенду №17"?
– Шесть. Премьера, закрытый показ в Сочи с президентом Путиным накануне юниорского чемпионата мира и четыре раза на каких-то мероприятиях. Приглашают выступить, начинается фильм – я же не могу уйти из зала. Не поймут. Сижу перед экраном, дальше со зрителями обмениваемся впечатлениями. Рассказываю, что правда, что – нет.
– На шестой сеанс ваше отношение к картине изменилось?
– Нет. Я понимаю, это кино, что-то приукрашено. Хотя висеть на тросах, по-моему, даже в художественном смысле перебор. Циркачество! Но главное, там все перепутано. Харламов попал в аварию не в 1972-м, а позже. Когда Тарасов увел команду с площадки, ЦСКА играл со "Спартаком", а не со сборной… Подобных нестыковок много. Они бросаются в глаза тем, кто разбирается в хоккее. Могли бы достовернее снять. Что ж, такой был консультант.
– Александр Харламов.
– Когда погиб отец, ему было шесть лет. Что он может помнить?! Откуда что-то знает про первую аварию Валеры, например?
– Вам предлагали стать консультантом?
– Да. С Петровым приехали на киностудию, познакомились со съемочной группой. Часа три нас расспрашивали. Володя попросил сценарий, а я сказал, что читать не буду, зато отвечу на любые вопросы. Предупредил: "Раз фильм о Валерке, готов помогать без всяких коврижек". Но потом началось – "Саша говорит это… Саша советует то…" Извините, отвечаю, тогда работайте с Сашей. А мы отошли в сторону.
– С сыном Харламова обсуждали "Легенду"?
– Нечего мне с ним обсуждать. Неинтересно. Саша, между прочим, хотел на Петрова в суд подать, когда тот несколько лет назад снял фильм про его отца!
– За что?
– Финансы. Но еще был жив дядя Боря. Сценарий он утвердил, на каждой страничке специально расписался. Поэтому Саша не мог качать права. Главную роль в картине исполнил Алексей Чадов, а я по просьбе Петрова в эпизодике мелькнул. Плюс организовал им для съемок лед в Клину.
Что касается "Легенды №17", то меня с Петровым часто спрашивают, дескать, почему вас в фильме почти нет? Это к сценаристам. Я воспринял без обид. В кино на месте Валерки мог оказаться кто угодно – Мальцев, Якушев, Третьяк, Петров, Михайлов, другие ребята… Но решили снять о Харламове и Тарасове, рассказать, каким трудом хоккеист добился славы и всенародной любви.
– Людям фильм нравится.
– Так это замечательно! На шести показах каждый раз в конце стоя аплодировали. Причем не только те, кто помнит нас на льду, но и молодежь. У многих в глазах были слезы.
– А у вас?
– Нет. Я очень редко плачу. И стараюсь, чтоб слез моих никто не видел. Так правильно.
2010 год. Москва. Борис МИХАЙЛОВ и его внучки. Фото - Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"
– Как в 1980-м вас выдавливали из ЦСКА?
– Если расскажу всю правду, у вас волосы дыбом встанут! Но это заденет других людей, а я не хочу. Все мы в возрасте… Зачем ворошить?
– Хотя бы вкратце объясните, почему вы оказались не нужны Тихонову?
– Наверное, мой авторитет в команде мешал главному тренеру. Еще в сентябре я был капитаном сборной, а уже через месяц не проходил в основу ЦСКА. Удивительно, да? Врезался в память гадкий момент. Харламов и Петров травмированы. Перед матчем со "Спартаком" Тихонов мне вдруг заявляет: "Сегодня не играешь. Но будешь на лавке поддерживать, помогать…" И я окончательно понял, что дни мои, как хоккеиста, сочтены. В декабре 1980-го меня проводили.
– Сколько вы не доиграли?
– Уж год точно. Да, 36 лет, но я режимил, чувствовал себя прекрасно. На тестах в ходе предсезонки у меня был второй результат в команде!
– Со временем с Тихоновым помирились. Чья инициатива?
– Я в Ленинграде работал, когда он неожиданно предложил вернуться в ЦСКА вторым тренером. Моисеев ушел в московское "Динамо", Тихонову срочно понадобился ассистент. Я приехал к нему домой на Тишинку, поговорили. Слышу: "Давай все забудем" – "Давай". Пожали друг другу руки.
– Чем вы прогневили группу хоккеистов ЦСКА во главе с Фетисовым, которые вскоре открыто выступили против вас?
– Надоела моя требовательность. Есть ассистенты, которых легко подмять, они молчат, со всем соглашаются. Это не в моем характере. Впрочем, игроков в той ситуации не виню. За ними стоял один человек из клуба, с его подачи и организовали бучу. Когда же в присутствии Тихонова я произнес несколько слов, Фетисов сразу дал задний ход: "Петрович, извини". Инцидент был исчерпан.
– Правда, что в СКА 80-х за победы дарили книжку о Ленинграде на французском языке?
– При мне такого не случалось. Но допускаю. СКА был одним из беднейших клубов высшей лиги. Содержался за счет Ленинградского военного округа. Для командующего выписать премию 25 рублей – и то проблема. Проще отдать все, что на балансе – часы, фотоаппараты, бинокли… Помню, маршал Гречко как-то пошутил: "Дарю хоккеистам черте что. Может, лучше танк?! Продадут – хоть деньги будут…" Но не рискнул.
– Ленинград – ваш город?
– Да, раз отработал там в общей сложности лет пятнадцать. Хотя привыкал долго. Тяжелый климат, не слишком доброжелательное отношение к москвичам. Ленинградцев за свой город переполняет такая гордость, что иногда это переходит в гордыню.
– Они для вас по-прежнему ленинградцы?
– К тем, кого давно знаю, обращаюсь шутя: "Привет, блокадники!" Никто не сердится. Я ж любя.
– Из армии в запас уволились подполковником?
– Да. После того как на чемпионате мира-2002 сборная заняла второе место, мне присвоили полковника. Но особой категории, когда звание на размер пенсии не влияет. Ну и ладно.
– Почему тот чемпионат стал для вас последним в сборной?
– А я вам расскажу. Работу эту я очень любил и ценил. Мечтал со сборной выиграть Олимпиаду. Но перед Нагано и Солт-Лейк-Сити начиналась закулисная возня, в результате которой команду на Игры везли другие тренеры (в 1998-м Юрзинов, в 2002-м – Фетисов. – Прим. "СЭ"). Я понял, что в Турин мне поехать не дадут. Что-нибудь обязательно придумают – и вновь отцепят. В третий раз наступать на грабли не желал. Своих помощников, Крикунова и Белоусова, заранее предупредил: "Это для меня последнее первенство. Как бы ни сыграли". Заняли второе место. Мне предложили работать со сборной дальше – и я ответил: нет! Всё! Сейчас смотрю на это уже глазами хоккейного пенсионера и понимаю – правильно сделал.
– В золоте чемпионата мира-1993 большая заслуга Быкова?
– Громадная! В нас же не верила даже родная федерация, которую возглавлял мой друг Петров. Слишком много молодых было в команде. Быков с Хомутовым тогда считались суперзвездами, но себя не выпячивали. Ни на льду, ни за его пределами. Пахали наравне со всеми.
– Дружбы между ними уже не было?
– В 1993-м они еще дружили. Дороги их позже разошлись. Я с разными хоккеистами поработал в сборной, были среди них и звезды НХЛ, но по отношению к делу до Быкова с Хомутовым не дотягивает никто. Они сцементировали коллектив. С каждым днем мы становились сплоченнее. Ребята на площадке бились так, что это не могло не принести результат. Защитник Димка Фролов сломал большой палец на ноге – и все равно вышел в финале!
– Когда вы впервые увидели Дацюка?
– В Ленинграде проводили финал молодежного чемпионата России. Пашке было лет 17, играл во втором звене за "Автомобилист". Я хотел оттуда забрать в СКА человек шесть. Но тренер взмолился: "Петрович, ты что? Меня уволят!" В итоге позвал не Дацюка и Симакова, который тоже приглянулся, а троих ребят постарше.
– Прогадали.
– Увы, те не раскрылись. Дацюка планировал на следующий год взять, но закрутился и… Просто забыл. Вспомнил, когда уже ЦСКА принял. Звоню своему другу Крикунову: "Васильич, служит у тебя рядовой. Фамилия Дацюк. Давай обойдемся без армейских директив – сам пришли паренька".
– Прислал?
– Куда ж он денется? С армией шутки плохи. Но у Пашки травма колена, на операцию нужно три тысячи долларов. Как ни странно, деньги руководители клуба не нашли.
– Еще и чучелом огородным Дацюка обозвали, как рассказывал ваш ассистент Игорь Тузик.
– А-а-а! – Михайлов горестно махнул рукой. – Вот такие попадались начальники. С болью в сердце отправил Пашку обратно. Он восстановился, через год уехал в "Детройт" и стал хоккеистом, которым по сей день восхищается весь мир. Но заложил основу и развил его качества Крикунов.
* * *
– Фидель Кастро каким запомнился?
– В 1976-м он был с визитом в Москве. Маршал Соколов, большой любитель хоккея, привел его на матч ЦСКА. После игры Фидель спустился на лед, получил клюшку, сфотографировался с нами. Всю команду пригласил на Кубу отдохнуть. Но никто не поехал.
– Почему? Адрес не оставил?
– Напрасно смеетесь. Этим занимался его брат Рауль, министр обороны. Сказал: "Ребята, ждем в любое время. Достаточно одного звонка – встретим, все организуем…"
– До сих пор ждет.
– Наверное. Интересно, конечно, на Кубе побывать. Но слишком далеко. С Володькой любили отпуск под Ялтой проводить. В санатории для офицеров стран Варшавского договора. Рядом совхозы, куда постоянно зазывали выступить.
– Чем угощали?
– Крымскими винами, чем же еще?! Стандартный вопрос той поры: "У вас канистры пустые есть?" Мы хохочем: "Не-а, берем напрокат". Как-то со всего побережья собрали мощную бригаду – Харлам, Петя, Лутченко, Волчков, я… Побеседовали с народом, потом нам столько канистр с вином подарили, что еле унесли. Отказываться бесполезно. Любые наши доводы разбивались об ответ: "Ребята, мы же от чистого сердца…"
– В Канаде вас помнят?
– Последний раз был там лет пять назад. Узнают в основном люди моего возраста или чуть моложе. То есть те, кто видел Суперсерию, матчи ЦСКА с клубами НХЛ. А в Торонто на улице окликнул какой-то старичок-эмигрант: "Товарищ Михайлов, дайте, пожалуйста, автограф".
– Давно вас так не называли?
– "Товарищ Михайлов"? Да уж. Ну и не надо.
– Нам рассказывали, как в начале 70-х на базе в Новогорске вы с Петровым и Харламовым встретили легендарного спринтера Валерия Борзова. И спросили…
– Я понял, о чем вы. История такая была – только без Пети и меня. Не в Новогорске, а на БАМе. В те годы после завершения сезона спортсмены шли в народ. Те, кто играл за ЦСКА и "Динамо", мотались по воинским частям, гарнизонам. На БАМ же решили послать Мальцева и Харламова, еще холостых. Там они столкнулись с Борзовым. Заспорили, кому бежать в магазин. До закрытия оставалось минут пять. Малец говорит: "Чего я-то? Вон, Борзов – самый быстрый человек на планете. Он точно успеет!"
– С Высоцким были знакомы?
– Артисты часто приезжали на базу в Архангельское. На сборах дуреешь от нагрузок, сидишь вечерами, смеешься на луну. Нам любой концерт в радость. Но когда объявляли, что будет Высоцкий, в зале были забиты все места. И вот, выходит он с гитарой, тушит сигаретку... После выступления общались. Он на Таганку приглашал. К сожалению, при жизни Высоцкого так туда и не дошел. Я вообще не театрал, но сейчас с женой изредка выбираемся. Из последнего безумно понравился спектакль "Песни нашего двора" в театре "У Никитских ворот". Атмосфера удивительная, как будто на два часа вернулся в детство. Если не были – сходите обязательно!
